Генерал армии Н. Ф. Ватутин

ОГНЕННАЯ ДУГА

28 марта 1943 года генерал армии[24] Н. Ф. Ватутин вступил в командование войсками Воронежского фронта.

К этому времени после ожесточенных зимних сражений на всем советско-германском фронте наступило относительное затишье. Продвинувшиеся далеко на запад советские войска закреплялись на достигнутых рубежах. Воюющие стороны готовились к новым операциям.

К разработке плана ведения войны на лето и осень 1943 года Ставка ВГК приступила в конце марта, сразу же по завершении зимних сражений. Предусматривалось начать кампанию широкими наступательными действиями, нанося главный удар на юго-западном направлении. Для этого были все условия. Советские войска прочно удерживали стратегическую инициативу и превосходили гитлеровский вермахт в силах и средствах.

Но вскоре в эти первоначальные замыслы были внесены существенные изменения. В конце марта — начале апреля советскому командованию стало известно, что гитлеровцы готовятся к активным действиям в районе Курска. 7 мая органы агентурной разведки снова информировали Государственный Комитет Обороны о готовящейся на орловско-курском направлении крупной наступательной операции врага под кодовым названием «Цитадель». 23 мая были получены дополнительные данные, подтверждающие сообщения о приготовлении немецко-фашистских войск к большому стратегическому наступлению в районе Орла и Курска. Поступили сведения о том, что противник применит в предстоящей наступательной операции в большом количестве новые танки, в том числе и «тигры».

Учтя все это, Ставка ВГК приняла решение создать на курском направлении мощную оборону, дать противнику возможность первому навести удар, обескровить его, перейти в контрнаступление, а затем и в общее стратегическое наступление.

Отразить наступление гитлеровцев со стороны Орла предстояло войскам Центрального, а из района Белгорода — Воронежского фронтов. После решения задач обороны наступательную операцию на орловском направлении должны были провести войска левого крыла Западного, Брянского и правого крыла Центрального фронтов. Эта операция получила кодовое название «Кутузов». Разгром белгородско-харьковской группировки врага предстояло осуществить силами Воронежского фронта и Степного военного округа во взаимодействии с войсками Юго-Западного фронта. План этой операции получил наименование «Полководец Румянцев».

Приняв командование войсками Воронежского фронта, Н. Ф. Ватутин узнал о том, что танкистами генерала П. С. Рыбалко освобожден от врага Валуйский район, его, Ватутина, родные места. Ему очень хотелось хотя бы на несколько минут заехать в Чепухино, узнать о судьбе матери и сестер. Живы ли они?

Но как ни велико было желание побывать в родном селе, все же поездку пришлось отложить. Слишком много было у командующего фронтом неотложных дел. Николай Федорович попросил начальника штаба генерала Ф. К. Корженевича узнать, проживают ли в Чепухино Ватутины. Через несколько дней ему доложили: проживают. И даже привезли записку, в которой мать, Вера Ефимовна (но записку, Николай Федорович сразу узнал по почерку, писала младшая сестра Лена), спрашивала, знает ли он что-нибудь о судьбе своих братьев.

О братьях он знал. Хоть и редко, но переписывался с ними, а с одним из них, Афанасием, даже довелось встретиться, когда тот, получив после излечения в госпитале краткосрочный отпуск, заехал к нему на два дня.

Вглядывался Ватутин в осунувшееся лицо брата, вслушивался с тревогой в его свистящее дыхание и думал: как же, наверно, трудно ему с поврежденной еще в двадцатые годы грудью там, в окопах, на передовой. А тут еще и осколок, засевший в левом предплечье. Может, предложить брату остаться при своем штабе? Но правильно ли поймут его, командующего фронтом, люди?

Не предложил. К тому же был уверен, что Афанасий не согласится.

Вот так, в урывочных разговорах о его, Афанасия, службе, о новостях, что сообщали в своих письмах остальные два брата — танкист Семен и наводчик орудия Павел, и прошли те два дня. А затем Афанасий уехал в свою саперную часть.

Обо всем этом и написал Николай Федорович матери. Пообещал при первом же удобном случае навестить ее. Но такая возможность выдалась лишь в конце мая. Тогда по делам службы Н. Ф. Ватутин оказался в одном из соединений своего фронта, которое располагалось всего в нескольких километрах от райцентра Валуйки.

Бронетранспортер командующего и следующая за ним машина с охраной втянулись на окраину Валуек. И хотя все вокруг было сильно разрушено, многие дома сгорели, Ватутин сразу узнал эту окраину — Казацкая слобода!

И всплыло в памяти детство. Вот он лежит в старом сарае на соломе и горько плачет. И было отчего. Учитель, Николай Иванович Попов, пришел утром к отцу, чтобы уговорить его послать сына на учебу в земское училище. А отец сказал, будто отрезал:

— А зачем? Читать и писать умеет, хватит с него!

— Но поймите, Федор Григорьевич, — наступал Попов, — Николай очень способный мальчик. Он у меня первым учеником школу закончил.

— Так-то оно так А на что я его учить-то дальше буду? Ведь он у меня не один.

Только под вечер отыскал тогда в сарае внука дед Григорий. Привел его домой осунувшегося, но не примирившегося. Сказал с одобрением:

— Упорный, ох, упорный. Нашей породы, ватутинской. — И твердо — отцу Николая: — Вот что, Федор, отдавай его дальше в учение. Ну а насчет денег, помогу.

Под осень дед увез сияющего от счастья Николая в Валуйки и поселил у своих дальних родственников Силиных вот здесь, на окраине, в Казацкой слободе...

Бронетранспортер с машиной охраны, попетляв по узковатым улицам городка, выбрался на противоположную его окраину, к недавно наведенному саперами мосту через реку Валуй. И снова при взгляде на реку ожили воспоминания.

Вот здесь он ловил рыбу. Вырубал топориком лунки в еще нетолстом льду и таскал на немудрящую снасть окуньков и ершей. Делал это конечно же не из-за рыбацкой страсти, а в силу необходимости: еды, что присылали из дому на неделю, едва хватало на три-четыре дня, а у Силиных у самих было шестеро детей.

