Если принять во внимание ту трагическую развязку, которой закончились взаимоотношения Рима и Карфагена, то может показаться странным факт, что на протяжении нескольких веков римляне и карфагеняне относились друг к другу как друзья. Однако это кажущееся противоречие мы часто видим в истории человечества. До римлян у карфагенян такие же отношения складывались с этрусками: они вместе в 537 г. до н. э. в битве у Алалии близ берегов Корсики разгромили флот греков из Массалин и, таким образом, не допустили создания греческих колоний на Корсике и Сардинии. Эти острова еще долгое время оставались исключительной сферой влияния этрусков и Карфагена.
Отношения между Карфагеном и этрусками были гораздо более тесными, чем это обычно представляют. В пятидесяти километрах к северо-западу от Рима располагался порт этрускского города Церы-Пирги. Там археологи обнаружили развалины двух храмов, которые датируются концом VI в. до н. э.; там же были обнаружены три золотые пластинки. На двух из них нанесены надписи на языке этрусков и одна содержит пунические письмена. Надписи посвящены богине — покровительнице Карфагена. Они гласят: «Матери Астарте. Это священное сооружение царь города Церы Тефари построил в месяц жертвоприношения Солнцу и приносит храм и святилище в дар Астарте, потому что она подняла его своей рукой в третий год его правления… в день поминовения богини. Статуя богини будет находится в ее храме, пока пребудут звезды на небе». Этот храмовый комплекс в 384 г. до н. э. был разграблен тираном Сиракуз Дионисием.
Начиная с 509 г. до н. э., когда римляне изгнали царей и учредили республику, могущество этрусков клонится к закату. В 524 г. до н. э. они пытались захватить греческую колонию Кумы, но потерпели неудачу. Спустя полвека, в 474 г. до н. э., в морском сражении у этого же города их флот был разбит тираном Сиракуз Гиероном I, который в благодарность за победу передал захваченные трофеи в храм Зевса в Олимпии. Среди добычи был и шлем, находящийся ныне в Британском музее.
Карфаген заключил свой первый договор с Римом в 508 г. до н. э. Второй договор 348 г. до н. э. определял сферами влияния Карфагена Африку и Испанию, давал Риму право торговать с Сицилией и гарантировал неприкосновенность берегов Италии со стороны Карфагена. В 306 г. до н. э. был заключен еще один договор — менее благоприятный для Рима, который ограничивал право римлян плавать в южной части Средиземноморья.
В 277 г. до н. э. происходит сближение Рима и Карфагена. Оно было вызвано борьбой против общего врага Пирра. Пророческие слова последнего о том, что Сицилия станет полем битвы между Римом и Карфагеном, должны были вскоре сбыться. Остров, имеющий треугольную форму, своим выгодным положением оказался обречен вызывать споры трех народов, на которых он как бы указывал своими углами: в двухстах километрах к западу находился Карфаген, всего в пяти километрах на северо-восток — Италия, а значит и Рим, а юго-восточное побережье было обращено к Греции. Сицилия обладала хорошими гаванями, плодородной почвой, и не случайно позднее ее называли житницей и винным погребом Италии. Веками на острове сохранялся неустойчивый баланс между греками и Карфагенами. Не раз Сицилия становилась причиной вооруженных конфликтов, и Рим по мере нарастания его могущества и влияния постепенно втягивался в борьбу за остров.
Долго тлевший костер возможной войны вспыхнул ярким пламенем неожиданно для всех. Кампанские наемники, которых называли мамертинцами (Мамерс — так именовали оски бога войны Марса), сражавшиеся в Сицилии на стороне Агафокла против Карфагена, захватили греческий город Мессану и превратили его в базу для занятий пиратством в проливах между Италией и Сицилией. Тиран Сиракуз Гиерон II решил очистить Сицилию от пиратов и в 265 г. до н. э. осадил Мессану. Мамертинцы обратились за помощью и к Карфагену, и к Риму. Первыми прибыли карфагенские войска. Римляне некоторое время колебались, поскольку вторжение на Сицилию означало неизбежный конфликт с Карфагеном — самым большим и богатым городом Западного Средиземноморья. В конце концов Рим решил вмешаться. Трибун Гай Клавдий Кадикс высадился на Сицилии, пригласил карфагенского полководца на переговоры и арестовал его. Карфагеняне были вынуждены отойти от Мессаны, и в город вошли римские войска. Так в 264 г. до н. э. началась Первая Пуническая война. Немного спустя карфагеняне заключили союз с Гиероном Сиракузским и осадили Мессану. Римские войска во главе с консулом Аппием Клавдием Кадиксом. пересекли пролив на подручных плавательных средствах, напали на войска Гиерона, на следующий день разгромили карфагенян и сняли осаду Мессаны.
В результате Гиерон разорвал союз с Карфагеном и заключил договор с Римом, по которому обязался всю жизнь быть преданным союзником новых покровителей. Многие греческие города Сицилии состояли в союзе с Сиракузами, и благодаря этому за короткий срок римляне смогли взять под свой контроль большую часть острова. На это потребовалось всего 7 месяцев. В 262 г. до н. э. пала сильная карфагенская крепость Агригент, но карфагеняне сумели удержать Лилибей (Марсала), Дрепанун (Трапани) и Панорм (Палермо), которые снабжались по морю.
Римляне понимали, что для победы над карфагенянами и захвата всей Сицилии им необходима не только сухопутная армия, но и военный флот, который смог бы противостоять флоту Карфагена. С необыкновенной быстротой, копируя карфагенские суда, римляне построили 120 квинкрем — больших боевых кораблей с пятью рядами весел по каждому борту. На кораблях было использовано новое римское изобретение — перекидные мостики с цепкими крючьями, впивавшимися в палубу неприятельского корабля. По этим мостикам легионеры перебегали на борт вражеского судна и могли сражаться врукопашную в привычной им стихии пешего боя. И все же первые морские сражения римлян были неудачными, а у Липарских островов римляне потеряли целую эскадру, которой командовал Гай Корнелий Сципион. Но в битве при Милах римляне сумели одержать свою первую победу на море. В этом сражении римским флотом командовал консул Гай Дуилий, и в честь его победы из бронзы, захваченной на карфагенских кораблях, была отлита триумфальная колонна и установлена на римском форуме. Колонна была украшена носами трофейных карфагенских кораблей, а на верху ее была установлена статуя самого Дуилия. Так впервые морскому могуществу Карфагена был брошен вызов.
