Двор гауптвахты.
Несколько губарей лениво убирают снег. Среди убирающих — Бурханов и ещё один новенький солдат с эмблемами летуна.
— И долго мы ещё будем тут в снегу ковыряться? — возмущается Летун. — Сколько же можно?
— Салага! — бросает ему с презрением Бурханов. — Знал бы ты, какие у нас дела творились тут в старые времена! Это разве работа? Вот раньше было, вот то — да!
Бурханов увлечённо слагает легенды о старом житье-бытье, но мы отключаем звук и ничего не слышим.
2Двор гауптвахты.
Губари стоят в шеренгу. В шинелях, без ремней. Старший лейтенант Домброва прохаживается мимо них.
— Кому сегодня освобождаться — шаг вперёд! — провозглашает он.
Из строя выходят: Артиллерист, Бурханов, Лисицын.
— Воинская дисциплина, — говорит Домброва Артиллеристу.
— Воинская дисциплина есть строгое и точное соблюдение всеми военнослужащими порядка и правил, установленных Законами и воинскими Уставами!
— Отпускаю, — говорит Домброва. Переходя к Бурханову, спрашивает: — Все статьи выучил?
— Так точно, товарищ старший лейтенант! Выучил все статьи, полагающиеся арестованному на гауптвахте!
— Верю, отпускаю, — говорит Домброва и переходит к Лисицыну. — А ты, мурло, чего вылезло?
— А мне пора, — отвечает Лисицын. — То, что вы мне назначили, уже прошло.
Домброва с интересом разглядывает искорёженную, зазубренную, вдребезги разбитую рожу с сильно подбитым глазом.
— Добавляю трое суток, — говорит Домброва. — За то, что плохо побрился.