Генерал армии Н. Ф. Ватутин

СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ

Под утро 22 июня Г. К. Жукова и Н. Ф. Ватутина вызвал С. К. Тимошенко, чтобы обсудить очередное донесение от начальника штаба Киевского Особого военного округа М. А. Пуркаева. Стало известно, что кроме фельдфебеля к советским пограничникам, переплыв в сумерках реку, явился солдат из 222-го немецкого пехотного полка 74-й пехотной дивизии. Он тоже утверждал, что 22 июня немецкие войска перейдут в наступление, даже назвал время его начала.

— События действительно приобретают весьма опасный характер, — прохаживаясь по кабинету, заключил Тимошенко. — И провокация тут, думаю, исключена.

Дело идет к войне.

В этот момент на столе наркома зазвонил телефон.

— Георгий Константинович, — обратился Тимошенко к Жукову, — возьмите трубку.

Жуков поднял ее, назвал себя. С минуту, хмурясь, слушал. Затем сказал:

— Хорошо, сейчас доложу наркому.

— Кто это? — спросил Тимошенко.

— Командующий Черноморским флотом адмирал Октябрьский. Докладывает, что система ВНОС флота засекла подход со стороны моря большого количества неизвестных самолетов. Флот находится в полной боевой готовности. Октябрьский просит указаний.

— А каково его решение?

Жуков передал вопрос наркома Октябрьскому. Выслушал ответ.

— У командующего флотом решение одно, товарищ нарком: встретить самолеты огнем противовоздушной обороны флота.

— Пусть действует, — после некоторого колебания сказал Тимошенко. — Только доложит своему наркому.

Жуков передал эти слова адмиралу Октябрьскому и положил трубку.

Некоторое время в кабинете стояла напряженная тишина. Нарушил ее Жуков. Глянув на часы, он сказал:

— Сейчас три часа двадцать минут. Разговор наш длился минуты три, не больше. Значит, Октябрьский

позвонил где-то в три семнадцать. — Снова взглянул на часы, покачал головой: — Да, дела... Похоже, начинают сбываться самые худшие наши опасения. — Спросил у наркома: — Будем звонить в Кремль?

— Непременно, — кивнул Тимошенко. — Хотя... Георгий Константинович, свяжитесь-ка снова с Октябрьским, узнайте, что у них там происходит. А уже потом доложим Сталину.

— Хорошо.

Едва Жуков протянул руку к телефону, как тот зазвонил. На проводе был начальник штаба Западного Особого военного округа генерал В. Е. Климовских. Он доложил о налете немецкой авиации на ряд городов Белоруссии.

Затем доклады стали следовать один за другим. В 3 часа 35 минут генерал М. А. Пуркаев сообщил о бомбежке городов Украины, в 3 часа 40 минут командующий Прибалтийским Особым военным округом генерал Ф. И. Кузнецов доложил о воздушном налете на Каунас и другие города Прибалтики[4].

По указанию Тимошенко Жуков позвонил Сталину, доложил ему обстановку и попросил разрешения начать ответные боевые действия.

— Приезжайте с Тимошенко в Кремль, — приказал Сталин.

После их отъезда уже Ватутин стал принимать сообщения из округов. В начале пятого Западный и Прибалтийский военные округа доложили, что на их участках немецко-фашистские войска начали боевые действия. Николай Федорович тут же продублировал это сообщение в Кремль. Последние сомнения развеялись: это война.

С. К. Тимошенко и Г. К. Жуков возвратились из Кремля утром.

— Есть что-нибудь новое? — спросил парком у Ватутина

— Товарищ маршал, противник навес сильные бомбовые удары по многим аэродромам Западного, Киевского в Прибалтийского военных округов.

— Потери большие? — поинтересовался Жуков.

— Серьезно пострадала в первую очередь авиация, не успевшая подняться в воздух и рассредоточиться по полевым аэродромам, — доложил Ватутин. — Кроме того, бомбардировке подверглись многие города и железнодорожные узлы Прибалтики, Белоруссии, Украины, военно-морские базы Севастополя и в Прибалтике...

— А как обстоят дела на сухопутном фронте? — спросил Тимошенко.

— Ожесточенные бои идут сейчас едва ли не вдоль всей нашей западной границы. Единственное исключение пока — участок Одесского военного округа. На многих других участках немцы вступили в бой с передовыми частями Красной Армии.

— Какова обстановка на участке Ленинградского военного округа?

— Там пока спокойно.

Кроме того, Ватутин доложил, что из западных военных округов сообщают об активных действиях вражеской агентуры и диверсионных групп. В частности, они нарушают линии связи, поэтому штабы округов и армий подчас не имеют возможности достаточно быстро передавать свои распоряжения в войска. Штабы нередко получают из различных источников неверные сведения, иногда даже провокационного характера.

А вскоре С. К. Тимошенко, Г. К. Жуков и Н. Ф. Ватутин приехали в Кремль, чтобы доложить И. В. Сталину проект Указа Президиума Верховного Совета СССР о проведении мобилизации и образовании Ставки Главного Командования.

Проект постановления о создании Ставки ГК И. В. Сталин оставил у себя, чтобы обсудить его на заседании Политбюро, а проект Указа о проведении мобилизации, частично сократив, передал А. Н. Поскребышеву для утверждения в Президиуме Верховного Совета.

С 22 июня Прибалтийский, Западный и Киевский Особые военные округа были преобразованы соответственно в Северо-Западный, Западный и Юго-Западный фронты.

Ватутин стал исполнять обязанности начальника Генерального штаба, поскольку Жуков был срочно направлен на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Главного Командования, хотя она официально еще и не была создана[5].

Перед отъездом Жуков обратил внимание на необходимость получения возможно более точных данных о положении в наших войсках.

Ватутин и сам прекрасно понимал, что нарушение управления ими, не говоря уже о его полной потере, значительно осложняет организацию отпора врагу. Ведь отсутствие постоянной связи с соединениями и подчиненными штабами лишает командиров и штабы оперативного и стратегического звеньев возможности получать регулярную информацию о реальном ходе событий и порождает большие трудности в осуществлении контроля за развитием боевых действий.

