Гавань Семи Ветров

Глава 1 КОЛЬЦО

Каким образом я попал в этот мир? Несмотря на то что это обсуждалось не раз и мне довелось выслушать мнения и людей, и тех, кого давно уже людьми назвать нельзя, я так и не перестаю удивляться случившемуся. Вернее, это даже не удивление… сложно подобрать подходящее слово. Прошло лишь немногим более полугода с того момента, когда я столь опрометчиво шагнул в уже готовый рассыпаться портал. По словам Таяны — легко отделался, последствия могли не ограничиться потерей памяти и временным умопомрачением, меня вообще могло разорвать на куски. На очень-очень маленькие кусочки. Если бы я знал тогда, чем все закончится! Хотя кто знает, изменились бы от этого мои действия или нет? Сам я судить не берусь.

Кто из нас, имеющих дело с дальним космосом, не увлекался в детстве фантастикой? Единицы… Я тоже не прошел мимо этого увлечения и, может быть, именно потому воспринял этот мир как реальность, а не как бред душевнобольного. Читая о магах, волшебных созданиях и иных мирах, я часто представлял, что попадаю в это невероятное окружение. Ну, допустим, иных миров мне досталось полной мерой, в конце концов, десант путешествует по галактике ничуть не меньше, чем самые завзятые Пуристы. Правда, цели путешествий несколько однообразны, и пейзажи вокруг имеют тенденцию гореть, взрываться и разрубаться другими, не менее впечатляющими способами. Но это дело прошлое. Не думаю, что когда-нибудь еще ступлю на палубу межзвездного лайнера. Этот мир, в который меня занесло, последний. Наверное.

Идея о множественности миров тоже была не новой — на Земле немало говорят об этом и на полном серьезе, а не только в литературе. Правда, пока разговоры только теоретические. Интересно, сколько из маститых академиков продали бы душу дьяволу за право оказаться на моем месте?

Итак, подведем итоги. Миров много, хотя первоначально, где-то в первые моменты возникновения вселенной, их было меньше. Один, наверное. А потом миры начали делиться… нет, неподходящий термин. Амебы делятся… а тут дело обстоит иначе. Я все равно до конца не понял — вроде бы миры… раздваиваются, что ли? В каких-то узловых моментах, при каких-то важных событиях… а потом начинают жить каждый своей жизнью, постепенно изменяясь, все больше отдаляясь друг от друга, пока не становятся совсем разными. Вплоть до фундаментальных физических законов. И если в моем родном мире правит бал техника, то здесь она не более чем падчерица, вынужденная плестись в хвосте магии.

Будь я одним из вышеупомянутых академиков, я бы задумался — а что есть магия? И попытался бы подвести под это явление научную базу. Этим можно было бы заниматься всю жизнь… но это не для меня. Какой, к дьяволу, из меня ученый — я солдат, пусть даже последние годы и был далек от настоящих боевых действий. Образ мышления так легко не изменишь.

Ну да ладно, суть не в том. Итак, началось слияние миров. Кто был в этом виноват? Не знаю, Оракул говорит одно, Таяна — другое. А старый Хариус — третье. И, весьма вероятно, все хором неправы. Плевать, когда-нибудь разберусь. Важно, что из-за этого слияния оба мира могли погибнуть. Так говорит Оракул — и я ему верю. Во всяком случае, звучит это в его изложении вполне логично. Миры надо было спасать.

Вот сейчас написал это, прочел… как напыщенно звучит. Спасать миры. Даже не один мир — а сразу оба. Можно задрать нос и чувствовать себя эдаким исполином духа. Хариус до сих пор считает меня посланцем этой их богини, Эрнис. И даже разговаривает с подобострастием. А я ведь толком ничего и не сделал — все сделала она, Лия, девушка-киборг с пробудившимся сознанием. Несчастное существо, которое не смогло бы жить здесь и было бы безо всякой жалости уничтожено там. Два мира — один исход. При таком выборе только и остается, что быть героем… героиней.

Таяна говорит, что мембрана между нашими мирами затянулась. Магия пришла в норму — а ведь тогда, в лагере ургов, с ней (опять-таки по словам Тэй) творилось что-то невообразимое. Моя боевая подруга утверждает, что раз магия снова послушна воле волшебников, значит, прокол в мембране закрылся окончательно, и взаимопроникновение миров уже никому не угрожает. И все довольны — кроме, наверное, меня. Для меня это означает, что вернуться домой я уже не смогу.

А хочу ли я вернуться? Этот простой вопрос я часто вижу в глазах Таяны, хотя она так ни разу и не произнесла его вслух. Может, боится, что ей не понравится ответ? А что бы я ей ответил? Мне здесь нравится — это хороший, чистый мир, не изгаженный цивилизацией. Но провести здесь всю жизнь? Не знаю…

Можно подумать, у меня есть выбор.

Денис Жаров, личный дневник

«Милая моя, нежная моя… как я хочу обнять тебя, прижаться к тебе щекой, ощутить твою упоительную мягкость. Хотя бы ненадолго. Минуток эдак на сто двадцать. А лучше сразу на шестьсот. Я хочу тебя, моя чудесная подушка… Потому, что эти занятия меня когда-нибудь доконают».

Керзон поднял меч, и Денис, мысленно застонав, принял оборонительную стойку. Снова со звоном столкнулось оружие, сверкнули ясно видимые даже сейчас, в лучах солнца, искры. Измученное тело тут же отозвалось болью — если Тэй не примет меры, то завтра он просто не сможет встать. Конечно, Керзон — мужик неплохой, особенно когда с ним пьешь пиво и рассуждаешь о тяготах армейской службы, но когда он встает в позицию — держись. Никакого снисхождения.

Жаров прекрасно понимал, что выбора у него нет. В этом Мире мужчина, не умеющий владеть оружием, никогда не сумеет чего-то достичь. И не потому, что меч — обязательный атрибут успеха, а просто потому, что достижение определенного положения в обществе требует времени. А неспособные себя защитить так долго не живут. Первый шаг вверх — и в твою сторону тут же обращаются глаза недоброжелателей и завистников, которые уже облюбовали для себя что-то, принадлежащее тебе. Ступеньку, на которой ты стоишь, твою женщину, твой кошелек. Да, там, на Земле, творится то же самое, только, может быть, немного более завуалированно. Но и там, и здесь правило одно — чтобы жевать лучший кусок мяса, надо как минимум иметь хорошие зубы. И не бояться их время от времени показывать.

Поэтому Денису приходилось по меньшей мере полдня торчать здесь, на тренировочной площадке, вновь и вновь доказывая мастеру меча Керзону, что он, Жаров, чего-то стоит. Пока что доказывать получалось… не очень. Бывший десантник понимал, что его не в полной мере растраченная за мирные годы подготовка дает ему некоторое преимущество перед другими учениками — но они, само собой, учатся владеть мечом с детства. Так что в какой-то мере шансы уравнивались.

Одно можно было сказать с полной уверенностью — сейчас он находился в куда лучшей форме, чем полгода назад.

Острая боль пронзила правое плечо, Денис вскрикнул, выпавший из разжавшихся пальцев меч глухо звякнул о камни тренировочной площадки. Будь оружие должным образом заточено, сейчас эти камни уже вовсю орошала бы кровь — а так к вечеру набухнет очередной лиловый кровоподтек, не более того.

— Подними оружие, Дьен, — хмуро проворчал Керзон, делая шаг назад. — Ты снова думаешь не о том.

— А о чем? — буркнул Жаров, нарочито медленно наклоняясь за опротивевшей железкой, стараясь продлить минуты отдыха.

— Не знаю. Думай о бое. Только о бое. Расслабился — убит. Отвлекся — убит. Я говорил это уже не раз, но ты не хочешь слушать.

— Я все это знаю, Мастер. Но я смертельно устал…

— Это правильно, — удовлетворенно кивнул Керзон. — Это очень правильно. Враг всегда будет ждать, когда ты устанешь. Это даст ему дополнительные шансы. Только на турнир рыцари выходят отдохнувшими, в бою же может случиться всякое.

