GAME OVER Как Nintendo завоевала мир

Глава 14. Песня «Тетриса»

Хэнк Роджерс сразу понравился Алексею Пажитнову. Из всех, с кем он имел дело, от Стайна до бюрократов из «Элорга», Роджерс был единственным, кто искренне любил Tetris. Он понимал в компьютерах, он говорил на языке игр и понимал чистую красоту дизайна Tetris.

И «Элорг», и Академия наук надеялись на установление отношений на Западе с кем-нибудь, кроме Роберта Стайна. Конечно, они хотели получить максимальное вознаграждение, поэтому с появлением Роджерса в Москве и его контактом (через шахматистов и компьютерных специалистов) с Пажитновым у русских появились второй претендент и механизм влияния на Стайна.

Со своей стороны, Роджерс был удивлен наивностью представителей СССР в вопросах лицензирования. «С кем бы они ни имели деловых отношений, у них было слабое представление о реальном положении вещей», — впоследствии рассказывал он. Им был незнаком профессиональный жаргон, поэтому им могло быть тяжело общаться с Роджерсом.

В ходе первой встречи в «Элорге» ему предложили кофе, и он согласился. В прохладной необставленной комнате раздавалось гулкое эхо. Роджерс говорил больше всех вместе взятых. В начале встречи он, словно лектор, рассказал русским о видеоигровом бизнесе.

По завершении встречи у Пажитнова и Роджерса завязался разговор, вылившийся в совместный ужин в ресторане. После него Пажитнов пригласил Роджерса к себе домой, чтобы показать другие программы, над которыми он работал. Вечер прошел в откровенных разговорах и в хорошем настроении. Пажитнов, подозрительно относившийся ко всем людям с Запада, пытавшимся причаститься к Tetris, пришел к выводу, что «самым главным в Хэнке было то, что он не просил никаких гарантий. Он ничего не предлагал мне и ничего не просил взамен».

На следующий день в «Элорге» Роджерс представил предложение о покупке прав на Tetris для портативных систем. В течение нескольких последующих дней соглашение было доработано и подписано 21 февраля.

Восхищенный этим, Роджерс пообещал немедленно выписать авансовый чек. Он также уверил русских, что роялти будут существенными; портативный Tetris принесет значительное количество денег. Будучи в приподнятом настроении, он отметил, что с собой взял экземпляр Tetris для домашней видеоигровой системы, которая продавалась в Японии. Он достал из портфеля картридж для Famicom в яркой упаковке и с гордостью передал его русским; те непонимающе заерзали на стульях, Николай Беликов спросил: «Что это за игра?»

Роджерс объяснил, что это была его версия Tetris для Famicom, видеоигровой системы, выпущенной Nintendo в Японии. Русские ничего не слышали о Nintendo.

Роджерс напомнил собравшимся, что они сами одобрили эту версию ранее.

Беликов покачал головой. «Мы ничего не одобряли. Мы никогда не давали никому лицензий на производство этого!» — со злостью сказал он.

Радость испарилась, и Роджерс понял, что возникли проблемы. Запинаясь, он сказал русским: «Я купил эти права у Tengen и отдал за них кучу денег!»

Беликов сжал кулаки. «Мы не знаем никакую Tengen, — сказал он. — Мы ничего не понимаем». Роджерса осенило, что лицензия от Atari Games / Tengen для версии Famicom была «фикцией», как он выражался позднее.

Роджерсу пришлось рассказать русским о своих переговорах по поводу прав на домашние видеоигры, вначале со Spectrum Holobyte, затем с Atari. Он поведал, что вел переговоры с Atari больше шести месяцев и что Atari объявила о выпуске Tetris для NES в Америке. Но и это еще было не все: Atari продала компании Sega права на создание версии Tetris для игрового автомата на японском рынке.

Все это время русские молчали. «Игровой автомат поступил в продажу?» — спросил Беликов. Роджерс кивнул.

Тогда Беликов заговорил уже на русском языке, давая инструкции своему помощнику, который на несколько минут исчез; Беликов сказал Роджерсу: «Мы не лицензировали создание версий Tetris для домашних систем или игровых автоматов. Сейчас я вам докажу это».

Помощник вернулся и положил на стол большую стопку документов. Беликов начал просматривать документы, пока не нашел копию контракта между «Элоргом» и Робертом Стайном. На протяжении нескольких минут он детально изучал текст; найдя то, что искал, он положил бумагу на стол, пальцем указывая на параграф, где указывался объект прав, отданных Andromeda Software Роберта Стайна: версия для IBM PC и других компьютерных систем.

Роджерс был так же потрясен, как и русские, но его беспокоил вопрос сохранения уже купленных прав на видеоигры. Он сказал, что ему, по видимости, лгали и что он хотел бы договориться с русскими по-честному; он мог бы заплатить за все уже проданные игры.

Беликов назвал это приемлемым, но взял день на раздумья. Роджерс должен был вернуться утром для обсуждения условий соглашения.

На следующий день Роджерс вернулся с точным расчетом количества проданных картриджей для Famicom; за эти 130 000 единиц он предложил немедленно уплатить роялти и выписал чек на 40 172 доллара в качестве частичной оплаты.

Встречи продолжались еще несколько дней, на протяжении которых Роджерс изучал документы по сделке с Andromeda. Он был убежден, что русские никогда не продавали права на видеоигры, во всяком случае преднамеренно. Итогом встречи стало предложение Беликова Роджерсу приобрести права на все версии Tetris для домашних видеоигровых систем; на размышления давалось три недели.

«Будет скандал», — предупредил Роджерс. Правами на Tetris торговали такие тяжеловесы, как Mirrorsoft и Atari Games. Роджерс пообещал привлечь к делу партнера, который не только владел большими капиталами, но и имел достаточный вес в индустрии. Этим партнером была компания, контролировавшая крупнейший рынок видеоигр в мире, — Nintendo.

Тем утром Роберт Стайн мчался на такси из гостиницы «Космос» в офис «Элорга». Изнуренный переездом, он покорно ждал обсуждения новых условий в небольшой комнате, где из мебели был только шаткий стол с графином воды.

Наконец Беликов, новый для Стайна переговорщик от «Элорга», вошел в комнату.

Не размениваясь на формальности, он сразу бросил Стайну документ на подпись.

Стайн уточнил, что это за документ. «У нас же уже есть контракт», — заметил он.

Беликов пояснил, что это была поправка к контракту. Растерявшись, Стайн сказал, что ничего не понимает; он прибыл в Москву для обсуждения прав на версии для игровых автоматов и переносных систем, а не для того, чтобы подписывать новое соглашение. Беликов стоял на своем: переговоры продолжатся только после подписания бумаги Стайном.

Стайн ознакомился с документом. Это было дополнение, названное неотъемлемой частью уже подписанного контракта. Сосредоточившись на графиках платежей и меняющихся процентных ставках, Стайн не обратил внимания на строчку, в которой давалось определение компьютеру, понятию, уже присутствовавшему в первоначальном контракте; дополнение гласило: «под компьютерами понимаются персональные компьютеры, состоящие из процессора, монитора, дисковода(ов), клавиатуры и операционной системы». Стайну сказали, что, поскольку первоначальный контракт был подписан 10 мая 1988 года, то и поправка должна быть датирована маем того же года.

Вернувшись в гостиницу, Стайн принялся за изучение поправки. Ему казалось, что наиболее важный пункт касается штрафных санкций за просроченные роялти. Он знал, что русские беспокоятся по поводу нечастых поступлений. С этой точки зрения поправка была понятна. Хотя он несколько раз перечитал документ, строчка с определением понятия «компьютер» осталась незамеченной. Позднее он понял, что все, кроме этой строчки, было написано для отвода глаз.

«Все это организовал Хэнк Роджерс для Nintendo, — впоследствии пришел к выводу Стайн. — Это он надоумил русских». Вся головоломка была продумана так, чтобы забрать у него максимум прав и передать их Nintendo.

На следующий день Стайн вернулся в офис «Элорга». Он не имел ничего против поправки, но был готов подписать ее только после урегулирования вопросов по всем правам. Для него это был единственный рычаг в переговорах. Ранее он набросал контракт о правах на версии для игровых автоматов и переносных систем, он передал эту бумагу Беликову. Тот начал включать в соглашение пункты о минимальных объемах продаж, авансах, процентах роялти; позже Стайн назвал это «издевательством», так как русские заранее знали, что они хотят от встречи. В итоге в «Элорге» Стайну сообщили, что на тот момент не могут передать права на версии для переносных систем, доступны только права на версии для автоматов. За них требовался аванс 150 000 долларов в течение шести недель, в противном случае сделка не состоится. Стайн подписал контракт и поправку к нему два дня спустя, 24 февраля 1989 года.

Излучая очарование и самодовольство, Кевин Максвелл 22 февраля также появился в «Элорге». Стайн, Роджерс и он вполне могли столкнуться у входа в то здание.

После формальной беседы Максвелл спросил Беликова, почему подписание соглашения о правах на игровые автоматы и переносные системы так затянулось. Но Беликова интересовали другие вопросы. Подобно фокуснику, он достал из пакета игровой картридж, положил его на стол и спросил: «Что это такое, господин Максвелл?»