Двухклассное земское училище Николай Ватутин окончил с отличием. Но ему хотелось учиться дальше. И тут на помощь снова пришел учитель Н. И. Попов.

В то время в Воронежской губернии несколько лет подряд выдались хорошие урожаи. Заметно оживилась торговля хлебом, пенькой, промышленными товарами. Местному купечеству потребовались дополнительные приказчики — грамотные, понимающие толк в торговом деле люди. Их выпускало коммерческое училище, расположенное неподалеку от Валуйков, в торговой слободе Уразово. Но состоятельные люди отдавали туда своих сынков неохотно, предпочитая отправлять их в Воронеж, поэтому училище испытывало постоянный недобор. И вот тогда-то по настоянию купечества земство и разрешило некоторым крестьянским детям, проявившим большие способности в учебе в земском училище, держать экзамены в коммерческое училище. Эти экзамены Ватутин сдал прекрасно и даже получил небольшую стипендию.

В коммерческом училище обучались преимущественно сынки купцов и чиновников. Они, естественно, сторонились Николая — паренька, одетого в домотканую рубаху и латаные штаны. Да он и сам не стремился сблизиться с ними. Учеба — вот что было тогда для него главным.

Однако закончить коммерческое училище Ватутину не удалось. Когда он перешел уже на четвертый, выпускной, курс, земство без объяснения каких-либо причин прекратило выплату и без того мизерной стипендии. И Николаю пришлось возвратиться в Чепухино.

Вначале помогал отцу, учил грамоте младших братьев и сестер, затем устроился переписчиком в волостное управление.

На западе шла первая мировая война, донося в Чепухино свои страшные отголоски. Появились вдовы и осиротевшие дети. Возвращались с фронта травленные газами, израненные п искалеченные солдаты. Вот тогда-то он, Николай, и услышал впервые слова «Ленин», «большевики»...

О том, что произошла Великая Октябрьская социалистическая революция, что власть в Петрограде перешла к Советам во главе с В. И. Лениным, жители села узнали от приехавшего из Воронежа агитатора-большевика. Он же зачитал на митинге и первые декреты Советской власти — о мире, о земле.

Тут же было принято решение о разделе помещичьей земли. Шестнадцатилетнего Николая Ватутина, как самого грамотного из сельчан, единодушно избрали председателем комиссии по разделу.

Но недолго просуществовала в Чепухино, да и во всей Воронежской губернии, Советская власть. Уже в начале 1918 года с Украины двинулись сюда войска кайзеровской Германии и гайдамаки, затем их сменили белогвардейцы.

Через год разгулу белогвардейщины пришел конец. Под ударами Красной Армии деникинцы откатились на юг. В Воронежской губернии была восстановлена Советская власть. Ее надо было защищать, и Ватутин вступает добровольцем в ряды Красной Армии...

— Товарищ командующий, — оторвал Ватутина от воспоминаний Семенчук. — Кажется, подъезжаем...

Когда бронетранспортер подкатил к дому и из него вышел Ватутин, первой его увидела младшая сестра Лена. Но бросилась она не к нему, а к раскрытый дверям дома, крича на богу:

— Мама, Коля приехал!

Мать торопливо вышла на крыльцо и тут же оказалась в сильных объятиях сына. Не сказала, а выдохнула:

— Кровинушка ты моя родненькая, дождалась!

Из-за ее спины, плача и смеясь, теребили брата сестры Матрена, Дарья и Лена.

Войдя в дом и сняв шинель, Николай Федорович хотел было по привычке отдать ее Семенчуку, но в последний момент, что-то вспомнив, сказал:

— Погоди, Алексей, я сам... Принеси-ка лучше мой походный чемодан.

Адъютант вышел. А Ватутин, обернувшись с шинелью в руках к двери, удовлетворенно улыбнулся. Гвоздь, тот самый, что вбил когда-то в стену рядом с входом отец, был на месте. На него-то Ватутин и повесил свою шинель.

А вскоре Ватутины уже сидели за семейным столом. И вспомнилось Николаю Федоровичу, как когда-то, еще в пору его детства, они обедали не в хате, а во дворе, за длинным, сбитым из досок столом.

Сколько же времени с тех пор прошло, скольких дорогих ему людей уже нет в живых! А тех, что живы, раскидала война. Кто знает, когда все вместе соберутся?

Из раздумий его вывел голос матери:

— Ты бы, сынок, о себе рассказал...

— А что рассказывать-то? Воюю. А вот вы-то как все это время жили? Боялся я за вас.

— Ой, сынок, — всплеснула руками Вера Ефимовна. — Да если б не добрые люди. Поначалу, правда, дело чуть до беды не дошло. Щеголев — помнишь нашего председателя колхоза? — все уехать предлагал. А нам жалко было с насиженного места срываться. Верили, что остановит наша армия фашиста. Потом собрались было уйти, да дальше Валуйков не получилось. Ихние танки опередили. Пришлось возвращаться. А на околице с Канюком, ну с тем плюгавеньким мужичонком, что в колхозе конюхом работал, встретились. На рукаве — повязка. Полицай, значит. Больше того, немцы его старостой села назначили. Увидел он нас и обрадовался: «A-а, вернулись?! Вот вы-то мне и нужны. Думаете, смолчу, что ваш Колька-то в советских генералах ходит? Завтра же явитесь ко мне».

Ну, думаем, выдаст проклятый. Но в тот же вечер к нам какой-то паренек квартироваться напросился. Не наш, не чепухинский. Сказал, что сапожник. Пустили. А наутро узнаем, что Канюка-то ночью убили. И кто бы ты думал? Наш квартирант, паренек-сапожник. Он мне под подушкой записку оставил. Написал, что не волнуйтесь, дескать, мамаша, семью генерала Ватутина мы, партизаны, в обиду не дадим. Канюка, что вас выдать собирался, согласно советскому закону караем. Другим, мол, наука будет. Новый староста, — продолжала Вера Ефимовна, — нас как будто и не замечал. Ну а тот сапожник с той ночи будто в воду канул.