Однако, несмотря на самые энергичные меры, Н. Ф. Ватутину так и не удалось к исходу 22 июня получить от штабов фронтов, армий и ВВС точные сведения о положении на фронтах, о глубине проникновения врага на советскую территорию. Отсутствовали данные о потерях в авиации и в наземных войсках. Никак не удавалось связаться с командующими фронтами Ф. И. Кузнецовым и Д. Г. Павловым.

И все же уже ночью из штаба ВВС сообщили, что бои идут в районах наших укрепленных рубежей и частично в 15—20 километрах в глубине территории Советского Союза.

В последующие четверо суток положение на фронтах еще больше осложнилось. Николай Федорович за это время вконец сорвал голос, отдавая по телефону распоряжения и принимая сообщения из войск, сильно осунулся. Но на предложение А. М. Василевского хотя бы на несколько часов подменить его (Ватутин все четверо суток почти не спал) ответил категорическим отказом. Время, мол, такое, что не до сна.

26 июня Николай Федорович связался с командным пунктом Юго-Западного фронта. Попросил к аппарату Жукова. Доложил ему, что наиболее неблагоприятная обстановка сложилась на Северо-Западном фронте. 8-я армия этого фронта отходит к Риге, а 11-я с тяжелейшими боями — в направлении Полоцка.

— Какие приняты меры? — спросил Жуков.

— Для усиления фронта перебрасывается из Московского военного округа 21-й механизированный корпус, — ответил Ватутин.

— Что ж, верное решение, — одобрил Георгий Константинович. — На первое время это неплохое усиление. Мехкорпус — это сила! Да и командир его... Я знаю Лелюшенко, он сделает все от него зависящее. Ну а в последующем... В последующем подумаем уже вместе, Николай Федорович. По приказу Ставки я сегодня вылетаю в Москву. — Жуков помолчал и добавил после паузы: — Вижу, что вы до предела вымотались, а, Николай Федорович?

— А кому сейчас легко, Георгий Константинович? — вопросом па вопрос ответил Ватутин. — Тем, кто сейчас в боях, думаю, еще труднее.

— Это верно, — тяжело вздохнул Жуков.

Положение на Северо-Западном фронте ухудшалось с каждым часом. Правда, 8-й армии генерала П. П. Собенникова и 11-й армии генерала В. И. Морозова удалось избежать окружения. Но они из-за недостаточной организованности командования войск фронта продолжали отходить в расходящихся направлениях, неся при этом большие потери. В еще более трудном положении оказалась 27-я армия, которой командовал генерал Н. Э. Берзарин. Ее, сражавшуюся в районе Даугавпилса, уже обтекали танковые клещи врага, готовые вот-вот сомкнуться. Вот почему Ватутин на помощь именно этой армии и нацелил усилия 21-го механизированного корпуса генерала Д. Д. Лелюшенко...

26 июня гитлеровцы крупными силами форсировали Западную Двину и захватили Даугавпилс. Но подошедший в это время корпус Лелюшенко с ходу вступил в бой и остановил дальнейшее продвижение противника, довольно сильно потрепав 56-й мотокорпус противника. Правда, успех 21-го механизированного корпуса дал выигрыш во времени немногим более суток (вскоре под давлением превосходящих сил противника он тоже вынужден был отойти и занять новый рубеж обороны), но и этого оказалось достаточно, чтобы выручить из беды 27-ю армию.

С возвращением Жукова Ватутину стало легче. Во всяком случае, теперь он мог выкроить несколько часов в сутки на отдых. Спал в кабинете не раздеваясь.

Утром 30 июня Жуков вызвал Ватутина. Когда Николай Федорович вошел в его кабинет, Георгий Константинович разговаривал по телефону. Увидев своего заместителя, кивнул, сказал в трубку:

— А вот он как раз у меня... Хорошо... Нет, лучше не одного, а с группой. Да, конечно, товарищ маршал. Слушаюсь.

Положил трубку, пояснил:

— Тимошенко. Звонит уже второй раз. И все по Северо-Западному фронту. Предлагает послать туда представителей из Генштаба, чтобы разобраться во всем на месте. Возглавить группу придется вам.

— Когда ехать?

— Желательно сегодня же.

— Я готов.

— Желаю удачи, Николай Федорович.

Вернувшись к себе, Ватутин позвонил жене. Попросил собрать в дорогу необходимые ему вещи. Предупредил, что к вечеру заедет на несколько минут домой.

Из Москвы Николай Федорович выехал со своей группой на нескольких машинах. Смеркалось. На Ленинградском шоссе водители держали достаточно высокую скорость. Но затем пришлось петлять по проселочным и лесным дорогам. Чем ближе подъезжали к Пскову, тем чаще навстречу попадались беженцы. То и дело на дорогах возникали пробки, особенно у переправ. Слухи были один тревожнее другого. Говорили, что фашистские танки вот-вот будут в Пскове, что Новгород полностью разрушен вражеской авиацией.

Машины продвигались вперед с большим трудом. Николай Федорович, оглядываясь по сторонам, недовольно хмурился: «Беженцы — это понятно. Но почему среди них бойцы и даже командиры? Окруженцы, отбившиеся от своих частей?»

Около одной из групп красноармейцев, расположившихся на отдых прямо на пыльной обочине, приказал водителю остановить машину. Бойцы поднялись, начали приводить себя и свою амуницию в порядок. К Ватутину подбежал и вскинул руку к пилотке худощавый сержант. Но ничего не доложил, даже не представился.

— Откуда? — спросил Ватутин.

— Из-под Даугавпилса, товарищ генерал, — хрипло выдавил сержант. — Наш полк там в окружение попал. Трое суток дрались, а потом немец нас танками подавил. Вот двенадцать человек только и осталось. Идем вторые сутки, а куда — и сами не знаем. Хоть бы сборный пункт где найти либо часть какую. — С надеждой спросил: — Может вы, товарищ генерал, нас куда-нибудь определите?

