Гавань Семи Ветров

Глава 12 ВРЕМЯ ПОЛУЧАТЬ ОТВЕТЫ

… Весьма интересно, что его Императорское Величие Талас Шестнадцатый, прозванный Ревнителем Порядка, получил это прозвание отнюдь не за то, что в период его правления были приняты и неуклонно претворялись в жизнь довольно суровые законы, большая часть которых в той или иной форме не утратила силы и по сей день. И даже не потому, что именно в период правления Императора Таласа Шестнадцатого была сделана первая относительно успешная попытка привести законодательство Империи к единой упорядоченной системе. Подобные попытки, пусть и менее успешные, предпринимались и ранее — при Императоре Таласе Седьмом Защитнике и при Императоре Таласе Тринадцатом Грозном. Впоследствии Император Талас Двадцатый Реформатор сумел поставить законотворчество на упорядоченную основу, именно он основал Палату лордов, практически полностью передав полномочия по законодательной деятельности ей, оставив за собой лишь право последнего слова.

Конечно, вклад Императора Таласа Шестнадцатого в создание правового общества трудно переоценить. И все же, как утверждают историки того времени, прозвание, полученное им еще при жизни — факт небывалый в истории династии Таласов, — имело несколько иную основу. Его Императорское Величество сумел добиться того, чего не смогли достичь ни его предшественники, ни его последователи, — его стараниями была почти полностью ликвидирована преступность в Тирланте, в тот период — столице Империи. Существование Гильдии убийц и особенно ночных воинов — тайной секты специально обученных бойцов, — длительное время было бельмом на глазу Империи. Подробнее о расцвете и закате Гильдии см. главу 9, «Ночной мир Империи».

Разумеется, Император Талас Шестнадцатый знал, что явные попытки расправиться с Гильдией не найдут поддержки среди знати. Тогда еще свежи были в памяти аналогичные действия отца и особенно деда Императора — и последовавший за ними террор со стороны наемных убийц, в ходе которого прервался не один древний род. И Император избрал несколько неожиданное, но весьма эффективное решение проблемы. Его доверенные лица уничтожили логово ночных воинов, справедливо предположив, что подобные деяния вызовут объявление Гильдией так называемой Большой Охоты, нацеленной не на Императора — в данном случае он находился вне подозрений и обвинение его в причастности к этому деянию не встретило бы понимания даже среди членов Гильдии. Была также намеренно допущена утечка информации, в результате которой Гильдии стали известны и имена участников бойни, и направление, в котором эти люди покинули столицу. Традиции Большой Охоты в настоящее время давно забыты. Известно только, что в ней приняли участие практически все члены Гильдии убийц, а также немалое количество наемных воинов (в основном — самого низкого пошиба) и магов средней руки. Преследуя тех, кого Гильдия считала ответственными за ночную резню в Тирланте (подробнее о данном событии см. труд Делтрана Бирта «Правление Ревнителя Закона», глава 3), армия убийц и наемников оставила столицу. Спустя какое-то время армия была окружена и полностью уничтожена имперскими войсками.

Хребет ранее непобедимой Гильдии был сломлен — и прошло почти сорок лет, прежде чем ей удалось возродиться. Но уже никогда — вплоть до восхождения на престол Императора Гарта Первого Узурпатора — Гильдия не имела достаточной силы, чтобы с нею считались (об окончательном уничтожении Гильдии убийц см. том 4, «Династия Гартов»).

Существует множество теорий относительно того, кто являлся организатором и исполнителем этой тщательно разработанной и блестяще исполненной операции. Есть масса свидетельств в пользу того, что имперским легионом на поле близ т. н. Гавани Семи Ветров (этимология названия неясна, подробнее см. труды Делтрана Бирта, Агниуса Руттуса, а также летопись Линеаса Кулла Дарция «Истинные хроники Его Императорского Величества Таласа Первого») командовал некий Кай Гэрис, бывший в то время командиром «черных плащей», личной гвардии Императора. Однако есть также и свидетельства, что примерно в то же самое время «черные плащи» под командованием Гэриса провели ряд карательных операций в самой Тирланте. Делтран Бирт в своих знаменитых хрониках «Правление Ревнителя Закона» возлагает ответственность за уничтожение Гильдии на некоего человека по имени Дьен Сэнсэй, который был доверенным лицом Императора. Подтвердить или опровергнуть это утверждение также невозможно по причине крайне недостаточной информации об этом человеке.

Теперь рассмотрим следующий этап правления Таласа Шестнадцатого Ревнителя Порядка — войну с т. н. Союзом Морских Королей. Как пишет Агниус Руттус в своей книге «Короли Морей — величие и падение»…

Барон Риал де Керрус, профессор истории,

«Империя — от первого до последнего дня».

Том третий. «Династия Таласов»

Золотая завеса спала, и вокруг сразу стало очень темно. И только через несколько секунд Денис понял, что это просто реакция глаз при переходе от ослепительного сияния магического огня к нормальному дневному свету, сочившемуся в храм Ветра через невидимые щели.

— С возвращением, — раздался за их спинами мелодичный голос.

— Спасибо, — буркнул он, не оборачиваясь. Медленно разжав объятия, он отпустил свою спутницу. И тут же снова подхватил ее на руки, чтобы не дать ей упасть. Тут же прямо перед ним появилось глубокое мягкое кресло, видимо, Эрнис постаралась, больше некому. Осторожно уложив потерявшую сознание девушку, Жаров обернулся к богине и скрестил руки на груди, давая понять, что не сдвинется с места, пока не получит ответы на все свои вопросы. По отношению к существу, способному в мгновение ока исчезнуть, предоставив Дениса и Таяну их собственной судьбе, жест был донельзя смешной. Но Эрнис из каких-то своих соображений решила принять правила игры. Может, она чувствовала свою вину… а может, просто считала, что эти двое заслужили право на беседу с богиней.

А может, богине просто хотелось поговорить — впервые за многие и многие сотни лет поговорить с теми, кто побывал там, во временах ее молодости, во временах, когда она еще не была богиней.

Ее взгляд уперся в Жарова, и тот вдруг почувствовал непреодолимое желание спрятаться, закрыться чем-нибудь… например, метровым слоем корабельной брони. Кто-то — и он даже знал, кто именно, — копался у него в мозгах, считывая оттуда воспоминания. Затем она отвела глаза в сторону.

— Прежде чем ты наговоришь много такого, о чем впоследствии будешь жалеть, я должна признаться, что была с вами почти честна.

— Почти? — В одно это слово он вложил весь сарказм, который только смог. На Эрнис это не произвело ни малейшего впечатления.

— Я действительно знала, в какое время вы попадете. Но — и только. Я не знала… или если точнее… могла только предполагать, что именно вам предстоит совершить. Если хочешь, можешь мне не верить. — Она щелкнула пальцами, и прямо перед Жаровым возник столик, буквально прогибающийся под тяжестью еды.

Только сейчас он вдруг понял, до какой же степени голоден, — раньше об этом как-то не было времени думать. Рядом в кресле зашевелилась Таяна — доносящиеся со столика аппетитные запахи могли бы поднять и мертвого.

— Вам стоит подкрепиться. А я пока расскажу вам свою историю… и отвечу на ваши вопросы.

Некоторое время она молчала… Денис и Тэй отдавали должное неубывающему содержимому столика, чувствуя, как постепенно в тело вливается сытость. Сытость — и умиротворение. Денис подумал, что с волшебницы станется добавить в иллюзорную, но от этого не становящуюся менее вкусной пищу какой-нибудь компонент, способный приглушить страсти, расслабить и успокоить людей. А может, просто после пережитых волнений разум сам стремился отдохнуть.

