ГЛАВА 3

Молочницы с тяжелыми ведрами на коромыслах еще разносили по домам свой товар, когда виконт взбежал по нешироким ступеням парадного входа в собственный элегантный особняк на Брук-стрит.

– Только что принесли письмо от графа Гендона, – сообщил Морей, встречая хозяина у дверей с серебряным подносом, на котором лежал конверт, запечатанный знакомым гербом.

Девлин даже не протянул руки. Еще неделю назад он звал Алистера Сен-Сира отцом. Себастьян полагал, что постепенно свыкнется с горьким пониманием, что на самом деле он вовсе не тот, кем до сих пор оставался в глазах света – не законный графский наследник, а побочный сын ветреной красавицы-графини и ее неизвестного любовника. Возможно, со временем он сможет понять и простить Гендону вранье, которым тот потчевал его долгие годы. Но никогда не простит графу, что тот позволил ему считать Кэт, любовь всей его жизни, единокровной сестрой. Эта ложь превратила их взаимное влечение в нечто грязное и порочное и толкнула актрису, которую Девлин надеялся назвать женой, в ловушку брака с нелюбимым человеком.

– Пришлите ко мне Калхоуна, – распорядился виконт, оставляя невскрытое письмо лежать на подносе, и направился к лестнице.

По лицу дворецкого промелькнула тень какого-то, тут же подавленного чувства.

– Слушаюсь, милорд.

Перешагивая через ступеньку, Себастьян на ходу снимал темно-синий сюртук из тонкого сукна. Он уже надевал чистую рубашку в гардеробной, когда на пороге появился Жюль Калхоун, его камердинер.

– Постарайся разузнать как можно больше о джентльмене по имени Александр Росс, – обратился к слуге Девлин. – Насколько мне известно, он снимал квартиру на Сент-Джеймс-стрит.

Калхоун, невысокий, худощавый мужчина с правильными чертами лица, был образцовым слугой: терпеливым, жизнерадостным и обладавшим всеми необходимыми умениями в области изящных камердинерских искусств. А поскольку его юные годы прошли в одном из самых злачных лондонских притонов, некоторые таланты Калхоуна оказывались чрезвычайно полезными для господина, сделавшего своим увлечением расследование загадочных убийств.

Подняв сброшенный виконтом сюртук, камердинер принюхался. От одежды исходил слабый, но безошибочно узнаваемый запах тлена.

– Я так понимаю, этого мистера Росса порешили?

– Ударом стилета в основание черепа.

– Необычно, – заметил Калхоун.

– Весьма. К несчастью, все уверены, что джентльмен мирно почил во сне, поэтому расспросы следует вести осторожно.

Подав хозяину свежий галстук, слуга отвесил поклон:

– Я буду сама осмотрительность, милорд.

Девлин хмыкнул и, задрав подбородок, принялся оборачивать ткань вокруг шеи.

– Насчет еще одного вопроса, которым вы просили меня заняться… – кашлянул Калхоун

Недоброе чувство стеснило грудь, но Себастьян превозмог его.

– Да?

– Из достовернейшего источника я узнал, что мисс Геро Джарвис сегодня утром почтит своим присутствием открытие аттракциона кольцевой паровой дороги к северу от Блумсбери.

– Чего-чего?

– Кольцевой дороги, милорд. Аттракцион с участием новейшей паровой машины мистера Тревитика[3]. По-моему, вход для публики открывают с одиннадцати часов.

– К тому времени я вернусь. Пускай Том примерно без четверти держит наготове коляску, – поправил манжеты виконт. – А скажи-ка, Жюль, из какого достовернейшего источника ты об этом узнал?

– От горничной мисс Джарвис, – сообщил камердинер, подавая чистый темно-синий сюртук из батской шерсти.

– Обаял девицу или подкупил? – поинтересовался Девлин, просовывая руки в рукава.

– Исключительно презренный металл, милорд.

– Это нехорошо, – нахмурился Себастьян.


– Вот и мне так подумалось. Может, и нескромно хвастаться, только мало кто умеет подкатить к барышне, как я. Но эта разболтает что угодно и кому угодно, лишь бы ей заплатили.


* * * * *


Чарльз, лорд Джарвис, стоял у окна покоев в Карлтон-хаусе, выделенных в его личное пользование, устремив взгляд на площадку перед дворцом.