— Ведите, сержант, своих бойцов к Пскову, — приказал Ватутин, садясь в машину. — Там разберемся.

— Слушаюсь, — козырнул повеселевший сержант.

Штаб Северо-Западного фронта Ватутин нашел в лесу южнее Пскова. По всему было видно, что здесь совсем недавно рвались вражеские бомбы. Зияли свежие, пахнущие взрывчаткой воронки, лежали вырванные с корнем деревья, лес в нескольких местах горел.

Вид у начальника штаба фронта генерала П. С. Кленова был подавленным. На вопросы Н. Ф. Ватутина он отвечал путанно. Он не знал даже, где находится командующий фронтом, каково положение его армий, их местонахождение. Не было у начштаба сведений и о состоянии приданного им на усиление 21-го мехкорпуса. Не лучше знал обстановку и член Военного совета фронта корпусной комиссар П. А. Диброва. Было ясно, что штаб потерял управление войсками.

— Об этом я немедленно доложу в Ставку, — сказал Ватутин. — Не скрою, что буду просить о замене командования фронта. Ну а уж там как решат.

Решение Ставки ГК совпало с решением Ватутина. И даже было несколько неожиданным для него: именно он должен был занять должность начальника штаба фронта. Командующим войсками фронта назначался генерал П. П. Собенников, членом Военного совета — корпусной комиссар В. И. Богаткин. Телеграмма заканчивалась словами: «...до прибытия Собенникова[6] фронтом командовать Ватутину».

С чего же начал Ватутин? Прежде всего потребовал выяснить, где находятся соединения и объединения фронта, и установить с ними надежную связь. Основная тяжесть при выполнении этого приказа легла на самолеты связи. Летчикам было приказано искать не только штабы армий и дивизий фронта, но даже отдельных полков, вышедших из окружения групп.

Выполнить это было нелегко. Ведь садиться нужно было на случайные площадки, а подчас едва ли не в боевых порядках войск, и взлетать, передав распоряжение штаба фронта, под артиллерийским, а то и минометным огнем врага.

Одновременно офицеры оперативной связи на мотоциклах и бронемашинах пробирались в те обнаруженные с воздуха части и соединения, где посадка самолета была вообще невозможна.

Не теряя времени, Н. Ф. Ватутин наводил порядок в штабе фронта. Отделы, не принимавшие непосредственного участия в руководстве войсками, лишние машины и обременяющее штаб имущество были отправлены в тыл фронта. За короткий срок были построены блиндажи, отрыты щели. Оставшиеся машины надежно замаскированы, организована надежная охрана штаба. И все это делалось в обстановке, когда люди знали, что скоро придется покинуть эти места. Но они понимали и другое: с палатками, поставленными на скорую руку, с телефонами, висящими на сучках деревьев, отныне покончено раз и навсегда. С этого дня, где бы и на какой бы срок ни располагался штаб, им будут созданы нормальные условия для работы.

Усилия Н. Ф. Ватутина давали свои результаты: все четче работали отделы штаба, постепенно с войсками налаживалась связь.

Сведения о положении войск фронта были неутешительными. 8-я армия с тяжелыми боями отходила в Эстонию, и генерал П. П. Собенников в этих условиях не считал пока возможным сдать командование армией другому человеку и принять командование фронтом. 27-я армия отходила на восток, к реке Великая, а 11-я — в район Невеля.

Наладив связь с армиями, Ватутин получил возможность установить боеспособность частей и соединений, а также понесенные ими потери. Выяснилось, что во многих дивизиях в строю оставалось по 40—50 процентов штатного состава. Николай Федорович доложил об этом в Ставку. Его заверили: поможем, выделим из резерва несколько корпусов, но до их подхода придется обходиться наличными силами.

Это была неимоверно трудная задача. Ведь даже мимолетного взгляда на карту было достаточно, чтобы определить всю сложность создавшейся обстановки. Войска фронта, отходя с боями под натиском превосходящих сил противника по расходящимся направлениям, образовали в линии фронта брешь, перед которой находился Псков. Ватутин принимает все меры, чтобы «залатать» ее. Офицеры штаба и некоторые представители группы, прибывшей вместе с ним из Генштаба, начинают формировать из выходящих к Пскову разрозненных подразделений боеспособные полки и батальоны и ставить их в оборону. Подразделения обеспечения сокращаются едва ли не наполовину, а высвободившийся личный состав тоже сводится в батальоны. Организуется срочный ремонт поврежденной в боях боевой техники.

Вскоре Ватутин получил донесение о том, что 21-й мех корпус вынужден был оставить занимаемые ранее рубежи и влиться в состав тоже отходящей 27-й армии. Не лучшим было положение и под Псковом. Воспользовавшись несвоевременным выходом выделенных Ставкой резервов на реку Великая, гитлеровцы ворвались в город. 8-я армия вновь потеряла связь со штабом фронта и продолжала отходить на север, а 11-я, ведя ожесточенные бои с 4-й танковой группой врага, отходила в направлении на Дно и Струги-Красные.

Противник рвался к Пскову, не считаясь с потерями. После занятия его немецко-фашистскими войсками штаб фронта переместился в Новгород. И здесь Ватутин прилагает все усилия к тому, чтобы организовать оборону. На этом участке фронта создалась реальная угроза прорыва подвижных сил врага к Ленинграду. Эта угроза усугублялась тем, что юго-западные подступы к городу не были укреплены, а соотношение сил было не в пользу советских войск. В распоряжении командующего немецкой группой армий «Север» Лееба для действий в Эстонии (против 8-й армии) и нанесения удара по Ленинграду в середине июля находилось 23 дивизии,[7] в том числе 3 танковые и 3 моторизованные. А в войсках Северо-Западного фронта, которые в то время были главной силой, сдерживающей рвущегося к Ленинграду противника, было 33 дивизии, причем только 7 дивизий — полностью укомплектованных.