— Я начну с самого начала. — Красивое лицо богини стало вдруг печальным… впрочем, это только добавило ей очарования. — С тех давних лет, когда я еще была молодой. И живой…

Эрнис… нет, тогда еще Арианис, была еще совсем молодой, когда началась война. Девочка, у которой были обнаружены весьма солидные магические способности, училась в одной из школ, что были организованы монахами Желтого Ордена для будущих магов — гордости и силы Лиара. Это время Арианис помнила плохо — да и не было в нем ничего особенно яркого. Долгие часы бдений над старыми книгами, нудные — временами просто усыпляющие — лекции учителей. Для десятилетней девчонки это было невыносимо скучным занятием. Очень быстро она узнала, что изучение магии требует огромного труда, и не раз уж подумывала, а не сбежать ли ей домой, к родителям… в конце концов, кое-чему она научилась, и этого вполне хватит для того, чтобы обеспечить себе кусок хлеба…

Может, она и сбежала бы. Если бы было куда — село, где жили ее родители, оказалось на пути армии захватчиков… Уже много позже девочка узнала, что агрессоры, вообще говоря, не старались уничтожать мирное население — но жестоко подавляли любые, даже самые жалкие попытки сопротивления. Мать Арианис, волшебница весьма посредственных способностей, посмела использовать магию, чтобы защитить свое имущество… За это люди в матово блестящих доспехах сожгли и ее, и ее мужа, и десяток ближайших к ее дому дворов. В назидание…

Потом было много подобных событий. Везде, где маги пытались встать на защиту своей страны, они уничтожались быстро и безжалостно. Правитель Мидиас бросил против непонятно откуда явившихся врагов армию — она была стерта с лица земли. Пал Кер-Лиар, спустя месяц был уничтожен последний оплот сопротивления — Желтая Обитель…

Все это прошло мимо Арианис. Их школа — два десятка домиков в горах — не привлекла внимания захватчиков. И только время от времени доносившиеся до этих мест новости заставляли иногда по ночам дрожать от страха… не только учеников — но и немногих учителей, что остались присматривать за детворой. Большинство же ушли защищать свою страну — и не вернулись.

А потом вдруг сразу все затихло… Ши-Латар, впоследствии принявший имя Бореалиса, объявил о снижении налогов, издал еще немало указов, одним из которых обещал прощение всем магам, что поклянутся не вредить Лиару и его правителю. Кто-то искренне пожелал пойти на мировую с оккупантами, кто-то затаил злобу и вознамерился в дальнейшем отомстить… этих было немного, память о том, как расправились Соратники (теперь их называли так) с Желтой Обителью, была еще свежа, а руины неприступной крепости Ордена даже не успели порасти травой.

Годы текли спокойно и размеренно. Учебники — лекции — практические упражнения — снова книги, истрепанные прикосновениями рук сотен учеников. Где-то там, в большом мире, происходили интересные вещи — Соратники захватывали соседние уделы один за другим, вереницы рабов отправлялись строить дороги, распахивать поля… Среди жителей Лиара все больше и больше находилось тех, кто говорил, что жить под рукой Бореалиса куда лучше, чем под рукой Мидиаса. Постепенно голоса эти сливались в единый хор — и, слушая его, находились уделы, что сами распахивали врата замков перед армией Бореалиса. Обо всем этом знали учителя — но постепенно взрослеющим детям не стоило забивать голову такими вещами. Учебники — лекции — практические занятия, вновь и вновь вращался этот круговорот. И неожиданно для себя самой Арианис поняла, что ей нравится учиться…

Ей было шестнадцать, когда наступил срок окончания школы. В этот день она должна была получить звание волшебницы — и клеймо, что навсегда изуродует ее руку. Клеймо, отмечающее ее право пользоваться магией на территории Лиара, зарабатывать этим свой кусок хлеба. В этот день она должна была стать взрослой — шестнадцатилетняя девчонка, для которой еще вчера существовал один дом — школа, одна семья — учителя и другие ученики… Ей предстояло отправиться в большой мир, о котором она не так уж и много слышала. В этот день она впервые увидела Бореалиса.

Он в сопровождении десятка Соратников прибыл, чтобы посмотреть на выпускников. Возможно, уже тогда Бореалис задумывал возрождение Желтого Ордена как замены той силе, которую утратили его Соратники…

— Они и вправду утратили силу? — уточнил Жаров.

— Да. В тех боях, что бросили Лиар на колени перед ними, Соратники метали молнии, от которых не защищала ни броня, ни толстые, окованные медью щиты. Но потом…

— Их метатели молний, — Жаров постарался подобрать подходящее слово, которое было бы понятно и Эрнис, и Таяне, — они умерли, так? Перестали работать?

— Ты все понял правильно, — усмехнулась Эрнис. — В них не было магии ни капли. Это было просто изделие человеческих… — она вздохнула, — ну, почти человеческих рук. И оно сломалось. Много позже я поняла почему. Эти… метатели были из другого мира, как и их владельцы. Здесь им не было места. Но я продолжу. Итак, Бореалис посетил школу…

Юноши и девушки один за другим подходили к ректору школы, чтобы получить его прощальные дары. Одну золотую монету — чтобы ученики не умерли с голоду, прежде чем найдут для себя приносящее доход занятие. Серебряный кулон на длинной тонкой цепи — знак школы. Одну-две книги, именно те, которые могут пригодиться выходящему в мир бывшему ученику, индивидуально подобранные для каждого. И магическую печать на тыльную сторону левой кисти — вечное клеймо, которое нельзя ни смыть, не вывести иным способом. Только отрубить себе руку. Но альтернативой было навсегда отказаться от использования магии, а потому те, что собрались здесь, стиснув зубы, протягивали левую руку, чтобы получить отметину, свидетельствующую о принадлежности к магическому сословию. Это было больно, очень больно — и зал огласился криками тех, кто не сумел или не счел нужным накладывать на себя болеутоляющие чары. Арианис шла одной из последних. И вдруг почувствовала, что Бореалис смотрит на нее. Почувствовала, несмотря на то, что на нем, как обычно, был глухой, без прорезей, матово поблескивающий шлем.

А затем он склонился к ректору, который был ниже правителя чуть ли не на две головы, и что-то спросил. Выслушал ответ, а затем отдал короткий приказ — и старик склонил голову, подчиняясь. И, когда Арианис протянула руку, чтобы принять боль и клеймо, лишь покачал головой.

— Сиятельный Бореалис приказал не возлагать на тебя печать.

Девушка вздрогнула — больше от испуга, чем от радости.

— Означает ли это, что мне… мне нельзя будет заниматься магией? — Она почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза. — Но… почему?

— Ты можешь заниматься магией, Арианис, — раздался чуть скрежещущий, отдающий металлом голос из-под шлема. — Сколько угодно. Но у тебя будут и другие занятия, не менее важные.

Он оказался прав. Последующие годы оказались очень наполненными событиями. Арианис пришлось много работать — в основном над восстановлением Желтого Ордена. Получив от Бореалиса несколько артефактов, ранее принадлежавших Ордену, среди которых был и Ключ Ветра, девушка совершила несколько путешествий в Гавань Семи Ветров. По ее приказу была заново отстроена Желтая Обитель — правда, в другом месте, менее неприступном.

Но все это было куда менее важно, нежели то, что происходило между нею и Бореалисом. Он почти ничего не скрывал от девушки, и постепенно она узнала все о нем и о его народе.

