Фрикшоу

1―3

Я зашла в туалет и примерила ободок. Он прекрасно сидел, создавая впечатление, что рожки — это элемент ободка, а не мои собственные. Наклонившись над раковиной, я умылась. Косметика мне не требовалась, пигмент в коже создавал тени, алые губы, подводку для глаз, жаль, правда, что всегда одинаковую. Всё, хватит уже скрываться за ширмой безразличности. Мы должны договорить. Я не хочу оставлять всё так.

Расплатившись, я выбежала из ресторана и огляделась по сторонам узкой улицы с мерцающими вывесками барбершопов и дорогих бутиков с массажными салонами вперемешку. Эйприл нигде не было. Я побежала по тротуару в сторону бара Эйприл, но очень скоро перешла на быструю ходьбу из-за взглядов мужчин, прикованных к моей подпрыгивающей развевающейся юбке.

Вскоре улочка закончилась парком, по центру которого стояло здание «Центра эвтаназии». Появляться такие центры по городам стали совсем недавно, не больше 10 лет назад, в связи с участившимися случаями суицида пожилых на всей Земле. На протяжении всех тропок стояли информационные цифровые стенды с призывами подумать о том, что жизнь прекрасна, пока она длится. «Даже в преклонном возрасте можно найти смысл жизни, позвоните нам, и мы поможем». Чтобы как-то отвлечься, я постаралась поставить себя на место престарелых людей, 130–160 летних, которые приходят сюда с одной лишь целью. Покончить с собой. Основная причина, как пишут СМИ, — усталость от жизни. Я заметила одного старичка, сидящего на скамейке под фонарём, чуть дальше на моём пути. Мед. сотрудника поблизости не было. Возможно, пересменка. Поравнявшись с дедулей, я остановилась и обратилась к нему.

— Здравствуйте, вам помочь?

Дедуля отвлёкся от рассматривания своих ботинок и мыслей прищурившись в моё лицо. Морщины украшали его, а негустая бородка ещё не вся была затянута сединой. Руки, сложенные на палочке, испещрены синими выцветшими татуировками.

— Да чем ты можешь мне помочь, дочка. Вирус не отменишь распылённый в 2005, мы с Мартой тогда только решились ребёночка родить, да только не дали нам. Всё пытались и пытались, а без толку. Марту мою не воскресишь, она в седьмом году погибла при «Восстании Молодожёнов» в Новосмоленском районе, прямо у меня на руках умирала, а я выжил. Ой, ну и бойня была, людям ведь много не нужно было. Кровиночку свою передать, жизни радоваться новой, а нас на поражение глушили. Чтоб их так же стреляли, Глобалистов этих, корпоративных подстилок. А потом, как они к власти пришли в восемнадцатом году, так я в партизаны подался, ещё пять лет мы им спуску не давали, подрывали линии снабжения и районные центры их, а потом весь наш отряд положили, а я выжил. Двадцать лет меня перевоспитывали в колониях, да только не выйдет. Знаю я, кто враг, и живым не дамся им. Пусть хоть всю кровь выпьют, нет… — дедуля всё говорил, уставившись в мерцающий свет здания центра вдалеке, а я высматривала глазами медсестёр. На вид дедушке было 110, возможно, когда происходили все эти события, им с женой было по 50–60 лет. Увидев одного из персонала, я подняла руку. Кивнув на сигнал, мед. брат засеменил ко мне.

И вот каждый день я прихожу сюда, со мной кто-то заговаривает, и мы говорим, а потом я иду домой, потому что проголодался. Но от этого я тоже устал. Может пора, дочка? — внезапно спросил он и посмотрел на меня.

— Да что вы, я… мне кажется… — сильно опешив, умоляющим взглядом посмотрела на мед. брата, который только подошёл.

— Николай Николаевич, вы что-то поздно сегодня. Вы с термосом? — начал разговор мед брат.

— Да какой термос, ты чего? Зачем он мне на том свете-то? — возмутился дедуля, а я медленными шажками продвигалась дальше по тропке, не отворачиваясь от говоривших.

«Теперь мне уже точно не нагнать Эйп» — подумала я и, как только достаточно удалилась, повернулась в сторону бара. Возникла мысль позвонить и спросить, там ли она, но что если трубку возьмёт Эйприл? Нет, по телефону я с ней говорить не хочу. Хочу её видеть, обнять, поцеловать в последний раз, если разрешит.

Парк закончился оживлённой улицей с проезжающими электромобилями различных мастей и редкими машинами на бензиновой тяге. Я остановилась у перехода, старательно ожидая, когда закончатся сто десять секунд красного света, однако мою сосредоточенность нарушила припарковавшаяся на переходе машина. Стекло опустилось, и я услышала голос.

— Привет, красавица, подвезти? — мужчина облокотился на пассажирское кресло и попытался увидеть моё лицо, но этого не произошло, так как я была слишком высокая, два метра двадцать сантиметров на каблуках, а он припарковался слишком близко ко мне.

