Где танцуют тени

ГЛАВА 10

Покинув архиепископскую резиденцию в Ламбете, Себастьян вернулся обратно в кофейню на Сент-Джеймс-стрит.

На сей раз он застал мадам Шампань за круглым столиком, поставленным так, чтобы на него сквозь эркерное окно, выходившее на модную оживленную улицу, лился солнечный свет. Хозяйка оказалась привлекательной женщиной лет пятидесяти, невысокой и стройной. Белокурый цвет ее волос только-только начинал увядать до благородной седины, черты лица были тонкими и нежными. Их изящество разительно контрастировало с черной шелковой повязкой на правом глазу, которую виконт заметил, когда француженка повернула голову.

Мадам наблюдала за приближавшимся через зал Себастьяном, насмешливо изогнув пухлые губы.

– Виконт Девлин, я полагаю? – она произнесла его титул на французский манер, с заметным акцентом, несмотря на долгие годы, проведенные в изгнании. – Говорят, вы меня разыскивали.

– Вы позволите? – Себастьян подтянул стул, стоявший напротив.

Дама широко развела руками.

– Прошу. Догадываюсь, зачем вы здесь.

– Неужели? – уселся виконт.

– У меня состоялась интересная беседа с мсье Пулом. – Хозяйка заведения едва заметно кивнула бородатому здоровяку за стойкой, который принялся готовить две чашки кофе. – Александра Росса убили, разве нет?

– Я такого не утверждал.

– За отсутствием необходимости. – Склонив голову набок, француженка оценивающе прищурила на виконта уцелевший глаз. Себастьян заметил, что она старается не поворачиваться к собеседнику правой стороной лица. – Надеюсь, у вас веская причина для подобного предположения?

– Веская.

– У меня возникли такие же подозрения, – кивнула мадам.

– На каком основании?

Хозяйка пожала плечами:

– Когда здоровый молодой человек, имеющий дело с опасными личностями, внезапно умирает… Скажем так, если я в этой жизни чему-то и научилась, так это не принимать будто бы случайных совпадений за чистую монету.

Себастьян подождал, пока седобородый мужчина поставит на столик кофе и отойдет.

– Давно вы живете в Лондоне?

– Почти десять лет. Сначала уехала в Италию, потом на Майорку, – мадам Шампань откинулась на стуле, поигрывая пальцами по чашке. На полных губах зазмеилась загадочная улыбка. – А знаете, я была знакома с вашей матушкой. Вы похожи во многом… хотя и не во всем.

Виконт сохранял внешнее спокойствие. Восемнадцать лет назад, в один из жарких безрадостных летних дней после смерти старших Себастьяновых братьев, графиня Гендон инсценировала собственную гибель и сбежала на континент со своим тогдашним любовником. Девлин оплакивал мать почти полжизни, прежде чем обнаружил, что она в действительности жива.

И это оказалась только первая из горьких истин, которые ему довелось узнать.

Долгие месяцы с момента этого открытия Себастьян пытался проследить судьбу леди Софии. Агенты виконта отправились по ее следам в Венецию, затем во Францию, но там уперлись в стену, возведенную войной и неким необъяснимым, пугливым молчанием.

– Вы встречались с ней в Венеции? – поинтересовался Сен-Сир тоном, в котором звучали невозмутимость, небрежность и все то, чего не было в его сердце.

– Да, она жила в одном из этих осыпающихся старых дворцов на Большом канале с… – мадам замялась.

– С любовником? – подсказал Девлин.

Грустная, сочувственная улыбка коснулась губ собеседницы.

– Да. Графиня устраивала великолепные музыкальные вечера – вот так мы с ней и познакомились. Видите ли, ее возлюбленный являлся не только поэтом, но и талантливым композитором. Они были очень счастливы. Но потом он умер.

Виконт кивнул. По полученным сведениям леди Гендон впоследствии сошлась с одним из наполеоновских генералов, но Себастьян не мог знать, длится ли по-прежнему эта связь.

Неожиданно Анжелина Шампань протянула руку и коротко дотронулась кончиками пальцев до кисти Девлина.

– Можете не тревожиться, что я кому-либо разболтаю. Прошлое мертво, а нам, оставшимся в живых, следует двигаться вперед, не правда ли?