Не прекращая говорить, он вдруг сделал выпад, который, по логике, должен был нанизать Дениса на меч, как цыплёнка на вертел. Но Жаров уже не был новичком — и успел среагировать, отводя летящий ему в живот клинок в сторону. Двое снова закружили по площадке, оглашая двор звоном оружия.

Пропустив еще два удара, Жаров понял, что выдохся окончательно. Меч, и так раза в полтора тяжелее обычного боевого, сейчас казался и вовсе неподъемным. Тренировку пора было заканчивать, но Керзон, видимо, был намерен в полной мере отработать получаемые за науку деньги, а потому пер вперед, непрерывно атакуя то длинным клинком, то кинжалом в левой руке. По опыту прошедших дней Денис знал, что ни просьбы, ни попытки приказать эффекта не возымеют: положено тренироваться до сигнала к четвертой страже — значит так и будет.

Очередной выпад. Денис бросил меч, перехватил руку Мастера и, надсаживаясь, швырнул стокилограммового воина через себя прямо на камни. Керзон легко перекатился по площадке и спустя мгновение снова оказался на ногах.

— Эти твои приемы весьма эффективны, — заметил он, надвигаясь на безоружного теперь Дениса, поигрывая клинками. — Весьма, ученик. Но здесь им не время и не место. Ты нанял меня, чтобы я тебя учил бою на мечах, так?

С этими словами меч в его руке вновь устремился вперед. Жаров уклонился, снова попытался поймать руку — о, с каким удовольствием он бы ее сломал, — но в тот же момент взвыл от боли. Кинжал Мастера ударил в живот.

— Ты убит, — сухо констатировал Керзон.

Жаров прижал ладони к «ране», картинно рухнул на камни и изобразил что-то вроде конвульсий. Намереваясь в ближайшее время не вставать.

— Прошу прощения, Мастер Керзон, но Его Величество желает видеть сэнсэя.

Знакомый голос показался Жарову песней. Если и было что-то, в связи с чем тренировку можно было бы закончить досрочно, то это как раз вызов от Императора. С таким вмешательством придется смириться даже упрямому мечнику. Что ж, теперь можно и подняться — и даже изобразить на лице неискреннее сожаление по поводу того, что придется оставить это избиение и идти в тронный зал.

— Ладно. — Мастер и не пытался скрыть раздражение, а потому швырнул свой меч в кучу всякого железа, используемого для тренировок, с такой силой, что от звона на мгновение заложило уши. — До завтра… сэнсэй.

В его исполнении это слово носило явно уничижительную окраску.

Денис только вздохнул, провожая взглядом тренера, умудряющегося даже спиной выказывать свое глубочайшее неодобрение. Ну да ладно, не первый раз.

— Тэй… — неуверенно протянул он. — Ну, ты же понимаешь, не могу я появиться пред очами Его Величества в таком виде?

— Если бы ты больше внимания уделял тренировкам, — фыркнула она без особой жалости, — то и вид имел бы куда лучший.

Жаров только тяжело вздохнул. В начале тренировки он, как правило, держался неплохо. По мнению Таяны — а девушка умела держать в руках меч, хотя против Мастера не продержалась бы и десяти минут, — Денис уже мог бы на равных драться с обычными солдатами, не из числа ветеранов. Он и сам понимал, что этого мало, что владение оружием надо непрерывно совершенствовать. Но, с другой стороны, много ли найдется бойцов, способных измордовать на тренировочной площадке Керзона? Здесь, при дворе, — десяток, ну два. Сорокалетний мечник не зря считался одним из самых лучших учителей, какого только можно нанять за золото.

Конечно, оставался еще и Тернер. Но устраивать с ним даже учебный бой было смертельно опасно — тьер не умел учить, зато очень хорошо умел убивать. И если свою тягу к убийствам он, в целом, умел держать в узде — то это умение напрочь исчезало, стоило ему лишь ощутить вкус схватки. Четыре вызова, четыре трупа. Вернее, трупов было больше, но остальные — Денис даже толком не знал сколько — были всего лишь шайкой бандитов, решивших изучить содержимое карманов одинокого горожанина, возвращающегося домой поздней ночью. Можно допустить, что они не ожидали, что горожанин окажется воином, — но если бы даже и так, это вряд ли отпугнуло бы удалую компанию. Большая часть грабителей промышляла этим делом достаточно давно и, следовательно, умела за себя постоять. Так что с воином они, возможно, совладали бы без особых жертв. А вот с тьером… В общем, за устранение одной из разбойничьих шаек Тернеру даже были благодарны. Четверо же остальных покойников обеспечили его устойчивым кругом недоброжелателей, ни один из которых, впрочем, не оказался настолько глуп, чтобы стать пятым.

Сам же Тернер, выслушивая упреки, лишь усмехался. Денису — а в присутствии Жарова тьер испытывал прямо-таки патологическую потребность поговорить — он пояснил, что и впредь не намерен уклоняться от схватки.

— При чем тут уклонение, — пожал плечами Жаров. — Ты же их откровенно провоцировал.

— Ну… немного, — не стал спорить тот. — Но ты согласись, что юнцы напрашивались на неприятности. И потом, у меня, как ты выражаешься, рефлексы.

— Ты бы меньше прислушивался к моим словечкам.

— Я всю жизнь к чему-нибудь прислушиваюсь, — флегматично ответил Тернер. — Всегда полезно узнать что-нибудь новое. Никогда не знаешь, где пригодится.

— Скажи спасибо, что каждый раз находилось чуть не с десяток свидетелей, что юнцы сами полезли в драку.

— Это была не драка, юноша, — нравоучительно заметил Охотник. — Это был правильно обставленный вызов, и даже Де Брей не нашел, за что зацепиться.

— Еще бы, — хмыкнул Жаров, неодобрительно качая головой. — В последний раз ты был столь нагл, что даже я еле сдерживался, чтобы не съездить тебе по физиономии.

— Ты же сдержался. А этот сопляк, возомнивший себя воином, — нет.

— А если бы и я не сдержался?

Тернер сразу стал серьезен. Он некоторое время молчал, затем тихо, но с некоторой, пусть и незначительной, но все же ощутимой угрозой в голосе сказал:

— Не надо, Денис. Мне не слишком понятно, что означает слово «дружба», у меня никогда не было и, видимо, никогда не будет настоящих друзей, но тебя мне не хотелось бы убивать. Сейчас. Но если ты поднимешь на меня руку, мои рефлексы могут не оставить мне выбора.

Оговорка насчет «сейчас» Жарову не понравилась. Он понимал, что противоборство с тьером может иметь только один исход — фатальный. И знал, для кого именно. По слухам, даже ньорк, признанный мастер боя, не способен устоять в поединке один на один с этим порождением древней магии, существом, специально созданным для того, чтобы убивать. Что уж говорить о человеке — да будь он хоть трижды умелым воином, будь он лучшим из лучших, — итог один. Человек не способен сравниться с ньорком, а уж с тьером — и подавно.

Потому с Тернером и невозможно было проводить тренировки — в один далеко не прекрасный момент охотник мог расценить выпад ученика как настоящую атаку — и тогда все. Конец. И заунывный голос монаха, читающего прощальную молитву и призывающего благословение Эрнис на голову безвременно ушедшего.

— Тэй, ну я прошу тебя.

— Ладно уж, — вздохнула девушка. — Закрой глаза.

Каждый раз его так и подмывало подсмотреть. Но, по уверению волшебницы, заклинание, снимающее боль, может вызвать временное ухудшение зрения. Почему-то закрытым глазам ничего не грозило, и Денис с готовностью зажмурился.

Боль постепенно начала отступать. Прошло несколько минут, и Денис ощутил себя заново родившимся.

— Спасибо… ну, я пошел?

— Иди, Его Величество ждет.