Максвелл взял картридж — японскую видеоигровую версию Tetris Хэнка Роджерса — и начал его рассматривать. Он понятия не имел, что его собственная компания сублицензировала игру Atari Games, и пожал плечами. Беликов попросил его прочесть примечание об авторском праве на картридже: «„Элорг“, Mirrorsoft и Tengen». Максвелл сказал, что Mirrorsoft не лицензировала права на версию для домашних систем, поэтому картридж, по-видимому, пиратский.

Это была ключевая ошибка. В результате русские решили для себя, что у Mirrorsoft нет прав на версию Tetris для домашних систем.

Не осознавая всю серьезность ситуации, Максвелл вернулся к вопросу о правах на версии для игровых автоматов и переносных систем. Беликов извинился и отошел на некоторое время. Вернувшись, он сказал Максвеллу, что подпишет «протокольное соглашение», утверждающее право первого выбора Mirrorsoft на дополнительные права на Tetris (включая права на игровые автоматы, переносные системы и мерчандайз), если в течение ближайшей недели Максвелл сделает предложение по правам на видеоигры. «Мы должны разобраться с этим пиратским картриджем, — сказал Беликов. — Поэтому соглашение надо подписать в течение недели».

Было заключено протокольное соглашение, гарантировавшее Mirrorsoft приоритетное право предложения цены на все оставшиеся права на Tetris, включая права на версии для игровых автоматов и переносных систем, несмотря на то что эти права также были предоставлены Хэнку Роджерсу и Роберту Стайну. В обмен «Элорг» получил право издавать в Советском Союзе продукты Maxwell Communications, такие как «Энциклопедия Кольера» и прочие справочники. Русские могли не знать многого о видеоигровом бизнесе, но они продемонстрировали собственный эффективный метод ведения переговоров. Манипулирование Роджерсом, Стайном и Максвеллом вернуло им полный контроль над ситуацией.

Кульминацией напряженной недели Беликова стала сделка с Хэнком Роджерсом о правах на версию Tetris для переносных систем; также была вероятность соглашения с Nintendo о версии для домашних систем в течение следующих трех недель. Было подписано соглашение со Стайном о версии для автоматов вместе с чеком на 150 000 долларов. Кевин Максвелл дал «Элоргу» больше, чем права на издание справочников Maxwell Communications: он назвал картридж с версией Tetris, лицензированной его компанией, пиратским, тем самым отрицая наличие прав у Mirrorsoft. Таким образом, он поддержал «Элорг» в том, что они никогда не продавали права на видеоигровые версии. Если бы Mirrorsoft теперь захотела получить эти права, ей пришлось бы перебивать цену Nintendo. Это была прекрасная неделя.

24 февраля Хэнку Роджерсу было направлено письмо с подтверждением того, что «Элорг» никому ранее не предоставлял лицензию на «создание, копирование, продвижение, распространение, продажу или использование любым другим способом» Tetris в «видеоиграх, играх для телевизора, играх для консолей, которые определяются как компьютеры без клавиатуры». Анализируя позднее результаты недели, проведенной в Москве, Роберт Стайн признал, что единственным положительным итогом встреч для него стало получение прав на версию для игровых автоматов, в то время как у Кевина Максвелла на руках была ничего не стоящая бумага. В остальном, сказал он, неделя была прескверной, насыщенной ложью и подлостью. По его словам, русские не могли не знать о версии для Famicom, пока Роджерс ее им не показал; он утверждал, что в декабре 1988 года предоставил «Элоргу» копию видеокассеты Роджерса. Уже после Стайн понял, что все было подстроено специально; подписанное им дополнение и признание Кевина Максвелла насчет картриджа позволили русским двурушничать. «Я по глупости ничего не понял, — говорил он позднее, — но еще одной причиной была острая необходимость подписать контракт насчет версии для игровых автоматов, которые Atari Games и Sega уже продавали по всему миру без контракта». Он настаивает, что Джим Макконочи и Mirrorsoft поставили его в крайне рискованное положение с заключением всех контрактов на права, которые им не принадлежали; Стайну приходилось заметать за ними следы.

Позже Стайн с горечью говорил: «Я никогда не узнаю, был ли Джим Макконочи моим товарищем или он сознательно меня подставлял. Возможно, от него мало что зависело. Но дело в том, что он действовал за моей спиной. Я бился как мог, а он подложил мне свинью, действуя так, будто права на версию для автоматов уже были его; если бы я не смог получить их, на меня бы подали в суд и стерли с лица земли. Во время переговоров в Москве, — тут он устало покачал головой, — он скрыл от меня тот факт, что Кевин Максвелл сидел в соседней комнате и буквально хоронил меня и бизнес». Теперь Стайн наконец понял, почему Беликов на некоторое время исчезал в ходе их встреч.

Решив вопросы в Москве, Хэнк Роджерс быстро вернулся домой и позвонил Минору Аракаве. Новости превосходили любые ожидания. Во-первых, у него были права на версию Tetris для портативных систем, и он мог передать их Nintendo для Game Boy в рамках соглашения с Аракавой. (Он сохранил права на продажу Tetris для других электронных переносных систем, например для электронного органайзера Sharp Wizard.) Он будет получать по доллару с каждого проданного экземпляра Tetris в комплекте с Game Boy и еще больше с каждой отдельно проданной игры. Это соглашение гарантировало Роджерсу доход от 5 до 10 миллионов долларов.

Как бы то ни было, для Nintendo новость о том, что русские никогда не продавали права на Tetris в версиях для домашних видеоигровых систем, была самой захватывающей. Права, которые Роберт Стайн продал Mirrorsoft, впоследствии сублицензированные для Atari Games и BPS, по словам русских, были поддельными.

Роджерс был застрахован от любых неожиданностей (у него были японские права на Tetris и от Atari Games, и от Nintendo), но главное заключалось в том, что Nintendo сможет издавать Tetris для видеоигровых систем по всему миру. Потенциал этого исчислялся десятками миллионов долларов; для Аракавы и Линкольна был свой момент, доставлявший особенное наслаждение: удовольствие лишить их старого друга Хидэ Накадзиму, как они считали, предавшего их, потенциальных миллионов. Позже Линкольн признавал, что месть была главным мотивирующим фактором. Долго думать не пришлось: они с Аракавой сделали бы все, чтобы заполучить права на домашние видеоигровые версии.

Линкольн и Аракава решили отправить Роджерса обратно в Москву, на этот раз вместе с адвокатом. Линкольн навел справки и узнал о Джоне Хухсе, нью-йоркском адвокате, имевшем опыт работы в Советском Союзе. Хухс, который при Никсоне был вхож в Белый дом, свободно говорил по-русски и, хотя ничего не знал о видеоиграх, был прекрасным специалистом по международному праву. Линкольн вкратце описал Хухсу положение дел по телефону, после чего тот отправился на встречу с Роджерсом, уже находившимся на пути в Москву.

После первой встречи в «Элорге» Роджерс и Хухс предложили от имени Nintendo приобрести права на видеоигровые версии Tetris. Размер гарантии, включенной в предложение, был астрономическим. Обычно несговорчивые, советские посредники изумились предложенной цифре. Аракава хотел быть уверен в заключении сделки; никто: ни Atari Games, ни даже Роберт Максвелл — не должен был превзойти ту цифру, которую он поручил Хухсу и Роджерсу предложить русским.

В тот же самый день, 15 марта, «Элорг» отправил телекс в Mirrorsoft с напоминанием об обещании последних сделать свое предложение по правам на домашние видеоигровые версии на Tetris в течение недели после встречи с Кевином Максвеллом в Москве. Так как сроки давно вышли и у «Элорга» было конкурирующее предложение, действительное только до 16 марта, у Mirrorsoft был всего один день на свое предложение.

У Mirrorsoft заведомо не было шансов. Таким способом «Элорг» хотел нивелировать право Максвелла на первое решение, что оговаривалось в протокольном соглашении. Как и ожидалось, никакого ответа в течение дня не последовало, и Nintendo был дан зеленый свет. Роджерс и Хухс организовали звонок в Редмонд. Хухс был убежден, что договор мог быть подписан и заверен печатью, если Линкольн и Аракава приедут к понедельнику в Москву. Хухс добавил, что для начала им придется поехать в Вашингтон и получить визы в советском консульстве.

Аракава и Линкольн рассказали о своей поездке только Питеру Мэйну и Филу Роджерсу, поскольку очень беспокоились, что в Atari Games узнают обо всем. Все остальные сотрудники Nintendo думали, что они едут в Японию. Чтобы успеть в консульство до выходных, они должны были улететь из Сиэтла в Лос-Анджелес, а затем ночным рейсом в Вашингтон. Прибыв туда на рассвете, они зарегистрировались в отеле, приняли душ, оделись, прыгнули в такси и отправились в советское консульство. Там в визовом отделе им сказали, что ничего не слышали ни про Аракаву, ни про Линкольна или Nintendo. Сообщений из Москвы не поступало, а без этого виза не выдавалась. Все, что оставалось делать руководителям Nintendo, ждать. В 16:00 наконец-то пришел телекс, разрешающий выдачу виз.