Пока мать рассказывала Николаю Федоровичу о пареньке-сапожнике, у хаты Ватутиных собралось едва ли не все село. В дом из-за скромности, а больше из-за того, что у ворот прохаживался молчаливый часовой с автоматом, не входили. Сдержанно гудели под окнами:

— Вот она, Советская-то власть! Дед Григорий, почитай, восемнадцать лет царской службе отдал, а ни одной лычки на погоны так и не получил. Внук же, эвон, генерал!..

— Небось не меньше как дивизией командует...

— Да куда уж там дивизией, бери выше!

До Николая Федоровича, вначале увлеченного материнским рассказом, наконец дошел этот сдержанный людской гомон. Распахнув окно, он высунулся из него едва ли не по пояс, приветливо поздоровался с сельчанами, спросил:

— Что же вы здесь стоите? Заходите.

— Так тебя ж, Федырыч, с часовым теперича охраняют, —

выступил вперед старик Балашов, по прозвищу Балаш. — Как тут пройдешь...

— Пожалуйста, заходите, милости просим, — радушно пригласил Ватутин. И — часовому: — Пропустите, это же мои односельчане.

В минуту хата набилась народом. Николай Федорович, выйдя из-за стола, с каждым здоровался за руку, рассаживал где только было можно. А с Женей Лыковой, с которой некогда вместе учился, расцеловался.

И завязался разговор.

— Немцев-то надежно отогнали, а, Федырыч? Не получится ль так, что они опять...

— Что насчет второго фронта слышно?

— Как Москва поживает?

— Какие указания правительства есть насчет нас, освобожденцев?

С вопросами обращались не просто как к Ватутину-земляку, а как к генералу Красной Армии, представителю Советской власти. И Николай Федорович отвечал как ее представитель. Заверил земляков, что Красная Армия гонит и впредь будет гнать ненавистного врага с нашей священной земли и непременно дойдет до Берлина. Объяснял международную обстановку. Говорил, что Коммунистическая партия и Советское правительство сделают все возможное, чтобы в кратчайшие сроки наладить жизнь людей на территории, освобожденной из-под вражеской оккупации.

В свою очередь односельчане рассказывали о том, как собираются восстанавливать колхоз, поднимать опаленную войной землю.

— Только вот, Николай Федорович, тягловой силы у нас всего ничего. Уже б пахать в самую пору, а чем? Хоть самим в плуги впрягайся...

— Вот если б нам те два трактора достать, что председатель в сорок первом в речку загнал, — вставила Женя Лыкова.

— Что за тракторы? — повернулся к ней Ватутин.

— Да наши, колхозные, — опередил Женю с ответом дед Балаш. — Угнать-то их в сорок первом не успели, так наш председатель, Щеголев, самолично завел их да в Черный Вир — помнишь самый глубокий вир? — с берега и пустил. Немцы за то его казнили. А тракторы и по сей день на дне.

— Хорошо, — сказал Ватутин, — я пришлю пару артиллерийских тягачей. Заодно механики-водители и приведут тракторы в рабочее состояние.

Вот так за беседой с родными и сельчанами и пролетело время, выкроенное Н. Ф. Ватутиным для поездки в село Чепухино. Вскоре бронетранспортер снова мчал его по знакомой с детства дороге на Валуйки. Командующего ждали войска фронта.

К началу июля 1943 года советское командование завершило подготовку к битве на Курской дуге. Войска, действовавшие в районе Курского выступа, получили значительное усиление. Так, в состав Центрального и Воронежского фронтов с апреля по июль поступило 10 стрелковых дивизий, столько же истребительно-противотанковых артиллерийских бригад, 13 отдельных истребительно-противотанковых артиллерийских полков, 14 артиллерийских полков, 8 гвардейских минометных полков, 7 отдельных танковых и самоходно-артиллерийских полков и другие части. С марта по июль в распоряжение двух вышеназванных фронтов было поставлено 5635 орудий и 3522 миномета, а также 1294 самолета[25].

Пополнение получили и Степной военный округ, те полки и дивизии Брянского и левого крыла Западного фронтов, которые по плану Ставки ВГК тоже привлекались к операции.

Расположение советских войск было следующим. Армии Центрального фронта под командованием генерала К. К. Рокоссовского обороняли северный фас Курского выступа протяженностью до 306 километров — от Александровки до Коренево. Воронежский фронт под командованием генерала Н. Ф. Ватутина оборонял южный фас выступа в 244 километра — от Коренево до Волчанска.

Одновременно с подготовкой обороны на Курской дуге советское командование продолжало продумывать и тщательно взвешивать все детали предстоящих наступательных действий на лето и осень 1943 года. Особую заботу Ставки и Генштаба составлял выбор направления главного удара. Думали над этим основательно и не сразу пришли к лучшему решению. Первоначально многих заинтересовало предложение командования Воронежского фронта. Н. Ф. Ватутин предлагал сосредоточить главные усилия южнее Курска и нанести удар на Харьков, Днепропетровск с задачей овладеть крупным плацдармом на правом берегу Днепра с последующим выходом на рубеж Кременчуг, Кривой Рог, Херсон, а при благоприятных условиях — и на рубеж Черкассы, Николаев. По мнению Военного совета Воронежского фронта, именно здесь наступление позволяло достичь решающих для исхода войны результатов. Оно вывело бы из строя группу фашистских армий «Юг» — наиболее активную в то время силу противника, лишило бы гитлеровцев богатейшей продовольственной базы и таких важных промышленных районов, как Донбасс, Криворожье, Харьков и Днепропетровск. Кроме того, наши войска приблизились бы к границам южных союзников гитлеровской Германии и тем ускорили выход последних из войны. В операции Н. Ф. Ватутин предлагал использовать войска своего фронта, а также Юго-Западного, Южного, а на заключительном этапе и Центрального фронтов с соответствующим усилением за счет резервов Ставки ВГК.