Тут, казалось, лишь бы выстоять до подхода подкреплений, не дать врагу продвинуться еще ближе к городу на Неве. Но штабные работники знали, что к Ватутину бесполезно идти с проектом приказа, предусматривающего пассивную оборону. Ватутин не признавал ее. Задачи обороны, несмотря на превосходство сил противника и наши временные неудачи, все равно ставились им исключительно в предвидении все новых и новых контрударов. Не заслоняться от врага, а бить его — было главным в решениях Ватутина. И когда иным командирам казалось, что наступать немыслимо, контратаковать невозможно, он требовал именно контратаки. И эта ватутинская тактика всякий раз путала и срывала планы врага.

Сейчас Н. Ф. Ватутин тоже задумал, казалось бы, нереальное — как следует потрепать вырвавшийся вперед остальных вражеских войск 56-й моторизованный корпус, остановить его. И даже вчерне набросал план предстоящей операции. Оставалось лишь уточнить некоторые детали, а затем согласовать план с генералом П. П. Собенниковым, который обещал на днях быть в Новгороде и принять командование войсками. Это радовало Ватутина, как радовало и то, что с 8-й армией вновь удалось восстановить связь.

Вскоре в Новгород прибыл новый командующий войсками фронта. Вот тут-то и проявилась еще одна черта в характере Ватутина — умение не только командовать, но и подчиняться. Николай Федорович был старше П. П. Собенникова по воинскому званию, занимал до этого высокую должность в Генеральном штабе. Но он отлично понимал, что Петр Петрович обладает гораздо большим, чем он, опытом. Ему довелось воевать еще в первую мировую войну в чине вахмистра. В годы гражданской войны Собенников командовал дивизией. В Великую Отечественную войну он вступил в должность командующего 8-й армией, которая оказала упорное сопротивление превосходящим силам врага в Эстонии, удерживая рубеж Пярну, Тарту, а затем защищая подступы к Таллину.

Командующий фронтом с первых же дней убедился в том, что Ватутин прекрасно знает и ведет порученное ему дело. Подготавливая данные для выработки решений, Николай Федорович всегда тщательно продумывал все их варианты, обосновывал свои предложения убедительными расчетами. Словом, оба генерала-коммуниста, каждый на своем посту, с первых же дней совместной работы начали делать все от них зависящее, чтобы наилучшим образом претворить в жизнь решения Ставки.

...Было уже за полночь, когда Ватутин зашел к Собенникову.

— У меня приятная новость, Петр Петрович.

— Это хорошо, — улыбнулся Собенников.

— В перестрелке с партизанами был убит немецкий офицер, у которого найдена карта с оперативной обстановкой по 4-й танковой группе противника на вчерашний день.

— Где же она?

— Операторы и разведчики пока над ней колдуют. Расшифровывают до конца. Но главное я уже выделил.

— Что именно?

— Вот смотрите. — Ватутин взял со стола командующего карандаш и, водя им как указкой по развешенной на стене карте, начал пояснять: — Здесь — 41-й мотокорпус 4-й танковой группы немцев. Его задача: двигаясь на левом фланге группы, нанести удар по Ленинграду по кратчайшему направлению — через Лугу. В свою очередь 56-й мотокорпус рассчитывает прорваться к городу в обход с востока, вот здесь, через Новгород...

— Та-ак, любопытно. — Собенников встал и подошел ближе к карте. — Выходит, у них как бы соревнование происходит — кто первым войдет в Ленинград?

— Вот именно, Петр Петрович. А отсюда и спешка. Особенно у командира 56-го мотокорпуса. Не хочет лавры соседу отдавать. Только, думается, и 41-й мотокорпус вряд ли что выиграет от взятого им кратчайшего направления. Ведь здесь...

Ватутин не договорил. Но командующему фронтом было ясно, что скрывалось за словом «здесь». На днях перед войсками их фронта и Краснознаменным Балтийским флотом вновь со всей твердостью была поставлена задача не пропустить противника к Ленинграду, удержать коммуникации, связывающие город со страной, прикрыть военно-морские базы. Но поскольку силы Северо-Западного по-прежнему были малы, Ставка привлекала для обороны юго-западного и южного подступов к Ленинграду часть войск Северного фронта, объединенных в Лужскую оперативную группу, которая уже заняла оборонительный рубеж по реке Луга от Финского залива до озера Ильмень.

— Полагаю, — продолжал Ватутин, — что наше главное внимание сейчас должно быть уделено моторизованному 56-му корпусу. Ведь если мы его остановим...

— ...а 41-й завязнет на Лужской линии обороны, — продолжил Собенников, — то немцы вынуждены будут если не перейти к обороне, то во всяком случае остановиться в ожидании подкрепления. Так?

— Совершенно верно.

— Да-a, заманчиво, — сказал командующий. — Остановить 56-й мотокорпус... Сил бы нам побольше. А то как ни крути, а на сегодняшний день у нас из всего фронта только 11-я армия более-менее укомплектована.

— И все-таки преподать противнику урок можно, Петр Петрович, — убежденно сказал Ватутин.

— Есть конкретный план?

— Да как вам сказать... Я к действиям командира 56-го корпуса давно уже приглядываюсь. Идет напропалую, о своих флангах не заботится. Вот этим, думается, и надо воспользоваться, тем более что в наших руках оказалась вся их оперативная обстановка.

Ватутин уверенно нанес на карте карандашом расположение дивизий 56-го мотокорпуса.

— Видите, как он идет? Совершенно не заботится о прикрытии флангов. Ему некогда, он спешит. А мы и ударим по этим флангам: с севера — из района Городище на Ситню и из Уторгоши на Сольцы, а с юга — вот сюда...

— По сходящимся направлениям? — уточнил Собенников.

— Именно, Петр Петрович.