Времени оставалось ровно на то, чтобы успеть в аэропорт и сесть на ближайший ночной рейс до Лондона. Они спали в течение всего перелета, проснувшись только в Хитроу, где день был уже в самом разгаре. Вечер перед вылетом был свободным.

После обеда оба разошлись по номерам. Линкольн сказал, что позвонит Аракаве в номер в семь утра, тогда они успеют на рейс в 9:30. Однако он не услышал будильник и проснулся около восьми. Осознав, сколько времени, Линкольн судорожно стал звонить Аракаве. Быстро побросав одежду в чемоданы, они умчались в аэропорт, где пронеслись сквозь терминал к паспортному контролю.

В этот момент к ним подошла группа охранников. Только тогда Линкольн и Аракава первый раз с утра взглянули друг на друга. Оба были небриты, с растрепанными волосами, а Линкольн надел свой пиджак поверх пижамы.

Быстро объяснив, в чем дело, они двинулись дальше и успели зайти в салон буквально перед закрытием дверей. Оба выглядели так, словно сбежали из сумасшедшего дома.

В то воскресенье, 19 марта 1989 года, они проспали весь полет до Москвы, где их встретили Роджерс и Хухс. — Роджерс, арендовавший черный Mercedes 190, повез их через Москву; Аракава с Линкольном смотрели на проносящийся за окном пейзаж, плохо одетых пешеходов и странную архитектуру. Все это напоминало фильмы о Нью-Йорке сороковых.

Роджерс сказал Аракаве и Линкольну, что ему удалось найти японского экспортера, у которого был факс и им можно было воспользоваться. В гостиничном номере японца также были портативный компьютер и принтер. Роджерс предложил встретиться на следующее утро всем вместе в «Элорге» и дал им бумажку с адресом, после чего высадил своих измотанных пассажиров около гостиницы.

На стойке регистрации Аракаве сказали, что свободных мест нет, но им с Линкольном не стоит беспокоиться: гостиница сняла для них квартиру в соседнем здании. В квартире была неподключенная кухонная плита, холодильник без дверцы и разбитый диван, затхлая прихожая вела в небольшую спальню. Они посмотрели на одноместную кровать и, не произнеся ни слова, стали тянуть жребий. Аракава проиграл, и ему достался диван.

Несмотря на всю усталость, мужчины вышли из квартиры в поисках еды и алкоголя и вскоре нашли то, что искали: винный магазин с необходимым ассортиментом. Набрав пива Heineken и коньяка, они вернулись в квартиру, где пили, пока Линкольн не ушел в спальню, а Аракава не уснул на диване.

Утром Хухс и Роджерс сопроводили Линкольна и Аракаву в помещение с высокими потолками и затененными окнами, служившее конференц-залом «Элорга». Там их представили разработчику игры Алексею Пажитнову, главе «Элорга» Николаю Беликову и нескольким его партнерам. Пажитнов попытался составить мнение о Линкольне и Аракаве, но они были для него «словно люди с другой планеты». Линкольн совершенно не реагировал на шутки и подначивания Пажитнова; Аракава был замкнут и неприступен. Но, зная об их союзе с Хэнком Роджерсом, Пажитнов был склонен доверять им и шел на сотрудничество с ними в ходе первой встречи.

Линкольн поначалу завел с Беликовым и одним из его помощников разговор о рыбалке, но тут же сосредоточился на деле, как только речь зашла о ключевых вопросах. Деньги для Nintendo были не столь важны, куда больше их заботили претензии Стайна и Mirrorsoft на права на видеоигровые версии Tetris. Линкольну были необходимы доказательства того, что русские не собирались продавать эти права компании Andromeda или кому-либо еще. Удовлетворившись ответами, он несколько раз сказал, что должен быть абсолютно уверен, что русские возьмут на себя все обязательства по сделке и доведут ее до конца и что они должны быть готовы к множеству нападок со стороны Andromeda, Mirrorsoft и Atari Games. Аракава терпеливо сидел рядом, положив руки на стол.

Русские подготовили копии всех писем, телексов и предложений по контракту, а также подписанные контракты со Стайном и Andromeda. Линкольн изучил их. Один из документов стоил всех остальных: тот, где Роберт Стайн поставил подпись под определением компьютера. NES была без «монитора, дисковода(ов), клавиатуры и операционной системы». Она не являлась компьютером.

Русские нетерпеливо подняли вопрос о новом бизнесе с Nintendo. Начиналась эпоха гласности, и государство поощряло сотрудничество с Западом в виде совместных предприятий. Беликов сказал, что они хотели бы создать подобное предприятие с Nintendo, которое поставляло бы NOA новые игры, сопоставимые по уровню с Tetris.

Линкольн предложил для начала закончить текущие переговоры. Затем представители СССР спросили, почему они не могли производить картриджи Tetris самостоятельно. «Мы здесь не за этим, — сказал Линкольн. — Nintendo производит картриджи самостоятельно».

Тогда русские сказали, что хотели бы производить нинтендовские системы и продавать их в СССР. Линкольн ответил: «Спасибо, но мы производим их в Японии».

Представитель «Элорга» достал небольшую коробочку, чтобы произвести на людей из Nintendo впечатление русской инженерной мыслью. «Наши люди сделали это», — произнес он.

Аракава открыл коробку. Внутри лежало устройство Game & Watch, на экране которого отображалась игра Donkey Kong. На устройстве не было ни имени Nintendo, ни ее торговой марки. Аракава вежливо похвалил продукт Советов.

После первой встречи Аракава и Линкольн пригласили Хухса, Роджерса и Алексея Пажитнова на обед в единственный японский ресторан в Москве. Ресторан не имел лицензии на продажу алкоголя, поэтому официантку отправили в магазин за пивом. Первым суши принесли Пажитнову; он попробовал небольшой кусочек. Аракава объяснил, что суши нужно есть целиком и за один раз. Пажитнов последовал его совету, взял кусочек тунца на крошечной подушке из риса и палочками старательно поднес его ко рту. Он нашел вкус на удивление приятным. Далее он попробовал желтохвоста, угря, краба и тамаго, японский рисовый омлет, все более ловко орудуя палочками. Затем он набросился на липкий зеленый шар на тарелке и целиком отправил его в рот; его компаньоны хором закричали: «Нет!» Но было поздно; Пажитнов уже проглотил горку васаби, очень острого хрена, который в небольших количества используется для придания остроты соевому соусу. Он почувствовал сильнейшее жжение в ноздрях, а глаза были готовы вылезти из орбит. Он пытался заглушить жар пивом, но тщетно.

Аракава не мог сдержать смех. К нему присоединился Роджерс, а вскоре и все остальные, пока Пажитнов вытирал слезы. Куда лучше ему удалось управиться с другими блюдами: сябу-сябу, рыбой с имбирем, маринованными морскими водорослями; все запивалось пивом.

После ужина все переместились в квартиру Пажитнова, чтобы посмотреть на его новую игру, которую планировалось продать через совместное предприятие в Москве. Линкольн был обеспокоен тем, что игра, Welltris, могла быть производной от Tetris и ему нужно будет получать права и на нее тоже. Аракаву же гораздо больше интересовала обстановка русской квартиры; для детей Алексея он прихватил Game Boy.

Когда они вошли в дом на улице Герцена и стали подниматься на лифте, Аракава и Линкольн переглянулись, поскольку лифт ехал неровно и сильно скрипел. Внизу виднелась шахта лифта, Линкольн вжался в стену, пытаясь перенести весь свой вес с пола лифта. На нужном этаже лифт остановился примерно на метр ниже площадки, и всем пришлось карабкаться.

В квартире жена Пажитнова, Нина, принесла им ледяной водки. Аракава с Линкольном задавали множество вопросов о московской жизни, на которые Пажитновы с радостью отвечали, пока их старший сын Петя играл в игру отца на Game Boy. Пете сказали, что он единственный ребенок в Советском Союзе, у кого есть нинтендовское устройство.

На следующий день представители Nintendo вернулись в «Элорг», готовые закрепить соглашение. Говард Линкольн в общих чертах обрисовал план доказательства того, что видеоигровые права на Tetris не были никому проданы, и подтвердил предложение Nintendo. Переговоры продлились три дня. Линкольн не собирался уезжать без подписанного контракта; при помощи Хэнка Роджерса, набиравшего текст параграф за параграфом, они составили контракт в его гостиничном номере. На утренних встречах с русскими обсуждались детали, а вечерами в текст контракта вносились нужные изменения и распечатывался результат.

На одной из встреч Линкольн захотел уточнить права автора игры. Люди из «Элорга» ответили, что, поскольку Пажитнов работал в Вычислительном центре и создавал игру в рабочее время, следовательно, все права принадлежат Академии наук; «Элорг», будучи ее коммерческим представителем, уполномочен лицензировать Tetris. Пажитнов кивнул в подтверждение. Ему оставили небольшую долю славы, вероятно, какие-то возможности в будущем, но никаких денег.