Но эта победа не принесла римлянам желаемых результатов. Карфагеняне, гораздо более опытные мореходы, стали избегать крупных морских сражений и беспокоили противника внезапными нападениями. Тогда римляне решились на военную экспедицию в Карфаген и, следуя примеру Агафокла, высадились в Африке. В 256 г. до н. э. консулы Марк Аттилий Регул и Луций Манлий Вулсон с сорока тысячами солдат на 300 кораблях нанесли поражение карфагенскому флоту у мыса Экном у южного побережья Сицилии и высадились в Африке. Но затем римский сенат допустил одну ошибку — Вулсон с половиной армии был отозван из Африки. Тем не менее, используя местное население, недовольное владычеством Карфагена, Регул смог нанести противнику еще одно поражение, после чего Карфаген предложил обсудить условия мирного договора. На переговорах Регул выдвинул условия, неприемлемые для карфагенян, и они решили продолжать войну. Карфаген нанял дополнительное войско из наемников и пригласил известного спартанского полководца Ксантиппа командовать своей армией. В 255 г. до н. э. Ксантипп разбил римскую армию и взял в плен самого Регула. Рим отослал к берегам Африки флот для того, чтобы спасти уцелевших после катастрофы, но он был полностью уничтожен штормом у мыса Пассаро. После этого римляне отказались от мысли о войне в Африке и сосредоточили все свои усилия на борьбе с карфагенянами на Сицилии.
Прежде всего римляне построили новый флот, с которым уже в 254 г. до н. э. они осадили и полностью блокировали Панорм. Карфагеняне, запертые в городе, были вынуждены капитулировать. Но в следующем году и этот флот погиб во время шторма. В 250 г. до н. э., доставив к городу большую армию и 120 слонов, карфагеняне пытались вернуть город, но потерпели поражение от консула Луция Цецилия Метелла, который сумел захватить всех слонов. Для Карфагена это было страшным ударом, и он снова предложил Риму мирные переговоры, отправив в качестве посланника в Рим Регула и предварительно взяв с него обещание вернуться. Но прибыв в Рим, Регул принялся убеждать сенат в том, что необходимо продолжать войну, потому что силы Карфагена на исходе. Он вернулся в Карфаген с отрицательным ответом римского сената и был предан смерти.
Тем временем командующим карфагенскими войсками на Сицилии был назначен Гамилькар Барка — аристократ, ведущий свою родословную от самой Дидоны. Имя Гамилькар происходит от имени бога Милькарта, а Барка означает «молния». Это был в высшей степени одаренный полководец. Свою хорошо подготовленную армию он воодушевил обещаниями высокой оплаты, сумел добиться стабилизации положения на острове и организовал успешное сопротивление римлянам Лилибея, Дрепанума и Эрикса — последних крепостей, сохраненных карфагенянами за собой на Сицилии. Успешная оборона этих крепостей объяснялась тем, что по морю они снабжались всем необходимым.
В 249 г. до н. э. римляне построили третий флот из 200 кораблей, и консул Аппий Клавдий Пульхер повел его в атаку на Дрепанум. Перед сражением, согласно обычаю, были совершены гадания, и Пульхеру сообщили, что их результаты неблагоприятны, потому что священные куры, которых содержат в золотой клетке, отказались клевать зерно. Тогда консул воскликнул: «Если они не хотят есть, я заставлю их пить». И выбросил клетку с курами в море. Этот поступок все присутствующие сочли страшным кощунством и знаком грядущей беды; боевой дух римских воинов упал, и в сражении карфагеняне полностью уничтожили римский флот.
После продолжительного периода безрезультатной борьбы Рим предпринял еще одну решительную попытку и в 242 г. до н. э. начал строительство четвертого флота. Города Италии выступили с заявлением, что они истощены строительством флотов и у них больше нет денег. Но все-таки флот был построен за счет пожертвований, сделанных самыми богатыми гражданами Рима. Во главе эскадры встал консул Гай Лутаций Катул, который сумел разгромить и полностью уничтожить карфагенский флот в сражении у Эгатских островов у западной оконечности Сицилии.
В 241 г. до н. э. соперники заключили мирный договор, по которому Карфаген соглашался на следующие условия: вся Сицилия, а также все острова между Сицилией и Африкой отходили к Риму; карфагенянам запрещалось плавать в морях, омывающих Италию, а также воевать против Сиракуз или других союзников Рима; Карфаген в течение 10 лет должен был выплатить контрибуцию размером 3 200 талантов серебра. Никогда еще в истории человечества до Первой Пунической войны военное счастье не было столь переменчиво. Она закончилась, но оказалась лишь генеральной репетицией предстоящей ожесточенной борьбы, которая с новой силой вспыхнула между Римом и Карфагеном после непродолжительной передышки.
Мирный договор, положивший конец Первой Пунической войне, имел для двух противников различные по своей значимости последствия. Для Рима он означал переход в разряд морских держав, чья мощь нарастала по мере того, как от операций в Италии римляне начинали участвовать в войнах вдали от родных берегов. Если бы римляне оказались неспособны создать собственный флот, они не смогли бы превратить Рим в великую империю.
Результаты войны имели для Рима и политические последствия. Пока римские армии воевали только на территории Италии, захваченные племена и города входили в состав их государства, в результате чего возникло некое подобие конфедерации, члены которой, подчиненные Риму, сохраняли определенную степень автономии, не платили дани, но поставляли в римскую армию вспомогательные войска. С завоевания Сицилии начинается период имперской политики Рима. Города и государства острова (за малым исключением) не вошли в состав конфедерации Рима, но стали подданными, которые платили дань деньгами или продуктами производства и управлялись наместником, назначаемым Римом. Наместник имел почти абсолютную власть. Он назначался на короткий срок — слишком краткий для того, чтобы войти в курс местных проблем, в течение которого этот чиновник старался побыстрее обогатиться, пока не истекли его полномочия. В перспективе подобная система не могла не привести к печальным для острова последствиям. С другой стороны, римская администрация обеспечивала мир и спокойствие на острове и приносила с собой римские законы, которые, хотя и были суровы и примитивны, все-таки обеспечивали некоторое подобие правопорядка и нормальной жизнедеятельности, от отсутствия которых раньше страдало местное население. Так Сицилия стала первой римской провинцией.
Для Карфагена последствия войны были более серьезны и даже трагичны. Лишенный возможности продолжать войну, Гамилькар оставил пост главнокомандующего, и другой военачальник, Гискон, вывез войска из Сицилии в Африку. В самом Карфагене сложилась опасная ситуация: проиграв войну и не получив добычи, правительство не могло выплатить наемникам ту Сумму, которая была, обещана, оно объявило о том, что армия подлежит роспуску. В результате в 241 г. до н. э. наемники подняли мятеж и взяли Карфаген в кольцо блокады.
Перед лицом этой опасности правители Карфагена вновь вспомнили о Гамилькаре. Мятежники заняли все броды через реку Баграда, но Гамилькар знал, что, когда дует северо-западный ветер, устье реки мелеет настолько, что его можно перейти вброд. Собрав все боеспособные войска — около 10 тыс. воинов с 70 слонами, он форсировал Баграду, напал на врага и снял блокаду Карфагена. Искусно дезинформируя противника, он нанес поражение бунтовщикам. Полководец распустил часть своих войск, уверяя всех, что они дезертировали. Эти слухи дошли и до бунтовщиков, а тем временем воины Гамилькара собрались в тылу противника, атаковали и нанесли ему большие потери.