— Что ж, заманчиво, — снова повторил командующий. — Вот только сил у нас... Как думаете, Николай Федорович, одна 11-я армия справится с этой задачей?

— Вряд ли. Нужно по крайней мере еще две-три полнокровные стрелковые дивизии. Да и авиацию. Хотя бы несколько полков.

— А где все это взять? — спросил Собенников.

— Единственный выход — занять на время операции у соседей.

— У Северного фронта?

— Да, — кивнул Ватутин. — Связаться со Ставкой, доложить наш замысел, попросить помощи. Думаю, что не откажут.

— Что ж, попробуем, — после некоторого раздумья согласился Собенников. — Попытка, как говорится, не пытка. Замысел-то действительно стоящий.

Ставка одобрила идею операции Северо-Западного фронта. По ее приказу в распоряжение генерала П. П. Собенникова из состава Северного фронта было передано несколько стрелковых дивизий и авиационных частей.

И вот уже план операции, разработанный Н. Ф. Ватутиным, обрел конкретные формы. С севера по неприкрытому левому флангу 56-го моторизованного корпуса должны были ударить: из района Городище на Ситню — 21-я танковая и 237-я стрелковая дивизии, а из Уторгоши на Сольцы — 70-я стрелковая дивизия. С юга по правому флангу корпуса наносила удар 183-я стрелковая дивизия. Начало операции было назначено на 14 июля.

Контрудар по флангам и тылам прорвавшихся к Новгороду вражеских войск явился для фашистского командования полной неожиданностью. В тяжелом положении оказались 8-я танковая и 3-я моторизованная дивизии противника, а также некоторые части дивизии СС «Мертвая голова». Войска Северо-Западного фронта отсекли их в районе Сольцы от основных сил, окружили и приступили к планомерному уничтожению.

Ожесточенные бои, не затихавшие ни на минуту, длились до 18 июля. С большим трудом гитлеровцам удалось прорваться на запад, на соединение с 4-й танковой группой.

В этих боях части и соединения 56-го моторизованного корпуса понесли значительные потери в живой силе и технике. Только от ударов советской авиации гитлеровцы потеряли 30 танков и большое количество автомашин. В 8-й немецкой танковой дивизии после боев под Сольцами в строю осталось всего 80 годных к боевым действиям танков.

Нанесенный по немецко-фашистским войскам контрудар позволил временно устранить опасность их прорыва к Новгороду. Мужественное сопротивление Лужской оперативной группы Северного фронта в сочетании с контрударами в районе Сольцы соединений Северо-Западного фронта вынудило противника 19 июля приостановить наступление на Ленинград. Чтобы возобновить его, гитлеровцам понадобилось около трех недель. Советское командование использовало эту передышку для усиления обороны на непосредственных подступах к городу с юга.

К 30 июля немецко-фашистские войска в основном завершили перегруппировку. На этот раз главный удар враг планировал нанести между озером Ильмень и Нарвой, с тем чтобы разгромить советские войска в районе Ленинграда, к 20 августа овладеть городом и соединиться с финской армией.

Однако перейти в наступление группа армий «Север» смогла лишь 8—10 августа. Вначале противнику сопутствовала удача. Так, 18-й немецкой армии удалось рассечь на две части в Эстонии 8-ю армию[8] и выйти к побережью Финского залива. Затем гитлеровцы нанесли удар на Таллин, который оборонял 10-й корпус 8-й армии, временно подчиненный командованию Краснознаменного Балтийского флота.

Три недели длилось ожесточенное сражение за город. Части 10-го корпуса, моряки, полк латышских и эстонских рабочих мужественно сдерживали атаки во много раз превосходившего их но силам врага. В конце августа советские войска вынуждены были оставить Таллин и присоединиться к остальным защитникам Ленинграда.

Но наиболее мощный удар немецко-фашистские войска нанесли с юга и юго-запада по Ленинграду. 8 августа они перешли в наступление с плацдарма на реке Луга в сторону Красногвардейска (Гатчина), а 10 августа — на лужско-ленинградском и новгород-чудовском направлениях. Попытки противника с ходу преодолеть Красногвардейский укрепрайон и оборону советских войск под Лугой провалились. Однако на левом фланге Лужской линии обороны фашисты сумели продвинуться вперед. 16 августа части 1-го немецкого армейского корпуса ворвались в западную часть Новгорода, но захватить с ходу весь город им не удалось. Гитлеровцы встретили упорное сопротивление советских войск.

Среди тех, кто отличился в этих боях, были и воины 28-й танковой дивизии, которой командовал полковник И. Д. Черняховский. Особенно тяжелым для дивизии был день 15 августа. С утра противник возобновил артиллерийскую и авиационную подготовку. Над Новгородом повисли фашистские бомбардировщики. Затем началась атака.

Наблюдательный пункт И. Д. Черняховского находился тогда на втором этаже старинного здания, примкнувшего к городскому валу. Отсюда были видны Новая Мельница и Слобода Псковская. Там кипел жаркий бой.

Когда вражеская атака была отбита, к НП подкатила эмка, которую сопровождали два тяжелых танка КВ. Из машины вышел Н. Ф. Ватутин. Пожав руку встретившему его Черняховскому, сказал, кивнув в сторону танков:

— Это вам подарок от Военного совета, Иван Данилович. Больше, к сожалению, пока ничем помочь не сможем.

Ватутин сообщил Черняховскому, что командование Северо-Западного фронта предприняло контрудар из района юго-восточнее Старой Руссы в северо-западном направлении. К вечеру 14 августа контратакующие войска 34-й и 11-й армий продвинулись до 60 километров, глубоко охватили правый фланг старорусской группировки противника и создали реальную угрозу его войскам, вышедшим в район Новгорода.

— Так что вам, Иван Данилович, надо продержаться еще денька два-три, — закончил Николай Федорович. — Двадцать восьмой танковой выпала ответственная задача, и вы должны ее выполнить чего бы это ни стоило.

