Фрося поняла, что без помощи снотворного ей сегодня не уснуть. Она приняла сразу две таблетки и через короткое время провалилась в тяжёлый, но столь необходимый сейчас, сон. Пробудившись, поняла, что уже довольно поздний час, окно, не смотря на зиму, уже осветило спальню и находящиеся в ней предметы мебели и мелкие вещи. Голова была тяжёлая, сказывалось пережитые вчера треволнения и принятое на ночь снотворное. Нехотя поднялась с кровати и приступила к ежедневному утреннему распорядку. Алесь уже давно удалился на занятия в музыкальном училище, но на кухонном столе обнаружила от него записку:
«Бабуля, надеюсь, что проснёшься в добром здравии. Позвони немедленно Тане. Я тебя не добудился, а Анжелке необходимо с тобой срочно поговорить. Целую, Алесь.»
Фрося тряхнула головой, отгоняя последние признаки сонливости — ну, что там приключилось, сама ещё не знаю, что думать, что делать, куда бежать… Трубку телефона подняла Анжела, буквально после первого звонка:
— Бабушка, маме очень плохо, она не поднимается с кровати, ничего не кушает, не пьёт и только плачет.
— А, где Лена с Сёмой?
— Лену отправила в школу, Сёмочку завела в садик, а сама не пошла в школу, караулю маму, мне за неё страшно.
— Анжела, я сейчас приеду, не отходи от неё.
Фрося в считанные минуты собралась и вылетела из дому. Не успело сердце успокоиться от вчерашних стрессов, на тебе, новые. Старшая, не по годам взрослая дочь Тани открыла дверь и прошептала:
— Бабушка, как хорошо, что ты так быстро приехала, я не знаю, что мне с мамой делать, она заговаривается.
И девочка вытерла рукавом свитера слёзы. Фрося скинула шубу и прямо в сапогах рванулась в спальню, где на кровати лежала бледная, как полотно невестка, широко распахнутыми глазами, уставившись в потолок.
— Танечка, Танюшка, миленькая моя, что с тобой, моя хорошая, возьми себя в руки, ты ещё так нужна своим деткам, а скоро понадобишься Семёну…
Таня неожиданно улыбнулась:
— Не нужна я ему, не нужны ему наши дети, лучше бы он умер, чем бросил нас, лучше бы я его похоронила в цинковом гробу, чем жить и знать, что мы ему до лампочки.
И Таня забилась в рыданиях, даже не пытаясь вытирать обильные слёзы, текущие по бледным щекам. Каждое сказанное горькое слово невестки, резало душу Фроси без ножа, кромсая его на части, но она не дала воли своему гневу, а присела на кровать и обняла худенькое тело.
— Танюшка, мы пока ничего толком не знаем, кроме того, что он выжил в тех страшных условиях. Я уверена, что он это сделал ради тебя и ваших детей. Он не мог забыть тебя, и не мог предать, ведь он пошёл даже против моей воли, чтобы быть с тобою вместе.
Таня вдруг закричала:
— Зачем, зачем, зачем он пошёл на эту проклятую войну, в эту идиотскую армию, кому он что-то доказал?! Я не хочу больше жить, я не хочу больше жить!
И уже шёпотом:
— Я не хочу больше жить…
— Танюша, Танюша остановись, успокойся, возьми себя в руки, не пугай меня и деток, ты нам так нужна, ты мне нужна, мне самой хоть в петлю лезь, ведь это моя кровиночка, мой самый любимый сыночек.
Вместе с последними своими словами, Фрося затрясла безвольное тело ополоумевшей невестки, сама, заливаясь слезами.
— Танечка, доченька моя, давай пройдём через это, давай пересилим горе, я тебя никогда не брошу, деточка моя, мне самой так плохо.
У Тани вдруг высохли слёзы.
— Мама, не бросай моих деток если я умру…
— Дурочка, что ты говоришь, возьми себя быстренько в руки, мы должны всё с тобой одолеть, и обязательно встретится с нашим Сёмочкой, вы ещё нарожаете с ним деток, а я буду с вами рядом, я буду с вами рядом…
Фрося гладила по растрепавшимся волосам убитую горем невестку, сама она уже не плакала и полностью взяла себя в руки — ей нельзя раскисать, иначе трагедии не миновать. Убаюканная ласковыми руками Фроси, Таня забылась тревожным сном. Она вздрагивала и стонала, сжимала и разжимала пальцы, голубые тени легли под глазами, и без того худые щёки, буквально, ввалились: бедная девочка, кто мог подумать, что её так глубоко потрясёт моё сообщение, а ведь я ждала совсем другой реакции. Фрося вышла из спальни и встретилась с печальными, испуганными глазами Анжелы, в которых стоял немой вопрос. Она обняла за хрупкие плечи девушку и прижала к груди.
— Анжелочка, маме твоей очень плохо, но мы с тобой должны ей помочь, кто ещё это сделает лучше нас. Пока ей не станет лучше, я поживу у вас. Не отходи от неё не на минуточку, а я быстро съезжу к себе домой и привезу сумку со своими вещами.
— А Алесь?
— Не маленький, сам справится, да, и дома он почти не бывает, а покушать, может смело приезжать к нам.
По дороге домой и обратно, Фрося спокойно обдумывала сложившуюся ситуацию — надо всё сделать, чтобы вывести Таню из этого состояния, на лицо нервный срыв, трудно даже предположить, чем он чреват. В поликлинику её сейчас не завезёшь, а невропатологу показаться необходимо, а то так дойдёт и до психиатра. Отметая, весь бред, что наговорила невестка в запале, Фрося всё же не могла забыть горьких и во многом справедливых слов. Действительно, зачем он пошёл в эту идиотскую армию, имея за плечами учёную степень, кому и что он и, взаправду доказал, но сейчас обвинять его в предательстве и подлости очень преждевременно, ведь они ещё не знают всех обстоятельств пленения, условий в которых он там пребывал и, чем вызвана его служба у этого афганского полевого командира.