Тем временем в районе Туниса оставалось еще около 40 тыс. мятежных наемников. После многочисленных столкновений, хитростей и маневров Гамилькар заманил их в ущелье, заняв оба выхода из него своими войсками. Здесь бунтовщики были полностью уничтожены; это произошло в 239 г. до н. э. Яркое описание всех этих событий дал Гюстав Флобер в своем романе «Саламбо», названном по имени дочери Гамилькара — жрицы богини Танит.
А в это время, пользуясь беспомощностью Карфагена, Рим захватил Сардинию и Корсику, передача которых Риму отнюдь не предусматривалась условиями мирного договора. Римляне использовали тот повод, что, оставаясь в руках Карфагена, Сардиния будет представлять собой постоянную угрозу для побережья Италии. Можно сказать, что острова были преподнесены римлянам «на блюдечке», потому что в 238 г. до н. э. карфагенские купцы, разместившиеся на Сардинии, не веря более в мощь своей митрополии, сами предложили Риму оккупировать остров. Местное население сопротивлялось римлянам, но очень скоро Рим объявил о создании своей второй провинции. Более того, Рим принудил карфагенян признать захват островов и таким образом увеличил размер оплаты побежденными своего поражения.
Это наглое проявление политики силы разъярило Гамилькара не меньше, если не больше, чем его принудительная отставка на Сицилии. Непосредственная угроза Карфагену была устранена, и установилось некое подобие мира. Но теперь становилась очевидной другая, еще более серьезная угроза: если, используя флот, Рим смог завоевать Сицилию, то что мешает ему высадить армию в Африке и захватить обессиленный и беспомощный Карфаген. Кроме того, существовала опасность прихода к власти в Карфагене сторонников мира с Римом, и это сделало бы положение самого Гамилькара весьма неопределенным. Втайне он разработал план возрождения политической и военной мощи Карфагена. Он надеялся, что это еще возможно.
Карфаген потерял Сицилию, Сардинию и господство на море; но у него еще оставалась Испания. Богатая строевым лесом, полезными ископаемыми, многочисленным населением, она стала надеждой Гамилькара на возрождение его родины. Именно там он хотел создать новую державу под самым носом у римлян. Испания должна была возместить все издержки войны. Эта страна поставляла в карфагенскую армию отличных бойцов, и, что было очень важно, Испания находилась на материке Европы, как и Италия. Даже не имея флота, можно было прийти из Испании в Италию по суше. И, наконец, Испания являлась базой, достаточно удаленной и от Карфагена, и от Рима. Поэтому, как считал Гамилькар, никто не будет знать в точности, что он там делает. С учетом всех этих факторов Гамилькар и принял решение создать в Испании нечто вроде личной империи. И в этом деле ему должен был помочь влиятельный карфагенянин, живущий в Испании, Гасдрубал, по прозвищу Красивый, который был мужем дочери Гамилькара.
У карфагенян не было флота, и они боялись начинать его строительство, потому что римляне могли расценить это как повод для начала новой войны. Таким образом, Гамилькар не мог доставить свою армию из Карфагена в Испанию морем. Он решил эту проблему, двигаясь по суше на запад вдоль северного побережья Нумибии. Несколько транспортных кораблей с грузом провианта и фуража сопровождали его по морю. Добравшись до Гибралтара и переплыв его на подручных средствах в 236 г. до н. э. Гамилькар достиг города Гадеса, который сделал своей базой. Оттуда он двинулся на восток, воюя с местными племенами. После победы над ними он превращал их в своих союзников. Вскоре под его контролем оказалась вся южная часть Иберийского полуострова. На восточном побережье Испании недалеко от Аликанте он создал свой передовой форпост в городе Луценте. Но в 228 г. до н. э. Гамилькар неожиданно умер, или скорее погиб — похоже, он утонул при переправе через одну из рек. Руководство перешло к его зятю Гасдрубалу, который весьма успешно продолжал осуществление планов Гамилькара и расширил сферу влияния карфагенян до реки Эбро на севере. Он также основал Новый Карфаген (Картахена), гавань которого считалась лучшей на средиземноморском побережье Испании. Со временем небольшое поселение превратилось в цветущий город с сильной крепостью, дворцами, храмами, верфями и арсеналом.
Быстрое продвижение карфагенян до самой Эбро вызвало озабоченность греческих колоний, расположенных на побережье, в частности Массалии, а также Рима, который был союзником последней. В то время римляне не имели земель в Испании и Галлии, и карфагенская экспансия вызывала озабоченность Рима скорее по экономическим, чем военным соображениям. Дело в том, что в древности олово являлось стратегическим материалом: не добавив к девяти частям меди одну часть олова, нельзя получить бронзу — сплав, из которого изготавливали орудия труда и оружие. Медь была довольно доступна, но олово ценилось высоко. Главным источником олова для Массалин и Рима был Корнуолл в Британии. Из мест добычи олово на телегах везли в порт Иктин, где местные купцы загружали оловом свои суда и плыли к западным берегам Галлии. Оттуда по суше олово доставляли в Массалию. Диодор Сицилийский сообщает, что путь по суше занимал до Массалин тридцать дней. Сначала «оловянные» караваны шли на юг вдоль побережья Бискайского залива, затем достигли долины Гаронны и в районе нынешнего Каркасона делали поворот к побережью Средиземного моря, вдоль которого и доходили до Массалин. Этот путь пролегал недалеко от северных отрогов Пиренеев, которые вроде бы защищали караваны от нападений с юга, однако существовала опасность, что если карфагеняне продолжат свою экспансию за Эбро, то они смогут установить контроль над «оловянным» путем. Это напрямую угрожало интересам Массалин и Рима.
В 226 г. до н. э. к Гасдрубалу прибыло римское посольство для заключения соглашения по этому вопросу. Стороны договорились о том, что земли к северу от Эбро являются сферой интересов Рима, а к югу — сферой влияния Карфагена. Но южнее этой реки, на берегу моря, находился греческий город Заканфа, он же — Сагунт, который уже после заключения соглашения между Римом и Гасдрубалом попросил у Рима покровительства и защиты, и это событие имело весьма значительные последствия.
В 221 г. до н. э. Гасдрубал был убит, и мантия Гамилькара легла на плечи его старшего сына — Ганнибала.
Ганнибал, что на пуническом означает «милость Ваала», старший сын Гамилькара Барки, родился в 247 г. до н. э. Со своими тремя братьями — Гасдрубалом, Ганноном и Магоном — он представлял то, что их отец называл «львиным выводком». И действительно, позднее братья оправдали это прозвание, данное им Гамилькаром. Ганнибал детские годы провел в Карфагене — как раз те годы, которые в период Первой Пунической войны стали для его родины самыми трудными. В 237 г. до н. э., когда Гамилькар с войском готовился отправиться в Испанию, чтобы осуществить свой великий замысел, Ганнибал, которому было всего девять лет, попросил отца взять его с собой. Гамилькар как раз готовился принести жертвы богам, чтобы обеспечить успех похода; он заставил сына возложить руку на жертвенных животных и поклясться, что, когда Ганнибал вырастет, он никогда не забудет о том, что Рим — смертельный враг. Этот эпизод, хотя и дошедший до нас из римского источника, а именно из труда Ливия, скорее всего не является выдумкой, так как сам Барка и его дети воспринимали силовую политику Рима и наглое попрание римлянами договоров как личное оскорбление. Поэтому не только Ганнибал, но и его братья принесли клятву, которую потребовал от них отец.