План операции, разработанный Ватутиным, вначале серьезно заинтересовал Ставку и Генеральный штаб. Конечно же он был заманчивым. Но по мере его дальнейшего детального изучения выявились и определенные изъяны. Во-первых, план не затрагивал центр советско-германского фронта, и главное — западное стратегическое направление, не ставил под угрозу крупную группировку противника — группу армий «Центр», которая, оставшись вне воздействия советских войск, продолжала бы угрожать флангам наших важнейших фронтов; оказывалось в стороне и киевское направление, весьма важное в политическом, экономическом и чисто военном отношениях.

После долгих дебатов план командования Воронежского фронта был, по существу, отвергнут. Удар на Харьков, Полтаву и Киев Генеральный штаб признал более перспективным. И действительно, выход наших войск к столице Украины — важному экономическому и политическому центру страны давал большие стратегические перспективы. Во-первых, при этом достигалось выполнение тех задач, которые планировалось достичь в случае наступления в направлении на Днепропетровск (элемент из плана Н. Ф. Ватутина). Во-вторых, при успешном выполнении нового плана расчленялся бы фронт противника (особенно в случае выхода советских войск к Карпатам), затруднялось взаимодействие между важнейшими его группировками. Из района Киева в равной степени можно было угрожать флангам и тылу как группы армий «Юг», так и правому крылу группы армий «Центр». Наконец, при таком варианте советские войска вообще приобретали бы наиболее выгодное положение для последующих действий. Поэтому этот план и был принят[26].

Ватутин воспринял весть об отклонении его плана спокойно. К тому же он видел — новый план более перспективен. Поэтому-то и продолжал с присущей ему энергией и скрупулезностью готовить войска фронта к выполнению ближайшей задачи — обороне.

В те дни он почти не бывал на своем КП. Его запыленный «виллис» видели то в одном соединении, то в другом. Николай Федорович на месте оказывал помощь командирам в подготовке войск к первому этапу операции — преднамеренной обороне. А возвращаясь из войск — будь то днем или ночью — тут же вызывал к себе недавно прибывшего к нему нового начальника штаба фронта генерала С. П. Иванова, вместе с ним анализировал все увиденное в передовых частях и соединениях, прикидывал на карте варианты зревших решений, внимательно выслушивая при этом и мнение своего собеседника. Засыпал всего на два-три часа. А затем — снова в войска.

Позднее генерал С. П. Иванов так напишет о своем командующем: «Генерал Н. Ф. Ватутин с неизменным вниманием относился к нуждам и запросам штаба, с его стороны штабисты всегда встречали полное понимание и всестороннюю поддержку. Да это и не удивительно. Ведь пройдя все ступени штабной службы, вплоть до заместителя начальника Генерального штаба, он знал все профессиональные тонкости, о событиях судил масштабно, сразу схватывая суть дела. Это был настоящий генштабист, человек отменной работоспособности, сильной воли и исключительной деловой целеустремленности. В нем, как нельзя лучше, сочетались черты командующего и руководителя крупного штаба. Самым тесным образом Н. Ф. Ватутин поддерживал контакты с войсками, куда он часто выезжал, причем о своих поездках ставил в известность и штаб. Он всегда знал о запросах, нуждах, настроениях не только командного, но и рядового состава, а при необходимости оперативно оказывал действенную помощь»[27].

Тщательно проанализировав обстановку и исходя из данных разведки, Ватутин пришел к выводу, что по войскам его фронта гитлеровцы скорее всего ударят с трех направлений. Первое — из района Белгорода на Обоянь. Второе направление — из района все того же Белгорода, но только уже на Корочу. И, наконец, третье — из района Мурома и Терновой на Волчанск и Новый Оскол.

Два первых направления Николай Федорович считал наиболее вероятными. Поэтому он принял решение сосредоточить главные усилия на левом крыле фронта. Здесь, на участке в 164 километра (около 68 процентов общей протяженности фронта), командующий сосредоточил 83 процента стрелковых дивизий, до 90 процентов танков и САУ, свыше 86 процентов артиллерии[28].

В состав Воронежского фронта в то время входили 38, 40, 69, а также 6 и 7-я гвардейские, 1-я танковая и 2-я воздушная армии, а также 35-й гвардейский стрелковый, 2-й и 5-й гвардейские танковые корпуса. Эти силы генерал Н. Ф. Ватутин расположил следующим образом: в первом эшелоне — 38, 40, а также 6 и 7-я гвардейские армии; во втором — 1-я танковая и 69-я армии. В резерве находились 35-й гвардейский стрелковый, 2-й и 5-й гвардейские танковые корпуса, ряд артиллерийских частей и соединений.

В районе Курского выступа было оборудовано восемь оборонительных полос и рубежей. Общая глубина их достигала 250—300 километров. Каждая армия первого эшелона в свою очередь возвела по три полосы. Как Воронежский фронт, так и Центральный построили три фронтовых рубежа. Восточнее Курского выступа войска Степного военного округа оборудовали оборонительный рубеж по линии Россошное, Белый Колодезь. И наконец, по левому берегу Дона был построен государственный рубеж обороны.

Основой инженерного оборудования первого эшелона являлась широко развитая система траншей, а также ходов сообщения. В главной полосе войска Воронежского фронта подготовили 4—5 траншей полного профиля, причем сплошных траншей. В среднем в дивизии, обороняющейся в этой полосе, было отрыто до 70 километров траншей и ходов сообщения. В ходе боя это должно было обеспечить осуществление широкого маневра живой силой и огневыми средствами как по фронту, так и по глубине. Здесь же сооружались и огневые точки типа дзотов, в среднем 6—7 на километр фронта.

На важнейших направлениях войсками Воронежского и Центрального фронтов были отрыты противотанковые рвы, а все берега рек и оврагов эскарпированы. В лесах и рощах устроили завалы, усиленные фугасами. В глубине обороны предусматривалось в нужный момент разрушение мостов, шоссейных дорог и железнодорожных путей.

Всю оборону, а это прежде всего касалось первого эшелона, строили как противотанковую, основу которой составили противотанковые опорные пункты. Их возвели не только в батальонных, но кое-где даже и в ротных районах обороны. Имелись и противотанковые районы, созданные самостоятельно или в пределах полковых участков обороны.