— Что ему надо, не знаешь?

Девушка пожала плечами. Денис покачал головой и встал. Не стоило заставлять Императора ждать… пусть он хоть трижды Справедливый.

В свое время ему приходилось видеть дворцы — настоящие дворцы, там, на Земле. Бесконечной чередой тянущиеся залы, роскошные и строгие, крикливо-вычурные и демонстративно аскетичные. Хотя, конечно, аскеза для сильных мира сего не свойственна. Пышность, способная поразить воображение и наполнить душу благоговением, — это более характерно для монархов. Вот в демократических правительствах — там как раз к месту сдержанность, мол, «я такой же, как и вы, мои дорогие избиратели». И, что самое интересное, среди избирателей всегда немало находится таких, кто этому верит. Неисчерпаема наивность людская.

Поэтому дворец Его Величества Таласа Шестнадцатого производил на Дениса двойственное впечатление. С одной стороны, это, безусловно, был именно дворец. И застывшие на страже гвардейцы, «черные плащи», как их называли в народе. И многочисленные картины, барельефы, тяжелые серебряные канделябры, заливавшие по вечерам залы дворца желтым светом толстых свечей… по местным меркам все это смотрелось в меру величественно и, безусловно, впечатляло. Но сказывался и дух времени — дворец прежде всего был мощным укреплением. Его строили, говорят, еще гномы — во времена столь седые, что стены эти, может быть, помнили даже тысячелетней давности войну магов. Двери, массивные, окованные металлом, способны были выдержать удар тарана. Лестницы были узкими, и случись нападение — на такой лестнице опытный фехтовальщик может надолго задержать сколь угодно большую толпу.

Мысленно Денис усмехнулся — надо же… раньше ведь просто любовался бы местной экзотикой, а теперь, прожив в этом мире так недолго, уже рефлекторно начинает рассматривать Все с иной, армейской точки зрения. И даже прикидывает, сколько нужно поставить гвардейцев там или здесь, чтобы обеспечить максимальную надежность обороны.

— А может, в армию податься? — задал он сам себе риторический вопрос.

Можно было бы и не отвечать. Его знание тактики десантных операций вряд ли могло оказаться востребованным здесь, в мире меча, арбалета и — изредка — боевой магии. Сойдет волшебник, мечущий огненные шарики, за стационарную бластерную установку, а укрывшийся щитами отряд легионеров — за штурмовой танк класса «Единорог»? Да ни в жисть…

Сейчас во дворце было немного народу. К вечеру, когда придет время официальных приемов и неофициальных аудиенций, эти залы наполнятся шумом. Женщины, сияющие драгоценными украшениями, мужчины, не расстающиеся с клинками, слуги, непрерывно снующие между гостями и стремящиеся угодить каждому, — все это будет, но познее. А пока шаги Жарова гулом отдавались в пустых залах, и только стражи в посеребренных латах и длинных, до пола, черных плащах бросали на него внимательные взгляды, убеждаясь, что этот человек имеет право здесь находиться.

У дверей в личные апартаменты Императора дорогу Денису заступил высокий, на голову выше бывшего десантника, воин, на плече которого золотом сияли крылья — эмблема имперского центуриона.

— Радости тебе, сэнсэй.

— И тебе радости, Гэрис.

За все время пребывания при дворе Денис перекинулся с Каем Гэрисом, командиром «черных плащей» и, что из этого вытекало, начальником личной гвардии Императора, не более чем несколькими фразами. Молчаливый воин вызывал к себе уважение, а шрамы, покрывавшие его лицо, говорили о том, что он не понаслышке знает, что такое бой. Но Гэрис держался отчужденно — может быть, потому, что должность, им занимаемая, обязывала. Командир стражи никогда не знал, против кого ему придется направить мечи своих воинов, если вдруг придет нужда, — и потому старался не обзаводиться друзьями. А заодно и врагами.

— Император ждет тебя. Твое оружие.

Денис чуть было не хлопнул себя по лбу. И в самом деле, одеваясь после этой изнурительной тренировки, он чисто механически затянул на талии пояс, даже не вспомнив о пристегнутом к нему кинжале. Здесь все были с оружием, всегда. Отправляясь на веселую пирушку в кабак, пробираясь в спальню к замужней красотке, мечтающей о новых ощущениях, отправляясь в лес, чтобы насладиться первозданной природой, — оружие всегда было спутником мужчин. А зачастую и женщин тоже. Последние, правда, предпочитали в качестве оружия надежных спутников.

И только в двух местах вход с оружием был под запретом. Храм Эрнис и покои Императора.

— Прости, Гэрис… — Денис отстегнул кинжал вместе с ножнами и протянул его центуриону. Тот лишь качнул головой в сторону оружейной стойки, и Денис увидел, что там уже стоит чей-то меч в простых кожаных ножнах. Вряд ли этот клинок принадлежал кому-то из знати, он был для этого слишком прост… и в то же время видно было, что это оружие предназначено отнюдь не для красоты. — У Его Величества гость?

Центурион лишь пожал плечами. И в самом деле, о чем тут говорить?

Пристроив кинжал рядом с мечом, Денис прошел в предусмотрительно распахнутые одним из стражей двери.

Его Величество Талас Шестнадцатый любил комфорт. Он был равнодушен в отличие от многих своих предшественников к бьющей в глаза помпезной роскоши, не стремился и выставить себя суровым воином, каковым и не являлся. А потому личные покои Императора представляли собой весьма, с точки зрения Дениса, приятное местечко. Глубокие уютные кресла, камин, где трещали поленья, распространяя по залу чудный аромат драгоценного сандала. На крошечном маленьком столике, вырезанном из цельного куска переливающегося всеми оттенками зелени малахита, стояло хорошее вино. А сам хозяин этих хором сидел, развалившись, в кресле и, потягивая рубиновый напиток, беседовал с мужчиной, стоящим перед властителем навытяжку. Учитывая более чем либеральные взгляды Таласа, Денис сразу понял, что мужчина — не более чем слуга. Может быть, достаточно высокого ранга, но все же слуга. Воину или магу Император предложил бы сесть.

— Да славится Император! — церемонно поклонился Жаров.

Его Величество знаком приказал слуге замолчать и благожелательно кивнул.

— Ты как раз вовремя, сэнсэй. Можешь сесть.

Не дожидаясь, пока Жаров опустится в указанное ему кресло и, повинуясь кивку головы, нальет себе вина — непохоже было, чтобы где-то здесь сшивался слуга-виночерпий, — Император снова повернулся к неподвижному слуге.

— Значит, ты говоришь, трое?

— Да, Ваше Величество.

— И вас тоже было трое?

— Да, Ваше Величество.

— И вы не вмешивались?

— Нет, Ваше Величество.

— Почему?

Похоже, вопрос поставил слугу в тупик. И, судя по каплям пота, выступившим на его висках, ответ — правильный, конечно, — был для него жизненно важен. Для него было совершенно очевидно, что, если речь шла о серьезном проступке, Император мог на некоторое время забыть о своем желании войти в историю под именем Справедливый. Пока мужчина мучительно подбирал слова, Денис, в который уж раз, разглядывал первое лицо государства.

Таласу не суждено было родиться воином. Его отец — если верить картинам — был мужчиной видным и ростом, пожалуй, не уступал своим гвардейцам. Хотя, как известно, придворные художники обычно делятся на льстивых и казненных. Или, в зависимости от степени деспотичности самодержца, наглеца, посмевшего отобразить в своем произведении истину, могли просто изгнать. Признаться, столь явное благодушие властелины проявляли относительно редко.

Но в случае с Таласом Шестнадцатым изображение его в виде великана, попирающего бронированным сапогом очередного дракона, было бы по меньшей мере издевательством. А откровенную издевку Императоры любят ничуть не больше, чем режущую глаз правду. И потому нынешнего властителя на многочисленных портретах изображали мудрым, но не слишком воинственным.

