GEDENKBUCH: КНИГА ПАМЯТИ НЕМЦЕВ-ТРУДАРМЕЙЦЕВ

Стационар в Тимшере - обитель ужаса

Нам понадобилось 12 часов, чтобы добраться до головного лагеря. Нам не позволили войти в лагерь такими грязными и вшивыми. Пришлось провести бессонную ночь в мастерской. В 6 часов утра нам, 50-60 армейцам, разрешили пойти в баню.

Петер Дамзен, бывший учитель из Эндерса, с которым мы по пути шли рядом, попросил меня стянуть валенки со своих больных ног. Это мне удалось с трудом, и тогда я увидел его отмороженные пальцы на ногах. В тот же день врач ампутировал пальцы.

В бане нашу постоянно грязную и завшивевшую одежду прожарили над специальной печкой, которая называлась прожаркой. Вместо мыла для мытья каждому намазали на руку темную массу.

После завтрака нас осмотрела медкомиссия. По состоянию задницы и видимости ребер большинство из нас отправили на месяц в 5-ю секцию стационара. Там мы, так называемые слабосильные, день и ночь лежали на двухэтажных койках. В этой переполненной комнате 12 на 10 метров находились 90-95 невесомых людей. Мой вес составлял в это время не более 41 -42 килограммов. Так было и у других армейцев, потому что нам давали одну и ту же еду.

Мы, слабосильные, получали 600 г хлеба в день и трижды суп с небольшим количеством каши. Голод был велик, некоторые приносили картофельные очистки из мусорного ящика за столовой и жарили их на железной печке. Через неделю мы начали выходить, чтобы подышать свежим воздухом.

Не тяжелая работа была виной наших страданий, а недоедание, плохое снабжение и бесчеловечное обращение в сталинском каторжном лагере Тимшер.

В соседних бараках вместо рабочих располагались 1 -4 секции стационара. Ночью через окно мы видели, как из лагеря вывозят нагруженные сани с трупами. Бывший армеец Тимшера Фридрих Руш рассказал мне в 1991 г. следующее: «Весной 1943 г. я был так изможден, что больше не мог работать на лесоповале. Мне разрешили плести лапти в хозроте. Однажды меня послали в лес, чтобы принести сухой золы. По дороге я наткнулся на массовое захоронение. Картина была ужасная: из снега торчали руки, ноги и даже головы мертвецов. Трупы зарывали только тогда, когда оттаивала земля».

Армеец Эмиль Ример, которого я тоже хорошо знал по Тимшеру, говорил: «Зимой 1942/43 гг. я - кожа и кости - стоял перед врачом. Поскольку смертность в стационаре была очень высокой, нужен был еще один санитар. Врач предложил мне эту работу в 3-й секции, и я согласился. Моя задача как санитара состояла в том, чтобы мыть полы и выносить умерших. Со мной работал Готлиб Шнейдер из Эндерса, 1920 года рождения. Каждому мертвецу к руке привязывали деревянную бирку. Больные из 1 -й и 2-й секций уже не выбирались оттуда живыми, каждый день от поноса умирали 15-20 человек. Ночью, в 11 -12 часов, мертвецов штабелями укладывали на сани, чаще всего голыми, и доставляли их к массовому захоронению, чтобы сбросить туда трупы как мусор. Яму зарывали только тогда, когда она наполнялась. В стационаре не было лекарств, не считая марганцовки».

В стационаре умерли брат Эмиля Римера - Александр, отец моей знакомой Кати Шнейдер - Фридрих, два его брата - Готлиб и Давид, бывший учитель из Эндерса Давид Гееб, Давид Боргардт из Шведа и многие другие знакомые и незнакомые люди. Все это были физически крепкие и некогда сильные мужчины. Они привыкли работать и есть за двоих. Ослабевший организм не мог противостоять болезни.

Многие армейцы, включая и меня, страдали такими болезнями, как чесотка и куриная слепота. Лечение было примитивным и протекало без освобождения от работы.

Смерть казалась нам чем-то нормальным, она утратила даже свою трагичность. Армейцы, особенно больные, считали смерть «освобождением» от мук. В нас вкралась мысль, что мы доставлены сюда для уничтожения, чтобы поскорее избавиться от нас и получить других рабочих.

В таких условиях существовали немецкие армейцы - без перспектив на будущее, в набитых битком тесных помещениях, страдая от голода, мороза до 44 градусов и паразитов. Вместе жили, работали и умирали лютеране, католики и меннониты, права и обязанности которых стояли только в том, чтобы беспрекословно трудиться до самой смерти. В Усольлаге, подданном могущественного ГУЛАГа НКВД, никогда не было недостатка в рабсиле, так как вместо умерших и нетрудоспособных вновь и вновь поступало свежее пополнение.

Так в нищете Тимшера прошел месяц в 5-й секции для меня и для других. Медкомиссия вновь обследовала нас, 90-95 слабосильных людей, и 55 из этого числа получили возможность отправиться еще на месяц для отдыха в ОПП лагеря Пильва.