Они не были людьми, но стояли к людям куда ближе, чем любые другие известные расы. Они пришли из другого мира, не просто пришли — бежали, подгоняемые страхом смерти. Они смогли открыть проход — грубый, более похожий на взлом — и ушли из своего мира в другой. Тогда они думали, что сумеют спасти свои жизни.

Это оказалось и так, и не так. Новый мир, который они намеревались сделать своим домом, оказался совсем не столь дружелюбен, как это показалось в первый момент. Что-то было другим — возможно, солнце… Там, где родился Бореалис, всегда царил сумрак. Очень скоро Соратники поняли, что их тела, сталкиваясь с солнцем или даже с отраженным светом, начинали изменяться, постепенно превращаясь в камень. И потому они вынуждены были носить свои доспехи — только эта броня, порождение древнего разума и давно забытых умений, могла защитить от губительного и невероятно болезненного воздействия солнца. Только ночью или в помещениях, лишенных окон, они могли позволить себе снять панцирь.

Бореалис знал, что они обречены на вымирание. Его сородичи жили очень долго, в десятки раз дольше, чем люди, — но в этот мир пришли только мужчины. С ними было совсем немного женщин, и все они, не имевшие доспехов, не пережили первого же рассвета… тогда еще никто не знал, что местное солнце может убивать.

Там, на их родине, тоже знали, что такое любовь. Очень скоро родился первый ребенок, дитя двух миров. Затем еще один и еще… Их тоже ждала смерть, ибо они унаследовали от своих отцов долголетие, но вместе с ним и неспособность выносить солнечный свет. Именно тогда, когда первый из детей превратился в каменную статую, Арианис отправилась в свой первый поход в Гавань Семи Ветров. Древние записи гласили, что там можно найти решение любой проблемы, если только такое решение вообще существует. Тогда, кстати, выяснилось, что порталы меж мирами — по крайней мере те, что не несут угрозы Границам, — недоступны Соратникам. Двое из них, отправленные с Арианис для охраны и надзора, прибыли в Гавань в виде двух статуй, облаченных в доспехи.

Арианис вернулась — и принесла с собой решение. Сложное, неоднозначное — и все же дети, подвергшиеся определенной операции, могли жить. Увы, эта операция оказывала воздействие лишь в течение первого года жизни. Соратники были обречены — но теперь у них был шанс продлить себя в потомстве. Пусть даже дети эти, перенеся операцию, становились мало похожи на людей. Смертельная реакция на воздействие солнца была подменена вечной жаждой — теперь им, чтобы жить, необходима была живая кровь, самый сильный из известных в Гавани стабилизаторов для живой ткани, хотя бы немного, хотя бы иногда.

В качестве компенсации им было дано нечто иное — долгая жизнь, незнакомое человеку истинно железное здоровье, способность менять свое тело, превращаясь в несколько карикатурно выглядящее, но быстрое, сильное, способное летать создание. Во всяком случае, так утверждал Лавочник.

Далеко не каждая мать соглашалась на то, чтобы ее ребенок превратился в монстра. Но нашлись и те, кто согласен был на все, лишь бы жило дитя.

Мечтал о ребенке и Бореалис. И немыслимо красивая девушка тронула его сердце… а позже и сама Арианис стала чувствовать к правителю Лиара нечто большее, чем просто признательность. И это чувство росло, постепенно превращаясь в то, что люди называют любовью.

А потом вдруг случилось страшное — соплеменники Бореалиса, те, что послужили причиной ухода Соратников в другой мир, нашли беглецов. И решили, что те должны быть наказаны. Арианис не знала, что случилось там, в другом мире, почему Соратникам пришлось уносить ноги, — они никогда не говорили с Бореалисом об этом, вернее, она пыталась спрашивать, но он уходил от ответа. Так или иначе, но причины были, и, вероятно, достаточно веские. А потому не менее двух тысяч солдат прошли сквозь Границу, чтобы выследить и наказать отступников.

Сначала Бореалис пытался договориться. Потом — откупиться. Там, на его родине, весьма ценились и золото, и пряности, и драгоценные камни. Ни то, ни другое не удалось — преследователи жаждали крови и не намерены были соглашаться на часть того, что собирались получить целиком.

Лиарцы очень быстро поняли разницу между Соратниками и новыми незваными гостями. Первые были жестоки — но лишь по отношению к тем, кто пытался оказать им сопротивление. Вторым же нравилось убивать просто так, ради развлечения. Хотя они не забывали и о золоте. Партии ценностей, продовольствия и других товаров непрерывным потоком устремились сквозь Границу, все более и более расшатывая ее. Арианис знала, чем это грозит: в старых книгах встречались записи о последствиях неосторожного разрыва и вызванного этим взаимопроникновения миров. Как могла она объяснила это Бореалису — и еще то, что выбора у них теперь нет. Или пришельцы прекратят расшатывание Границы — пусть даже для этого всем им придется умереть, — или катастрофа ждет весь мир. Или даже два мира сразу.

Бореалис сделал еще одну, последнюю, попытку решить дело миром. Двое Соратников отправилось к агрессорам, дабы объяснить ситуацию и попросить, взяв отступное, убраться восвояси. Вскоре посланники вернулись — две каменные статуи, скорчившиеся, словно от немыслимой боли. Камень точно передавал мельчайшие детали — и даже при беглом осмотре становилось ясно, что этим двоим не дали умереть просто и быстро. Исход оставался один — война.

Первая же стычка ясно дала понять Бореалису — сила доспехов, безусловно, способна дать Соратникам сто очков вперед, если в качестве противника выступают обычные люди с обычным оружием. Но, как говорится, на каждый щит найдется свой меч. Потеряв два десятка Соратников и почти три тысячи людей, армия Бореалиса отступила. А потом еще раз и еще…

Войска отступали, пока не уперлись в горы. Агрессоры протащили через Границу боевой атмосферный штурмовик… Арианис чуть ли не самой кожей чувствовала, как трещит по швам разделяющая пространство незримая ткань, как просачиваются в их мир чужие силы. Ей пришлось укрыть магической пеленой Город храмов — это заклинание Лавочник отдал даром, но при условии, что оно будет применено именно к тому месту, откуда можно открыть портал в Гавань. Лавочник утверждал, что защитный покров продержится лет двести, после чего просто угаснет сам собой.

Боевой корабль, наверное, мог бы перемолоть армию Бореалиса в пыль — но это было слишком скучно. Пушка штурмовика отрезала людям путь к отступлению, проделав в скалах глубокую и широкую щель. Другой дороги к спасению не было, а враги все туже и туже стягивали кольцо. Во всей армии Правителя Лиара было не более десятка принесенных из Гавани Мечей равенства, способных пробить доспехи противника. Но даже это оружие было бесполезно против молниеметов, способных пробить броню Соратников с двух сотен шагов.

Люди и Соратники готовились к последнему бою — бессмысленному, безнадежному. И тогда…

В свое время Бореалис легко принял мысль о том, что в этом мире существует магия, — в его родном мире существовали лишь сказки о волшебниках и колдовстве. Но он был реалистом и умел принимать вещи такими, какие они есть, — даже в том случае, если не понимал их. И он знал обо всем, что принесла Арианис из Гавани… Он потребовал, чтобы она использовала одно из заклинаний, которое, по словам Лавочника, давало обычному смертному силу противостоять любым угрозам. Правда, Лавочник не пояснил, как подействует заклинание, утверждая, что эффекты разные, в зависимости от того, с чем человеку предстоит бороться. И еще он говорил, что человек, на которого направлено заклинание, должен быть полностью обнажен.

— Бореалис потребовал, чтобы я наложила это заклинание на него. — В голосе Арианис слышалась неподдельная горечь, а глаза странно заблестели.