А он, собственно, таким и был. Склонный к полноте, близорукий, любящий хорошо поесть и подремать в мягком кресле Император выглядел эдаким добрым дядюшкой, мягким и безобидным. Но это впечатление было обманчивым, этот вялый рот мог мягким, можно сказать, даже ласковым голосом и объявить о награде, и отправить на эшафот. Когда это было нужно, Талас умел быть твердым — а мог действовать и исподтишка, если это было необходимо для решения поставленной задачи.

И все же за время своего правления Император довольно заметно приблизился к поставленной перед собой цели. Его обрюзгшее тело не давало надеяться на ратные подвиги, отсутствие сколько-нибудь значимых полководческих талантов не позволяло вести в бой имперские легионы… зато эти тридцать лет были ознаменованы введением относительно справедливых законов. И расстановкой на ключевые посты людей, которые умели проводить эти законы в жизнь.

— Я… — наконец выдавил из себя слуга, но Император, видимо, устав ждать, махнул пухлой ручкой.

— Иди отсюда.

— Да, Ваше Величество.

Последняя фраза прозвучала с нескрываемым облегчением. Слуга исчез за дверью в считанные мгновения, а Император обратил свой взор на Жарова.

— Знаешь, зачем я позвал тебя, сэнсэй?

В который раз уже Жаров проклял свой длинный язык. Несколько месяцев назад, когда они с Таяной только прибыли ко двору и он лихорадочно искал себе занятие, на котором можно было бы зарабатывать на жизнь, оказалось, что его навыки бойца вполне востребованы. Рыцари не слишком уважительно относились к тому, что здесь называли кулачным боем, но как истинные воины признали, что в иной момент, когда под руками нет меча или копья, умение справиться с противником безо всякого оружия может оказаться весьма полезным.

Несколько уроков одному из центурионов барона де Брея, решившему продемонстрировать изученный захват приятелям, обеспечили в конечном счете достаточное число желающих учиться у заезжего Мастера. А когда слухи дошли до Его Величества, тот предложил Жарову взять в ученики цесаревича.

Спустя несколько дней, видимо, получив от семнадцатилетнего отпрыска благожелательный отзыв, Император официально назначил Жарова… и вот тут возникла проблема. Слово «Мастер», если речь шла об учителях наследника, применялось к тем, кто учил паренька обращаться с оружием. Слово «наставник» использовалось для обозначения учителей, задачей которых было вбить в ветреную голову юноши знания по математике, философии и прочим наукам. «Мэтра» и «магистра» следовало уступить магам. Ну и так далее.

Император пребывал в некоторой растерянности — должность следовало обозначить. Тогда-то Денис и ляпнул, что его в свое время учил сэнсэй… Этого оказалось достаточно. С того момента Жарова стали называть сэнсэем. Сочное, а главное, новое словечко моментально разошлось по дворцу, и если в одних устах оно звучало почтительно, то в других — например, в исполнении Мастера Керзона, — откровенно издевательски. Поначалу ему это даже льстило чуть-чуть — Мастеров, вообще говоря, много, а сэнсэй — единственный в своем роде. Потом стало раздражать.

— Нет, Ваше Величество, не знаю.

— Как успехи моего сына в изучении… — Император на мгновение замялся, — … этого твоего боя без оружия?

— Цесаревич достиг определенных успехов. — Денис старался говорить осторожно, поскольку прекрасно понимал, что его пригласили сюда отнюдь не ради столь простого вопроса. Видимо, Императору рассказали что-то важное, может быть, даже неприятное. Хотя повелитель не выглядит особо разгневанным, это обнадеживает. — Да, успехи очевидны, но нужно еще работать и работать.

Собственно, Денис не кривил душой. Юноша и впрямь к занятиям относился с должным рвением. А повалявшись как следует в пыли и заполучив несколько впечатляющих синяков, стал проявлять и осторожность. В целом Жаров был доволен учеником, хотя в обучении цесаревича были определенные сложности. Так, к примеру, ударить наследника престола ногой в челюсть Денис мог — этот вопрос был особо оговорен с самого начала, — а вот, скажем, поднять голос… Пройдя в свое время обучение на базе десанта и привыкнув к практикуемым там методам, Жаров с трудом представлял себе процесс обучения, совмещенный с необходимостью соблюдать изысканную вежливость.

Император кивнул.

— Вчера ночью цесаревич решил отправиться на прогулку. Выйти в народ… Видите ли, сэнсэй, большинство облеченных властью время от времени заболевают этой болезнью. Им хочется на какое-то время оказаться среди простонародья. Послушать разговоры, поискать приключений…

— На свою задницу, — не удержался от избитой реплики Денис. Хотя, возможно, в этом мире она была не столь уж избитой.

Император на мгновение нахмурился, но затем его пухлые губы растянулись в подобие улыбки.

— Да, метко сказано. Я запомню. Так вот, цесаревич не избежал этого поветрия. Разумеется, я ожидал чего-то подобного и принял меры. Его охраняли… издалека, так, чтобы не бросаться в глаза.

— Такая охрана немногого стоит, — покачал головой Жаров.

— Возможно. Но наследника нельзя держать взаперти, хотя вы правы, сэнсэй, охрана может и не успеть вмешаться. Так и произошло. Цесаревич перекинулся несколькими словами с троицей сервов, к тому времени изрядно уже набравшихся. Ничто не предсказывало, что у этого разговора могут быть последствия.

— О чем они говорили?

— Это не важно, к тому же мои люди не разобрали слов. Когда наследник покинул таверну, эти трое вышли вслед за ним.

— И охрана не обратила на это внимания?

Его Величество нахмурился, на скулах заиграли желваки.

— Кое-кто за это ответит. Но речь не об этом. Сервы напали на цесаревича. Подло, со спины.

— Это неудивительно, — усмехнулся Жаров. — Рыцарские замашки уместны только на ристалище. А в уличной драке хороши все средства. Кто ударит первым… обычно тот и окажется победителем.

— Мне кажется, — тихо сказал Император, но в его голосе прозвучал холод, — вы слишком часто перебиваете меня, сэнсэй.

— Простите, Ваше Величество.

— Прощаю. Так вот, я знаю, что черни далеко до понимания и тем более до соблюдения рыцарских канонов. К тому же цесаревич должен был знать, чем рискует. Охрана, как вы справедливо заметили, оказалась не на высоте и не успела вмешаться. Но это и не потребовалось. Цесаревич справился сам.

По лицу Жарова было видно, что он весьма доволен услышанным. Приятно было осознавать, что уроки не прошли даром и юноша не только научился теории, но и сумел применить полученные навыки в деле. Но он ничего не сказал, продолжая слушать речь Императора.

— Мне жаль, что я не был свидетелем. Но те, кто должен был оберегать наследника, сказали, что он был очень… в общем, один из нападавших был убит, двое других теперь нуждаются в услугах лекаря. Если, конечно, они смогут их оплатить.

— Убит? — По лицу Дениса пробежала тень неудовольствия. Видимо, юноша не в полной мере контролирует свои силы, убийство в обычной уличной драке вряд ли было оправданно.

— Он достал нож. — Император, казалось, не обратил внимания на то, что его снова перебили. — Цесаревич отобрал оружие и использовал его по назначению.

Талас надолго замолчал, и Денис осторожно поинтересовался:

— Вы вызвали меня, Ваше Величество, чтобы сообщить об этом… происшествии?

— В общем, да. А еще, — Император усмехнулся уголками губ, — еще я хотел сообщить вам, сэнсэй, что я доволен. И пусть это будет свидетельством моего удовлетворения.

На стол перед Денисом, глухо звякнув, лег кожаный мешочек. Учитывая, что вряд ли Император снизойдет до серебра, а уж о том, чтобы наполнить этот кошель медью, не могло быть и речи, содержимое мешочка наверняка существенно превышало размер жалованья, которое до сих пор получал Жаров.