В состав каждого противотанкового опорного пункта было выделено 3—5 противотанковых орудий, 2—5 минометов, до 5 противотанковых ружей, от отделения и до взвода саперов и отделение автоматчиков. Некоторые ПТОПы, расположенные на важнейших направлениях, имели до 12 орудий. В предвидении встречи с «тиграми», «пантерами» и «фердинандами» было приказано усилить опорные пункты 85-мм орудиями, а в 6-й гвардейской армии Воронежского фронта по приказу Н. Ф. Ватутина в ПТОПы включили даже 152-мм гаубицы.

В среднем в стрелковом полку первого эшелона на направлении главного удара противника было оборудовано по 3—5, а в стрелковой дивизии — по 9—15 противотанковых опорных пунктов.

Важное место в общей системе противотанковой обороны отводилось подвижным артиллерийско-противотанковым резервам. В стрелковом полку этот резерв, как правило, включал 2—3 противотанковых орудия, до взвода противотанковых ружей, до взвода автоматчиков и отделение саперов с противотанковыми минами. В армиях же в этот резерв входило 2—3 истребительно-противотанковые артиллерийские бригады, которые согласовывали свои действия с армейскими подвижными отрядами заграждения.

Словом, все было готово для встречи врага.

Благодаря хорошо организованной наземной и воздушной разведке Ватутин знал, что против войск его фронта противник сконцентрировал довольно значительные силы: 5 пехотных дивизий 2-й армии группы армий «Центр», 4-ю танковую армию и основные силы оперативной группы «Кемпф» группы армий «Юг», насчитывавшие еще 24 дивизии. Из них 15 дивизий были пехотные, 8 танковых и моторизованная. Кроме того, против войск Воронежского фронта враг планировал бросить два отдельных батальона тяжелых танков и дивизион новейших штурмовых орудий.

Ставка ВГК и Генеральный штаб через своих представителей оказывали всестороннюю помощь командованию и войскам фронтов, готовящихся к решительной схватке с врагом. Так, в подготовке войск Воронежского фронта к оборонительным боям активное участие принял представитель Ставки Верховного Главнокомандования А. М. Василевский, а действия Центрального, Брянского и Западного фронтов координировал Г. К. Жуков. Действия авиации направляли командующий ВВС А. А. Новиков и его заместители Г. А. Ворожейкин и С. А. Худяков. С небольшими оперативными группами они постоянно находились в районах КП фронтов.

К началу июля 1943 года советские войска всесторонне подготовились к предстоящим сражениям на Курской дуге.

Итак, генералу армии Н. Ф. Ватутину вновь предстояло померяться силами с Манштейном, который на этот раз командовал группой немецко-фашистских армий «Юг».

Как Ставка ВГК, так и командующие фронтами, привлекавшимися к битве на Курской дуге, знали о времени начала вражеского наступления — где-то в период с 3 по 6 июля. Но затем из показаний пленного, захваченного разведчиками 13-й армии Центрального фронта, стало известно, что враг наметил нанести свой главный удар в 3 часа 5 июля. Тот же день и час сообщил и перебежчик, сдавшийся боевому охранению на Воронежском фронте.

Но были минуты, когда Ватутин усомнился в показаниях этого перебежчика. Дело в том, что уже во второй половине дня 4 июля после артиллерийской подготовки и ударов авиации фашисты перешли в полосе обороны его фронта в наступление. Вскоре удалось выяснить, что активные действия ведут всего лишь передовые отряды 4-й немецкой танковой армии против боевого охранения 6-й гвардейской армии генерала И. М. Чистякова. Выходит, что это не что иное, как разведка боем. Значит, генеральное наступление врага нужно и в самом деле ждать ночью или на рассвете 5 июля...

Как томительны часы ожидания! Н. Ф. Ватутин старается казаться спокойным, но по тому, как он то присаживается к столу, то снова встает и начинает мерять комнату штаба тяжелыми шагами, видно — волнуется.

Волнуется и представитель Ставки А. М. Василевский. Правда, он делает вид, что всецело занят картой, но то и дело украдкой смотрит на часы.

Ватутин тоже вглядывается в светящийся циферблат своих часов. Коротко роняет:

— Уже без пяти два...

— Скоро начнем, — отрывает взгляд от карты Василевский. — Еще минут двадцать пять, и...

Резкий телефонный звонок прерывает его. Александр Михайлович берет трубку, называет себя. Несколько секунд внимательно слушает. Говорит:

— Да, пока тихо... Нет-нет, начнем, как и запланировано. Хорошо, буду держать вас в курсе событий... Хорошо.

Кладет трубку, поясняет Ватутину:

— Верховный. Интересуется, какая у нас обстановка. Тоже, чувствуется, находится в напряженном состоянии. Спросил, как с запланированной артиллерийско-авиационной контрподготовкой.

— Да уж скорее бы начать, — нетерпеливо говорит Ватутин.

Последние минуты ожидания еще томительнее.

Но вот А. М. Василевский встает, еще раз внимательно смотрит на часы. Кивает Н. Ф. Ватутину:

— Давай, Николай Федорович, командуй. Пора!

Ватутин быстро подходит к другому телефону, снимает трубку. Произносит короткие резкие фразы. Лицо его при этом еще больше каменеет.

После того как отданы нужные команды, Ватутин и Василевский напряженно ждут. Минуту, другую. И вот до их слуха доносится тяжелый грохот. Он все нарастает, ширится, сливается в адскую симфонию звуков. Бьет тяжелая артиллерия, рвутся авиационные бомбы, реактивные снаряды «катюш».

Противник, находившийся в исходном для наступления положении, понес большие потери в живой силе и технике. Была дезорганизована подготовленная им система артиллерийского огня, нарушено управление войсками. Понесла потери и вражеская авиация на аэродромах, а связь с нею у общевойскового командования была нарушена.

Целых три часа потребовалось гитлеровскому командованию, чтобы навести в своих потрепанных, дезорганизованных в результате контрподготовки войсках мало-мальский порядок и все же бросить их в генеральное наступление[29]. Главный удар, как и предполагал Ватутин, враг наносил на Обоянь. Гитлеровское командование бросило в бой пять танковых, одну моторизованную и две пехотные дивизии, поддержанные двумя отдельными батальонами тяжелых танков «тигр» и дивизионом новых штурмовых орудий «фердинанд».