В Испании, в условиях походной жизни и непрерывных стычек, Ганнибал чувствовал себя как рыба в воде. Он рано обнаружил дарование военного тактика, умение управлять людьми, командовать и вести за собой подчиненных. Он был превосходным наездником и хорошо разбирался в лошадях, личное оружие и снаряжение были предметом его постоянной заботы. Красивых и дорогих одежд он не носил, предпочитая вещи, удобные в походе и солдатском быте. Равнодушный к вину и женщинам, неутомимый умом и телом, он мог переносить жару и холод, голод и жажду, и часто в походе его можно было видеть спящим не в шатре на кровати, а среди воинов, на земле, завернувшегося в плащ. Он сам был отличным бойцом, презирал опасности, и неудивительно, что все эти качества в конце концов сделали его кумиром солдат. Его воины были фанатично преданы своему полководцу. Обо всем этом рассказывает нам Ливий, римлянин.
Однажды в Испании отряд конников оказался отрезан от своего начальника — между солдатами и Ганнибалом находилась река. Тем временем приближался противник, и воины растерялись; тогда Ганнибал бросился в реку, переплыл ее, ободрил солдат и увлек их за собой в атаку. Он умел вдохнуть в солдат уверенность в победе и мужество, ради него они были готовы на все, и, как показало время, это были не пустые слова. Необходимо учитывать личные качества Ганнибала, когда мы разбираем задачи, которые он ставил перед своими воинами, и анализируем то, как они выполнялись. Ведь войско Ганнибала не являлось национальной патриотически настроенной армией — это была пестрая масса наемников, набранных из карфагенян, нумидийцев, испанцев, балеарцев, галлов и других, сражавшихся не за родину, а из личной преданности своему вождю.
Кое-что известно из личных качеств Ганнибала как человека. Корнелий Непот сообщает, что он был высокообразованным человеком для своего времени, и это мнение подтверждается деятельностью Ганнибала в качестве государственного деятеля. Он говорил и писал по-гречески; сообщают, что он оставил несколько книг на греческом языке — одна из них содержит описание деятельности Гая Манлия Вулсона в Азии.
Большинство карфагенян не любило греков, но некоторые — и к ним относились Ганнибал и его семья — высоко оценивали вклад греков в развитие человеческой мысли. Интересно отметить, что в семье Барки имелся собственный пантеон богов, неидентичный карфагенскому. Историк Жильбер Шарль Пикар считает, что именно этим объясняется тот факт, что при подписании договора между Ганнибалом и царем Македонии Филиппом V в качестве свидетелей призывались не только боги Карфагена и Рима, но и Ваал-Шалим, который был аналогом Зевса, Мелькарт-Геракл и Решеф-Аполлон. Следы греческого влияния прослеживаются и в монетах, которые Гамилькар и Ганнибал чеканили в Испании, и здесь мы перейдем к вопросу о внешности Ганнибала.
Большие сомнения вызывают то и дело звучащие заявления о том, что такой-то античный бюст представляет собой подлинные черты лица Ганнибала. Пожалуй, единственным достоверным скульптурным портретом Ганнибала можно считать бронзовый бюст, найденный в Волубилисе, на территории Марокко. По мнению Пикара, подлинность этого скульптурного портрета (в том смысле, что он изображает Ганнибала) подтверждается отлично сохранившимся серебряными монетами, отчеканенными в Картахене. Некоторые из них имеют на аверсе изображение бородатого Мелькарта, лицо которого, по мнению многих исследователей, является портретом Гамилькара. Более поздние монеты, относящиеся к периоду, когда Ганнибал уже принял командование армией, несут на аверсе изображение безбородого лица, имеющего сильное сходство с «бородатым» образцом. Ученые считают, что это сходство позволяет сделать вывод: на монетах изображены Гамилькар и Ганнибал. Если это предположение верно, то у Ганнибала был прямой нос, очень высокий лоб, открытое и энергичное лицо, большие глаза. Бюст, найденный в Марокко, полностью повторяет лицо безбородого мужчины на более поздней монете.
После гибели Гасдрубала в 221 г. до н. э. солдаты единодушно провозгласили Ганнибала своим главнокомандующим. Из этого факта можно сделать вывод о том, что в Испании карфагеняне учредили нечто вроде личной диктатуры выходцев из семьи Барка, в значительной степени независимой от правителей Карфагена, которые просто принимали к сведению «волеизъявление» солдат. Подобное же повторилось несколько веков спустя и в римской истории, когда командующий армией избирался солдатами императором в какой-нибудь удаленной провинции и затем диктовал свои условия Риму.
Армия Ганнибала состояла из профессиональных солдат, которые служили за плату и долю в добыче. Насколько известно, вначале пехота в ней была организована по тактическим принципам греческой фаланги; Ксантипп, командовавший карфагенской армией в годы Первой Пунической войны, реорганизовал ее на основе военного искусства греков. Фаланга представляла собой единую массу тяжелой пехоты, построенную в форме прямоугольника: плечом к плечу в ней располагались по фронту 256 человек, а в глубину полная фаланга должна была иметь 16 рядов. Таким образом, в полной фаланге насчитывалось более 4 000 человек. Тяжелые пехотинцы — гоплисты — были вооружены мечами и длинными копьями, защищены тяжелыми щитами, доспехами и шлемами. Фаланга наносила противнику сокрушительный удар, но ей не хватало гибкости, мобильности, способности маневрировать — особенно на пересеченной местности. Ганнибал почти не брал в свое войско карфагенян — он предпочитал уроженцев Испании и прилегающих к ней районов Африки, считая их лучшими бойцами. Были у него и галлы, которые сражались с большим мужеством, но считались не вполне надежными воинами. Кроме тяжелой пехоты, существовала и легкая, вооруженная дротиками, луками и легкими щитами.
Отличительной чертой карфагенской армии были пращники — выходцы с Балеарских островов, организованные в корпус численностью в 2 000 человек. На вооружении у них имелись пращи двух типов: одни — для боя на дальней дистанции, другие — для ближнего боя. В качестве снарядов для метания они использовали голыши — округленные камни размером с крупную гальку — и свинцовые «пули». Точность метания была такова, что, как говорили, хороший пращник мог попасть даже в человеческий волос. На поле боя по эффективности стрельбы пращники превосходили лучников.