— Благодарю вас…

— Вы заслужили награду. И я надеюсь, что цесаревич сможет еще многому у вас поучиться, сэнсэй. А пока вы свободны…

Прикрыв за собой дверь императорских покоев и убравшись из-под бдительных взглядов охраны, Денис развязал тесьму кошелька. В свете свечей тускло блеснули массивные золотые кругляши. Это было хорошо… очень хорошо.

Со времени памятных событий, связанных с нашествием ургов и последовавшим за ним разрушением статуи алмазного голема или, как его называли сами урги, Алмазной Тверди, прошло уже немало месяцев. Все это время Дениса порядком беспокоило его собственное будущее. Он смирился с тем, что вряд ли сумеет вернуться в свой родной мир, — и, откровенно говоря, не слишком-то и рвался. Там, за серым маревом портала, его не ждало ничего особо хорошего, ничего такого, ради чего стоило бы вернуться. Работу он потерял… пусть даже бывшие хозяева и сменят гнев на милость и восстановят Жарова в прежней должности — былого доверия не вернуть, да он и сам не хотел этого. Тот, кто раз заподозрил в тебе предателя, без промедления сделает это снова и снова.

Искать другую работу? Связываться с криминалом он не хотел — хотя как раз там перспектив было немало, в том числе и с учетом помощи старых приятелей. Стать телохранителем — слишком скучно. Попытаться найти работу в службе безопасности? С тех пор как Федерация перестала рваться на части под ударами внутренних конфликтов, армия порядком поредела, а куда пошли все оказавшиеся не у дел профи?

Короче, там, дома, особо радужных перспектив не наблюдалось. Да и что уж там говорить — дверь назад закрылась. Ключик, прямо скажем, сломался… Теперь следовало обустраиваться в этом мире. И в первую очередь надо было подумать о том, чтобы не сидеть на шее у Таяны. Там, дома… да и здесь тоже немало находилось мужчин, которых вполне устраивала богатая подруга, обеспечивающая своему мужу-любовнику-другу сытую и безбедную жизнь. Но самому Жарову столь потребительское отношение к женщине было неприятно.

И еще его порядком беспокоило отношение к нему Таяны. Вроде бы между ними ничего не было, хотя она была красивой молодой женщиной, и в другое время и в другом месте Денис наверняка обратил бы на нее самое пристальное внимание. Но их знакомство началось тогда, когда он, напрочь лишившись памяти, был, по сути, совершенно беспомощен. Этот мир был для него совсем чужим, непонятным и выводящим из равновесия… а она ухаживала за ним, лечила, кормила и одевала. Симпатия и даже влюбленность между пациентом и очаровательным доктором возникает легко… но эти отношения бесперспективны.

Она — и он готов был признать это — ему нравилась. Как нравилась многим другим мужчинам при дворе. Но Жаров подозревал, что это теплое, может быть, даже более чем теплое чувство — всего лишь отголосок благодарности за помощь, участие и поддержку. Ему надо было некоторое время побыть одному, встать на ноги, утвердиться в этом мире, найти свое место… в конце концов, научиться самому обеспечивать свое существование. Тогда они смогут общаться на равных. Поэтому он так и стремился в Тирланту, столицу — там, в деревне, где свила себе гнездышко молодая волшебница, ему ничего не светило. Не имея никаких навыков ремесленника, он не заработал бы и медного гроша — и, следовательно, продолжал бы пользоваться милостью Таяны… милостью, слишком уж напоминающей милостыню. Это было выше его сил.

Когда он впервые заявил о том, что намерен попытать счастья в Тирланте, то ожидал всего — возмущения, обвинений в неблагодарности или, наоборот, равнодушного пожелания удачи. Он видел, что его слова девушке неприятны, и приготовился долго, нудно и многословно объяснять свою позицию.

Но неожиданно Тэй не только не стала спорить, но и выразила желание сопровождать его. А его робкие попытки отвертеться от этой опеки были пресечены в зародыше видом ее надутых губок.

И вот теперь они здесь, в императорском дворце. Из прежних разговоров Денис знал, что Тэй в свое время оставила столицу именно потому, что ей претила жизнь среди пышной знати. Что же изменилось теперь? Волшебница пересмотрела свои позиции… или вернулась ко двору, превозмогая себя, только из-за него? Он не знал. Она почти никогда не давала ему повода думать, что испытывает к нему более чем просто симпатию… во всяком случае, вела себя скорее как старый друг, чем как влюбленная девчонка.

Жаров подкинул на ладони мешочек и усмехнулся. Что ж, приятно осознавать, что в последнее время он уже не ощущает себя альфонсом. И вдвойне приятно, что теперь он сможет заняться тем, что следовало бы сделать уже давно. Выспрашивая девушку о законах, обычаях и правилах этого мира, он выяснил, что одна из традиций его родины вполне может быть привнесена и сюда.

Здесь не было принято дарить подарки на день рождения.

А день рождения Таяны — завтра.

Денис вновь довольно улыбнулся. Что ж, он все равно собирался сегодня побродить по городу и поискать дар для молодой волшебницы. Теперь же у него на руках была достаточная сумма, чтобы подобрать что-нибудь по-настоящему достойное. Лишь бы девушка не увязалась за ним… а иначе — какой же это сюрприз.

Город встретил Дениса шумом, гамом, убойной смесью запахов дыма, навоза, еды… те города, что остались в его прошлом, пахли иначе. Там главенствовал запах асфальта и металла… запах мертвый, тревожный. Довелось ему встречать и иные места. Стерильный, безжизненный воздух космических станций, пьянящий аромат девственных лесов, злую вонь горящих домов и перегретой брони боевых машин. Но никогда раньше он не сталкивался с городом, в котором до такой степени пахло жизнью — во всех ее, пусть и не самых приятных, проявлениях.

Отовсюду доносились крики зазывал, расхваливающих товары своих хозяев, — сами хозяева предпочитали степенно сидеть под навесами или в маленьких лавках, попивать горячий травяной отвар и, с достоинством встречая потенциальных покупателей, неспешно отвечать на их вопросы. Где-то раздавались звуки ударов молота, это чеканщики делали свою работу прямо перед публикой… конечно, здесь, на улице, не создаются шедевры, но и стоят эти поделки немного. Тут же на раскаленных железных решетках жарилось мясо, выглядящее и пахнущее столь аппетитно, что мало кто из тех, в чьем кармане звенели монеты, удерживался, чтобы не отведать горячего угощения.

Тут Денис не оказался исключением и, уплетая за обе щеки сочный кусок мяса, стараясь не испачкать жиром одежду, продолжал лавировать в толпе, одновременно раздумывая, что же подарить Таяне.

Он, не особо задерживаясь, прошел через ряды деревянных дел мастеров, подозревая, что резные чашки, миски, прялки, всякого рода статуэтки и прочее деревянное добро вряд ли произведет впечатление на девушку. Ненадолго задержался возле чеканщиков — здесь были товары подороже, в том числе и привозные. Медные кувшины, покрытые серебряной насечкой, украшенные затейливыми орнаментами… всякого рода утварь из бронзы, олова, железа, реже из серебра — все это было, наверное, полезно… но, выбирая подарок, он предпочитал думать не о пользе, а о том, чтобы вещь была приятна для души. А о том, чтобы снабдить дом оловянными, медными или даже серебряными подносами, кубками или кувшинами, можно будет подумать и позже. Если у него когда-нибудь появится здесь по-настоящему свой дом.

Почти не задерживаясь, прошел сквозь ряды торговцев тканями, хотя там было на что посмотреть. Но Таяна была очень придирчива в выборе одежды, к тому же Денис считал, что дарить девушке отрез ткани, пусть и дорогой… это как-то неинтересно. Да и не чувствовал он себя достаточно опытным в вопросах моды.