Жаров на мгновение задумался, умеют ли плакать богини… или призраки.

— Вы были против?

Она взглянула на Жарова чуть ли не с презрением.

— Для него это было смертельно в любом случае. Солнце… Сняв броню, он подписывал себе приговор. Я пыталась убедить его возложить эту… миссию на кого-нибудь из людей, но он был упрям.

— Человек, привыкший к мечу и щиту, вряд ли способен в одиночку встать на пути у атмосферного штурмовика, способного крошить горы, — тихо пробормотал Денис.

— Да… Бореалис сказал почти то же самое. И еще он сказал, что в жизни любого правителя когда-нибудь наступает час принятия самого важного решения. И он это решение принял. Мы тогда были возле разлома, единственная дорога, по которой могли уйти от преследования остатки армии Лиара, обрывалась в пропасть — и снова появлялась там, на другой стороне. А в небе появилась маленькая черная точка.

— Штурмовик?

— Да, конечно… Его огненные стрелы сожгли бы нас, если бы враги захотели этого. А так — штурмовик просто следил за нами и не давал найти путь к спасению. И Бореалис говорил, что, пока в небе висит эта дрянь, нам не уйти.

— И вы согласились?

Она покачала головой:

— Так говорят легенды. Думаете, я не знаю? «И тогда Арианис дала своему возлюбленному силу седых гор…» Все было не так. Он просто силой отобрал у меня пластину заклинания и сломал ее… у меня хватило глупости рассказать ему, как привести заклинание в действие. Он снял доспехи и сломал табличку… даже если бы она не подействовала, он был уже почти что мертв. Час, не больше — а потом тело превратится в камень.

— И что случилось?

— Он стал расти. У меня даже нет слов, насколько огромным он стал… Во всяком случае, я видела, как крошились камни, не в силах выдержать его чудовищный вес. А штурмовик… знаешь, и у Соратников, и у тех, кто желал им смерти, было кое-что общее. Они не были трусами. Штурмовик, обнаружив прямо перед собой стремительно растущего великана, атаковал — без сомнений, без страха. И ударил огненными стрелами…

Эрнис закусила губу, ее пальцы впились в подлокотники кресла. Затем продолжила, чеканя каждое слово:

— Первая же стрела попала ему в руку. В запястье… и руку срезало будто ножом. А потом штурмовик подлетел слишком близко, они не могли даже представить, насколько длинными могут быть руки великана. Он поймал этот летучий корабль. И раздавил его. А потом… потом он наклонился, поднял свою отрубленную кисть и положил ее поперек расселины, как мост. А сам зашагал в сторону врагов…

— Бореалис погиб?

Она кивнула:

— Я же говорила, он был обречен уже в тот момент, когда снял доспехи при свете дня. Но он успел дойти… Я не знаю, скольких он убил. Многих, хотя, конечно, не всех. Но этого оказалось достаточно, чтобы остановить преследование, пусть и на время. Рука Бореалиса к тому времени уже превратилась в камень, и по ней мы перешли расселину. Я наложила на ладонь заклятие Вечный Ветер. Это… впрочем, долго объяснять. Важно, что это задержало тех, кто все же попытался нас преследовать. Знаешь, твои новые доспехи не очень-то помогут, если упасть на скалы с большой высоты.

Она взяла со стола бокал с вином, пригубила и, вздохнув, отставила его в сторону. Даже не поставила — с силой припечатала к гладкой деревянной поверхности. Тонкое стекло треснуло, рубиновая жидкость потекла по столешнице.

— Иногда мне очень жаль, что я не могу напиться, как последний матрос в портовой харчевне, — пробормотала Эрнис сквозь зубы. — Могу ощутить вкус вина, а опьянения нет.

— Простите, Сиятельная, а что было дальше? — Таяна впервые за последнее время подала голос.

— Дальше? — криво усмехнулась богиня, щелкнув пальцами. Бокал тут же снова стал целым, пролитое вино вернулось на свое место. — Предпочитаю, чтобы в моем храме было чисто. Хоть и редко я здесь бываю. А дальше, друзья мои, все было очень просто. Очень ожидаемо… Бореалис предупреждал меня, но я была слишком молодой, чтобы прислушиваться к мудрым советам. Война как-то сама собой увяла. Не знаю, откуда они проведали о том, что каменный великан, нагнавший на них столько страха, был Бореалисом… но так или иначе о его смерти враги узнали. Видимо, остальные Соратники их интересовали куда меньше. Они организовали лагерь… хотя, пожалуй, по размерам — скорее город. И продолжали понемногу грабить нашу страну, с каждым отправляемым караваном все больше разрушая Границы.

— А вы?

— А я… я умерла. — Она произнесла это слово с таким сарказмом, что Дениса пробила холодная дрожь. Эрнис, видимо, заметила нечто, мелькнувшее в глазах собеседника, и кивнула. — Да, вы все поняли верно. Мне в этом помогли… Я отправила свой дух в сторону города захватчиков, хотела посмотреть, что там происходит. Несложное заклинание, просто требующее очень высокого уровня владения Силой. А когда вернулась, оказалось, что возвращаться-то и некуда. Тело мертво.

— Кто? — выдохнул Жаров.

— Его могущество, разумеется, достойнейший Даралис Ларт, правая рука Бореалиса. Он счел, что с отсутствием правителя, не оставившего наследника, он сам сможет прекрасно править Лиаром. О, все было обставлено очень пышно и торжественно… Ларт придумал нечто особенное, оригинальное — был издан указ, обязывающий всех считать меня вечно живой. В благодарность, так сказать, за службу стране. Тех, кто произносил фразу «Арианис умерла», ждала в лучшем случае каторга. Независимо от положения в обществе… хотя, как вы понимаете, были люди, для которых не существовало никаких ограничений. А в некоторых кругах стало модным даже писать мне письма — обращаясь как к живой.

— Бред, — прошептал Жаров.

И тут же вспомнил, что и на Земле встречалось нечто подобное. Были герои, навечно зачисленные в состав частей, в которых служили. И на поверке кто-то обязательно говорил «Я!», когда называли фамилию давно почившего солдата. Считалось, что это поднимает дух армии… А здесь просто это начинание довели до абсурда.

— Он и храм построил, — продолжала Эрнис, — ради дохода. Быть похороненным в храме Арианис… это дорогого стоило.

— Но… вы же богиня! — Таяна смотрела на Эрнис, широко раскрыв глаза. Было в услышанном что-то святотатственное, ведь нельзя, невозможно убить бога. — Разве вы не могли покарать и Ларта, и других предавших?

— Да какая я богиня, — усмехнулась та. — Я всего лишь дух, не сумевший вовремя вернуться в тело. Поверь, девочка, если ты воспользуешься заклинанием полета души и твое тело будет убито, пока разум будет где-то странствовать, то и ты будешь обречена тысячелетиями носиться над землей и водой. Мне понадобилось более трехсот лет, чтобы научиться хотя бы донести свои слова до разума простого смертного. И еще столько же, чтобы люди могли меня хотя бы на мгновение увидеть. К тому времени этот подлец Ларт давно уж сгинул… как и память о нем. А меня помнили — так что я вполне могла считать себя отомщенной.

— Я так и не понял, почему мы попали так далеко в прошлое, — мрачно заметил Жаров.

Нельзя сказать, что история Арианис его совсем не тронула. Просто события, произошедшие многие тысячи лет назад, не воспринимались очень уж близко к сердцу. Как не становится шоком рассказ о гибели «Титаника» или детальная информация о Крестовых походах. Это было слишком уж давно… Человек способен, пожалуй, болезненно переживать то, что произошло в пределах двух-трех последних поколений, все остальное уже воспринимается сквозь призму времени, которое замечательно умеет отсеивать все плохое.