Линкольн настаивал на пункте контракта, обязывающем русских сотрудничать в случае любой потенциальной судебной тяжбы; в случае необходимости они должны были прибыть в США для дачи показаний. В последний момент Советы начали препираться из-за размера роялти, но Линкольн сказал, что условия сделки более не обсуждаются. Nintendo брала на себя юридические расходы, которые обещали быть крупными с учетом потенциального количества недовольных сторон. Среди них, отметил Линкольн, находились Стайн, Atari Games, люди из Mirrorsoft и сам владелец Mirrorsoft Роберт Максвелл. Упоминание Максвелла свело разногласия на нет, в частности, потому, что Беликов помнил о последнем телексе из Mirrorsoft, полученном тем утром: Джим Макконочи, отвечая на сообщение из СССР, настаивал, что Mirrorsoft не должна ничего предлагать за права на видеоигровые версии Tetris, поскольку они уже принадлежали Mirrorsoft.

В ответ «Элорг» выслал телекс, информировавший Макконочи, что ни Andromeda, ни Mirrorsoft, ни Tengen не были уполномочены распоряжаться правами на Tetris в версиях для домашних видеоигровых систем и что эти права переданы Nintendo of America и более недоступны. Телекс был послан 22 марта, в день подписания контракта с Nintendo. Аракава расписался за Nintendo, Пажитнов расписался как автор, Беликов расписался за «Элорг».

Помимо представителей Nintendo и «Элорга» на процедуре подписания присутствовали двое высших государственных чиновников из советского правительства: Эдуард Максаков, заместитель председателя Государственного комитета по вычислительным системам и информатике, и доктор Станислав Гусев, начальник научно-технического центра при Вычислительном центре Академии наук. Сумма аванса не разглашалась, но, по слухам, она составила от 3 до 5 миллионов долларов. Позднее Линкольн говорил, что сумма была меньше, но точную цифру назвать отказался. Деннис Вуд, адвокат Atari Games, говорил, что с такой суммой «можно было требовать двойной лицензии».

Сообщение с попыткой расстроить сделку пришло Беликову 23 марта. Кевин Максвелл писал: «Я официально уведомляю вас, что вы дважды нарушили наше соглашение». Он добавил, что этот вопрос будет поднят во время предстоящего посещения Лондона президентом Горбачевым, и заявил: «Мы уже обладаем международными правами на Tetris для домашнего компьютера Nintendo. Действительно, мы продавали их как напрямую, так и через Tengen в Соединенных Штатах и Bullet-Proof Software в Японии начиная с января 1989 года…»

Максвелл сказал, что приедет в Москву с «миссией примирения», чтобы встретиться с Беликовым и выслушать «путь выхода из ситуации с двойным нарушением соглашения». В завершение он пригрозил в случае продолжения конфликта поднять этот вопрос на самых высших законодательных и политических уровнях.

Но было поздно. Тем вечером Аракава, Линкольн, Роджерс и Хухс вместе с Алексеем Пажитновым отмечали сделку в японском ресторане. Сидя в баре тэппанъяки, они попросили официантку принести пива.

«Финское пиво?» — послышалось им.

Они согласились, и она ушла.

Аракава пытался не показывать свое приподнятое настроение, но его улыбка говорила сама за себя. «Мы сделали это», — торжествующе сказал он Линкольну. Казалось, что общее воодушевление поднимало стол в воздух.

Официантка никак не возвращалась, хотя было самое время для тоста. Линкольн увидел ее и подозвал. «Где пиво?» — спросил он.

«Пиво финиш, — повторила она. — Финиш пиво».

«Прекрасно, — сказал Линкольн, — но…»

Женщина сложила руки в форме буквы X. «Финиш пиво!» — повторила она настойчиво.

Хохоча, они принялись произносить тосты с безалкогольными напитками.

(Позднее Хэнк Роджерс отправил Говарду Линкольну ящик финского пива в качестве подарка.)

После ужина все обменялись теплыми объятиями и пожелали друг другу спокойной ночи. Особенно счастлив был Роджерс. Мало того, что он заполучил права на Tetris в версиях для переносных систем, сублицензированные Nintendo для Game Boy, но также в качестве вознаграждения ему отдали сублицензию на распространение Tetris на территории Японии в версиях для домашних видеоигровых систем, права, которые, как он думал, он купил у Atari. Но теперь он получил игру по цене Nintendo. Это означало, что его прибыль с картриджа возрастала на 5-8 долларов, что сильно превышало доход других лицензиатов Nintendo. Всего он планировал заработать на Tetris порядка 30-40 миллионов долларов.

Эта разница была мелочью для Аракавы и Линкольна, которые, вернувшись в свою неказистую квартиру, допили лежавший с предыдущего дня теплый Heineken. Они были слишком возбуждены, чтобы спать, поэтому всю ночь провели в разговорах. На следующее утро по дороге в аэропорт Аракава сказал: «Я ни за что больше сюда не вернусь!»

«Не торопись, — прервал его Линкольн. — Мы обещали, что вернемся сюда с кучей Game Boy для их больниц и детских домов».

Аракава покачал головой и усмехнулся. «Да, обещали, — сказал он, — здесь будут очень благодарны, когда ты привезешь их».

«Мы знали, что держим этих засранцев за яйца, — говорил позднее Говард Линкольн, имея в виду остальных претендентов на права. — Мы знали, что сделаем состояние на этом продукте, а они, в свою очередь, получат по голове». Он беспокоился только по поводу реакции Роберта Максвелла на то, что Nintendo увела у него Tetris.

В конце марта Беликов послал телексы в Mirrorsoft и Стайну в его лондонский офис. В них говорилось, что права на портативные версии Tetris более недоступны. «К сожалению, мы были вынуждены заключить контракт на Tetris и все версии этой игры для портативных систем с другой фирмой», — говорилось в телексах.

Стайн сублицензировал свои с трудом завоеванные права на версии для игровых автоматов компании Mirrorsoft, но компания Максвелла не могла заполучить самые ценные права, в особенности на домашние видеоигровые версии, которые они ранее сублицензировали компании Atari Games. Mirrorsoft была в тяжелом положении, так как Atari Games уже потратила миллионы на версию Tetris от Tengen.

Вернувшись в Редмонд, Линкольн 31 марта с нескрываемым удовольствием отправил факс Хидэ Накадзиме и Atari Games в Калифорнию. В нем сообщалось, что Накадзима и его компания должны «прекратить и воздерживаться от дальнейшего производства, рекламы, продвижения и продажи Tetris для NES или любой другой домашней системы», поскольку права на эту игру принадлежали Nintendo.

Адвокат из офиса Денниса Вуда вырвал факс из аппарата, быстро прочел его, с удивлением вперился взглядом в лист бумаги и помчался в кабинет Денниса Вуда. Вуд несколько раз перечитал текст, прежде чем с каменным лицом направиться в кабинет Хидэ Накадзимы.

Tengen быстро связалась с Mirrorsoft, чтобы разобраться в положении дел. Ответ от Mirrorsoft был обнадеживающим: права были у них. Деннису Вуду сообщили, чтобы он не волновался насчет переговоров Nintendo с русскими.

7 апреля Tengen наконец ответила Nintendo: «Мы получили ваше письмо <…> и, откровенно говоря, находимся в растерянности. Как вам известно, Tengen получила все права на производство Tetris для NES в начале 1988 года. Эти права, с точки зрения Tengen, юридически чисты и не допускают двойной трактовки…»

Говард Линкольн предложил продолжить обсуждение, но 13 апреля Atari Games подала заявку на авторское право на «аудиовизуальную работу, основной машинный код и саундтрек» для Tetris в версии, предназначенной для системы Nintendo. Atari не сказала Бюро по охране авторских прав, что они всего лишь оптимизировали версию Алексея Пажитнова или что Nintendo известила их об исключительности своих прав на игру с недавних пор.

На конференции в Лондоне Джим Макконочи рассказал Кевину Максвеллу о лобовой атаке Nintendo. Максвелл решил, что настало время рассказать все отцу, который, по словам его партнера, «пришел в ярость».

Выслушав о нарушении русскими протокольного соглашения, Роберт Максвелл попросил Кевина объяснить ему детали переговоров по поводу Tetris. Максвелл старший был склонен считать протокольное соглашение чем-то наподобие джентльменского уговора, нежели юридического документа. Нарушение его, по словам Роберта Максвелла, приравнивалось к пощечине. Ультиматум, полученный Mirrorsoft от русских, был явно формальным; законным правом первого выбора пренебрегли.

На то время Роберт Максвелл занимался формированием глобальной медиаимперии, которая должна была размером превысить империю Ее Величества. «Информация растет на двадцать процентов в год, — говорил Максвелл в шестидесятых. — Коммуникации сегодня как нефть десять лет назад. На этом рынке будет от семи до десяти глобальных коммуникационных корпораций. Я хочу создать одну из них». Он настойчиво шел к цели, поглощая и основывая коммуникационные компании по всему миру, от Великобритании и Китая до Советского Союза и Бразилии.