Оружейники, занимавшие целый квартал, задержали Дениса чуть ли не на час. Ни один мужчина не способен равнодушно скользить взглядом по сверкающему оружию, а руки сами просят опробовать удобство рукояти и баланс клинка. Тем более что за свою жизнь Денис видел очень много образчиков — в основном безликих, серийных, лишенных собственной души, индивидуальности. Только пожив у хозяина несколько лет, оружие — даже заурядный бластер или пистолет — обретает свое, собственное, неповторимое лицо. Если хозяин относится к оружию с должным вниманием.

Имперская армия вооружала своих легионеров по возможности типовым оружием. Качеством чуть выше среднего, можно даже сказать, хорошим — но типовым. Мечи легионеров ковали тысячами, любая кузница, помимо обычного налога, платила и изделиями — в строгом соответствии с требованиями Империи. Только офицерам разрешалось вооружаться по своему вкусу. До сих пор, пытаясь научиться фехтованию, Денис пользовался обычным оружием — здесь же, в массе столь же заурядных клинков, попадались вещи, сделанные с любовью. Он долго крутил в руках тонкий, больше похожий на шпагу, меч — слишком легкий, пожалуй, чтобы пробить рыцарские доспехи, но в то же время чрезвычайно удобно сидящий в руке. Такое оружие — не для поклонников грубой силы, им надо уметь пользоваться, и тогда в опытных руках оно станет поистине смертоносным. И все же он пошел дальше, так ничего и не купив. Оружием он займется потом, в другой раз. Во-первых, потому, что сейчас перед ним стоит другая цель, и, во-вторых, потому, что Денису очень уж не хотелось увидеть презрительно-насмешливое выражение в глазах Мастера Керзона. А насмешка непременно будет, стоит Мастеру увидеть драгоценный клинок в руках своего не слишком талантливого ученика.

Тяжелые кованые доспехи и легкие, более декоративные, чем боевые, кольчуги. Бахтерцы, сияющие железной чешуей, кирасы — для тех, кто не может или не хочет приобретать полный доспех. Стальные перчатки и поножи, странные сочетания железных пластин и шипов, предназначенных не только для защиты, но и для нападения. Шлемы — высокие и округлые, открытые и глухие, легкие каски и массивные сооружения, состоящие из множества шарниров и снабженные тонкого плетения хауберками. Топоры, алебарды, тяжелые булавы и боевые молоты-чеканы, мечи всех мыслимых размеров, кинжалы — от смахивающего на шило-переросток корда, до огромных, уже больше подпадающих под определение «короткий меч».

Да уж, судя по обилию орудий убийства, особым миролюбием здешние жители не страдали. Да и с чего бы — вся история Империи, начиная от ее зарождения на обломках изрядно потрепанных во время Войны Магов уделов и заканчивая днями сегодняшними, представляла собой бесконечную череду войн. Войн ради добычи, ради расширения территории — а в последнее столетие в основном ради удержания и сохранения в неизменности уже достигнутого.

Но вот наконец Жаров добрался туда, куда собирался с самого начала. Здесь, в этой части города — одной из самых богатых, — обитали золотых дел мастера. Здесь продавали то, что заставляло сильнее забиться сердца многих и многих поколений женщин. Золото, серебро, а для тех, кому тощий кошелек не позволял прицениваться к ажурному плетению золотых нитей, можно было подобрать что попроще — медные, оловянные и даже железные украшения, изделия из цветного стекла, иногда беззастенчиво выдаваемого особо нахальными торгашами за натуральные самоцветы. Драгоценный морской и дешевый речной жемчуг, драгоценные камни — настоящие, не дешевые стекляшки… Любой знал, что снаружи были выставлены лишь самые заурядные поделки, предназначенные для простонародья. А там, в глубине лавочек, можно было встретить настоящие шедевры, в том числе и старые, пришедшие из давно минувших времен. И цена у них была соответствующая, не с кошельком Дениса было присматриваться к браслетам эпохи Таласа Первого или кольцам, выкованным из красного золота во времена, когда еще не родились создатели Хрустальной Цитадели.

Солнце клонилось к закату, тени на улицах становились все длиннее, и уже слуги стали заносить товар с улиц обратно в лавки — день прошел. Те, кто желал что-то купить или кого удалось зазвать и соблазнить обманчиво низкими ценами, уже сделали свой выбор, а те, кто не успел, — что ж, теперь им надо будет войти в двери. К тому же там, под рукой у хозяина, лежал самый ценный товар… а всякие безделушки — ну не держать же их всю ночь на улице.

Денис постепенно начинал испытывать все большее и большее раздражение. День прошел впустую — он обошел десятки лавочек и нигде не сумел найти ничего подходящего. То, что было ему вполне по средствам, казалось Жарову грубым, лишенным изящества… а вещи тонкой работы, вышедшие из рук гномов или древних мастеров, стоили столько, что были по карману далеко не всякому из лордов. Давно уже надо было бы остановиться на какой-нибудь безделушке… но каждый раз, покидая очередного несколько огорченного торговца, Денис лелеял надежду, что уж в следующем месте он наверняка найдет что-нибудь привлекательное. Такова уж природа человеческая, всегда хочется верить, что лучшее — впереди.

Но надежды эти становились все более и более призрачными. Вот уже широкоплечие слуги — а каких же еще нанимать в ювелирные лавки — начали посматривать на него косо. Мол, добрый человек, пора бы и честь знать, вон скоро и сумерки сгустятся, а хотя стражи на улицах и немало, но вечер — время для пива в тавернах, а отнюдь не для выбора золотых поделок… тем более дорогих. Да и сами хозяева, видимо, нутром чувствовали, что привередливый и в то же время не слишком уж богатый покупатель лишь зря отнимает их время. И хотя на лицах оставалась любезная улыбка, но вот радушия в голосе становилось все меньше и меньше. Что поделать, любой опытный купец с первого взгляда видит, что собой представляет клиент, что ему можно предложить да какую назвать цену — и будет ли скупиться или просто возьмет не торгуясь, небрежно швырнув на стол тяжелые золотые монеты.

Поймав на себе явно недовольный взгляд очередного слуги-телохранителя, Денис вздохнул и покинул очередную лавку. За его спиной слуга, тихо поминая недобрым словом всяких, бродящих тут ради одного «посмотреть», старательно запирал массивную дверь. Стражи в городе немерено, и с темных дел Мастерами патрули особо не церемонятся… но береженого, как говорится, бог бережет. Или, применительно к данному случаю, Светлая Эрнис.

— Слышь, голуба…

Денис почувствовал, как его дергают за рукав. Обернулся. Рядом стояла скрюченная старостью бабка — на вид ей было лет сто, как только жива еще. В свете уже почти скрывшегося солнца было видно изрезанное глубокими морщинами лицо, крючковатый нос и бледные, почти белые глаза. Старуха была вся замотана в какие-то немыслимые обноски… а вот пахло от нее хорошо. Хлебом… свежим, горячим хлебом.

— Чего тебе, бабушка? — рассеянно спросил Жаров, думая о том, что завтра у Тэй день рождения, подарка он так и не присмотрел… и хотя она и не ждет такого знака внимания, но все же…

— Вижу, не лежит душа к этим… — пренебрежительное движение длинного носа в сторону уже прочно закрытой лавки, — к этим побрякушкам. Оно и верно, голуба, что на продажу сделано, то души не имеет, а ежели души нет, то и толку от такого подарка, знамо дело, не будет.

Денис промолчал. Только такой вот советчицы ему сейчас и не хватало. А бабка тем временем продолжала шепелявить, с трудом выговаривая слова и сипло, тяжело дыша.

— А ты не там ищешь, голуба, не там… здесь, знамо дело, что взять-то можно? Себя там украсить, мзду дать… откупиться от чего али удивить кого дорогой безделицей. А ты ж, голуба, вижу — не себя побаловать хочешь. Не иначе как красавице подарочек присматриваешь, да не простой красавице… ох не простой, а той, что в сердце глубоко запала… да только сердце в том само признаться-то не хочет, так, голуба?