Сделав паузу, мадам неторопливо отпила глоток кофе. В ее чертах, исполненных хрупкой, неземной красоты, угадывалась напряженность, наводившая на мысль о горе и трагедии, перенесенной со спокойным стоицизмом, и что-то еще – загадочное и затаенное.

– Вам известно, что Росс служил в министерстве иностранных дел? – спросила она.

– Хотите сказать, его работа имеет какое-то отношение к его смерти?

– А вы сомневаетесь? Вся Европа объята войной уже сколько? Больше двух десятилетий? За эти годы альянсы между государствами множество раз распадались и создавались заново. Но, по моему убеждению, однажды историки оглянутся на нынешнее лето и со временем признают его одним из поворотных моментов.

– Из-за вторжения Наполеона в Россию?

– Даже без успехов Веллингтона в Испании это было в высшей степени неразумно. Но так как ситуация складывается на данный момент, – презрительно поджала губы мадам, – сия глупость оборачивается безумством. Десятки тысяч погибнут. Возможно, сотни тысяч. Наши потери и без того громадны – слишком много мертвых, слишком многое из того, что некогда делало Францию великой, уничтожено. А теперь еще и это безрассудство.

Девлин любопытствовал про себя, сколько у мадам Шампань осталось родственников во Франции, которые, возможно, даже служат в легионах, наступающих на Москву в то самое время, пока они тут разговаривают.

– Наполеон заявляет, что царь не оставил ему выбора.

– Выбор есть всегда, – с явным раздражением выдохнула собеседница. – Война России со Швецией закончилась Петербургским союзным договором[13], а с Турцией – Бухарестским миром[14]. Обезопасив себя с севера и с юга, русские теперь могут бросить все свои силы против французов.

– Но ведь им приходится противостоять не одной лишь Франции, – напомнил Себастьян. – Наполеону удалось создать новый союз и повести против России Пруссию и Австрию.

– Только потому, что прусский король Фридрих Вильгельм оказался перед выбором: либо войти в военный альянс с Наполеоном, либо лишиться короны.

– А Австрия?

– Австрия мало что теряет и много чего приобретает от противостояния между Францией и Россией, и Меттерних[15] прекрасно это понимает.

Мадам Шампань была необыкновенной женщиной: умной, хорошо осведомленной о последних событиях и без колебаний высказывающей собственную точку зрения. В то время как большинство аристократок ценою мучительных ухищрений защищали белизну своей кожи от солнца, хозяйка кофейни явно намеренно подставлялась его жарким лучам, и виконту было любопытно, почему.

– Вы проявляете интерес к дипломатическим вопросам, – заметил он.

– Разве война не заставляет всех нас изучать дипломатию? Однажды Наполеон заявил вдове маркиза Кондорсе[16], что презирает женщин, встревающих в политику. Знаете, каков был ответ?

Девлин отрицательно мотнул головой.

– Она сказала: «Разумеется, вы правы, генерал. Но если женщинам в некоей стране отрубают головы, естественно, что им хочется понимать причину».

Мадам Кондорсе овдовела, поскольку революция отправила ее супруга, знаменитого философа маркиза Кондорсе, на гильотину. Взгляд Себастьяна упал на левую руку собеседницы. Француженка по-прежнему носила на пальце скромное золотое кольцо, но темно-лиловый шелк ее платья говорил сам за себя, ведь это был цвет печали и траура.

Словно почувствовав направление мыслей виконта, мадам обронила:

– Моим мужем был барон Жан-Батист Шампань. Его убили в сентябрьской резне 1792 года.

Себастьян слышал о бароне. Подобно графу де Вирье и Лалли-Толландалю[17], Шампань поначалу поддерживал революционное движение – пока оно не обратилось в жестокость и насилие и не начало пожирать своих вдохновителей.

– Тогда вы и покинули Францию?

– Да, как только смогла.

Голос собеседницы едва заметно дрогнул, она отвернулась, оставив взгляду виконта лишь безупречный профиль, и посмотрела в окно на поток элегантных экипажей и важно шествующих по улице джентльменов. Девлин поймал себя на размышлениях о жизни в Париже, которую мадам Шампань некогда вела и которую потеряла, об ужасах, свидетельницей которых она стала до побега в Венецию, и о годах одиночества, выпавших с тех пор на долю изгнанницы, утратившей все, кроме воспоминаний.