Поэтому, хотя он и старался выглядеть сочувствующим, на самом деле война, что произошла несколько тысяч лет назад, его не сильно волновала. Нет уж следов от тех, кто принимал в ней участие… если не считать саму Арианис. Совсем другое дело — личная трагедия молодой женщины, потерявшей возлюбленного, а потом и собственную жизнь. Это было куда ближе и понятней…

Но, несмотря на то, что Эрнис и вызывала к себе сочувствие, ее рассказ пока что не расставил точек над «i». А Жаров был намерен получить объяснения — даже если это покажется кое-кому неприятным.

— Читая старые книги, я решила, что мы с Бореалисом были Стражами Границ. В пользу этого говорило многое… тем более что двое людей-Стражей, дополняющих друг друга, встречались и раньше. Я была волшебницей, он — воином. Все так, как и должно было быть. Но он погиб, я была убита… а цель так и осталась не достигнутой. Пришельцы прочно держались за нашу землю, и Границы могли рухнуть в любой миг. А потом вдруг что-то случилось — и произошла катастрофа, которую вы называете Потопом. Потоп уничтожил город захватчиков… правда, заодно он уничтожил и многие другие города. Но это было уже не столь важно…

— Смерть тысяч и тысяч людей можно считать мелочью?

— Не мелочью, — нахмурилась она, — не стоит цепляться к словам, Денис. Численность населения восстановилась всего лишь за четыре сотни лет. По-настоящему серьезно пострадали только два-три десятка стран, в том числе и Лиар. Были и такие, что не пострадали вовсе. А скажи, какие бы у людей были шансы, если бы наш мир превратился в нечто вроде Гавани?

Жаров предпочел промолчать. Во все времена люди задумывались над проблемой «меньшего зла». Пожертвовать несколькими людьми, чтобы спасти тысячу. Убить маньяка, чтобы остались в живых те, кто в будущем мог стать его жертвами. Сбросить атомную бомбу на город, чтобы страна, устрашившись, вышла из войны.

Да мало ли подобных случаев. Жизнь есть жизнь… и нельзя говорить о том, что выбор в той или иной ситуации «меньшего зла» оправдан или, наоборот, преступен. История идет своим путем и не знает сослагательного наклонения. Неправы те, кто проповедует отказ от самого понятия «меньшего зла», — всякое может сложиться. Только вот даже врагу не стоит пожелать оказаться перед выбором — что счесть меньшим злом.

— У меня был пророческий дар, — рассказывала тем временем Эрнис. — Он как-то связан с телом, поэтому сейчас я лишена его… но тогда, когда тело мое еще принадлежало мне, время от времени ко мне приходили видения. Одно из них пришло через несколько недель после смерти Бореалиса. Это было странное видение… не было лиц. Обычно я хорошо различала лица, но не в этот раз. Может быть, потому, что тогда вы еще не родились. Я видела двоих, мужчину и женщину, видела, как они уходят в Гавань… хотя тогда ее еще не называли Гаванью, посвященные предпочитали говорить «Мир без закона». Это уже потом, через полтысячи лет, когда Город храмов стали называть Гаванью… тогда и Мир без закона стали именовать так же. Я видела, что эти мужчина и женщина утратили возможность вернуться назад, в свой мир. А потом что-то произошло, и они снова оказались дома, только теперь на них шла волна, огромная, невероятно огромная. И еще я поняла, что эти двое — Стражи. Но вот кто они, эти двое… я не знала. Тысячи лет я искала вас двоих, тех, кто мог оказаться Стражами Границ, — и я нашла. Я знала, что должна отправить вас в прошлое, в мое время…

— Значит, все наши действия были предопределены? — недоверчиво хмыкнул Денис.

— Нет, конечно, — с оттенком раздражения фыркнула она. — Свобода воли присуща всем. Вы ведь могли просто затаиться, не так ли? Махнуть рукой на Гавань, убраться в какую-нибудь страну подальше от Лиара. Таяна — неплохая волшебница, ты — не худший из воинов. Вы нашли бы, как обеспечить свою жизнь. Но вы поступили так, как поступили… поймите, вы все сделали сами, повинуясь только собственным желаниям. Вот если бы я все рассказала вам с самого начала, тогда у вас появился бы выбор, не так ли? Выбор сделать то, о чем вы услышали, или из духа противоречия поступить наоборот. Говорят, изменить время нельзя… я не знаю, так это или нет, но рисковать мне не хотелось. К тому же, верите вы мне или нет, это было несущественно. Простите, что мне пришлось покопаться у вас в голове, Денис, но это было необходимо — в общем, вы сделали то, что должны были сделать.

— Так что мы сделали? — рявкнул Жаров. Он уже дьявольски устал от этого бесконечного разговора, когда крупицы смысла тщательно прячутся за длинными фразами. Физическое утомление, накопившееся раздражение — сейчас он больше был не в состоянии сохранять вежливое и предупредительное отношение к богине. — Интересно, многословие — болезнь всех призраков или им страдаете только вы и Дерек?

— Вы хотите меня оскорбить? — нахмурилась Эрнис.

— Простите… Я хочу понять, ради чего все это было нужно?

Она отвернулась, то ли не желая смотреть ему в глаза, то ли вдруг обнаружив что-то невероятно интересное на гладкой стене храма.

— Когда вы использовали Кольцо Разлома, отдача вызвала Потоп. Потоп уничтожил захватчиков, расшатывавших Границу.

— Так этот проклятый Потоп — из-за нас? — Таяна вскочила с кресла столь резко, что оно опрокинулось. — И ты знала это?

— Не знала! — заорала Эрнис, тоже вскакивая. Две женщины стояли друг напротив друга, как будто бы готовясь вцепиться друг другу в волосы. — Не знала, ясно? Потоп начался, когда двое Стражей вернулись в Лиар из Мира без закона. Я и про это проклятое кольцо ничего не знала — думала, это просто указатель, по которому смогу вас найти в любой момент. И денег кучу запросила за него, чтобы ценили, чтобы не бросили где-нибудь.

— Ты лжешь! Ты сама только что назвала его Кольцом Разлома!

— Это название было в памяти у Дениса, дура!

А Жаров вдруг успокоился. Совершенно. Две женщины, которые вот-вот могли кинуться в драку, казались теперь более живыми и естественными. От богини скорее можно было бы ожидать пафосной речи о предопределенности, о судьбе, от которой, как известно, никуда не денешься, об исполненной миссии — ну и так далее. Громко, напыщенно, красиво — и совсем не интересно. Теперь же он ей и в самом деле поверил — может, потому, что Эрнис не стала изображать из себя богиню, а показалась им в ином облике — в облике обычной женщины.

Видимо, разрядка была нужна всем. Подраться им так и не пришлось — поорав друг на друга минут пять, они несколько успокоились и снова обрели возможность говорить более или менее спокойно.

— Никакого уважения к богам, — стараясь вложить в интонации побольше неудовольствия и при этом отчаянно пытаясь сдержать смех, заметила Эрнис. — Смертным положено стоять на коленях и вести себя смиренно.

— Сама же сказала, что никакая ты не богиня, — фыркнула Таяна, извлекая из ножен широкий нож Дениса и пытаясь увидеть в нем свое отражение.