Денис продолжал молчать. Вступать со старухой в беседу ему не хотелось, а уж обсуждать с этой нищенкой свои проблемы было и вовсе бессмысленно. Будучи воспитанным в другое время и в другом обществе, он не мог просто так вырвать рукав из хоть и старческих, но все еще цепких пальцев, не хотел применять силу, разжимая их… бабка дряхлая, а вдруг как кости хрупкие…

То, что сейчас, после этой лекции, бабушка ему что-то предложит, он уже понял. И это «что-то» будет скорее всего какой-нибудь простенькой, невзрачной безделушкой — может, вырезанной из дерева статуэткой, может, еще какой мелочью. И упирать старушка будет на то, что вещь эта сделана-де с особой любовью, а значит, и той, кому достанется, радость принесет. Все было предсказуемо… но бабку надо было понять. Судя по ее виду, мало когда ей удается хотя бы поесть вдосталь. Твердо решив обязательно дать бабушке небольшую монетку, что бы она ни предложила, Денис спокойно стоял и слушал ее бормотание, принимая правила игры и не стремясь их нарушать. Тем более что сейчас ему было уже совершенно некуда торопиться.

Наконец старуха завершила долгий поток нравоучений и перешла непосредственно к делу.

— А вот есть у меня, голуба, вещица одна… долго я ее берегла, да только всему время есть, и вижу я, ты человек добрый, и красавица твоя, верно, добрая… а вещица эта с любовью сделана, да с легким сердцем, а потому злому человеку не будет проку от нее. Так вот ты погляди, голуба, может, понравится тебе вещичка эта, да и подаришь ее той, что на сердце у тебя…

— Рад буду, бабушка… — начал было Денис, поворачиваясь к навязчивой нищенке и доставая из кармана большую медную монету, на которую той можно будет пару, а то и тройку раз сытно поесть.

И осекся.

На морщинистой ладони лежало кольцо.

Оно выглядело очень простым — тонкий золотой ободок, голубой камень, никаких особых изысков, кружева золотых нитей, даже огранка камня не слишком сложна. Но сразу же, с первого мгновения было ясно, что в данном случае простое — не значит дешевое. Ободок разительно отличался от всего, что видел сегодня Денис. Отполированное, оно казалось произведенным в его родном мире, мире технологии, не магии. А камень… его голубизна завораживала, притягивала глаз, и сейчас, когда света вокруг было еще достаточно, видно было, как в глубине камня колышутся волны света.

Несколько долгих мгновений Денис завороженно смотрел на кольцо. Да, это был бы изумительный подарок. Сразу видно, что перед ним не простая, пусть даже дорогая, поделка. Эта вещь была уникальна.

Конечно, старуха видела оцепенение Дениса, и он понимал, что его вид красноречивей всего говорит о желании приобрести кольцо. Да он и никогда не умел скрывать свой интерес — за полгода пребывания в этом мире Жаров уже неоднократно убеждался, что неумение держать себя в руках заметно увеличивает цены у торговцев. Но сейчас это его мало волновало.

— Нравится, голуба? — прокаркала старуха. — Вижу, нравится… Берешь?

— Да… — От волнения у Дениса пересохло во рту.

У него мелькнула мысль о том, что здесь, в этом мире магии, предметы далеко не всегда являются тем, чем выглядят. Но, в конце концов, с этим можно будет разобраться позже. Во дворце немало магов, и любой из них с удовольствием… или без удовольствия окажет помощь уважаемому сэнсэю в идентификации покупки.

— Красивое оно, правда, голуба? Твоя девушка будет рада, точно тебе говорю.

— Сколько ты хочешь за него, бабушка?

Старуха с видимым удовлетворением растянула губы в улыбке.

— Это ведь особое колечко, голуба, не такой мусор, каким торгуют здесь. — Снова презрительный поворот носа в сторону лавки. — Оно и стоит немало…

— Сколько?

— Каждая вещь стоит столько, сколько за нее готовы заплатить, — глубокомысленно сообщила бабка старую, как мир истину… не перестающую от возраста оставаться верной. — За это кольцо я хочу получить… двадцать таласов.

Денис уставился на старуху вытаращенными от удивления глазами. Цена была не просто большой, она была немыслимой, непомерной. Кольцо, которое могло бы быть оценено в такую сумму, должно было бы быть изготовлено… даже не сотню лет назад, много больше. Это должно быть таинственное наследие древних времен… или оно должно было на пути своего существования пройти через очень известные руки, обретая свою собственную, уникальную историю, зачастую куда более ценимую, чем просто золото и драгоценный камень. Но кольцо казалось совсем новым…

И потом, откуда она знает, сколько монет лежит в полученном от Императора кошельке? А названная сумма была точной — ровно двадцать тяжелых кругляшей с несколько приукрашенным в сторону мужественности профилем Его Величества Таласа Шестнадцатого покоились сейчас в кожаном мешочке.

И все-таки он не мог оторвать взгляда от кольца. Может быть, в этом была какая-то магия, и он понимал, что его жажда обладать этим украшением, непреодолимое желание преподнести его в дар Таяне… было во всем этом что-то необычное.

— Хорошо, — с немалым удивлением услышал он свой собственный голос и почувствовал, как рука ныряет в карман. Массивный кошель тяжело плюхнулся в протянутую морщинистую руку.

— Вот и славно, голуба, вот и славно, — бормотала старуха, засовывая золото в недра своих лохмотьев. — Ты не думай, голуба, твои деньги потрачены не зря. А теперь иди, иди… она ведь ждет тебя, а завтра уже скоро.

Денис, как лунатик, взял из рук бабки кольцо, повернулся и странной неуверенной походкой двинулся по направлению ко Дворцу… сделав несколько шагов, он обернулся. Улица позади него была пуста, старухи-нищенки уже и след простыл. Хотя теперь, заполучив золото, она вряд ли могла считаться нищенкой. Сейчас, когда наваждение исчезло, он и сам не мог понять, как поддался на уговоры старухи, как сам, своими руками отдал ей золото. И все же в глубине души он совсем не жалел о случившемся. Во всяком случае, сюрприз выбран, и завтра у него будет возможность создать здесь, в этом мире, новую, такую замечательную традицию. Дарить подарки на день рождения.

Улыбнувшись, он уверенно зашагал сквозь сгущающиеся сумерки ко дворцу. Еще предстоит немало сделать.

Фарид Затар, старейший и, пожалуй, самый сильный маг Империи, задумчиво вертел в руках кольцо. Жаров уже битый час молча сидел в кресле, не решаясь нарушить сосредоточенность волшебника неосторожным словом. Но он уже начал терять терпение — может быть, старик вообще забыл о том, что ему нужно сделать? В его возрасте легкий склероз — вещь вполне объяснимая.

Затар был очень стар. Магия сильна, она может существенно продлить жизнь того, кто умеет ее применять, — и чем сильнее маг, тем больше он может. Но всему есть пределы, и Затар, прожив уже более сотни лет, подошел к той грани, когда сила и знания отступают под неумолимым давлением времени. Уже лет пятьдесят занимая должность ректора Академии, воспитав множество учеников, среди которых были весьма неплохие волшебники, он не только не растерял, но и приумножил свои знания. Его уважали, немного побаивались… а Император, не нынешний, а еще его отец, назначив Затара Верховным магом Империи, проявил предусмотрительность и мудрость, заручившись поддержкой волшебника, имеющего довольно суровые представления о чести.

Но сейчас Затар был уже стар, точнее, даже дряхл. Изучению магических фолиантов и составлению сложнейших зелий он все чаще и чаще предпочитал глубокое кресло у камина и чашу с подогретым, сдобренным пряностями, вином. Уже очень давно его не видели не только на поле битвы, но и на кафедре лекционного зала Академии… хотя нет, там он еще бывал по старой памяти. Но редко, очень редко.

И все же он оставался самым мудрым и самым опытным магом современности. По крайней мере среди известных знатоков этого дела.

Наконец Затар вздохнул и аккуратно положил кольцо на столик.