Максвелл был не только влиятельным бизнесменом в мировых масштабах, но и стремился получить максимальный вес в политике. Он был доверенным советником лидеров Израиля и Канады, а также одним из столпов оппозиции консервативному правительству Маргарет Тэтчер и Джона Мейджора в Великобритании. Он свободно говорил на девяти языках, ему часто звонили мировые лидеры. Когда секретарь докладывал, что на линии премьер-министр, он переспрашивал: «Какой?»

Максвеллу доверял советский президент Михаил Горбачев, но в Кремле он стал известен даже до Горбачева. Он знал и издавал книги четырех предыдущих советских лидеров: Брежнева, Андропова, Громыко и Хрущева, — поэтому были все основания верить его хвастовству о влиянии в СССР.

Хотя сын Максвелла Кевин и возглавлял Mirrorsoft, присматривая за Макконочи, Максвелл-старший постоянно контролировал всю деятельность Maxwell Communications Corporation и Mirror Group. Это был способ скрыть свои намерения ото всех, даже от сыновей. Он был генералом, державшим своих офицеров в неведении о большинстве важных операций, информируя лишь о самом необходимом и стравливая их между собой. Он мог неожиданно проинспектировать свои войска, отчего вся командующая верхушка постоянно находилась в напряжении.

Кевин Максвелл пытался не обращаться к отцу, но в сделке по Tetris требовалось мощное оружие. Услышав, что русские обманули их, Роберт Максвелл стукнул кулаком по столу. «Это им с рук не сойдет! — прорычал он. — Будь в этом уверен». Он быстро написал письма своим друзьям в Кремле, включая министра иностранных дел, которые встречали его по приезде в Москву. «Мы придаем большое значение нашим прекрасным торговым отношениям с советским правительством и многочисленными государственными учреждениями в области информации, коммуникации, издательства, а также целлюлозно-бумажного производства, — писал Максвелл. — Мы столкнулись с перспективой того, что все это может быть под угрозой из-за односторонних действий конкретного учреждения».

В «Элорге» заметно занервничали, когда наверху стали звучать громовые раскаты. Однако в стране уже вовсю шла перестройка, и, как выразился Джим Макконочи, бюрократы из «Элорга» уже почувствовали в себе новые силы. Правда, когда министр по внешнеэкономическим связям начал лезть в дела агентства, Беликов понял, что назревает крупная проблема.

Затем Максвелл связался со своим правительством и попросил вмешаться лорда Янга, министра торговли и промышленности Великобритании; он хотел, чтобы вопрос о Tetris поднялся на обсуждении между главами государств во время предстоящего визита Горбачева в Великобританию.

Все это достигло московской Академии наук, где поняли, что Максвелл задействовал свой внушительный вес; люди в академии и «Элорге» заволновались. В то же время они были довольны происходившим вокруг игры. На стратегической встрече с Беликовым руководители Академии обсуждали, как следует ответить ЦК КПСС, действовавшей по приказу генсека партии.

Беликов считал, что справедливо заключил сделку с Nintendo, и намеревался стоять до конца. За все встречи Максвелл предложил передать через «Элорг» академии лишь часть суммы, оговоренной с Nintendo. Кроме того, Mirrorsoft регулярно нарушала график платежей. В конце концов, Беликов был убежден, что Mirrorsoft умышленно украла игру русских и Горбачев поймет, что «Элорг» принял верное решение. Беликов решил, что «Элорг» будет защищать свой выбор, несмотря на любое давление.

Борьба приобрела новые обороты, когда «Элорг» и часть партии, лояльная Максвеллу, принялись обмениваться срочными сообщениями. Сыпались угрозы судом и санкциями КГБ. Давление на русских достигло максимума, когда Роберт Максвелл полетел в Москву, чтобы лично встретиться с Горбачевым. Он готовился обсудить с ним свои планы относительно новых типографий и газет, но первым в его списке стоял вопрос по Tetris.

Максвелл прибыл в Москву на своем частном самолете и с милицейским эскортом быстро добрался до «Октябрьской», элитной правительственной гостиницы. Состоявшаяся тем же вечером встреча была дружественной, и, после вступительной светской беседы и шуток, он поднял вопрос о Tetris. Горбачев пообещал, что вопрос будет решен в его пользу. «Он сказал, что мне больше не придется волноваться насчет японской компании».

В конце апреля Линкольн вернулся в Москву и привез с собой нью-йоркских адвокатов: Хухса, Джона Кирби и одного из партнеров Кирби Боба Гюнтера. Для нью-йоркских адвокатов путешествие началось с комедии ошибок. Гюнтер уронил и сломал принтер, привезенный из Нью-Йорка, а затем оставил в московском такси свой бумажник с тысячей долларов. Рубашки Кирби были украдены в аэропорту Кеннеди, поэтому ему пришлось покупать их в Москве до начала переговоров. В торговом павильоне недалеко от гостиницы он нашел жалкую стопку полиэстеровых рубашек.

Команда Nintendo пришла на встречу в главный конференц-зал «Элорга», где их ждали заметно потрясенные Беликов, Пажитнов и полдесятка других русских. Выглядели русские достаточно измотанными; ощущалось давление на них сверху. В ходе встречи никто не упоминал о проблемах, но Говард Линкольн чувствовал, что есть какая-то загвоздка. «Что такое? — спросил он Беликова. — Что произошло?»

Беликов решительно покачал головой. «Ничего не произошло», — сказал он, но во время перерыва отвел Линкольна в сторону. «Вы не понимаете, — прошептал Беликов. — Мы с вами сделали все правильно, но нам угрожают Максвеллы. Мы сказали: „Вы нас не запугаете. Контракт есть контракт, и мы будем соблюдать его; наш лицензиат — Nintendo“». Он продолжил шепотом: «Но я должен сказать вам, господин Линкольн, что мы получаем звонки из Кремля, звонки от людей, которые до этого даже не знали о нашем существовании. Многие из них интересуются нашими протоколами и задают вопросы по поводу этой сделки. Мы говорим им, что сделали все правильно. Мы сдерживаем их, но не знаем, что будет дальше».

Встреча возобновилась уже с четким ощущением того, что за ними следят.

Существовали опасения по поводу шпионов в «Элорге» и наблюдения со стороны КГБ, причем не только во время встречи, но постоянно в течение всего времени пребывания — с прослушиванием телефонов в гостинице и столиков в ресторанах, наблюдением во время прогулок.

Готовясь к самому худшему, адвокаты Nintendo на следующий день пообщались с Пажитновым, людьми в Академии наук, Вычислительном центре и «Элорге» и изучили каждый кусочек бумаги, который имел отношение к Tetris. Беликов написал длинное письмо Джону Кирби, в котором рассказал свою версию истории Tetris и которое впоследствии было включено в судебный протокол как заявление Беликова.

Тем временем Роберт Максвелл летел на своем самолете из Лондона в Иерусалим на встречу с премьер-министром Израиля Ицхаком Шамиром и министром обороны Моше Аренсом, параллельно отвечая на вопросы журналиста. Тот поинтересовался, почему их совместное с Горбачевым вмешательство в историю с Tetris не принесло желаемых результатов. «Как вы узнали о сделке? Как вы узнали о встрече? — огрызнулся Максвелл. Затем он пожал плечами, будто это было несущественно: — В деле были большие деньги, Горбачева убедили в необходимости сотрудничества с японской компанией; я сделал все, что мог». Он обвинил в своем поражении слабость власти Горбачева: «Он сказал, что другие члены правительства считали, что все должно быть по-другому, и нас остановили». Максвелл утверждал, что он человек принципа: «Я благородный человек, и я ожидаю подобающего обращения, но постоянно сталкиваюсь с неприятностями». И это была не последняя неприятность для Максвелла.

Посреди ночи Говарда Линкольна в его московском гостиничном номере разбудил телефонный звонок. Оператор передал, что звонят из Америки. В Редмонде время отставало от московского на одиннадцать часов, было два часа дня; звонила одна из его помощниц в NOA. «Tengen подала на нас в суд», — сказала она. На следующее утро в «Элорге» Линкольн объявил об этой новости с некоторым ликованием. Советы были по вкусу американской правовой системе, напоминавшей своей медлительностью и неэффективностью советскую бюрократическую махину.

Чтобы начать готовиться к возможному судебному процессу, Линкольн вместе с Хухсом, Кирби и Гюнтером продолжил опрашивать каждого из руководителей, причастных к переговорам по Tetris, желая удостовериться в стойкости их позиции. В ходе этого Алексею Пажитнову пришлось рассказать свою историю несколько десятков раз. Удовлетворенный, Линкольн полетел в Японию, чтобы все обсудить с Ямаути и Хироси Иманиси, и только после этого вернулся домой.

Ямаути был доволен ходом вещей, беззаботно восприняв новость о судебном процессе. Подобного рода манипуляции всегда приводили его в восторг. «Вы и Аракава-сан здорово преуспели», — сказал он.

Вернувшись домой, Линкольн подал встречный иск против Tengen, и адвокаты с обеих сторон приготовились к битве. Были собраны доказательства в Соединенных Штатах, Англии, а затем, в июне, — в Москве.