— А ты спроси мнения священников…

Жаров закинул на круп скакуна тюк с провизией. Эрнис постаралась на славу и все-таки напомнила, что лучше бы пополнить запасы иллюзорной пищи чем-нибудь более натуральным. Таяна не стала лишний раз расстраивать богиню и напоминать ей, что титулованная волшебница вполне в состоянии без постороннего участия организовать обед из полусотни блюд на полсотни персон. И никто лучше волшебницы не знает, что толку от еды, полученной с помощью магии, немного. Так, больше удовольствие…

— Итак, хочу еще раз напомнить. — Теперь это была Эрнис-богиня, чопорная, немного высокомерная. Нынешний образ нравился Жарову куда меньше, чем прежний, но он понимал, что всему свое время. — Одна попытка прорыва Границ, та, что произошла в прошлом, ликвидирована, вторая — последствия слишком уж активной деятельности ургов, тоже. Остается третья, и вам нужно любой ценой добраться до исчезнувшей башни Ноэль-де-Тор. Я не знаю, что делает Зорген — если, конечно, в ослаблении магических потоков виноват он. Вам надо выяснить это и устранить угрозу.

— Сиятельная, — Денис постарался, чтобы в его тоне не прозвучало насмешки, — мы все помним, Сиятельная. И немедленно отправляемся в Цитадель.

— И еще… Денис, имей в виду — меч, который когда-то получил Ульрих дер Зорген, это принесенный из Гавани Клинок Равенства. Твоя броня от этого оружия не защитит. Поэтому… будь осторожен.

Скакуны неторопливо шлепали лапами по каменной мостовой Города храмов — пожалуй, старое название подходило этому месту куда больше, чем Гавань, а Жаров снова и снова думал над происшедшим, сопоставляя объяснения Эрнис с тем, что видел своими глазами.

Потоп был — это исторический факт. Но Потоп породили действия Дениса и Таяны… следовательно, уже несколько тысяч лет было предопределено, что два человека из разных миров окажутся в определенное время в определенном месте и сделают нечто, что вызовет катастрофу. Вся его жизнь — и жизнь его родителей, и их родителей тоже… да что там говорить, все, начиная от фараонов, было подчинено этой цели — чтобы в итоге многовекового скрещивания родился некий Денис Жаров, чтобы развитие науки позволило Жарову оказаться на «Сигме» в тот момент, когда там откроется портал… Он помотал головой — нет, это было слишком уж сложно.

Другой вариант — случайное стечение обстоятельств. Если бы Потоп не породили они, то это сделала бы другая пара или сотая… не зря же Эрнис не видела лиц. Может, в тот момент будущее было еще не определено, были сделаны только самые общие наброски вроде изрядно нашумевших на Земле предсказаний Нострадамуса, которые при желании можно было толковать достаточно широко. Может быть, не окажись он с Тэй там, в прошлом, Потоп произошел бы от иных причин… а видение Эрнис — мало ли людей попало под удар волны…

Или же можно посмотреть на это событие с другой стороны. Нет никакой предопределенности, время движется само по себе, каждый миг подвергаясь мириадам воздействий со стороны всего сущего. И каждое воздействие чуть-чуть меняет направление течения событий… Сломай Жаров ногу перед тем, как ступить на борт корабля, везущего его к «Сигме», — и кто знает, может, на вопрос о Потопе ученые в этом мире лишь удивленно поднимали брови: «Какой такой Потоп? Не знаю…»

Жаров понял, что запутался окончательно. Прочитав в свое время немало фантастической литературы — так ли уж много мальчишек минует увлечение подобным чтивом, — он считал, что все, написанное в книгах о путешествиях во времени, достаточно логично и увязано. Спустился человек в прошлое, наступил на бабочку — бац! В Америке — другой президент. Или, наоборот, прихлопнул какого-нибудь динозавра, а истории — хоть бы хны! Она, история, пластична, как комок перепутанных резиновых шнуров. Чтобы стали заметны изменения, нужно сделать что-нибудь радикальное. Допустим, убить Сципиона. Разные версии выглядят очень убедительно — на бумаге, пока не пытаешься примерить их на себя.

Лучше уж не забивать себе этим голову. Сделанного не воротишь… хотя, учитывая тот факт, что перемещение во времени все-таки существует, можно и воротить. Прыгнуть в прошлое, дать самому себе в челюсть да отобрать этот долбаный Ключ Ветра. Нет пути в Гавань, нет этого странного плена в Лавке Снов — и что, Потоп не состоится? Кто бы знал…

Гавань осталась позади. Скакун, меланхолично перебирая лапами, взбирался на холм — и вдруг замер, а затем раззявил свою клыкастую пасть, задрал голову к небу и протяжно, жалобно завыл.

И было от чего… ложбина меж холмами была усыпана телами. Мертвыми — или почти мертвыми. Кто-то шевелился, кто-то пытался перетянуть жгутом обрубок руки или ноги, а один, тупо глядя в одну точку, пытался обеими руками запихнуть обратно в живот выпавшие внутренности. Но тех, кто еще в состоянии был шевелиться, было немного… гораздо больше было других — кому уже никогда не суждено было подняться, несмотря ни на какую магию. Невдалеке бродили скакуны — пять или шесть… и вдвое больше лежали пластом — кто исполосованный чем-то вроде чудовищных когтей, кто со свернутой шеей или перебитыми лапами. Все это отпечаталось в сознании Дениса как моментальный снимок — детальный, яркий и отчетливый.

Он уже видел нечто подобное — и не раз. А потому даже не удивился, заметив сидящую фигуру в чистой до неприличия одежде. Тернер сидел спиной к нему… но Жаров абсолютно точно знал, что Хищник чувствует его присутствие и не хочет вставать по каким-то своим соображениям.

Спрыгнув со скакуна и дав знак Таяне следовать за ним, Жаров неторопливо двинулся к тьеру. Тот почти не шевелился. И только подойдя почти вплотную, Денис увидел…

Женщина, лежавшая на коленях Тернера, была красива, очень красива. Ее длинные черные волосы эффектно разметались по изящному костюму из тонкой желтой кожи, изумительно оттеняющей их сочный цвет. Три краски — желтая, черная…

И красная. Красная кровь, стекающая из глубокой раны на животе.

Глаза красавицы, обрамленные длинными, самыми длинными из когда-либо виденных Денисом ресницами, были закрыты. И высокая грудь не вздымалась — женщина была мертва.

— Я не хотел убивать ее, Денис, — тихо сказал тьер, не поворачивая головы. — Я просил ее перестать преследовать меня, но она… У нее были свои понятия о чести.

— Ты-то сам как, цел?

— Нет, Жаров, я не цел… — Тьер отвел руку в сторону, показав глубокую рану в боку. Рана странно поблескивала, но не кровоточила. — Видишь, в иное время она бы затянулась за мгновения. Даже у тьера есть предел выносливости, друг. Знаешь… я только сейчас понял, что вы, люди, называете юмором.

— Тернер, я не понимаю…

— Это и в самом деле смешно, — продолжал тот, словно не слыша ничего вокруг себя, — я ведь был создан, чтобы сражаться с почти бессмертными ньорками и могучими магами. Сражаться и побеждать. А меня доконали простые люди, да и к тому же не такие уж мастера боя… Какая ирония судьбы, Денис, не правда ли?

— Тернер, я…

— Не переживай, приятель, — невесело хмыкнул Тернер, продолжая мерно гладить волосы мертвой красавицы. — Не переживай. Если тьер не убит на месте, то он будет жить. Только знаешь, друг, мне не очень-то этого хочется.

Его взгляд был прикован к лицу Черри, а рука все продолжала и продолжала ласкать ее шелковистые волосы.