Кавалерия состояла из тяжелой конницы (в походе на одной лошади ехали два воина, а в бою один находился в седле, второй же сопровождал его пешим), которая набиралась из уроженцев Испании, и легкой галльской конницы, выполнявшей вспомогательные функции. Но самой ценной частью армии Ганнибала были нумидийцы — выходцы из Северной Африки. Их родиной были земли, расположенные западнее Карфагена, проживали они и на территории современных Алжира и Марокко. Нумидиец в переводе значит «кочевник», и они, можно сказать, рождались на коне. Вооруженные копьями и дротиками, легко одетые, они сидели на крепких небольших лошадях, которыми управляли с помощью голоса и палки, не признавая ни седел, ни стремян, ни узды. Тактика у них была такая: яростно нападая на врага, они не ввязывались в крупный бой, если противник был тяжело вооружен; отступали и снова нападали и беспокоили врага, как стая ос. Они обладали небывалым искусством управления лошадьми, были привычны к войне в гористой местности, но отлично сражались и на равнине, неутомимо преследовали отступающего врага и умели маскироваться; одним словом, это была идеальная легкая кавалерия.
Конечно, в карфагенской армии были слоны, как и в период Первой Пунической войны; в обыденном сознании слоны сразу же ассоциируются с Ганнибалом, и следующую часть книги мы решили посвятить рассказу об этих животных, принимавших участие в битвах.
Близкое знакомство человека со слоном произошло в глубокой древности. Недалеко от селения Салайях в Ливийской пустыне ученые нашли грубые изображения слонов, которые датированы 4 000 г. до н. э. и относятся к эпохе неолита. Первые рельефы, изображающие слонов, в Египте были изготовлены на рубеже IV–III тыс. до н. э. — в период правления первой династии фараонов. В надписи Аменемхеба, который в 470 г. до н. э. сопровождал Тутмоса III в Сирию, сообщается, что он был вынужден спасаться от слона бегством. Ассирийские цари Ассурнасирапал и Салманассар в IX веке до н. э. требовали от Сирии дань слонами (надпись на Черном обелиске из Нимрода).
Очевидно, впервые европейцы узнали о том, что слонов можно использовать в сражениях, в 331 г. до н. э., когда у Гавгамел произошла битва между войсками Александра Македонского и персидского царя Дария III, который располагал пятнадцатью слонами, но не смог эффективно их использовать — кони самих персов пугались этих гигантов и сбрасывали седоков. Первое достоверное свидетельство об использовании слонов в сражении связано с битвой у реки Гидасп, где сошлись воины Александра Македонского и индийского царя Пора — последний вывел на поле боя двести слонов, но потерпел поражение (326 г. до н. э.). После походов Александра слоны уже считались настолько ценным орудием войны, что за них отдавали целые провинции, и в войсках наследников Александра — Селевка, Антиоха и Деметрия — слоны использовались, о чем мы знаем по изображениям на монетах и из исторических сочинений. Широкое применение боевых слонов привело к тому, что в сражениях перестали использоваться колесницы.
Все слоны, о которых шла речь выше, относились к индийскому подвиду слонов. В 280 г. до н. э. в битве у Гераклеи римляне имели возможность познакомиться с ними, т. к. в войске у Пирра было 20 слонов. На римских монетах, отчеканенных вскоре после этого сражения, есть изображения слонов, как и на блюде, найденном в Кампании.
Кроме индийского, существует африканский подвид слонов; именно их использовали в сражениях египтяне и карфагеняне. Кроме того, в Африке существовала разновидность слонов, которых называли «лесными» — от своих собратьев, распространенных в Центральной и Северной Африке, они отличались тем, что предпочитали жить в лесах, а не кустарниках и на равнинах.
Именно лесных слонов использовали карфагеняне, поскольку они обитали совсем недалеко в отрогах Атласских гор и на побережье Марокко; огромные их стада паслись и к югу от Туниса. В настоящее время в Западной Африке лесных слонов не осталось. Они обитают только к югу от реки Сенегал. В войске с римлянами карфагеняне впервые использовали их в 262 г. до н. э. во время осады Акраганта.
У египтян тоже были слоны, и они также относились к лесной разновидности, которая по размерам уступает индийским слонам. В Египет слоны попадали с западного побережья Красного моря и из Эритреи. Царь Египта Птолемей II построил поселение Птолемаида на территории нынешнего Судана специально для ловли слонов и переправлял их по рекам в Египет. Еще в середине XIX в. в этом районе водилось множество слонов.
В 217 г. до н. э. в битве у селения Рафия около Газы сошлись царь Египта Птолемей IV и сирийский царь Антиох III. В войске первого насчитывалось 73 африканских слона, у второго было 102 индийских. Полибий оставил нам описание этой битвы: «Сражающиеся слоны представляли собой великолепное и страшное зрелище. Изо всех сил с разбега они сталкивались лбами, сцеплялись бивнями и пытались потеснить друг друга. Борьба продолжалась до тех пор, пока один из гигантов чувствуя, что ослабевает, не уступал и не поворачивался боком к противнику. Тогда победитель бивнями наносил страшный удар побежденному». Далее Полибий продолжает: «Большинство слонов Птолемея проиграли схватку, потому что не могли вынести напора индийских слонов; в конечном итоге все они обратились в бегство».
Такой исход схватки слонов закономерен. Высота в холке африканского лесного слона составляет в среднем 2,3 м, а у индийской разновидности — почти 3 м.
Правда, некоторые особи африканских равнинных слонов достигают высоты в холке 3,3 м. Размеры индийского слона позволяли укрепить у него на спине приспособление, которое условно называется «замок» — короб или большую корзину, в которой находились лучники. На африканских слонах такое приспособление не использовалось, поскольку лесная разновидность была мельче других подвидов слонов. Индийские и африканские слоны изображались на монетах и мозаичных полотнах. Они настолько отличаются друг от друга, что сразу можно определить, какой подвид представлен на изображении. Основные отличия африканского лесного слона от индийского следующие: большие уши (у индийского — маленькие), глубокая ложбинка между лопатками и несколько приподнятый круп, в то время как у индийских слонов спина гладкая, покатая к задней части; тело африканского слона расширяется к крестцу, а у индийского — наоборот, сужается; голова находится несколько выше корпуса, а у индийского — несколько ниже; лоб гораздо шире, чем у индийского слона; хобот покрыт глубокими поперечными морщинами, а у индийского слона — почти гладкий и мягкий; на конце хобота два отростка, условно называемые пальцами, а у индийского слона один; роговые пластинки («ногти») на передней части задних ног покрыты складками кожи, как юбкой, в то время как у индийского слона они открыты и несколько выступают вперед.