И дивизия Черняховского держалась. В конце дня после часовой артподготовки фашисты предприняли тринадцатую по счету атаку. Наступили самые трудные минуты. На отдельных участках противнику удалось прорвать оборону дивизии. И тогда Черняховский бросил в бой свой танковый резерв. Славно поработали «ватутинские» КВ. И эта атака гитлеровцев была отбита.

20 августа противник овладел Чудово, перерезав Октябрьскую железную дорогу.

Ватутин был в гуще всех этих событий. И хотя положение войск, оборонявших Ленинград, день ото дня становилось все более тяжелым, Николай Федорович не падал духом. Его вера в победу над ненавистным врагом оставалась непоколебимой. Вот что он писал в то трудное время жене:

«Милая Танечка!

Шлю сердечный, горячий привет и крепко целую тебя и Ленусю. Горячий привет и Витюше.

Не удивляйтесь, пожалуйста, и не обижайтесь, что пишу редко. На фронте работы очень много. Все мысли заняты тем, как бы лучше организовать дело и побольше уничтожить врага, не упустить ни одного случая, чтобы нанести ему поражение. Часто нам это удается...

Мы на фронте твердо настроены бить врага до конца. Вы в тылу также не падайте духом. Русский народ никогда не будет побежден!

Теперь кратко о себе. Пока здоров. Очень часто вспоминаю вас, дорогие мои!

Ленусечку прошу получше заниматься. Не забывайте меня. Я без вас скучаю...

До свидания».

Н. Ф. Ватутин не упускал ни одного случая, чтобы нанести врагу как можно больший урон. Принимая самое деятельное участие в укреплении обороны войск Северо-Западного фронта, он одновременно искал возможность для нанесения встречного удара по рвущемуся к Ленинграду врагу. Пример тому контрудар наших войск под Старой Руссой, в разработку которого Николай Федорович внес большой вклад.

Вначале действия советских войск под Старой Руссой развивались успешно. За 12—14 августа 34-я армия[9] продвинулась вперед на 60 километров и совместно с 11-й армией стала угрожать тылу всей новгородской группировки вражеских войск. Фашистское командование было вынуждено срочно перебросить сюда с новгородского направления и из-под Луги две моторизованные дивизии. Против наступавших советских войск были направлены основные силы 8-го корпуса пикирующих бомбардировщиков.

Гитлеровское командование задержало также переброску к Ленинграду из района Старой Руссы 39-го моторизованного корпуса из состава 3-й танковой группы. И лишь после этого 34-я и 11-я армии начали организованный отход за реку Ловать.

В конце сентября 1941 года, так и не сумев сломить сопротивление защитников Ленинграда, немецко-фашистские войска вынуждены были перейти к обороне.

Обе стороны, не имея сил для крупных наступательных операций, зарывались в землю, прикрывались надолбами, колючей проволокой и минными полями. Боевые действия на непосредственных подступах к Ленинграду приняли типичные формы позиционной войны: велась артиллерийская и минометная перестрелка, изредка предпринимались частные наступательные операции с целью улучшения положения своих войск.

В это время главная задача Северо-Западного фронта состояла в том, чтобы, находясь на стыке ленинградского и московского стратегических направлений, не допустить захвата противником Валдайской возвышенности и Октябрьской железной дороги и содействовать другим фронтам в разгроме врага, рвущегося к Москве и Ленинграду. И фронт выполнил эту задачу: прочно закрепившись на линии от озера Ильмень до озер Селигер и Волго, войска фронта отбили все попытки гитлеровцев продвинуться за эту линию на Валдай и Бологое.

В октябре 1941 года войска Северо-Западного, Калининского и Западного фронтов сорвали план немецко-фашистского командования обойти Москву с севера. Для парирования удара гитлеровцев из района Калинина на Торжок, что давало им возможность выйти в тыл Северо-Западного фронта и к Бологому, по указанию Ставки командование фронта создало специальную оперативную группу войск. Ее возглавил Н. Ф. Ватутин, временно передав свои обязанности начальника штаба Северо-Западного фронта заместителю. Эта группа нанесла в районе Медного, на полпути между Калинином и Торжком, сильный контрудар по врагу и сорвала его планы.

В последние месяцы 1941 года противник, действующий против войск Северо-Западного фронта, вновь занимался лишь укреплением своей обороны. Не предпринимали активных действий и наши войска. На это не было ни сил, ни средств.

В начале января 1942 года Ставка Верховного Главнокомандования, оценив результаты успешного контрнаступления под Москвой, Тихвином и Ростовом, приняла решение начать общее наступление Красной Армии на широком фронте от Ленинграда до Крыма. Войскам Ленинградского, Волховского и правого крыла Северо-Западного фронтов предстояло разгромить немецко-фашистскую группу армий «Север» и деблокировать Ленинград. Калининский, Западный и Брянский фронты при поддержке левого крыла Северо-Западного фронта должны были окружить и уничтожить главные силы группы армий «Центр».

Таким образом, на долю Северо-Западного фронта выпала задача участвовать одновременно в двух операциях, проводимых па двух стратегических направлениях — Северо-Западном и Западном, причем действовать предстояло по расходящимся направлениям.

В директиве Ставки ВГК от 18 декабря фронту была поставлена задача: «не позднее 26 декабря 1941 г. нанести удар силами не менее шести усиленных стрелковых дивизий» из района Осташков в общем направлении на Торопец, Велиж, Рудню, чтобы во взаимодействии с войсками Калининского фронта «отрезать пути отхода противнику и не дать ему возможности задержаться для обороны на заранее подготовленном рубеже оз. Отолово, Андреаполь, западный берег р. Западная Двина, Ярцево. В дальнейшем ударом на Рудню отрезать Смоленск с запада». Правофланговая 11-я армия наносила второй удар фронта на Старую Руссу с ближайшей задачей овладеть этим городом, а в дальнейшем, наступая на Дно, Сольцы, «во взаимодействии с войсками Волховского фронта отрезать пути отхода противнику со стороны Новгород и Луга». В центре фронта войскам 34-й армии предстояло «сковать противника на демянском направлении»[10].