— Она? — коротко спросил Жаров. Иные слова сейчас были излишни… да и это не особо требовалось. Все было ясно и так.

Тьер кивнул:

— Знаешь, благодаря вам с Таяной я узнал, что такое дружба. Благодаря этому, — пальцы прошлись по ране, все еще не желающей затягиваться, — я узнал, что такое юмор. А благодаря ей я, возможно, узнал бы, что вы понимаете под словом «любовь». Но я не успел.

Тэй стояла рядом Жаровым… ее пальцы коснулись его руки, она прижалась щекой к плечу мужчины. Они стояли рядом, глядя на своего товарища. А тот, все так же не поднимая головы, говорил и говорил, тихо, словно бы только для самого себя. Ему сейчас необходимо было просто выговориться — хотя он и сам до конца пока этого не понял, к нему пришло еще одно знание. Знание того, что человеку… даже если сам он себя таковым не считает, необходимо общение. Чего стоят слова, сказанные вслух в одиночестве? Они не приносят облегчения… но когда ты знаешь, что твои чувства слышит друг, способный сопереживать, способный разделить с тобой твою боль, — эта боль становится немного слабее.

— В нас было много общего, может быть, даже слишком много. Она не могла или не умела отступать. А я… вступая в бой, я не могу контролировать себя полностью. Денис, помнишь, я говорил тебе. Та часть меня, что является истинным тьером, не подчиняется разуму, она просто действует. Я не смог удержать удар, и она умерла.

— Тернер, поверь… — Денис замялся, не зная, что сказать. Любые слова казались фальшивыми, дежурными. — Мне очень жаль.

— А как ваши дела? — равнодушным тоном спросил Тернер. Похоже было, что ответ его не слишком интересовал, но Жаров водил с ним знакомство уже более полугода, а потому успел заметить, что эмоции у тьера проявляются лишь тогда, когда он считает это необходимым. Или когда не может их удержать.

— Нормально, расскажу при случае. Мы едем в Цитадель.

— Вы же там были. — В голосе ни вопроса, ни удивления.

— Да… что поделаешь, приходится возвратиться туда. Ты с нами?

— Конечно, — спокойно кивнул тьер, аккуратно укладывая голову девушки на песок, и встал.

Он стиснул края раны — рука не дрожала, незаметно было, чтобы он ощущал боль. Подержал несколько секунд, разжал пальцы — бесполезно, глубокий разрез снова раскрылся.

— Кто это тебя?

— Она, — коротко бросил Хищник.

— Я не верю своим глазам. — Тэй говорила чуточку насмешливо. — Тебя сумела ранить женщина? Ты явно теряешь форму, боец.

Эту фразу вполне можно было счесть издевкой, но Денис прекрасно понимал, что сейчас Тернеру меньше всего нужны минуты молчания. Прожив долгие века в роли бездушного убийцы, тьер слишком быстро очеловечивался, слишком быстро — его сознание не успевало подстраиваться под то, что чувствовало сердце. Его надо отвлечь, перевести разговор на то, что ему понятно и привычно, — на схватку, на цель… Жаров помнил одно из самых сокровенных желаний Тернера — найти хоть кого-нибудь из тех, кто приложил руку к его созданию. Найти — и убить. Хищник не был склонен к садизму — убивая, он не стал бы с маниакальным удовольствием причинять жертве мучения. Хотя мог, конечно, — но он делал это только тогда, когда боль являлась необходимой. Для получения информации, например… Во всех остальных случаях он действовал предельно функционально, достигая поставленной цели с минимальными затратами времени и сил.

— Да, я согласен с Таяной… — хмыкнул Жаров. — Помнится, от тебя отскакивали даже арбалетные стрелы.

Таяна вскинула брови, пытаясь припомнить, когда же это такое было, но вовремя взяла себя в руки и дипломатично промолчала.

— Мне сейчас трудно трансформироваться, — сообщил Тернер и, выбрав один из валявшихся на земле мечей, принялся кромсать им сухую землю. — Нужно время на восстановление, месяц, два… потом все будет в порядке.

Что он собирался делать, было ясно и без объяснений. Денис подобрал небольшой щит и, действуя им, как лопатой, принялся отгребать в сторону взрыхленный грунт. Спустя некоторое время к ним присоединилась и Таяна. Конечно, пальцы девушки были не слишком приспособлены для работы землекопа, но она на эту роль и не претендовала — зато, повинуясь движениям ее рук, вдруг подул прохладный ветерок, приятно освежая разгоряченные тела, а рядом с тружениками появился кувшин с холодной водой, к которому Жаров не замедлил приложиться.

Что бы там Тернер ни говорил о своих иссякающих способностях, силы в его мышцах было еще более чем достаточно. Выкопать могилу в пересохшей земле — у Жарова на это ушло бы по меньшей мере часа два. Тернер при некоторой помощи Дениса управился менее чем за двадцать минут. Широкий меч в его руке вспарывал твердую землю, как рыхлый песок…

Они стояли возле невысокого холмика, в который Тернер воткнул кинжал милосердия, как подобало сделать на могиле воина. А Таяна, напряженная как струна, чуть дрожащим голосом чеканила древние как мир слова, провожавшие в последний путь героев:

— Спи. Твой бой закончен. Ты была сильна, твой меч не знал промаха, а твое сердце — страха. Спи. Твой путь не всегда был светел, но ты пала в бою, сойдясь в схватке с сильным и смелым противником, ты служила неправедному делу, но слово «честь» многое значило для тебя. Ты заслужила этот мирный сон. Спи. Пусть никто не потревожит твой покой…

А рядом с ними вдруг появился еще один силуэт — почти совершенно прозрачный, но медленно обретающий четкие очертания.

И снова перед ними нестерпимым блеском сияют стены Хрустальной Цитадели, места, куда они пришли в третий раз. Что ж, три — счастливое число. Каждый раз, появляясь здесь, они что-то искали. Книгу — для Оракула. Ключ — для входа в Гавань Семи Ветров… Теперь предмет их поиска был иным, наверное, гораздо более важным.

Здесь ничего не изменилось. Последнюю тысячу лет вообще ничего не менялось — что же могут сделать несколько недель или даже месяцев? Ничего… все те же хмурые облака, все тот же моросящий дождь, не оставляющий следов на жирном пепле, устилающем камни, сожженные в последней битве у этих стен. Если открыть вход в последнюю обитель Тионны дер Касс, Шпиль Жизни, Тирит-де-Тор — можно будет увидеть часть той битвы, повторяющуюся снова и снова. Но Денис знал, что больше никогда не войдет в Тирит-де-Тор — пусть скрытая от любопытных глаз башня, глядящая окнами в далекое прошлое, пребывает в покое.

Путь к Цитадели не занял много времени. Эрнис, несколько долгих минут постояв над могилой Черри, заявила, что времени терять нельзя. Жарову смертельно не хотелось вновь пользоваться порталом — до сих пор каждый раз, когда ему приходилось делать шаг сквозь колышущееся марево, последствия были довольно неприятными. Начиная от удара по голове и заканчивая… всем остальным. Но богиня — по привычке он звал ее так, хотя сама она и пыталась откреститься от такого титула, — настаивала, и ему пришлось скрепя сердце согласиться. Тем более что Эрнис была абсолютно права — если двухнедельный путь можно ужать до нескольких минут, это непременно стоило сделать.

— Я не смогу последовать за вами. — Она печально улыбнулась. — Простите. Портал отнимает много сил, а у меня… сейчас их и без того не в избытке. Но вам надо торопиться, Стражи, может случиться так, что сила магических потоков мира будет нарушена слишком сильно, и тогда, даже если устранить угрозу, она уже не сможет восстановиться, начнет распадаться сама по себе. Этого нельзя допустить.