Судя по монетам той эпохи, слоны Ганнибала в большинстве своем были африканскими. В исторических сочинениях той поры указывается, что погонщики в основном являлись выходцами из Индии. Эту практику ввели египтяне. Именно они первыми стали приглашать из Индии людей, которые владели искусством приручения и обучения слонов как к трудовой деятельности, так и к боевым навыкам. На многих монетах мы видим людей в характерных для индусов одеждах верхом на небольших африканских слонах. Эти изображения позволяют сделать вывод о том, что африканский лесной слон, обитавший в ту эпоху в Северной Африке, был ненамного выше лошади и вполне мог принять участие в переходе через такие горы, как Альпы. Для индийского слона такая задача была бы невыполнима. Тем не менее существуют доказательства, что у Ганнибала был как минимум один индийский слон. Вероятно, он получил его из Египта, с которым карфагеняне поддерживали дружеские отношения. В 321 г. до н. э., когда македонский полководец Пердикка вторгся в Египет, Птолемей I разгромил его войско и захватил несколько индийских слонов. В 312 г. до н. э. Птолемей получил еще 43 индийских слона, разбив Деметрия в битве у Газы. В период Третьей Сирийской войны (246–241 г. до н. э.) Птолемей III нанес несколько поражений Селевку и также захватил индийских слонов. Известно, что в годы Первой Пунической войны Птолемей II предоставил Карфагену крупную сумму денег; логично предположить, что он дал союзнику и индийских слонов.
Как мы увидим далее, Ганнибал в основном использовал слонов для того, чтобы наводить ужас на те племена, которые раньше не видели этих животных, а также против кавалерии. В сражениях, как видно из опыта Пирра, слоны могли принести больше вреда своим собственным войскам, чем солдатам противника. Поэтому погонщики слонов обязательно имели при себе стамеску и молот, чтобы в случае непредвиденной ситуации можно было быстро убить слона. Однако, как показывает опыт, и это не всегда удавалось сделать вовремя.
Приняв в 221 г. до н. э. командование войсками, Ганнибал еще не был готов к воплощению в жизнь грандиозных замыслов своего отца. Перед этим ему необходимо было завершить некоторые дела, которые не успели сделать в Испании Гамилькар и Гасдрубал, — а именно: подчинить ее себе полностью, чтобы иметь надежный и крепкий тыл в борьбе против Рима. В 221 г. до н. э. он осадил и взял штурмом город Картею (местоположение неизвестно), племенной центр олькадов, расположенный южнее Эбро. Город находился в сфере влияния карфагенян, но до тех пор не был взят ими под полный контроль, и, решив эту задачу, Ганнибал сделал еще один шаг на пути к своим стратегическим целям. После этого он вернулся на зимние квартиры в Картахену.
На следующий год он расширил масштабы операции дальше на север. Маршрут его похода в 220 г. до н. э. проследил исследователь Ф.В. Валбанк, по мнению которого, Ганнибал прошел через горы Сьерра Морена по проходу Пеньярройа, затем от Мериды до города Салмантика (ныне Саламанка), который взял штурмом. Он подчинил вакайев, племя, жившее по среднему течению реки Дурий (Дору), и повернул на юг, пройдя, скорее всего, через Пуэрто де Гуадаррама к реке Таг в том месте, где сейчас находится Толедо. Иберы, изгнанные из Салмантики, объединились с олькадами, которые не забыли прошлогоднюю обиду, и карпетанами. Они сосредоточились в тылу войск Ганнибала, которые собирались начать переправу вброд через Таг. Ночью Ганнибал ускользнул от врага, пройдя вдоль Тага вверх по течению до места, где находился еще один брод, переправился через реку и, вернувшись вниз по течению, занял место напротив противника, который, таким образом, оказался на другом берегу. Когда иберы начали переправляться через реку, а затем выходить небольшими группами на берег, Ганнибал ударил на них своей конницей и начал уничтожать по частям. Иберы разбежались, некоторые пытались спастись в реке и тонули; тех, кто пытался скрыться по суше, преследовали конники Ганнибала. После этого Ганнибал повел свою пехоту через брод на другой берег и довершил разгром врага. Карпетаны изъявили покорность, и весь Иберийский полуостров к югу от Эбро теперь был под властью Ганнибала. Исключение составлял только греческий город Сагунт. Затем, вновь пройдя через Сьерра Морену (возможно, по проходу Вальдепеньяс), Ганнибал вернулся на юг, чтобы начать подготовку к новой, еще более сложной операции.
К 220 г. до н. э. армия Ганнибала была достаточно многочисленна, опытна и снабжена всем необходимым, чтобы продолжать решение задач, поставленных еще Гамилькаром. Ближайшей целью Ганнибала стал теперь Сагунт, и обстоятельства складывались таким образом, что представлялась возможность неожиданно захватить город. Римская армия была занята войной у себя на родине, в Италии. Галлы, живущие на севере Италии, восстали в ответ на притеснения римлян, усилившиеся в последние годы. В 225 г. до н. э. племена бойев, инсубров, деноманов и другие галльские племена объединились с галлами, пришедшими с западных склонов Альп и в количестве примерно 70 000 человек вторглись в Этрурию, уничтожая все на своем пути. В битве у Фесолы (Фьезоле) они разбили римскую армию.
В Риме весть о мятеже галлов вызвала настоящую панику. Были приняты крайние меры: извлечены книги пророчеств Кумской сивиллы, в которых нашли предсказание, что земля Италии будет занята иноземцами дважды. Дабы исполнить это пророчество, сенат постановил закопать заживо на форуме грека и гречанку, галла и женщину галльского племени. Тем временем в Этрурии войска галлов сумели избежать столкновения с армией Луция Эмилия Пака, повернув на запад, к Тирренскому морю; но здесь их встретила другая армия римлян, только что переправившаяся с Сардинии, которой командовал Гай Аттилий Регул. Галлы оказались между молотом и наковальней и были почти полностью истреблены в страшной битве у Теламона.
Чтобы положить конец восстаниям галлов, сенат принял решение о вторжении в Цизальпинскую Галлию и полном ее завоевании. Гай Фламиний с армией перешел По и вторгся в земли галлов, но сразу попал в такое тяжелое положение, что вынужден был подписать мирный договор на условиях племени инсубров. Нарушив договор, он вновь напал на галлов и добился успеха. Галлы предложили обсудить новые условия договора, но римляне настаивали на том, что они будут диктовать условия мира. Инсубры решили бороться и призвали сородичей с западных склонов Альп, которые и пришли в количестве около 30 000 человек. В битве у Кластидия на севере Италии объединенные силы галлов были снова разбиты войсками консула Марка Клавдия Марцелла. Еще одну победу над галлами одержал консул Гай Корнелий Сципион. Объединившись, войска Марцелла и Сципиона заняли столицу инсубров Медиолан (Милан) и город Ком (Комо). Так, пролив реки крови, Рим добился спокойствия в регионе и учредил здесь новую провинцию — Цизальпинскую Галлию. Чтобы держать местность под контролем, Рим вывел латинские колонии в Плаценцию (Пьяченца) на юге провинции и в Кремону (севернее По); гарнизоны этих городов должны были держать в покорности инсубров. Латинскую колонию учредили и в Мутине (Модена), откуда римляне надзирали за бойями.
