Фрося. Часть 6

Глава 50

Фрося с непередаваемым наслаждением растянулась в своей постели. Как долго и трудно тянулась болезнь Тани и, как быстро убегают дни. Надо будет в ближайшее воскресенье выйти на толкучку и постараться продать мпоследнее из того, что у неё ещё хранится в баулах. Кому сейчас нужна эта хрусталь и другая посуда, когда появилось полно импортного товара, поляки прут мехами товар ширпотреба, взамен скупая электротовары, золото и антиквариат. Как они всё привозят, а потом увозят, она ума не могла приложить. С этими мыслями и уснула. С самого утра отправилась к Карпеке, она с ним не виделась почитай со второго января. Да, со злополучного второго января, когда после застолья у Фроси, приключилась драма с Марком. С тех пор, они только накоротке говорили по телефону. Фрося переступила порог кооператива, так называлось помещение, пропахшее клеями и кожами, где зарабатывал себе на жизнь друг Валера. Тот сидел, развалившись на стуле, ноги положив на другой. Перед ним стояла пепельница полная окурков, в пальцах он держал очередную сигарету, от которой к потолку струился сизый дымок.

— А, Фросенька, привет, привет, сто лет не виделись, проходи, присаживайся.

— Валерочка, что за поза и настроение, где твой боевой дух и кипящая энергия?

Фрося присела, радостно улыбаясь другу. Карпека скинул ноги и занял обычное сидячее положение.

— Фрось, о каком духе и энергии может идти речь, если нет заказов, зимний сезон заканчивается, а весенний ещё не наступил. Да, и нужно честно признаться, никому моя обувь уже не нужна, посмотри, появился какой-то «Белвест», «Ленвест» и кто его знает, какой ещё «Вест» появится…

— Валерочка, так может быть, стоит поменять род деятельности?

— Ага, пойду в рэкетиры или в киллеры, сейчас это уже модно и бабок приносит не хило.

— Валера, у тебя светлая голова, руководитель ты от бога и с людьми умеешь ладить…

— Фрось, ты ведь знаешь, мозги пропил, работу заведующего потерял, а ладить могу только с тобой, вон, с Галкой никак не получается.

Фрося вздохнула.

— Валера, не отчаивайся…

И вдруг наклонилась к другу и зашептала:

— Давай, откроем цветочный павильон, а может быть, оздоровительный центр с сауной, массажем и обедами, а можно, попробовать открыть кооперативное кафе, люди у нас всегда любили и будут любить вкусно покушать…

Карпека перебил её:

— Оставь ты, всё это химера, я сапожник и не более, а во все эти кафе-смафе надо бабки вкладывать, а у меня тю-тю, были и все вышли, я уже свой гараж даже продал.

— Ты, с ума сошёл, а машина, будет гнить под дождём и жариться на солнце?

Карпека махнул рукой.

— Фрось, ты зачем пришла, мне душу разрывать или уму-разуму учить? Выкладывай и пойдём отсюда, поеду домой, накачу и завалюсь в берлогу, во сне не так всё мрачно.

— Ах, Валера, Валерочка, а я шла к тебе за поддержкой и советом.

— Ну, это, пожалуйста, хоть сто порций, словом не деньгами, помочь всегда рады.

— Валерочка, не паясничай, поверь, мне не до этого.

— Прости, давай, выкладывай, с чем пришла, когда решаешь заботы других, свои кажутся плёвыми.

Фрося подробно описала всё произошедшее за последние два месяца, а именно столько они не виделись. О многом он знал, но только в деталях, а теперь она ввела его полностью в обстоятельства произошедшего с нею и вокруг неё.

— Ну, с Марком всё ясно, гордыня заела, хотя оставаться здесь ему было тоже совсем не с руки. На мой взгляд, вам надо определится с судьбой Семёна и всем гуртом отчаливать в Штаты…

— Куда? Ты, с ума сошёл, к кому мы поедем и, что там будем делать?

Фрося от негодования вскочила на ноги и подпёрла руками бока.

— Так, чего вскочила, сядь на место и слушай внимательно — как и собиралась, иди в американское посольство и выкладывай свои новые сведенья о сыне. Проси, чтобы тебя связали с тем Леоном и говори им, что тот обещал поддержку еврейских организаций, не забудь сказать этим янкам, что твой сын был подающий надежды учёный-физик, и, что его тут замордовали, из-за его еврейской принадлежности, это прокатит, они это любят. Секёшь, вы становитесь политическими беженцами, гонимые властями, ущемляющими права молодого учёного и жертвы войны в Афганистане, а в связи с этим, естественно твой сын не может вернуться в страну, где он станет изгоем, если не хуже.

— Валера, ты сам хоть слышишь, что мне говоришь, предлагаешь, нам всё бросить и ехать в чужую страну…

Карпека властно перебил её:

— Нет, оставайся здесь и скоро будешь не бросать, а распродавать, как это сделал я с гаражом, и, помяни моё слово, это только начало.

— Валерочка, так ведь ещё ничего не известно толком о Семёне, захочет ли Таня срываться с детьми, а другие мои дети и внуки…

— Фроська, не зли меня! Таня поедет за своим милёнком хоть на край света и даже не задумается, один твой сын уже давно в Польше и возвращаться, насколько я знаю не собирается. Великий твой коммунист в тебе мало нуждается, он с тобой и без тебя скоро просрёт страну. Ах, да, забыл, ты ещё упомянула внуков, так насколько я опять знаю, с тобой рядом находится всего лишь один и ты уверена, что он ещё долго задержится возле стареющей бабки?

— Валера, ты решил своё плохое настроение вылить на меня, но ведь и тебе от этого легче не станет…

— Дурочка, если бы у меня была хоть какая-то сейчас возможность покинуть этот дурдом, я бы даже не задумался, лучше бы такси, как Марк водил, чем буду смотреть на весь этот бардак, а завтра пойду на улицу просить христа ради…

— Валера, я пойду, пожалуй, ничего не скажешь, ты меня обнадёжил и поддержал. После разговора с тобой мне в пору самой обратиться к твоему протеже Славику Славенко.

— Иди Фрося, иди, но только прошу, не отмахивайся от моих слов, подумай над ними на досуге, но перед тем, как ты пойдёшь обдумывать, всё же добавлю. Ты, вот злой бедой на Марка, а ему сейчас, наверное, в тысячу раз хуже, чем тебе. Разве ты знаешь, какие последствия после травмы у него, как это ослепнуть в шестьдесят шесть лет, быть зависимым от всех на свете, ты закрой глаза и проживи хотя бы один день так — просыпаешься и не знаешь утро или ночь, одеваешься — и не знаешь, в белое или в чёрное, идёшь — и не знаешь во что лбом засадишься… и это только самая малость из всего, что нас в жизни окружает. Нет, нет, не перебивай меня, дай уже доскажу до конца. Ты здесь сидишь и жалеешь себя покинутую, вместо того, чтобы всё предпринять от тебя зависящее и полететь к любимому, чтобы скрасить ему жизнь своим присутствием, быть его глазами, а ведь это так легко, когда любишь, просто не молча смотреть на окружающее, а рассказывать о нём, разве это трудно, а особенно дорогому человеку…

— Валера, ты всё перевернул с ног на голову, я ещё не успела очухаться от сообщения о пропавшем сыне и болезни Тани, а ты мне вывернул на душу полный ушат холодной воды. Мне нечего тебе сейчас ответить, но я обо всём этом подумаю. Спасибо, что выслушал и проветрил мне мозги, но что-то после этого ужасно разболелась голова.