Подопечные Джона Кирби продолжали заниматься расследованиями от имени Nintendo в Соединенных Штатах. Кирби выяснил, что Tengen подала заявки на регистрацию торговой марки Tetris в Соединенных Штатах, Японии, Австралии, Канаде, Великобритании, Западной Германии, Италии и Испании. Пажитнову пришлось еще раз давать показания, на этот раз опрос длился четыре часа. Хухс попросил Пажитнова восстановить в мельчайших подробностях историю Tetris от самого начала до первого письма Стайна и по настоящее время.

Tengen выпустила первую партию картриджей с Tetris в мае 1989 года, несмотря на уведомление от Nintendo и надвигающийся судебный процесс. Ожидая, что Tetris станет самой успешной игрой Tengen, Рэнди Браулейт и Дэн Ван Элдерен разместили в газете USA Today на всю полосу рекламу Tetris. «Это как Сибирь, только жестче, — говорилось в рекламе. — Это здесь, в Америке <…> Самая выносящая мозг головоломка со времен русской рулетки <…> Поэтому окружите себя друзьями поумнее, окей? Попытайтесь с первого удара побить русских программистов-разработчиков <…> Но есть один момент: если вы такой слабак, что не сможете подогнать элементы друг под друга, вас засыплет лавиной новых фигур!» Это едва ли уживалось с видением Пажитнова, представлявшего себе Tetris как миротворца.

17 мая в русской чайной комнате в Нью-Йорке Tengen устроила торжественный прием для представителей розницы, торговых представителей и прессы. Помещение было битком набито людьми, водка лилась рекой, столы ломились от русских закусок. На заднем плане звучала русская музыка, а Tetris производства компании Tengen был настроен на игру.

Начавшиеся в июне судебные слушания проходили в Сан-Франциско в зале судьи Ферн Смит, которая также рассматривала антимонопольное дело между Nintendo и Atari Games и случаи нарушения условий контракта. В конечном счете дело Tetris определялось людьми, текстами и двумя историями, погребенными под миллионом документов. Контракт Стайна с русскими предусматривал передачу прав на компьютерную версию, что никто не оспаривал. Но Atari Games утверждала, что NES была компьютером: машиной с программной начинкой, работающей на микропроцессоре. Чтобы доказать идентичность NES другим компьютерам, адвокаты Atari Games отмечали, что сама Nintendo рассматривала NES как компьютер с запланированными разъемами для соединения со специальными портами. Возможность подключения модема, клавиатуры и CD-привода в качестве периферии служила доказательством того, что NES была компьютером. В Японии NES даже называлась Famicom, что означало Family Computer. Один из представителей Tengen рассказывал впоследствии: «В суде Nintendo пошла на все, чтобы доказать, что NES была игрушкой, а ее картриджи — примерно то же самое, что руки и ноги Барби; в то же время они подписали контракт с AT&T для возможности вывода биржевых отчетов на устройство. В Японии существовала компьютерная сеть Nintendo, аналогичная планировалась к запуску в США. Мне кажется, все это больше похоже на компьютер».

Представители Atari повторили обвинения Роберта Максвелла, что русские поняли, что смогут получить больше денег от Nintendo, поэтому решили найти лазейку в контракте и стали изображать непонимание ситуации. Все это говорилось, невзирая на протесты Алексея Пажитнова, упоминавшего, что при заключении сделки имелись в виду только компьютеры; в свою очередь, представители Atari называли Пажитнова пешкой Nintendo, который говорил ровно то, что ему было велено.

Дэн Ван Элдерен считает, что русские были не столь невиновны, как пытались изобразить. «Вне зависимости от двусмысленности выражений на неродном языке, они осознавали, что продали все права, пока с помощью Хэнка Роджерса и Nintendo не обнаружили лазейку. Они поняли, что могут получить гораздо больше денег, поэтому решили обмануть нас».

Рэнди Браулейт из Tengen в своих показаниях обрисовал цену вопроса для Atari Games. В 1988 году его компания посвятила Tetris более трех лет работы и свыше 250 000 долларов. К январю 1989 года Tengen должна была произвести 300 тысяч картриджей с Tetris, на которые потратила 3 миллиона долларов, еще несколько миллионов на упаковку и маркетинг. Было отгружено сто тысяч единиц, перед выходом игры в мае 1989 года поступали заказы на 150 тысяч единиц.

Хидэ Накадзима настаивал, что Nintendo тайно сговорилась с русскими, чтобы выкрасть у него игру. «Между русским разработчиком и Nintendo была какая-то связь, — обвинял он. — Nintendo знала о нашей лицензии, поэтому мы решили заняться игрой. Nintendo зашевелилась, только когда мы подали на них в суд за нарушение антимонопольного законодательства. Они выступили против нас; Говард Линкольн и Минору Аракава хотели остановить нас. Это была месть». Говард Линкольн подтвердил последнее высказывание: «Это действительна была месть, — говорит он. — И вы знаете, насколько сладкой она может быть».

Аргумент Nintendo был простым и понятным: несмотря на незнание международной практики лицензирования программного обеспечения, русские точно осознавали, что делали, передавая права Стайну. Под «компьютерами» понимались именно компьютеры. Так же, как контракт со Стайном исключал права на версии для переносных устройств и игровых автоматов, права на версии для домашних видеоигровых систем тоже не планировалось продавать. Это доказывали два положения контракта: строчка с упоминанием компьютеров в основной части контракта и строчка в первом дополнении, которая давала определения компьютеру как устройству с клавиатурой, монитором и дисководами. NES ничего из вышеперечисленного не имела; следовательно, она не попадала под определение. Nintendo придерживалась позиции, что приобрела права на Tetris законно, заключив с русскими честную сделку, в то время как права Tengen были приобретены через цепочку недоразумений.

Все решило четкое определение компьютера в первоначальном контракте с Робертом Стайном; все дальнейшие предположения Стайна, Mirrorsoft и Tengen больше походили на воровство.

Nintendo и Tengen пытались помешать друг другу в продаже Tetris и подали друг на друга в суд. Слушания состоялись 15 июня 1989 года.

После ознакомления с показаниями и массой документов судья Смит решила, что нет никаких доказательств того, что Tengen (и все те, кто выдавал лицензии) когда-либо обладала правами на версии для видеоигр. Она признала правоту Nintendo и вынесла приговор в их пользу. Tengen было предписано прекратить производство и продажу Tetris в видеигровых версиях с 21 июня.

После этого Хидэ Накадзима, Деннис Вуд и Дэн Ван Элдерен (Рэнди Браулейт ушел из Atari Games и основал независимую компанию-разработчика) могли надеяться только на обжалование, что было маловероятно. Tengen прекратила производство картриджей Tetris. Хотя они утверждали, что их версия Tetris превосходила версию Nintendo, им пришлось отправить все игры на склад в ожидании окончательного решения; те картриджи в итоге стали коллекционной редкостью и продавались по цене 150 долларов.

Nintendo выпустила свою версию Tetris для NES, слегка переработанную, с русской музыкой; она моментально продалась и больше года находилась в десятке самых популярных игр Nintendo (позади Super Mario Bros. 3). Пажитнов смеялся, услышав о том, как миллионы американских детей, увидев в вечерних новостях собор Василия Блаженного, кричали: «Смотри, башни Tetris!» Точно так же никто не знал Чайковского, сочинившего «Танец феи Драже» из «Щелкунчика»; детям эта мелодия была знакома как «песня Tetris». В какой-то мере была реализована идея Пажитнова об игре как мосте между культурами. Победители соревнования по Tetris были награждены десятидневной поездкой в Киев, Ленинград и Москву, на «родину Алексея Пажитнова». Журнал Nintendo Power публиковал статьи об СССР, и дети, игравшие в его игру, видели, как что-то хорошее начинает появляться в некогда «империи зла».

Взрослые тоже проявляли интерес к Tetris. Аракава сделал верный прогноз: опросы клиентов показывали, что от трети до половины игроков в Tetris были взрослыми; доля Nintendo на рынке продуктов для взрослых увеличилась настолько, что почти половина (46%) игроков в Game Boy на Западе были взрослыми.

Аракава оказался прав и в другом: Tetris продал миллионы Game Boy. К 1992 году в мире было продано 32 миллиона устройств, что намного превосходило предсказания Хироси Ямаути. Американский сенатор, пристрастившийся к Tetris, шутил, что игра была заговором русских, направленным на введение американцев в гипноз.

У распространения игры были и непредсказуемые последствия. Игра стала контраргументом Nintendo на выпады педагогов и психологов по поводу бессмысленного насилия в играх. Некоторые исследования утверждали, что игра в Tetris повышала уровень интеллекта (по меньшей мере, в области пространственного мышления). Кроме того, исследование в Москве показало, что Tetris повышает навыки вождения, поскольку игра учит игроков принимать решения чрезвычайно быстро, что положительно влияет на скорость реакции.