С тех пор, как полтора года назад старый король Георг окончательно впал в безумие, центр власти переместился со старинных, вымощенных кирпичом дворов Сент-Джеймсского дворца сюда, в экстравагантно перестроенную лондонскую резиденцию принца Уэльского. А Джарвис, блистательно умный и коварный королевский кузен, бесконечно преданный династии Ганноверов, еще прочнее утвердился в качестве признанной силы, поддерживающей шаткое регентство Принни.

Этот вельможа, возраст которого близился к шестидесяти, был крупным мужчиной, рослым и плотным. Несмотря на тяжелую линию челюсти и римский нос, его лицо не было лишено привлекательности, а большой рот умел улыбаться с неожиданным обаянием. Барон часто пользовался этим умением, как для уговоров, так и для обмана.

– Это безумство, говорю я вам, – буркнул граф Гендон, один из прибывших в кабинет Джарвиса для обсуждения текущего положения дел на континенте.

Барон покосился на собеседника, однако своих соображений не высказал. Он давным-давно осознал, как полезно хранить молчание, пока другие говорят.

– Вовсе нет, – возразил второй из присутствующих, заместитель министра иностранных дел сэр Гайд Фоули. – Наши войска под началом Веллингтона чрезвычайно успешно продвигаются в Испании. Такими темпами мы к середине следующего месяца окажемся в Мадриде. А знаете, почему? Потому что Наполеон в своей заносчивости напал на Россию и, пока мы тут с вами беседуем, подступает к Москве. Неужели направить британские войска на подмогу царю – глупый поступок?

– Чистой воды безрассудство по той же причине, что и вторжение Наполеона в Россию, – заявил Гендон с потемневшим от гнева лицом. Этот крепко сбитый, без малого семидесятилетний вельможа с бочкообразной грудью, гривой седых волос и ярко-голубыми глазами – фамильной чертой рода Сен-Сиров – бессменно занимал пост канцлера казначейства при двух разных премьер-министрах. – У нас просто-напросто недостаточно солдат, чтобы сражаться с французами и в Испании, и в России, удерживать Индию и при этом еще защищать Канаду, вздумай американцы атаковать ее.

Фоули издал протестующий возглас. Поджарый мужчина тридцати с лишним лет, темноволосый, с острым узким лицом, он, будучи заместителем министра, зарекомендовал себя способным и влиятельным в Форин-офис[4] чиновником.

– Американцы вот уже четыре года грозятся, однако ничего не предпринимают. Почему же нападения следует ожидать сейчас, когда мы отменили столь ненавистные Штатам королевские указы?

– Потому что чертовые выскочки желают прибрать к рукам Канаду, вот почему! Вбили себе в голову, что Господь дал им право расселиться по всему материку, от Северного полюса до Тихого океана и Мексиканского залива!

– Эти неотесанные мужланы? – откинув голову, рассмеялся Фоули.

Щеки Гендона побагровели еще больше.

– Попомните мои слова, они так и сделают. По крайней мере, попытаются.

– Господа, господа, – увещевательно вмешался хозяин кабинета, – ваши споры преждевременны. Обсуждение вопроса о помощи с посланниками царя все еще на начальной стадии.

Разумеется, это была ложь. Переговоры с русскими уже неделю как завершились.

Принятию окончательного решения препятствовали только упорные и громогласные возражения канцлера казначейства.

– Вот именно, – проворчал граф и посмотрел на часы на каминной полке. – А теперь прошу извинить, через четверть часа у меня встреча с Ливерпулем[5].

– Конечно-конечно, – отозвался наилюбезнейшим тоном лорд Джарвис и после паузы добавил с притворным сочувствием: – С огромным сожалением услышал, что между вами и вашим сыном, виконтом Девлином, похоже, приключилась размолвка.

– Ничего подобного, – отвердела челюсть Сен-Сира.

– Вот как? – потянулся за табакеркой барон. – Должно быть, мне предоставили неверные сведения. Вы успокоили меня, милорд.

– Всего наилучшего, господа, – учтиво раскланялся Гендон вначале с Джарвисом, затем с Фоули.

После ухода графа чиновник встал у окна рядом с хозяином кабинета и тоже устремил взгляд вниз. Вдвоем они наблюдали, как канцлер казначейства вышел из здания и быстро зашагал по мощеному двору.

– Он знает? – поинтересовался Фоули.

– Подозревает.

– Думаете, может воспрепятствовать?

– Думаю, может, – поднеся к носу щепоть табака, Джарвис вдохнул. – Не беспокойтесь, я с ним улажу.


Загрузка...