Предугадал Николай Федорович и направление второго удара врага — на Корочу. На этом направлении действовали три танковые и столько же пехотных дивизий противника.

Таким образом, уже в первый день наступления враг ввел в сражение против войск Воронежского фронта в общей сложности пять пехотных, восемь танковых и моторизованную дивизии.

Гвардейцы Чистякова и Шумилова с исключительной отвагой и мужеством встретили врага. Боевые донесения тех дней повествуют о беспримерном героизме бойцов и командиров 214-го полка 73-й гвардейской стрелковой дивизии, которые двенадцать часов сдерживали натиск 120 вражеских танков, в числе которых было 35 «тигров», и двух полков пехоты. Гвардейцы уничтожили 39 танков и более тысячи гитлеровских солдат и офицеров.

Особую стойкость проявили бойцы 3-го батальона. Противотанковыми гранатами и бутылками с зажигательной смесью они сожгли 12 бронированных машин врага. К концу боя в строю батальона осталась лишь треть бойцов и командиров. Но они не пропустили вражеские танки.

За этот подвиг все воины батальона были награждены орденами и медалями, а трое из них — капитаны А. А. Бельгин, И. В. Ильясов и сержант С. П. Зорин — удостоились высшей награды Родины — звания Героя Советского Союза.

В первый день наступления гитлеровским войскам не удалось прорвать оборону армий Воронежского фронта ни на одном из двух выбранных ими направлений. Они лишь вклинились в нее на отдельных участках на 8—10 километров.

Но Ватутин отлично понимал, что Манштейн, зная, кто стоит перед ним, не смирится с подобным положением и попытается во что бы то ни стало взять реванш за свои поражения на Северо-Западном фронте в 1941 году и под Сталинградом зимой 1942 года. Поэтому-то к следующему дню сражения Николай Федорович готовился с особой тщательностью.

Он поставил войскам фронта задачу: упорной обороной изматывать наступающего противника, не давая ему возможности растекаться в местах вклинивания в сторону флангов. Командующий 1-й танковой армией генерал М. Е. Катуков получил приказ выдвинуть два корпуса на второй оборонительный рубеж 6-й гвардейской армии и занять ими оборону на рубеже Меловое, Яковлево.

Одновременно 2-й и 5-й гвардейские танковые корпуса по приказу Ватутина начали совершать ночной марш в районы Тетеревино, Гостищево, чтобы с рассветом 6 июля нанести оттуда контрудар в направлении Белгорода[30].

Командующий Воронежским фронтом не оставил без внимания и северо-восточное направление. Чтобы не допустить здесь развития наступления врага, он выдвинул сюда из второго эшелона фронта 69-ю армию генерала В. Д. Крюченкина и 35-й гвардейский стрелковый корпус генерала С. Г. Горячева, а для предотвращения прорыва противника в северо-западном направлении значительно усилил за счет своих резервов оборону 40-й армии.

Как и предполагал Ватутин, утром 6 июля гитлеровское командование бросило против войск Воронежского фронта крупные танковые силы: на отдельных направлениях плотность вражеских танков и штурмовых орудий достигла 100 машин на километр фронта. Казалось, что ничто не сможет устоять перед такой мощью. Но враг имел дело с советскими воинами, защищающими свою Родину. А перед ними была бессильна даже хваленая крупповская сталь.

Первыми в бой вступили танкисты-катуковцы. На рубеже Меловое, Яковлево разгорелись ожесточенные танковые сражения. «В течение нескольких часов сотни танков превратились в металлический лом. Земля стонала от разрывов снарядов, авиационных бомб и грохота танков. В небе непрерывно находились сотни самолетов, шли ожесточенные воздушные бои. От черных туч пыли, поднятой танками, взрывами артиллерийских снарядов, авиационных бомб, и копоти горевших машин земля и небо стали серыми и мрачными. Исчезла линия горизонта, скрылось солнце, его раскаленный диск еле пробивался сквозь мглу»[31].

Большую помощь танкистам оказывали авиаторы. Десятки тысяч бомб сбросили на врага советские бомбардировщики, ряды наступающих фашистских танков обрабатывали метким огнем штурмовики. Их действия надежно прикрывали истребители. Только части и соединения 2-й воздушной армии за этот день совершили 892 самолето-вылета и сбили в воздушных боях около 100 вражеских самолетов.

Над южном фасом Курского выступа, который обороняли войска Н. Ф. Ватутина, сражался с фашистскими стервятниками младший лейтенант И. Н. Кожедуб, ставший впоследствии трижды Героем Советского Союза. В тот день 6 июля совершил свой беспримерный подвиг гвардии лейтенант А. К. Горовец. Он сбил в одном бою 9 самолетов противника, но и сам пал смертью храбрых. Посмертно гвардии лейтенант А. К. Горовец был удостоен звания Героя Советского Союза.

Двухдневное сражение против войск Воронежского фронта не принесло гитлеровцам желаемого успеха. На обоянском направлении они смогли продвинуться лишь на 18 километров, а на участке Яковлево, Лучки выйти ко второй полосе обороны 6-й гвардейской армии.

Незначительного успеха немецко-фашистские войска добились и на корочанском направлении. Правда, они захватили плацдарм на восточном берегу Северского Донца и на узком участке фронта вышли ко второй полосе обороны 7-й гвардейской армии. Но все это было добыто врагом ценой огромных потерь.

Советское командование учитывало, что гитлеровцы будут наращивать свои усилия и рваться вперед. Чтобы воспрепятствовать этому, Ставка ВГК усилила войска Воронежского фронта. Из состава Степного военного округа (с 24 часов 9 июля — Степной фронт) в распоряжение Н. Ф. Ватутина была передана 5-я гвардейская танковая армия, которая к утру 8 июля должна была сосредоточиться юго-западнее Старого Оскола. Воронежский фронт получил также дополнительно два танковых корпуса — 2-й из состава Юго-Западного фронта и 10-й из 5-й гвардейской армии.