Галлы на время затихли, но не покорились; Ганнибал знал об этом и рассчитывал использовать их недовольство в ближайшем будущем. Он также надеялся, что у Рима возникнут проблемы и на другом фланге — в Иллирии и Греции. Исключая Гамилькара, никому и в голову не приходило, в том числе и римлянам, что карфагеняне могут совершить переход из Испании через Эбро, Пиренеи, Галлию, Рону и Альпы и достичь Италии. Но именно это собирался сделать Ганнибал. Испания, подготовленная усилиями Гамилькара, Гасдрубала и Ганнибала, должна была стать для армии карфагенян источником всех необходимых поставок и людских ресурсов.
Операция готовилась в глубокой тайне и потребовала сбора множества сведений. Необходимо было узнать о природных особенностях и рельефе стран, через которые предстояло пройти, возможных препятствиях и трудностях, воинском потенциале племен и народов, с которыми предстояло столкнуться. Ганнибал отправлял посольства в галльские племена для сбора разведывательной информации. Большое значение имела и информация о политической ситуации: настроения, ожидания, симпатии и антипатии племен, их отношение к Риму, их желание и способность сопротивляться давлению римлян, численность их населения, отношение к карфагенянам (поддержат они Ганнибала или выступят против него? могут ли они помочь воинами, провиантом, фуражом?). Ганнибал понимал, что, выступив из Испании, он будет отрезан от баз снабжения — от Эбро до Италии около 1 500 километров.
Одним из самых сложных был вопрос, чем будут питаться воины во время переходов через Пиринеи, Южную Галлию и Альпы, пока не окажутся в землях ожидаемых союзников — галлов Северной Италии. Предстояло идти как через плодородные, так и бесплодные земли. Один из военачальников Ганнибала, его тезка Ганнибал Мономах, предложил кормить солдат — в крайних случаях — человеческим мясом, а приучать к нему воинов еще до начала похода. Ганнибал отверг это предложение, но сходство имен, как пишет Полибий, привело к тому, что полководцу стали приписывать кровожадные наклонности, и римляне представляли его себе как чудовищно жестокого человека.
Все эти соображения приходилось принимать в расчет при составлении плана великого похода. Но у Ганнибала была еще одна проблема: пользуясь широкой народной поддержкой, он не имел прочных позиций в Большом Совете Карфагена. Значительная часть членов Большого Совета представляла сторонников партии «миротворцев»; они выступали за мир с Римом «любой ценой». Это были богатые аристократы, которым война с Римом грозила нарушением торговли и финансовым ущербом. Трудно было надеяться на то, что они проголосуют за войну с Римом. А войну надо было начинать, и начинать как можно быстрее, пока обстоятельства были благоприятны для Карфагена. Поэтому Ганнибал решил предпринять психологическую атаку на Большой Совет, используя для этого город Сагунт.
Соседями Сагунта были турдетаны, неоднократно вступавшие в конфликт с греками, жившими в городе. Ганнибал, используя различные ухищрения, разжег пламя войны между этим иберийским племенем и сагунтинцами. Предвидя, что Ганнибал вот-вот вмешается в конфликт, сагунтийцы обратились с просьбой о защите к Риму. Римляне отправили к Ганнибалу посольство, чтобы обсудить сложившееся положение и предупредить, что город находится под защитой Рима, хотя он сам это хорошо знал. Тем временем Ганнибал начал осаду Сагунта (219 г. дон. э.). Когда римское посольство прибыло, Ганнибал встретил его очень холодно и заявил, что у него нет времени на аудиенцию; он надеялся, что римляне здесь и сейчас объявят войну. Но посольство покинуло лагерь Ганнибала и отправилось в Карфаген, чтобы обвинить Ганнибала перед лицом Большого Совета в нарушении договора о разделе сфер влияния в Испании. Ганнибал отправил в Карфаген письмо, в котором просил своих сторонников в Большом Совете о поддержке. Когда римское посольство потребовало ареста Ганнибала, они выступили против и, мало того, возложили вину на сагунтийцев, а членам посольства заявили, что Рим поступает отнюдь не мудро, пренебрегая добрыми отношениями, которые сохраняются между Римом и Карфагеном более двадцати лет.
Осада Сагунта продолжалась. Жители города отчаянно защищались, но через восемь месяцев Сагунт пал. Карфагеняне устроили в городе резню и подвергли Сагунт разграблению, после чего разрушили. В руки Ганнибала попали огромные богатства; золото и серебро он оставил себе для войны с Римом, а множество ценного имущества спешно отправил в Карфаген, чтобы укрепить свои позиции в Большом Совете и повысить свой авторитет в глазах народа. Весть о падении Сагунта достигла Рима одновременно с возвращением из Карфагена римских посланников. Сенат решил объявить войну, но перед этим отправить в Карфаген еще одно посольство из самых уважаемых и родовитых сенаторов. Посольство должно было спросить у большого Совета: действует ли Ганнибал, захвативший и разрушивший Сагунт, с ведома и согласия правителей Карфагена? Большой Совет с полным основанием ответил, что договор между Карфагеном и Римом предусматривает, что ни та, ни другая сторона не будет вступать в конфликты с союзниками друг друга, но в договоре нет ни слова о Сагунте, потому что в момент его заключения город не являлся союзником Рима. Кроме того, договор между Римом и Сагунтом не был утвержден римским сенатом и римским народом. (Заметим, что договор между Гасдрубалом и Римом о разделе сфер влияния в Испании также не был ратифицирован Большим Советом Карфагена, следовательно, не имел законной силы.)
После долгих препирательств Большой Совет вопросил римских посланцев, чего же они, в конце концов, хотят. Сенатор Квинт Фабий Максим, глава посольства, собрав края тоги, словно скрывая в ней последнее решение Рима, воскликнул: «В складках тоги несу я войну или мир. Выбирайте!» Карфагеняне ответили, что предоставляют право выбора римлянам. Фабий сказал: «Война». Члены Большого Совета закричали: «Да будет так!» Так была объявлена Вторая Пуническая война.
После взятия Сагунта Ганнибал вернулся в Картахену на зимние квартиры. Весной судьбоносного 218 г. до н. э. он побывал в Гадесе, принес жертву Мелькарту и вернулся, чтобы сделать последние приготовления перед походом. Он обратился к солдатам, стараясь пробудить в их душах и самые возвышенные, и самые низменные чувства. Чтобы затронуть первые, он сказал, что Рим требует выдать его, Ганнибала, их вождя, с которым вместе они совершили столько славных деяний; чтобы разжечь последние, он красочно и живо говорил о богатствах и плодородии тех краев, куда он собирается вести воинов, и обещал им невиданную прежде добычу. Начало похода было назначено на май 218 г. до н. э.
Незадолго до описываемых событий Ганнибал женился на Имиле, уроженке города Кастуло, стоявшего на реке Бетис (Гвадалквивир). Город был основан одним из предков Имилс; его звали Касталий, и он был выходцем из Дельф, следовательно, в ее жилах текла и греческая кровь. Вместе они прожили совсем недолго. Во время осады Сагунта Имила родила Ганнибалу сына. Предстояла война, и жене, конечно, нечего было делать в условиях походного лагеря, но так считал только Ганнибал. Поэт Силий Италик описывает сцену, в которой Имила просит супруга взять ее с собой в поход: «Неужели наш союз и наша любовь не доказывают тебе, что я способна вместе с тобой преодолеть заснеженные горы? Поверь женскому сердцу, поверь в его силы». Но Ганнибал остался непреклонным и отправил жену и сына в Карфаген.