Собеседники немного помолчали, наблюдая, как пухлощекий денди с неимоверно высоким воротничком рубашки и затянутой в рюмочку талией подошел к двери, ведшей в квартиры наверху, и исчез внутри. Мгновением позже сквозь гомон кофейни можно было расслышать шарканье его шагов по лестнице.

– Эти подозрительные субъекты, с которыми, по вашим словам, Росс имел дело… – заговорил Девлин. – Вам известно, кто они?

– Нет.

– С чего же вы взяли, что они опасны?

Полные губы снова насмешливо скривились.

–По моему опыту, мужчин, которые поднимают воротник плаща и нахлобучивают шляпу достаточно низко, чтобы скрыть лицо, как правило, следует остерегаться.

– И часто Росса посещали подобные личности?

– Довольно часто.

– А в ночь его смерти?

– То есть, в прошлую субботу?

– Да.

– Почему вы думаете, что я вспомню об этом теперь, неделю спустя?

– Потому что в воскресенье утром, узнав о кончине Росса, вы что-то заподозрили. По-моему, вы переосмыслили нечто, увиденное накануне.

Мадам Шампань отпила глоток кофе.

– А вы догадливы.

– Кто приходил к Александру Россу тем вечером?

Француженка осторожно отставила чашку:

– Ну что ж, дайте подумать… Первой была молодая женщина. По крайней мере, я предполагаю, что молодая, хотя трудно утверждать наверняка, ведь на посетительнице был плащ с наброшенным капюшоном.

– Прилично одетая?

– Плащ простой, но хорошего кроя. Больше я ничего не разглядела, поскольку на ней имелась еще и вуаль. Но не уличная женщина, если вы об этом.

– А Росс развлекался с уличными женщинами?

– В своей квартире – нет. Как он вел себя в других местах, мне неизвестно.

– И долго пробыла у него эта посетительница?

– Минут двадцать, может, полчаса – не больше. Ушла очень быстро.

– Она приехала в карете?

Мадам Шампань отрицательно покачала головой:

– Конечно же, на извозчике.

Девлин кивнул. Сент-Джеймс-стрит слыла сугубо мужской вотчиной. Для женщины благородного происхождения даже прогуляться по этой улице считалось нарушением принятых в обществе правил. А уж оказаться замеченной входящей в квартиру джентльмена, да еще одной, для любой приличной дамы означало немедленный и безоговорочный позор. Неудивительно, что посетительница – кем бы она ни была – постаралась скрыть свое лицо.

– А потом?

– Через час-другой после отъезда женщины по лестнице поднялся мужчина в вечернем наряде.

– Как он прибыл?

– Пешком. Но о нем расспрашивать бесполезно, поскольку я и вправду ничего не смогу сообщить. Шляпа визитера была низко надвинута, воротник накидки поднят, а голову он старательно держал опущенной.

– Один из россовских «опасных субъектов»? – улыбнулся Себастьян.

– Именно.

– Как долго он оставался?

– Дольше, чем женщина. Примерно час, может, больше. По-моему, время близилось к девяти или даже к десяти, когда он ушел.

– И вы ничего не можете о нем сказать?

– Почти ничего. Ни высокий, ни низкий, ни плотный, ни худощавый. Одет, как джентльмен: шелковые чулки, панталоны. Да, еще была тросточка.

У виконта тоже имелась элегантная прогулочная трость эбенового дерева. Под ее искусно изукрашенным серебряным набалдашником прятался стилет.

– А мистер Росс в тот вечер не покидал дом?

– Если и покидал, я этого не видела.

– В здании имеется другой выход?

– Есть дверь во двор, но там тупик, – мадам Шампань отпила кофе и добавила: – Той ночью у Росса побывал еще один гость.

– Да?

Хозяйка кивнула:

– Незадолго до того, как я сама ушла отдыхать, наверх поднялся еще один джентльмен. Однако почти сразу же спустился обратно.

– Будто обнаружил, что хозяина нет дома?

– Или будто тот был уже мертв.