Но выполнение этой директивы было временно отложено. Советское Верховное Главнокомандование решило вначале усилить войска привлекаемых к операции фронтов. В результате Северо-Западный фронт получил новые 3-ю и 4-ю ударные армии. Намечалось также передать в его состав 1-й и 2-й гвардейские стрелковые корпуса, которые формировались под Москвой.

И все же наличных сил фронта явно не хватало для того, чтобы одновременно решать две задачи оперативно-стратегического масштаба. Из всех армий лишь левофланговые, 3-я и 4-я ударные, были неплохо укомплектованы личным составом. Но боевой техники было мало и здесь. Вообще же фронт при общей ширине полосы в 250 километров имел немногим больше 800 орудий, 510 минометов и 170 танков. Авиация фронта насчитывала всего 69 исправных самолетов[11].

Здесь было над чем подумать. И командование фронта — генерал-лейтенант П. А. Курочкин (он 23 августа принял командование фронтом от генерал-майора П. П. Собенникова), начальник штаба генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин и член Военного совета корпусной комиссар В. Н. Богаткин — приложило все силы для выработки наиболее перспективного решения.

Основная тяжесть при этом легла на штаб фронта. Н. Ф. Ватутин, склоняясь над картой, будто воочию представлял войска, вытянутые в одну линию. Анализировал. На старорусском направлении ведет бой одна слабая, понесшая потери 11-я армия генерала В. И. Морозова. Ей конечно же будет не под силу осуществить прорыв на глубину почти 110 километров к Сольцам, южнее Ильменя, без поддержки войск, наступающих справа и слева... На торопецком направлении соединения 3-й и 4-й ударных армий имеют слишком глубокие задачи, а поддержать их в случае необходимости совершенно нечем... 34-я армия генерала Н. Э. Берзарина, расположенная между обеими ударными группировками, на широком фронте может практически быть использована лишь для прикрытия или же быть связующим звеном между этими ударными группировками. Сплошной обороны врага перед фронтом не было. Но противник превратил в опорные пункты деревни и поселки, блокировал дороги, все мало-мальски пригодные для наступления пути и подступы. Ватутин хорошо понимал, что движение вне дорог значительных войсковых масс исключалось, значит, преодолеть такую оборону будет чрезвычайно трудно.

Значит, нужно рассчитывать на маневр. Использовать незанятые промежутки, смело обходить через них опорные пункты врага, выбрасывая далеко вперед отряды лыжников, перерезать коммуникации противника в его тылу.

В сложившихся условиях очень важное значение приобретала внезапность перехода в наступление. Чтобы добиться этого, нужно было использовать даже погодные условия. Снег, метели, вьюги превратить из недругов в союзников. Войскам передвигаться только ночью или в плохую погоду. Вновь прибывающие соединения держать позади фронта в деревнях и лесах, а в первом эшелоне в течение всей подготовки к наступлению оставлять прежние, уже знакомые гитлеровцам дивизии.

И наконец, Ватутин решил предложить командующему начать наступление не утром, а вечером. Это тоже будет неожиданностью для врага.

Наступление Северо-Западного фронта началось 7 января 1942 года. Едва на землю опустились ранние зимние сумерки, на правом крыле фронта противника атаковали соединения 11-й армии. Используя фактор внезапности, они уже в первый день операции прорвали вражескую оборону и продвинулись на 6—7 километров. Развивая наступление, ударная группировка армии в составе трех соединений обошла правый фланг 290-й пехотной дивизии противника и завязала бои на северной и восточной окраинах Старой Руссы. А в это время лыжные батальоны перерезали дороги, ведущие от Старой Руссы на Шимск. Часть сил армии блокировала опорные пункты гитлеровцев на реке Ловать.

9 января в наступление на левом крыле фронта перешли 3-я и 4-я ударные армии, войска которых совместно с левофланговыми соединениями 34-й армии в течение нескольких суток с упорными боями форсировали по льду озеро Селигер и прорвали тактическую зону обороны противника.

34-я армия развивала наступление на демянском направлении.

Однако вскоре в штаб фронта начали поступать тревожные донесения. 11-я армия, несмотря на все усилия, не смогла взять Старую Руссу. Ее 84-я дивизия отстала от основных сил, артиллерия застряла в глубоком снегу.

Н. Ф. Ватутин докладывает об этом командующему фронтом. И генералу В. И. Морозову направляется телеграмма:

«Для решения вопроса по захвату Старой Руссы крайне необходимо форсировать действия 84-й сд... Кроме того, полк второго эшелона 188-й сд также может быть брошен для атаки Старой Руссы и все другие силы армии по вашему усмотрению...»[12]

Замедлила темпы наступления и 34-я армия. Это грозило открыть фланг левой ударной группировки фронта для контратак противника с севера. Ватутин немедленно связывается со штабом этой армии, требует разъяснения обстановки. После чего командующему армией указывается, что для нанесения фланговых ударов он выделил недостаточно сил, но даже эти силы «распыляются на блокирование и атаку мелких населенных пунктов, вместо того чтобы смело обходить их, выходить в тыл и двигаться вперед, в тыл демянской группировки противника»[13].

К сожалению, сил у 34-й армии было мало, а резервов у командующего фронтом не было. Армии приходилось направлять все больше усилий для обеспечения своего правого фланга, ибо нависавший с севера 2-й армейский корпус врага представлял угрозу всей южной ударной группировке фронта. Стремление же 3-й ударной армии обеспечить безопасность правого фланга 34-й армии вылилось в ожесточенные затяжные бои за Ватолино и Молвотицы, продолжавшиеся много суток подряд.