7 июля гитлеровским войскам не удалось выйти ни в район Обояни, ни в район Корочи. Советские воины продолжали удерживать вторую полосу обороны. И только севернее совхоза «Комсомолец» и в районе Богородицкое, в центре 6-й гвардейской армии, противник преодолел вторую полосу, продвинулся на 12 километров и узким клином вышел к тыловой (армейской) полосе обороны.

Группа «Кемпф» в этот же день продвинулась от 3 до 5 километров и овладела районом Беловская, Ястребово. Генерал Ватутин решил нанести контрудар по вклинившейся группировке врага и восстановить положение на второй полосе обороны. Для этой цели он привлек 1-ю танковую армию, левофланговые соединения 40-й армии, переданные фронту 2-й и 10-й танковые корпуса, а также 2-й и 5-й гвардейские танковые корпуса. К сожалению, ему не удалось осуществить задуманное: фашисты бросили на обоянское направление дополнительные силы и упредили контрудар.

Рано утром 8 июля после мощной авиационной и артиллерийской подготовки противник снова перешел в наступление, стремясь во что бы то ни стало расширить прорыв в сторону Обояни. Для осуществления этого плана гитлеровское командование сосредоточило здесь до 500 танков, большое количество пехоты и артиллерии. На всем фронте протяженностью до 30 километров вновь развернулась напряженная борьба. Атаки вражеских танков поддерживались авиацией, действовавшей над полем боя группами по 40—50 самолетов.

У Обоянского шоссе основной натиск главной группировки войск противника сдерживали лишь 3-я механизированная и 49-я танковая бригады, а также части 67-й гвардейской стрелковой дивизии 6-й гвардейской армии. Но они сумели сорвать все попытки врага прорваться по шоссе на север. Лишь к исходу дня, измотав гитлеровцев, советские воины по приказу отошли на новый рубеж в двух километрах южнее Новоселовки, где вновь заняли оборону.

Успех защитников Обоянского шоссе был обусловлен и тем, что в самый критический момент Н. Ф. Ватутин нанес по правому флангу танкового клина врага два контрудара. Один — силами 2-го гвардейского танкового корпуса севернее Шопино, и другой — силами 5-го гвардейского танкового корпуса из района севернее Яковлево. Удар также нанесли 2-й и 10-й танковые корпуса и левофланговые соединения 40-й армии. Противник вынужден был отвлечь часть своих сил на эти направления и ослабить натиск вдоль Обоянского шоссе[32].

Однако к исходу 8 июля немецко-фашистское командование вновь бросило вдоль Обоянского шоссе крупные силы. Врагу удалось ценой больших потерь выйти на южную окраину Верхопенья. Но здесь их встретили выдвинутые по приказу Ватутина 200, 112 и 22-я танковые бригады, а также ряд артиллерийских частей. Вместе с ними геройски сражались с врагом воины 67-й гвардейской стрелковой дивизии. Н. Ф. Ватутин принял и ряд других мер, чтобы усилить здесь оборону.

Противник продолжал сильные атаки и в полосе 7-й гвардейской армии. В частности, развернув на узком участке фронта до 250 танков, он сосредоточил основные усилия на участках обороны 92, 94 и 81-й стрелковых дивизий. С большим трудом занял Мелехово и Мясоедово, но дальше продвинуться не смог.

У немецко-фашистского командования были все основания быть недовольным действиями своих войск. Ведь оно планировало на четвертый день операции быть уже в Курске. Но прошло 7, затем 8 июля, а фашистские соединения не дошли даже до Обояни.

Ватутин видел приближение переломного момента, но пока не распространял мнения о близости победы: слишком тяжелыми и напряженными были бои. Напротив, в трудные минуты, отдавая распоряжения на ввод резервов, он неизменно подчеркивал: «Используем последние пушки», «Применим последние средства». Но резервы эти были далеко не последними. Войска все подходили и подходили. Просто эти реплики командующего дисциплинировали командиров, заставляли обходиться тем, что у них есть.

Утром 9 июля на 10-километровом участке фронта в наступление против войск Ватутина перешли огромные массы пехоты, поддержанные более чем 500 танками. Сюда же немецко-фашистское командование бросило и значительные силы авиации, которая в течение дня сделала до 1500 самолето-вылетов. Это позволило гитлеровцам как на обоянском, так и на корочанском направлениях продвинуться вперед еще на 6—8 километров.

На Воронежском фронте создалась критическая ситуация. Ватутин уже ввел в сражение все имевшиеся в его распоряжении резервы. Ведь войскам его фронта, в отличие от Центрального, где фашисты наносили удар лишь в одном направлении, приходилось отражать натиск врага одновременно на двух.

Ватутин доложил о создавшейся ситуации в Ставку. Получив подкрепление, войска Воронежского фронта остановили противника. Не добившись развития успеха на обоянском и корочанском направлениях, гитлеровское командование решило перенести главные усилия своих войск на Прохоровку, намереваясь выйти к Курску кружным путем.

Но ни 10, ни 11 июля 4-й немецкой танковой армии и оперативной группе «Кемпф» не удалось прорваться ни к Прохоровке, ни к Короче.

Не сумев сломить сопротивления войск Воронежского фронта, Манштейн запросил помощи. Он заверял свое верховное командование в том, что если такая помощь ему будет оказана, то он выиграет «третье наступление на Востоке».

В распоряжение Манштейна были переброшены лучшие фашистские соединения: танковые дивизии «Рейх», «Мертвая голова», «Адольф Гитлер» и основные силы 3-го танкового корпуса. Эти дивизии имели в своем составе новейшие танки «тигр» и самоходные орудия «фердинанд». К тому же усиленную ударную группировку противника должна была поддерживать вся его авиация, действовавшая на южном фасе Курского выступа.

Но в это самое время Ватутин, усилив свои войска за счет стратегических резервов, ждал приказа, чтобы нанести по вражеской группировке мощный контрудар и уничтожить вклинившегося в его оборону противника. В этом контрударе должны были принять участие 6-я гвардейская и 1-я танковая армии, действовавшие с рубежа севернее Меловое, Круглик в направлении на Яковлево. Из района Прохоровки главный удар на этом же направлении наносили 5-я гвардейская танковая армия и часть сил 5-й гвардейской армии. Восточнее Белгорода в наступление переходили три стрелковые дивизии 7-й гвардейской армии.