— Нет, спасибо, — ответила я, руками инстинктивно прижимая юбку спереди к ногам и отойдя на пару шагов. В его лице не было какой-то похотливой улыбки или ехидства, просто приветливость, однако принимать предложение мне всё равно не захотелось.

— А встретиться как-нибудь не против? — отличная уловка на то, чтобы я сказала на автомате «нет», и он подловил меня.

— Извините, я занята, — строго сказала я и переключила внимание на цифры светофора перехода. Сорок пять секунд.

— Эх, жаль, но попробовать стоило. Удачи, — он улыбнулся и махнул рукой, усаживаясь прямо в водительском кресле.

— Спасибо. И Вам, — ответила я более мягко и с ответной улыбкой. Подошедшие на переход люди за мной молчали, чем вызвали смущение, а затем страх. Парень на машине был отвлечением? Я резко развернулась и занесла ногу назад для размаха, но позади были только девушка и парень, испуганные моими резкими движениями и грозным видом. Я расслабилась и повернулась обратно.

Сколько я уже не ходила так поздно одна? Возвращается ощущение, что надеяться можно только на себя и постоянный страх. Рада ли я этому? Ничуть, но привязывать к себе Эйп, только потому что за её спиной я чувствую себя уверенно… Честно ли это? Нет. Тогда может отпустить её и не искать? Переход загорелся зелёным, и мы пошли, однако неуверенность в ответах поубавила мой пыл и скорость. До бара оставалось ещё десять минут хода и пара улиц. Город жил своей вечерней жизнью, бродили туристы и прогуливающиеся парочки, спешили с работы офисные работники. Нет. Я виновата и должна извиниться перед ней. С новыми силами я дошла до переулка с неоновой вывеской «Muteants». Эйп говорила, что слово можно перевести как «Заглушённые муравьи» или с перепоя, просто не увидев лишнюю букву, прочитать как «Мутанты». Под вывеской уже несветящимися буквами значилось первое правило бара: «Запрещено прятать свои мутации, кроме половых органов». Слева и справа на окнах кто-то баллончиком написал «сдохните уроды», а под окнами кружились листовки организации «Анти О». Похоже, недавно тут был пикет ненавистников людей с отклонениями.

Дёрнув ручку двери, я вошла и расправила хвост. В баре было много людей, но не так много самих мутантов. Некоторые мне знакомы: остроухий и высохший от наркотиков Тарас, Клыкастая Бичи, прозванная так за орочьи длинные клыки, а Бичи — это её имя. Димон с вечно сутулой спиной и хвостом, как у кенгуру. Остальные, на первый взгляд, были ближе к обычным, но с отклонениями по планке Глобального правительства. Я прошла к барной стойке и села на высокий стул. За баром была Джина, работница Эйп, так же как и я сексуально ориентированная ГМ. Её полные и красивые алые губы завораживали, а объёмы груди, сравнимые с моими, уж точно отвлекли бы от губ кого угодно.

— О, привет, Анна! — поприветствовала она меня. — Как поживаешь? Тебе как обычно?

— Да, — на автомате ответила я, хотя не собиралась пить, и добавила, уже решив, что трезвой встречать Эйп не хочу. — Хотя нет, хочу джина.

— О, малышка, я не продаюсь, — улыбнулась она.

Натянуто я тоже улыбнулась шутке, думая о том, пытается ли она вообще запоминать с кем её шутила, а с кем нет.

— Эйп здесь? — спросила я, как только она поставила передо мной стакан.

— Сейчас, подожди. — Джину кто-то позвал с кухни.

Дерьмо. Ну ответь ты на вопрос и иди, какого чёрта? «Да», «Нет», блядь. Со злости я сделала пару глотков и полезла в сумочку проверить телефон. Что-то дотронулось до самого кончика моего поднятого в нервозности хвоста. Инстинктивно отдёрнув его, я оглянулась. Молодой парень, лет 30, с белоснежной улыбкой и стандартно красивыми чертами лица стоял с одной поднятой рукой в том месте, где раньше был мой хвост, а в другой держал олдфешн с тёмным напитком.

— О, врождённый, большая редкость. — Пробасил он и, обойдя меня со спины, сел по левую руку. — Будь он выращен в инкубаторе и пришит, не имел бы такой грации и… чувствительности. — последнее слово он произнёс с придыханием и попыткой обольстить.

Ничего не отвечая, я уткнулась в телефон, проверяя сообщения в социальных сетях. Он, похоже, очень большого о себе мнения, раз позволяет себе трогать людей за хвост без спроса, кроме того, вылощенные манеры и его лицо без изъянов раздражали меня сейчас.