И все же наступление войск фронта продолжалось. Они действовали все более решительно и успешно. Это особенно относилось к левой ударной группировке. Здесь удар 4-й ударной армии на Пено оказался полной неожиданностью для противника, который считал, что созданные им укрепления и опорные пункты образуют огневой мешок и, фланкируя подступы к городу, полностью обеспечивают это направление. Поэтому гитлеровцы, укрепив стенки мешка, не обратили серьезного внимания на оборону его дна, полагая, что удар в этом направлении невозможен. А вот штаб фронта определил это слабое место во вражеской обороне.

Еще более неожиданным для противника оказалось наступление одной дивизии и двух бригад по лесной бездорожной местности на правом фланге 4-й ударной армии. Немецко-фашистское командование исключало возможность активных действий значительных сил на данном направлении и ограничилось организацией здесь лишь нескольких небольших опорных пунктов.

Наступление 4-й ударной армии опрокинуло все расчеты противника. Организовать сопротивление ему удалось только на участке Дроздово, Давыдово и особенно Колобово, Бор. Прорыв советских войск па главном направлении завершился к 12 января. Задача, поставленная 4-й ударной армии командованием Северо-Западного фронта, была выполнена.

3-я ударная армия за восемь дней наступления растянулась на 90—95 километров по фронту, пройдя на правом фланге 22—40 километров, в центре 70 и на левом фланге 60—70 километров.

Разрыв между 3-й и 4-й ударными армиями, прикрытый лишь 31-й стрелковой дивизией, все увеличивался и достиг 35 километров. Это, естественно, волновало штаб и командование фронта. П. А. Курочкин и Н. Ф. Ватутин потребовали от командования 3-й ударной армии ускорить темпы наступления.

17 января Ватутин докладывал командующему обстановку в войсках 3-й ударной армии:

— В штабах соединений и частей чувствуется недостаточная подготовка и несработанность, за исключением, пожалуй, 245-й стрелковой дивизии. Сказываются и отсутствие опыта, слабая подготовка командного состава. Судите сами: 20-я стрелковая бригада вот уже три дня топчется перед Ватолино, атакует его в лоб, тогда как у нее есть возможность обойти Ватолино западнее, в направлении на Щеглово.

— Вы правы, Николай Федорович, — сказал Курочкин. — Населенные пункты, занятые врагом, будто магнит притягивают наши части.

— Думается, Павел Алексеевич, что нужно еще раз и самым строжайшим образом указать на недопустимость этого как командующему 3-й ударной, так и командующему 34-й армией.

— Согласен.

18 января Военный совет фронта направил командованию 3-й ударной и 34-й армий директиву следующего содержания:

«Вы ведете бои за овладение отдельными пунктами неправильно. Это наглядно видно на примере боев за Молвотицы и Ватолино. Вместо глубокого обхода населенных пунктов вы их окружаете непосредственно, сковывая при этом крупные силы и замораживая их. Противник этим очень умело пользуется. Еще три-четыре такие операции, как операции под Молвотицы и Ватолино, и все ваши силы будут заморожены. Двигаться вперед будет нечем».

Требуя брать населенные пункты обходом, Военный совет указывал, что необходимо «разъяснять командирам частей и соединений эти ошибки и впредь их не допускать...».

Постепенно наши войска осваивали наиболее рациональные приемы борьбы. Шире стал применяться маневр, обход опорных пунктов врага. А это приносило успех. Так, 4-я ударная армия, разгромив противника под Андреаполем, вышла к Торопцу и 20 января освободила этот город. Одновременно 3-я ударная армия вышла к Холму и завязала за него бои совместно с подошедшими сюда партизанами.

Но тут на Северо-Западном фронте произошли существенные изменения. 22 января 3-я и 4-я ударные армии по указанию Ставки были переданы в состав Калининского фронта. Взамен их Северо-Западный фронт получил 1-й и 2-й гвардейские стрелковые корпуса и 1-ю ударную армию. Соответственно с этим Ставка уточнила и задачу фронта. Его войска должны были ударами из района Старой Руссы в южном направлении и из района Молвотицы в северном окружить и уничтожить противника на демянском плацдарме.

29 января соединения фронта возобновили наступление, и 25 февраля части 1-го гвардейского стрелкового корпуса, наступавшие с севера на Рамушево, соединились с 42-й стрелковой бригадой 34-й армии, наносившей удар с юга. 2-й гвардейский стрелковый корпус, не встречая серьезного сопротивления противника, к концу февраля вышел на подступы к городу Холм. В результате наступления 1-го и 2-го гвардейских стрелковых корпусов старорусская и демянская группировки противника были разъединены и последняя в составе 6 дивизий 16-й армии оказалась окруженной.

Нужно было как можно скорее уничтожить окруженного врага. Между тем гитлеровцы, опираясь на многочисленные опорные пункты, вынуждали войска фронта рассредоточивать свои усилия по отдельным очагам борьбы и, задерживая их продвижение, выигрывали время для организации прочной обороны. К тому же окруженную группировку не удалось блокировать с воздуха, что позволило противнику перебрасывать на самолетах пополнение, боеприпасы и продовольствие.

К 20 марта обстановка на Северо-Западном фронте резко осложнилась. Враг, воспользовавшись относительной стабилизацией фронта, 19 марта создал в районе южнее Старой Руссы корпусную группу «Зейдлиц» в составе 5 дивизий. 20 марта она нанесла удар в направлении на Рамушево в стык 11-й и 1-й ударной армий. Наступление было поддержано авиацией. Чуть позже окруженные войска нанесли встречный удар севернее Залучья также в направлении Рамушево. В результате образовался так называемый рамушевский коридор шириной до четырех километров, и противник 23 апреля соединился с окруженной группировкой.

К концу апреля коридор был расширен до 6—8 километров.

С 3 по 20 мая войска Северо-Западного фронта предприняли новое наступление с целью ликвидации демянской группировки противника. Но Н. Ф. Ватутину пришлось принять участие лишь в самом начальном его периоде. 12 мая он был отозван в Москву, где снова вступил в должность заместителя начальника Генерального штаба РККА. Начальником Генштаба в это время был уже А. М. Василевский.