В ночь на 12 июля Ватутин заслушал решения на сражение командующих 5-й гвардейской танковой и 5-й гвардейской армиями.

— Построение моей армии — в два эшелона, — докладывал Н. Ф. Ватутину генерал П. А. Ротмистров. — В первом эшелоне — три танковых корпуса, во втором — механизированный корпус и сильный резерв. Ударю по двум направлениям: основными силами армии — западнее Прохоровки, а мой заместитель генерал Труфанов — южнее нее.

— Силы Труфанова? — поинтересовался Ватутин.

— Три бригады и танковый полк, — ответил Ротмистров. — Из бригад — две механизированные и танковая.

— Учли, что у противника имеются «тигры»? Ведь у них дальность прямого выстрела больше, чем у тридцатьчетверок.

— Учел, товарищ командующий. Решение: используя лучшую маневренность наших танков, смело идти на сближение. А уж тогда... Тогда «тигры» растеряют свои преимущества перед тридцатьчетверками.

— Хорошо, — согласился Н. Ф. Ватутин. И уже А. С. Жадову: — Распоряжение об использовании всей пушечной артиллерии для стрельбы по танкам прямой наводкой до войск доведено?

— Так точно.

— Тогда по местам, товарищи командармы. Утром нас ждет серьезное испытание.

О том, как был осуществлен этот контрудар, Н. Ф. Ватутин писал в своем донесении Верховному Главнокомандующему И. В. Сталину:

«...Контрудар 5 гв. та Ротмистрова и 5 гв. а Жадова начался 12.7.43 г. в 8 час. 30 мин. В результате контрудара правый фланг Жадова продвинулся около 4 км, а левый фланг был потеснен танковыми частями противника также около 4 км.

Танковая армия Ротмистрова с приданными ей 2 и 2 гв. тк непосредственно юго-западнее Прохоровки на узком фронте сразу вступила во встречное сражение с танковым корпусом СС и 17 тд противника, которые двинулись навстречу Ротмистрову. В результате на небольшом поле произошло ожесточенное массовое танковое сражение.

Противник потерпел здесь поражение, но и Ротмистров понес потери и почти не продвинулся вперед. Правда, Ротмистров не вводил в бой своего мехкорпуса и отряда Труфанова, которые частично использовались для парирования ударов противника по армии Крюченкина (69-я армия. — Прим. авт.) и по левому флангу армии Жадова.

Одновременно с этим Катуков совместно с Чистяковым нанесли ряд ударов против 48 тк противника, причинив ему значительные потери.

В результате этих боев главная группировка противника окончательно была обескровлена и разгромлена. 13.7.43 г. противник производил уже слабые атаки на прохоровском, обоянском и ивнянском направлениях, а 14.7.1943 г. перешел здесь к обороне и продолжал проявлять активность лишь против Крюченкина. Однако было ясно, что и против Крюченкина он выдыхался, силы его были истощены.

...На корочанском направлении противник, оттеснив 7 гв. армию Шумилова к востоку от Крутой Лог, силами 3 тк (6, 7 и 19 тд), 167, 168 и 198 пд устремился иа северо-восток против армии Крюченкина и к 15.7.43 г. добился здесь некоторого территориального успеха, овладев Мал. Яблоново, Плота, Ржавец, Выползовка и Александровка.

Однако уже 12 и 13.7 армия Крюченкина за счет ресурсов фронта была усилена десятью иптапами[33], одним полком PC, одним танковым полком, а затем и одной тяжелой пушечной бригадой. Кроме того, части Крюченкина поддерживались частью сил 5 мк и отряда Труфанова из армии Ротмистрова. Это усиление дало возможность нанести большие потери противнику и остановить его наступление.

Противник с утра 16.7 и на участке Крюченкина перешел к обороне. 7 гв. армия Шумилова провела несколько контратак, приковывая тем самым на себя часть сил противника.

...Как только противник перешел к обороне, начались контратаки наших войск и сильная боевая разведка. Вскоре был обнаружен отход противника. Войска Воронежского фронта начали немедленно преследовать противника и к исходу 23.7.43 г. восстановили положение»[34].

По окончании оборонительного сражения па Курской дуге Н. Ф. Ватутин доносил Верховному Главнокомандующему:

«I. План противника сорван. Нигде противнику не удалось прорвать нашего фронта. Он лишь потеснил наши войска на глубину до 40 км.

Противник втянул в эту операцию все свои резервы с юга, стянул сюда свою авиацию. Это дало возможность в более легких условиях начать наши наступательные операции в районе Орла и на юге.

Противник, стянув в район Белгорода крупные силы и не достигнув цели, понес огромные потери и потерпел поражение.

...При отходе противник оставил на поле боя трофеи — орудия, машины и другое военное имущество, большей частью разбитое. Много подбитых танков и машин он эвакуировал. Трофеи подсчитываются.

К настоящему времени противник до пяти-шести довольно потрепанных танковых дивизий направил для действии против ЮЗФ, ЮФ и в район Орла. Остальные его силы осели на его старом оборонительном рубеже.

II. Войска фронта проявили большое упорство в обороне... Ни одна часть не погибла и в окружение не попала. Большую маневренность проявили иптаповские полки и ибр[35]. Менее маневренными оказались танковые соединения. Все части фронта налицо...

К 15.7.43 г., т. е. к моменту перехода противника к обороне, а также и в настоящее время войска фронта вполне боеспособны...

К 20.7.43 г. войска Воронежского фронта несколько пополнены людьми и матчастью. Стрелковые дивизии 6 гв. армии имеют каждая от 5300 человек и больше.

III. Работа авиации носила напряженный характер. Авиация Воронежского фронта за период с 5 по 17.7 произвела 10 821 самолето-вылет.

IV. Общий вывод: к настоящему времени войска Воронежского фронта, нанеся поражение противнику и восстановив свое прежнее положение, способны вести активные наступательные действия...»[36]