Дети становились зависимыми от Tetris и уходили в игру с головой. Правда, по завершении игры они жаловались, что фигурки из Tetris остаются в их голове. Взрослые становились зависимыми от Tetris так же быстро, как и дети. Одна читательница писала в женский журнал: «[Tetris] заставил меня просить коллег не оставлять меня в офисе одну, чтобы я, играя, не забыла уйти домой. Я стерла игру с домашнего компьютера, но я увидела в магазине Game Boy и не смогла сдержаться. Я пошла и купила его». Российский космонавт даже взял Game Boy в космос (эту игру ему дал Говард Линкольн, вернувшийся в рамках дружественного визита в Москву со своим шестнадцатилетним сыном Брэдом; с собой он взял сто Game Boy, обещанные Аракавой, который сдержал свое слово и остался дома.)

Путешествие программы Алексея Пажитнова по многим частям света и даже космосу не обошлось без жертв. «Tetris превращал друзей во врагов и развращал людей», — говорил Роберт Стайн. Andromeda, Mirrorsoft и Atari Games считали, что каждый цент, заработанный Nintendo должен был быть их. «Почему бы нам не объединиться, вместо бессмысленной борьбы поодиночке?» — задавался он вопросом. Но компании продолжали поодиночке сражаться за возможную прибыль с тех версий игры, которые не контролировались Nintendo и BPS. Mirrorsoft получила некоторую прибыль с версии Tetris на дискетах, но почти ничего от лицензий, проданных Atari Games, отказавшейся платить Mirrorsoft до завершения судебных разбирательств с Nintendo.

Atari Games выпустила версию для игровых автоматов и, по словам Дэна Ван Элдерена, продала ее в количестве от 15 000 до 20 000 аппаратов. Компания также получала роялти с игровых автоматов, продававшихся Sega в Японии, но сублицензия Atari Games, проданная Хэнку Роджерсу, была бессмысленной, поэтому им нужно было вернуть Роджерсу аванс за права на версии для домашних видеоигр.

Роберт Стайн признал, что за все эти годы он заработал на Tetris около 200 000 долларов, хотя мог бы заработать миллионы. Он наблюдал за тем, как русские постепенно лишают его всех связей с игрой, ссылаясь на неуплату роялти. Стайн потерял свои права на версию Tetris для компьютеров в 1990 году. Spectrum Holobyte платила роялти Mirrorsoft, которая, в свою очередь, отказывалась платить Стайну. Доля русских рассчитывалась от платежей Mirrorsoft, поэтому они не получали ничего; в итоге «Элорг» отобрал у Стайна лицензию. Чтобы сохранить права на Tetris для ПК (и сохранить права на продажу Tetris 2), Spectrum Holobyte должна была подписать с русскими новый договор. Джилмэн Луи столкнулся с уже набравшимися опыта представителями стороны СССР и вынужден был платить гораздо более высокие роялти, чем первоначально он платил Mirrorsoft.

Стайн какое-то время владел правами на версию для игровых автоматов, но ничего не получал за это, поскольку Atari Games ничего не платила Mirrorsoft. Не получая отчислений, в феврале 1992 года «Элорг» объявил, что отзывает и эту лицензию. Стайн хотел бороться, но это было непосильной задачей. Человек, открывший Tetris Западу, потерял все права на игру.

К 1992 году судебный процесс оставался неоконченным, однако были слухи, что Atari Games смирится с приговором. Возможно, в таком случае Atari Games направит свои усилия в сторону Andromeda, Mirrorsoft и Максвелла. Максвелл и Стайн гарантировали, что им принадлежали права, поэтому они являются ответственными. Обвинять Стайна не было смысла, зато Mirrorsoft была привлекательна с этой точки зрения, учитывая большие активы Максвелла (которых в итоге у него не оказалось). Итогом скандального краха организации Максвелла стали роспуск Mirrorsoft (скудные активы этой компании были куплены Acclaim Entertainment) и последовавшая за этим подозрительная смерть Роберта Максвелла.

Другим участникам истории с Tetris повезло больше, хотя Кевин Максвелл пострадал из-за коррупционных схем его отца. Мало того, что он остался без всех активов и прибыли, но он также мог быть признан виновным, несмотря на то что он, скорее всего, ничего не знал о незаконных методах ведения бизнеса Максвелла-старшего.

Джим Макконочи был вынужден уйти из Mirrorsoft еще до краха компании: он ушел в 1991 году, когда Кевин Максвелл решил реструктурировать компанию. Макконочи устроился на работу консультантом в индустрии, а затем перешел в Commodore International для работы над программами для CDTV.

С переменами в своей стране русские в «Элорге» и Академии наук разбрелись в разные стороны, хотя Николай Беликов еще долго оставался в «Элорге» после распада СССР. Большая степень свободы в стране распространялась и на торговлю, и Беликов, избавленный от давления партии, видел богатые возможности для экспорта российских технологических достижений. Его первой задачей в эпоху Ельцина стали жесткие переговоры с Джилмэном Луи по поводу Tetris 2, разработанного Алексеем Пажитновым с коллегами.

Александр Алексеенко из Академии наук переехал в Вену, где основал торговую компанию. Виктор Брябрин также уехал из России в Западную Европу, где начал работать в комиссии ООН по ядерному регулированию. Юный Вадим Герасимов тоже покинул Россию. В свои двадцать он переехал в Токио, где учил японский язык и разрабатывал программное обеспечение в компании, которая впоследствии указывала в рекламе, что в их штате работает один из разработчиков Tetris.

Параллельно в Америке Фил Адам оставил Spectrum Holobyte своему партнеру Луи, который повел Spectrum к новым высотам, от новых боевых симуляторов до игр для Nintendo. В 1992 году Луи представил футуристическую видеоигровую систему для игровых залов и торговых центров. Дети влезали внутрь устройства, похожего на гироскоп, надевали похожие на бинокль очки и попадали в виртуальную реальность. В одной из таких игр игроки преследовали друг друга в киберсреде, прыгая и бегая среди разноцветных платформ и лестниц. Вооруженные бластерами, они «летали» в пространстве и пытались нанести урон врагу (который при попадании разлетался на мелкие куски), пока их самих кто-нибудь не уничтожал; нужно также было опасаться птеродактилей, периодически налетавших и забиравших игроков.

Сидя в своем скромном лондонском офисе, Роберт Стайн изо всех сил пытался удержать Andromeda на плаву. Он занимался распространением компьютеров Atari Corp. в Англии и пытался использовать свержение коммунизма в Восточной Европе, особенно в Венгрии. Он по-прежнему продолжал свои попытки продавать венгерские игры на Западе; вполне возможно, что из этого мог выйти еще один Tetris. Для себя он уяснил, что, прежде чем продавать любой потенциальный хит, нужно уладить все вопросы о правах.

Хэнк Роджерс заработал на Tetris больше всех, даже больше Хироси Ямаути. Представители «Элорга» и Академии наук почти ничего не получили, хотя российское правительство заработало на игре миллионы, главным образом на контракте с Nintendo. Они также получили порядка 150 000 долларов от Andromeda, а также авансы и роялти от Spectrum Holobyte.

Как обычно, Nintendo сработала лучше всех, хотя невозможно вычислить точную прибыль от Tetris, поскольку сложно определить степень влияния Tetris на продажи Game Boy. Были проданы три миллиона картриджей Tetris для NES и миллионы Game Boy. Как только человек приобретал Game Boy, впоследствии в среднем он покупал для этого устройства три игры в год, по 35 долларов за каждую. Без учета Game Boy Tetris принес Nintendo по меньшей мере 80 миллионов долларов. С Game Boy эта сумма возрастает до миллиардов долларов (в 1991 и 1992 годах продажи Game Boy составили примерно 2 миллиарда долларов).

Алексей Пажитнов заработал совсем немного денег на роялти Tetris и авансовых платежах. «Элорг» оформил сделку о правах на мерчандайз Tetris (в конечном счете Nintendo заполучила и их), которую впоследствии отменил; поэтому в итоге Пажитнов ничего не получил от продажи часов Tetris, настольных игр Tetris и всего прочего.

На Западе критиковали советскую систему, которая лишила Пажитнова его доли, в то время как другие сделали на игре состояния, но Беликов стоял на своем. «Если бы Tetris был сделан служащим Boeing в рабочее время и Boeing продавал лицензию, получил бы разработчик больше, чем Пажитнов?»

С другой стороны, если бы Пажитнов сохранил права на Tetris и подписал типовое для США соглашение, он мог бы получить до 15% от прибыли. Если бы Пажитнов имел процент в отчислениях за Tetris государству, его доход мог составить минимум 3 миллиона долларов. Если бы он выдавал лицензии напрямую, цифра могла достичь 20 миллионов долларов или даже больше.

Вместо этого Вычислительный центр наградил Пажитнова собственным персональным компьютером, клоном IBM AT, который автор принял с большой благодарностью, ведь для самостоятельной покупки ему потребовалось бы шестнадцать лет с учетом зарплаты сотрудника Академии наук.

Хэнк Роджерс, оставшийся после завершения сделки в хороших отношениях с «Элоргом», письменно обратился к Беликову от имени Пажитнова. Он писал: «Если кто-то вырастил яблоню, приносящую вам много яблок, вы должны поделиться яблоками, ведь это поощрит его сажать еще больше яблонь».