Как всегда, богиня была многословна. Денис слушал ее вполуха, понимая, что спорить здесь особо не о чем, Таяна отчаянно пыталась заручиться обещанием последующей встречи — упустив возможность взять пару-другую уроков у Оракула, она надеялась восполнить этот пробел за счет Эрнис-Арианис, которая, пожалуй, во многом могла дать старому Дереку дер Сану десяток очков вперед. Эрнис кивала, но Денису почему-то казалось, что ответы и согласия богини слишком уклончивы, слишком неопределенны и неоднозначны. Это не было очень уж удивительно, Сиятельная имела привычку умалчивать о чем-то, если это, с ее точки зрения, было необходимо. Он просто пытался догадаться, что кроется за поведением Эрнис, — и не мог.

А Тернер лишь скользнул по богине взглядом и отвернулся. Может быть, она и была старше его в несколько раз, может, и была высшим существом — или по крайней мере чем-то вроде временно обретшего плоть духа, это не было поводом для удивления. В конце концов, тот же Дерек дер Сан, с которым Тернеру удалось, пусть и немного, пообщаться, был чем-то похож на Эрнис, тоже время от времени сменяя призрачное существование на некое подобие настоящего тела.

А может, он просто еще не приобрел способность удивляться?

Один за другим все трое прошли через портал — и оказались у самой стены Хрустальной Цитадели. В этот раз магия Эрнис сработала именно так, как требовалось. Долгая дорога, ночлеги под открытым небом — всего этого не потребовалось. Они были на месте.

— Тэй… — Этот разговор должен был состояться давно, но Денис все время откладывал его, прекрасно понимая, как девушка отнесется к его словам. — Тэй, послушай меня, пожалуйста. Если у нас получится, если проход откроется… я должен пойти в Ноэль-де-Тор один. Или, может, вместе с Тернером, но без тебя.

Она молчала и просто смотрела на него, не отводя взгляда. Такое поведение для своенравной и упрямой девушки было по меньшей мере необычно.

— Понимаешь, Тэй, это слишком рискованно. Я беспокоюсь за тебя, там придется драться, наверняка тот, кто устроил все эти неприятности с местной магией, не захочет прекратить свои занятия, и его придется… убеждать. Тернер — лучший боец из всех, кого я когда-либо знал, к тому же, если там обитает Зорген, то у тьера к нему свои счеты. Поверь, так в самом деле будет лучше…

Он знал, что говорит не то и не так. Таяну вообще было довольно сложно убедить в том, с чем она была не согласна, и уж наверняка для этого надо было подобрать иные, более весомые слова. Но Денис не был мастером изящной словесности, к тому же, глядя Таяне прямо в глаза, он чувствовал, как слова начинают застревать в горле. Это в разговоре с библиотекарем можно было нести околесицу, не особо задумываясь над смыслом длинных витиеватых фраз, здесь же все было иначе — сложнее.

Наверное, надо было сказать, что его чувства к девушке изменились, что там, в прошлом, в Лиаре и в Гавани, он понял — по-настоящему понял, как же она дорога ему. И что он не переживет, если с Таяной что-нибудь случится. И что именно поэтому он не может допустить, чтобы она подвергалась опасности — независимо от того, призрачна эта опасность или реальна.

Постепенно теряя связанность фраз, он продолжал и продолжал что-то говорить, приводить какие-то аргументы, просто просить…

— Хорошо.

— Что? — Он запнулся на полуслове, то ли не расслышав ее ответ, то ли не решаясь в него поверить. — Что, Тэй?

— Я говорю, что ты прав, конечно. Если путь в Ноэль-де-Тор откроется, я буду ждать вас здесь. Вполне вероятно, что вам понадобится помощь извне, ведь может произойти что-то непредвиденное.

— Я… я так рад, что ты согласна со мной, Таяна… — Денис чувствовал, что заикается. И одновременно где-то в самой глубине души зашевелилось беспокойство. Что случилось с его подругой? Струсила, сошла с ума, околдована? Может, это все проделки Эрнис, снова строящей какие-то козни за их спинами? С этой вечно юной чертовки станется подстроить любую пакость, если это будет отвечать ее собственным планам.

— Дьен, тут не о чем спорить. — Тэй говорила спокойно, чуть холодно… проклятие, она никогда раньше так с ним не говорила! — Ты все предусмотрел, мы так и сделаем. А теперь, думаю, нам пора опробовать это заклинание, что стоило нам таких трудов.

Она усмехнулась, а тьер приподнял бровь — ему обещали подробный рассказ, но подразумевалось, что они две недели проведут в дороге, где времени для этого будет предостаточно. Размеренное путешествие не состоялось, но отчет о приключениях товарищей Тернер намерен был получить — не сейчас, так после.

— Да, пора…

Волшебница подошла к краю воронки, оставшейся на том месте, где когда-то — подумать только, почти тысячу лет назад — стоял Ноэль-де-Тор, Шпиль Познания. Жаров смотрел ей в спину, и ранее зародившееся беспокойство все набирало и набирало силу, заставляя мозг лихорадочно работать в поисках ответа. Но подходящего ответа не было, девушка была — или выглядела — спокойной, собранной. Проклятие, он сам без труда подобрал бы десяток аргументов, любой из которых был бы достаточно весом, чтобы оправдать ее присутствие в исчезнувшей башне, — и смешно было бы думать, что волшебница не видит многочисленных лазеек в его неубедительной речи. Да что там лазеек — зияющих дыр, лишь самую малость прикрытых одними лишь голыми эмоциями. Не видит — значит скорее всего просто не желает видеть. Ему вдруг очень захотелось, чтобы сейчас, в этот самый миг, Тэй обернулась и чуточку насмешливо заявила что-нибудь вроде «Знаешь, Дьен, я тут подумала…».

Она молчала. Медленно, словно боясь своих собственных движений, расстегнула куртку, извлекая из-под нее небольшую, в половину ладони, пластинку. И только потом заговорила, но обращаясь при этом отнюдь не к Жарову:

— Ты говорил, Лавочник, что ее нужно захотеть сломать. Я хочу сделать это, я хочу найти путь в пропавший Шпиль!

Она протянула руки вперед и резко, одним коротким движением, переломила пластинку пополам.

Жаров ждал чего угодно — например, что прямо сейчас перед ним появится исчезнувшая башня во всем своем великолепии. А может, прямо от ног девушки развернется призрачный мост, ведущий в никуда. Или — что снова взвихрятся вокруг Таяны хороводы слепящих искр, чтобы, слившись, образовать портал. Или произойдет еще что-нибудь, столь же эффектное.

Но эффект от применения заклинания, добытого в Гавани Семи Ветров, был слишком уж необычен. Раздался легкий хлопок, и прямо перед Таяной появилась дверь. Обычная дверь, деревянная, шляпки массивных бронзовых гвоздей местами позеленели, а ручка, выполненная в виде оскаленной морды какой-то неведомой твари, была местами выщерблена. В нос твари было вдето порядком покореженное бронзовое кольцо.

Тэй осторожно потянула за кольцо и распахнула дверь. За толстой деревянной створкой была одна лишь чернота — сплошная, непроглядная, гасящая каждую частичку случайно падающего на нее света.

— Прекрасно, Тэй, — подал голос Денис, чувствуя, как вдруг запершило в горле. — А теперь…

Прежде чем Жаров успел закончить фразу, девушка бросила на него короткий взгляд, усмехнулась и шагнула вперед, в черноту дверного проема.