Благодаря политической хитрости Ганнибала получилось так, что именно римляне объявили войну и они могли, при известной интерпретации фактов, считаться нарушителями мирного договора с Карфагеном. На 218 г. до н. э. консулами в Риме были избраны Тиберий Семпроний Лонгин и Публий Корнелий Сципион. Первый должен был находится в провинции Сицилия, которая располагалась ближе всего к Карфагену и, следовательно, должна была стать местом концентрации римских войск; второй должен был отправиться в Испанию. Необходимо было обезопасить условную границу, проходившую по Эбро и Пиренеям; кроме того, внушали опасения антиримские настроения, распространившиеся к северу от Эбро. Ганнибал очень хорошо знал, что делает, когда осаждал, штурмовал и разрушал Сагунт. Римское посольство, отправленное в Северную Испанию, обнаружило, что авторитет Рима значительно упал; ведь несмотря на то, что Сагунт находился под защитой римского государства, Рим ничего не сделал, чтобы защитить его от Ганнибала. Следуя обычной практике той эпохи, испанские племена предпочли встать на сторону победителей — карфагенян и, открыто заявив об этом римлянам, указали им на дверь. Послы Рима направились в Галлию.
В Галлии римских посланников встретили немногим лучше, чем в Испании. Вожди галльских племен гордо заявили, что никогда не видели ни добра от римлян, ни вреда от карфагенян, и поэтому в предстоящей борьбе они участвовать не будут и не помогут ни одной из сторон. Галлы, занимавшие собственно Галлию, знали, что их братья в Италии недавно стали жертвами суровых репрессий со стороны римлян, лишились земель, были поставлены под надзор латинских колоний, разбиты в сражениях и принуждены платить дань. Обескураженные римские послы вернулись на родину с пустыми руками. Лишь в Массалии, которую они посетили по пути в Рим, им дали твердые заверения в дружбе. По этим причинам сенат и решил послать в Испанию Сципиона с его армией.
Здесь стоит коротко остановиться на вопросе об организации римской армии накануне Второй Пунической войны. Римская армия в то время была основана на принципе личной службы граждан, которые должны были защищать свое государство и свое имущество. Эта армия не была еще профессиональной. Граждане для службы в легионах проходили отбор, и быть записанным в легион считалось честью. Легион, как тактическая единица, делился на десять когорт (эквивалент позднего батальона). В каждой когорте была одна манипула гастатов — 120 молодых людей, вооруженных мечом, дротиком и копьем; одна манипула принципов — более старших по возрасту мужчин, численностью также 120 человек и с тем же вооружением, и одна манипула триариев, мужчин зрелого возраста, численностью 60 человек, вооруженных мечами и копьями и представлявших собой старую гвардию ветеранов.
В бою манипулы двигались в определенном порядке: впереди гастаты, построенные в десять шеренг по двенадцать человек в каждой; между манипулами гастатов, образующих первую линию строя, были интервалы, по ширине равные ширине самой манипулы; во второй линии шли манипулы принципов, также с интервалами между ними, причем каждая манипула принципов располагалась таким образом, чтобы стоять напротив интервала между манипулами первой линии — в случае необходимости принципы двигались вперед и заполняли собой интервалы между манипулами гастатов. Такое построение повторяет расположение клеток на шахматной доске.
Считается, что подобную структуру войска и порядок построения в бою ввел Марк Фурий Камилл вместо фаланги; легион, выстроенный в три линии, каждая из которых состояла из манипул, был подвижен, мог быстро перестраиваться, вести наступательный и оборонительный бой, в том числе и. на пересеченной местности. Третья линия строя состояла из манипул триариев, которые выстраивались в десять шеренг по шесть человек в каждой напротив интервалов между манипулами принципов. В каждую когорту входил также отряд из 120 велитов — легких пехотинцев, вооруженных круглыми щитами и дротиками. Они могли размещаться перед манипулами, в интервалах между ними, в тылу или на флангах. Наконец; каждой когорте придавался отряд кавалерии — турма — из 30 всадников, вооруженных дротиками и пиками.
Легион, таким образом, насчитывал до 4 500 человек; консульская армия состояла из двух римских легионов. Но в период войны каждому римскому легиону придавался легион, набранный из союзников; он состоял из рекрутов, набранных в городах конфедерации. Таким образом, консульская армия увеличивалась до четырех легионов; кроме них, в армии были вспомогательные отряды, набираемые из галлов и других племен. Дополнительно при каждой армии создавался резерв из отборных воинов — 200 конников и 800 пехотинцев, которые выполняли также функцию личных телохранителей консула; их называли экстраординариями.
В походе каждый легионер нес на себе довольно внушительный груз: кроме оружия, щита, доспехов и шлема в него входил шанцевый инструмент и два деревянных щита для устройства ограждения вокруг лагеря; останавливаясь на ночь после дневного перехода, римляне обязательно строили укрепленный лагерь. Легионер тащил на себе котелок, для варки пищи и запас провизии — два фунта немолотого зерна на каждый день (как правило, пшеницы), из которой он варил себе кашу и пек лепешки, и немного сушеного мяса.
В бою обычной тактикой римлян была атака. Метнув в противника копья и дротики, легионеры стремительно сближались с ним и вступали в рукопашную, используя короткие мечи, которыми можно было и рубить, и колоть. В манипулах солдаты стояли не плечом к плечу, как в греческой фаланге, а на некотором расстоянии друг от друга — так, чтобы можно было сделать замах мечом для нанесения рубящего удара. Римская кавалерия особыми успехами не блистала, так как римляне не были прирожденными конниками в отличие от нумидийцев или галлов.
Основой римской армии являлись центурионы, составлявшие хребет войска — стойкие профессионалы-ветераны, выполнявшие, как мы сегодня сказали бы, функции сержантов. В каждой манипуле было два центуриона — старший и младший. Они были безгранично преданы государству и служба в армии становилась для них делом всей жизни; именно благодаря их усердию И опыту из крестьян и ремесленников получались умелые и дисциплинированные солдаты. Послужной список многих центурионов, приведенный в сочинениях историков или выбитый на их надгробиях, производит большое впечатление.
Римская армия имела один серьезный недостаток: командующие армиями, то есть консулы, менялись каждый год. Система эта была введена для того, чтобы предотвратить узурпацию власти военной верхушкой, но в условиях затяжной войны она делала невозможной следование единой стратегической линии. Если война длилась много лет (как, например, против Ганнибала) обстоятельства требовали отхода от принятой системы, и сенат санкционировал введение должности диктатора — опять же на определенный срок. Через полтора века эта практика привела к возникновению в Риме военной диктатуры.
Такова была армия, которую Лонг собирал на Сицилии, а Сципион готовился вести в Испанию. Тем временем Ганнибал не бездействовал.