Ответа на это письмо он так и не получил; команду «Элорга» оно не очень впечатлило. Квартира Пажитнова была лучше квартир большинства его начальников из Академии наук и сотрудников «Элорга», вдобавок к всемирному признанию, немыслимому для любого другого советского гражданина.

Пажитнова поразило, что американцы не могли поверить в его спокойное отношение к происходящему. Он решил, что это ключевое различие между ним и большинством людей Запада, где финансовое вознаграждение служит критерием успеха. «Для меня высшей наградой является то, что в мою игру играют везде», — говорит он. Однажды в 1989 году его позвали к телефону в Вычислительном центре, чтобы он поговорил с журналистом, писавшему статью о Tetris.

Каждым вопросом журналист пытался добиться от Пажитнова признания в своей обиде, но он сказал журналисту: «Я сделаю еще игры и отправлю вам. Если хотите, воюйте сами».

Советский Союз становился дружелюбнее, и с расширением торговых возможностей Пажитнов мог использовать успех своих творений в своих интересах, лицензируя игры и другие программы через несколько совместных предприятий, которые платили ему небольшие авансы и роялти. На эти скромные доходы он купил свою первую машину — подержанные «жигули», которые были русским клоном устаревшей модели Fiat. У семьи Пажитнова было и еще кое-что: у Пети и Димы, сыновей Алексея, была одна из двух единственных NES в СССР (вторая была у детей его друга, Владимира Похилько).

Весной 1989 года Пажитнов в качестве туриста вылетел в Токио рейсом «Аэрофлота» Москва — Токио. Пажитнов редко выезжал за пределы Москвы, поэтому не отрываясь смотрел в иллюминатор. К тому же он болел гриппом и не мог заснуть. Он наблюдал за пятнистыми облаками и видневшимся под ними океаном и с нетерпением ждал посадки.

В аэропорту Нарита, получив свой небольшой чемоданчик и неловко пообщавшись с таможней, Пажитнов не увидел никого знакомого и начал волноваться. Возможно, подумал он, это какая-то ошибка. Он не говорил по-японски и с трудом мог объясниться по-английски. Было ясно, что никто в аэропорту не говорит по-русски, поэтому он отправился в зал ожидания и сел перед телевизором с большим экраном.

Спустя какое-то время Пажитнов наконец услышал свою фамилию среди множества японских. Он подбежал к телефону и назвал свое имя в трубку. На связи был Хэнк Роджерс, который сказал: «Сиди там, я почти приехал».

Наконец Пажитнов увидел в толпе лицо Роджерса с густой черной бородой. Он тут же встал и обнял своего друга.

Больше всего на свете Пажитнову хотелось хорошо выспаться и выздороветь, но Роджерс и слышать ничего об этом не хотел. Сев в машину, они поехали в мегаватты неона, придававшего дневному Токио неестественную бледность; Роджерс потащил русского за собой в здание, в лифт, на самый верх токийского универмага. Захватывающий вид не произвел на Алексея сильного впечатления, зато позже он был должным образом вознагражден, когда Роджерс по пути остановился у супермаркета, чтобы купить еды. Там было больше еды, чем Пажитнов когда-либо видел в одном месте: «Когда ты видишь это в кино, ты думаешь, что все это специально свезено в одно место для большего эффекта». Он не мог поверить, что люди спокойно блуждали между полок с этими замечательными товарами, что-то выбирали, рассматривали коробки, не брали фрукты из-за того, что они были побитыми. Его жена Нина просила сделать снимки Токио, поэтому он стал фотографировать полки с едой. Перед отъездом на деньги Роджерса он купил джинсы, видеомагнитофон, небольшой цветной телевизор, CD-плеер, пару «Уокманов» и игрушек для детей.

Затем они проехали через весь Токио в Йокогаму, где жил Роджерс; там Пажитнов наконец-то выспался и выздоровел, оттуда началось его трехнедельное японское приключение. Первую неделю он провел, сопровождая Роджерса в йокогамских офисах BPS, где встречался с сотрудниками и без перерыва расспрашивал их о видеоигровой индустрии. Он был поражен техническим мастерством программистов и их современным инструментарием; он впитывал информацию о методах продаж и распространения игр.

Затем Роджерс отвез Пажитнова в Киото на скоростном поезде. Для встречи с представителями Nintendo Пажитнов впервые со дня свадьбы надел галстук. Его очень обходительно приветствовали в главном офисе, где он встретился с Хироси Иманиси, а также с начальником отдела маркетинга и другими руководителями NCL. Он встретился с японскими коллегами-инженерами, в том числе с Гумпеем Ёкои и разработчиками из команды R&D 1, а также с игровым разработчиком Сигэру Миямото.

В середине дня Пажитнов ослабил галстук, поправил прическу и был препровожден в кабинет Хироси Ямаути, где при помощи переводчика состоялся короткий и немного натянутый разговор. Ямаути сказал Пажитнову, что надеется на новый Tetris от него, и отметил, что у них должны сложиться долгие и плодотворные отношения.

Пажитнов успел немного поработать в NCL. Несколько измененная версия Tetris для Game Boy еще не была им одобрена (Nintendo предоставляла право утверждения версии, которое Роберт Стайн только обещал). Проверяя игру, Пажитнов нашел в программе ошибку и вместе с командой инженеров из NCL поработал над ее устранением. Ему показали и отдел разработок компании, который произвел на него гораздо большее впечатление, чем то, что он видел в BPS. Комнаты были заставлены рядами машин, которые в автоматическом режиме проверяли игры. Nintendo тестировала игровые картриджи, которые производились и собирались десятком конкурирующих субподрядчиков. Проверялись восемьдесят картриджей из каждой тысячи. Некоторые разбирались инженерами для проверки внутреннего устройства, другие тестировались автоматически. Если хоть у одного из этих восьмидесяти картриджей обнаруживалась проблема, возвращалась вся тысяча. «Все было так же строго, как у военных в Москве», — рассказывал позднее Пажитнов.

Помимо бизнеса, русский ходил в рестораны, где пил много саке и пива. Впервые в жизни он попробовал джин-тоник и сходил в караоке-бар, правда, петь отказался.

Соединенные Штаты Пажитнов впервые посетил в январе 1990 года. Поездка спонсировалась совместным русско-японским предприятием, с которым он сотрудничал в Москве. Первой остановкой после череды перелетов через Нью-Йорк и Чикаго стал Лас-Вегас, где проходила выставка бытовой электроники. Прилетев из бедной Москвы с ее бесчисленными очередями за хлебом, он оказался на выставке 1990 года, где единственная очередь стояла в буфет со шведским столом за 3,69 доллара. Прикуривая сигарету Kool от зажигалки с надписью «Я люблю Лас-Вегас», он с удивлением рассматривал лобби своего отеля. «Значит, вот как выглядит типичный американский город», — сказал он за коктейлем Джилмэну Луи.

После интервью и встреч в Лас-Вегасе Пажитнов улетел в Сан-Франциско, где Луи сопровождал его на множестве обедов и вечеринок. Первый поход в KFC произвел на него большое впечатление, и KFC стала его любимой американской едой. Когда принимающая сторона не приглашала его на обеды с французской и калифорнийской кухней, он всегда направлялся в KFC. В Stars, в Сан-Франциско, он смеялся над обновленной версией русских блинов с икрой, выглядевших как картина и смотревшихся крохотными на огромном столе. Там же он впервые попробовал текилу. «Очень приятный вкус», — говорил он, улыбаясь.

У Пажитнова был насыщенный график в Области залива. Spectrum Holobyte договорилась о четырех-пяти интервью в день, но он не жаловался. «Я должен заботиться о роялти», — сказал он. О нем написали в десятках компьютерных журналов и ежедневных газет. Он также посетил Сиэтл, где обедал с четой Аракава и Линкольнами, затем отправился на Восточное побережье. В Нью-Йорке он сходил в Музей современного искусства, где первый раз увидел оригиналы некоторых своих любимых картин. По его словам, это было одним из самых волнующих моментов. Он в буквальном смысле застыл перед картинами Пикассо, Брака, Леже, которые хорошо знал по книгам в Москве.

В Бостоне Пажитнов посетил медиалабораторию Массачусетского технологического института, куда он был приглашен опробовать игровой компьютер NEXT. Там, конечно же, состоялось еще больше интервью. После нескольких он встретился с фотографом из компьютерного журнала в своей гостинице. Фотограф попросил его сменить штаны на более светлые. Пажитнов был смущен: другой одежды с собой у него не было. Тогда фотограф дал ему десятикилограммовый VGA-монитор и попросил расположить его на голове. Пажитнов согласился и сел на стол около окна с видом на центр Бостона, разместив монитор на голове; затвор камеры фотографа тут же защелкал.

В конце своей ураганной поездки по Америке Пажитнов полетел в Оаху на встречу с Хэнком Роджерсом, где они вместе отдыхали, сплавлялись на каяке и пили много май-тай. Роджерс спросил Пажитнова, хотел бы он работать в BPS в Вашингтоне; не думает ли он уехать из Советского Союза?

Пажитнов притих и опустил взгляд. «У меня нет ответа на этот вопрос», — сказал он.