— Не знаю. — Он пожал плечами, и его тонкие, бескровные губы изогнулись чуть виновато. — Ничего не могу сказать…

— Совсем ничего? — обескураженно пробормотал Денис, не ожидавший такого ответа. В его представлении маг такого уровня мог вообще все. Несмотря на то что из рассказов Таяны и частично Оракула и Тернера он знал, что за прошедшие века утрачено очень много древних знаний, все равно возможности волшебников превосходили фантазию обычного человека. И даже Жаров, знакомый с «чудесами» высокотехнологического мира, иногда просто поражался тому, что умеют местные маги, даже не лучшие из них.

Старик снова покачал головой:

— Ничего, юноша. Эта вещь сделана давно, так давно, что я даже не могу определить время.

— Она не выглядит старой.

— Мало что как выглядит, — невесело усмехнулся Затар. — Я могу выглядеть двадцатилетним, но артрит, юноша… от этой иллюзии он не исчезнет. М-да… Так вот, это кольцо старое. Но я говорю так не потому, что знаю это. Просто сейчас такие вещи уже не умеют делать.

Он поднялся, кряхтя и охая, и шаркающей походкой двинулся к полке, сплошь уставленной шкатулочками, старыми книгами, многочисленными баночками с зельями и мазями. Каждый раз, попадая в покои Затара, Денис поражался, насколько же точен сформировавшийся у него в детстве образ убежища колдуна. Похоже, здесь не наводили порядок не то что годами — столетиями. Пыльные чучела странных животных, скелеты целиком и отдельные кости, черепа, явно в прошлом принадлежавшие людям, и такие, владельцев которых можно было представить себе только в страшном сне.

Старик снял с полки одну из шкатулок и медленно вернулся назад, в кресло. Затем откинул крышку. Внутри, на старом, ветхом, почти потерявшем от времени цвет бархате лежала брошь. Казалось, она сделана из серебра — но в отличие от самой шкатулки время явно не сказалось на украшении. Серебро совсем не потемнело, как будто бы оно только что вышло из рук мастера.

В первый момент Денис даже не понял, почему старик показывает ему эту вещицу, и только взяв ее в руки, понял. Эта брошь была похожа на кольцо — та же точность отделки, то же отсутствие каких бы то ни было излишеств. Она была простой и в то же время совершенной.

— Эта вещь передается в нашей семье из поколения в поколение уже много лет, — тем временем рассказывал старик. — Уже дед моего деда не помнил, откуда это украшение появилось у рода Затаров, но эти линии не кажутся ли тебе знакомыми? Если мои старческие глаза не обманывают меня…

— Да, вы правы. Наверное, это делал один и тот же мастер. А каковы свойства этой броши?

— Это серебро.

— Нет, я имею в виду…

— Я знаю, что ты имеешь в виду, юноша. Но увы… в этой безделушке есть магия, но я не знаю ее природы. Более того, я могу видеть магию, заложенную в предмете. В броши магия есть, вот смотри…

Старик взял со столика небольшой нож и с силой провел кончиком лезвия по блестящему металлу, оставляя глубокую кривую царапину. Прошла секунда, другая… прямо на глазах царапина зарастала, затягивалась, как рана, — только в отличие от раны на блестящей поверхности не осталось шрама. Совсем немного времени — и брошь все так же сияла, как новая, полностью избавившись от дефекта.

— Это магия, — прошептал Затар. — Магия, которая мне неизвестна. И перед моим взором эта брошь — не более чем безделушка. Кусок серебра, ничем не отличающийся от тех, что продаются в лавках. Но ты видел… Это вещь, которую мы не можем понять. Во всяком случае, никто из моего рода не писал о том, чтобы брошь как-то себя проявляла. Все эти века она мирно лежала в шкатулке… или украшала наряды женщин из нашей семьи. И никаких магических проявлений.

— А камень?

— Я не знаток драгоценностей. Но, сам понимаешь, юноша… в такую вещь простой камень не вставят.

— Я не знаю, допустимо ли сделать такой подарок…

— Таяне де Брей? Вполне. Она неплохая волшебница и способна справиться со многим. К тому же ей наверняка будет приятно. Но…

— Но?

— Но, юноша, тебе не следует забывать об одной простой вещи… вы, молодые, всегда торопитесь, и вещей, которые лежат на поверхности, не замечаете. Что уж говорить о чем-то спрятанном, пусть даже и кое-как. Ты же не думаешь, что просто вот так пошел и купил колечко, верно?

— Ну… пожалуй, — неуверенно протянул Денис. Признаться, еще несколько минут назад он думал о покупке как об удачном стечении обстоятельств, не более.

— Не надо лгать мне, юноша, — тихонько рассмеялся Затар, — ты ведь даже не подумал об этом. Поверь, такого рода вещи не валяются по углам в нищих лачугах и уж тем более не предлагаются первому встречному. Желай она получить настоящую цену, она принесла бы кольцо мне.

— Настоящую? — удивленно поднял бровь Жаров. Ответом ему была снисходительная усмешка.

— Сынок, я бы отдал за это кольцо не то что двадцать — сотню золотых. Даже нет, не так… я бы отдал столько, сколько будет запрошено. Не так много в наше время сохранилось древних артефактов, и не так уж важно, что неизвестно, какая магия вложена в него. Важно, что это наследие давно ушедших времен. Четыре года назад Академия приобрела древний фолиант, написанный на давно забытом языке. За него отдали четыре тысячи золотых, но пока никто не сумел прочесть ни строчки.

— Может, мне стоит продать кольцо вам, — несколько натянуто рассмеялся Жаров, будучи уверенным, что только что услышал недвусмысленный намек. Но Затар лишь отрицательно качнул головой.

— Нет, в этой жизни многое имеет свой скрытый смысл. Кольцо было предназначено именно для тебя… или для Таяны Де Брей, что, по сути, одно и то же. Не стоит бездумно нарушать ход событий, особенно тогда, когда за ним кто-то стоит. Ты должен понимать, что тебе это кольцо в буквальном смысле слова навязали.

— Кто?

— Если бы знать. Думаю, надо подождать, со временем все станет ясно. А если не станет… это будет означать, что кольцо никак себя не проявит, и, следовательно, волноваться не о чем.

— На моем месте вы бы тоже были так спокойны, мэтр?

— Но я же не на твоем месте, — хитро прищурился старик. — Не стоит волноваться из-за вещей, управление которыми тебе неподвластно, юноша. Я прожил долгую жизнь и понял — что предопределено, то непременно свершится. Я бы не удивился, что выбрось ты сейчас это кольцо в сточную канаву, завтра оно опять появится у тебя в кармане. Пусть все идет своим чередом. На твоем месте я бы, конечно, рассказал Таяне де Брей о том, как тебе в руки попало это кольцо.

Таяна вновь взглянула на свою руку. Кольцо сидело как влитое, но снималось легко. Откровенно признаться, Денис всерьез опасался того, что, надев его один раз, Тэй больше не сможет стянуть его с пальца. Казалось, своим беспокойством он должен был бы заразить и девушку, но Таяна отнеслась к странному подарку на удивление спокойно.

— У вас замечательные обычаи, — улыбнулась она, когда Денис рассказал ей о том, что в его мире принято дарить подарки на день рождения.

— Увы, не все, — усмехнулся он чуть печально. Праздника не получилось. Наверное, стоило бы и в самом деле купить какую-нибудь безделушку, а кольцо это отдать потом. Или попробовать выбросить, в крайнем случае этим он проверил бы мысль Затара. Но Денис решил все-таки вручить именно его… А потому торжественный момент был изрядно подпорчен ожиданием неприятностей.

Но ничего не случилось. Кольцо никак себя не проявляло, обычный золотой ободок, голубой камень — ювелирное изделие, ни больше ни меньше. Таяна даже посмеялась над опасениями Жарова…

А он вдруг с пронзительной отчетливостью понял, что спокойной жизни пришел конец. Несколько месяцев нормальной жизни… что ж, спасибо и за это.