— Честно признаться, я сам подумывал о таком способе обрести отклонения, но с врождёнными они никогда не сравнятся. Да и до того хотелось бы родить ребёнка и жениться на красавице с таким же потрясающим хвостом, как… у тебя. — запас приёмов обольщения, похоже, базируется на придыхании с последним словом и улыбке.

«Заливай больше», — подумала я. Такие приходят сюда в поисках возможности присунуть любому человеку с теми отклонениями, на которые дрочили с детства, лишь бы чувствовать своё превосходство. Соблазнить будущим полноценной семьи и пару месяцев походить в отель. Куда угодно, только бы не домой к опостылевшей стандартной жене или девушке. Или мужу. Стандартные женского пола тоже частенько сюда заходят.

— Я пришла сюда не знакомиться, я… — запнулась. Хотела сказать, что занята, но не смогла. Огорчённая провалом, взяла в руки стакан и сделала пару глотков. — Я пришла сюда извиниться перед девушкой. За то, что была невнимательна с ней. За то, что не была открыта и относилась к ней…

Про себя отметила, что он не улыбается, не поддакивает, не стремится перевести всё в шутку, а просто слушает. Это было странно, но то, что нужно сейчас.

— Как-будто она статист в моей жизни. Поглощённая своими проблемами, своей целью, не замечала её чувств, — глядя в стену, уставленную бутылками, продолжала я. — Сегодня она вела себя очень странно и грубо, потому что ей надоело, что я сторонюсь её. Мы встречаемся уже семь месяцев, а сегодня… я сказала, что уезжаю завтра. Это стало последней каплей, похоже.

Замолчав, почувствовала, как слёзы текут по подбородку. Я выпила ещё и увидела краем глаза протянутый платок. Какой архаизм — носить с собой платок в эпоху бумажных полотенец. Взяла его.

— Нуу… ты та ещё бесчувственная сука, похоже, — сказал он спокойным голосом, пародируя моё окончание фразы интонацией. — Понятно, что ты её не любишь. И наверняка, ей это тоже понятно. Но хорошо, что ты пытаешься извиниться за своё поведение.

Я молчала, благодарная незнакомцу за то, что смогла выговориться и поплакать. Слегка. К стойке уже стекались люди за новой порцией напитков.

— А где она сейчас? — спросил он после паузы.

— Это я и пытаюсь выяснить, — очень вовремя вышла Джина и подошла ко мне, чем-то обеспокоенная.

— Слушай, Анна, звонила Эйприл, просила… У вас что-то случилось?

— Что она сказала? — борясь с гневом, процедила сквозь зубы.

— В общем, просила передать, если придёшь, чтобы ты шла домой, она скоро приедет.

Я схватилась за сумочку и спрыгнула со стула, ощутив нелёгкое покачивание в голове и мягкость в ногах от алкоголя.

— Она вдрызг пьяна, Анна! — остановила меня Джина. — И последнее, что она делала, пока говорила со мной — это искала ключи от машины.

— Твою мать, — с ужасом выговорила я. — Нужно ехать к ней срочно. Закажу такси.

Лощёный, что всё это время сидел рядом, откашлялся.

— Позвольте внести предложение? — сказал он, переводя взгляд с меня на Джину.

— Быстрее, — я вызывала такси.

— Я бы предложил вам ехать домой и ждать её там, а кому-то, например, мне, ехать к её дому и не дать сесть за руль. Машина у меня спортивная, должен добраться быстро. Если она будет дома, то я позвоню и вы приедете, пока я буду её задерживать.

Мы с Джиной переглянулись.

— А тебе это зачем, сердобольный? — спросила она, смеряя его взглядом.

— Затем, что я скучающий денди, ищущий впечатлений, — ответил он и развёл руками.

— Анна, он дело предлагает, — я в ответ ей кивнула. — Тогда доставай права и держи на уровне лица, я сфоткаю. И если только с ней что-то случится… — угрожающе закончила Джина.

— Обещаю применять силу только в крайней необходимости, — ответил лощёный, копаясь в бумажнике.

— Скорее она тебя отлупит, так что лучше беги, если она будет настроена серьёзно. Зовут её Эйприл, волосы пружинками, с тебя ростом. Телефон свой диктуй, — мы двинулись к выходу после того, как Джина сфотографировала его с документами.

— Постой, ты же сам пил, — я остановилась, и он влетел в меня, обхватив бёдра, но тут же отпустил руки, подняв их на уровень груди.

— Я пил колу. Я вообще не пью, — было в его взгляде что-то неприятное, или я проецировала на него своё общее недоверие ко всем «Чистым». Не готова была судить сейчас, но его помощь была бы незаменима.

Он продиктовал номер, и я села в своё такси, а он в свой спорткар. Адрес Эйприл я выслала ему в сообщении. Как и ожидалось, фотка в Фейскроле стояла у него сверхнапыщенная, но это не имело значения. Доверять ему также не было смысла, однако как мы, на мой взгляд правильно, оценили с Джиной, обманывать нас у него не было ни одного повода.