Генерал армии Н. Ф. Ватутин

В СРАЖЕНИЯХ ЗА ДНЕПР И КИЕВ

Еще тогда, когда не полностью распрямилась Курская дуга, когда воины Воронежского фронта еще отражали контратаки врага под Ахтыркой, на КП к Н. Ф. Ватутину прибыл генерал А. И. Антонов, первый заместитель начальника Генерального штаба. На командном пункте в то время находились заместитель Верховного Главнокомандующего Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, лишь за полчаса до этого приехавший из войск фронта, где он знакомился с положением дел, а также начальник штаба Воронежского фронта генерал С. П. Иванов.

Поздоровавшись с присутствующими, генерал Антонов сказал, что прибыл по личному указанию И. В. Сталина, чтобы поставить перед командованиями фронтов юго-западного направления перспективные задачи.

— Знаю, что времени у вас мало, — сказал Алексей Иннокентьевич, — что обстановка крайне напряженная, но все же прошу вас, товарищи, уделить мне сорок пять минут.

— Говорите, Алексей Иннокентьевич, — кивнул Антонову Жуков, — мы вас слушаем.

— Первое требование Ставки — никакой паузы после завершения операции по овладению Харьковом, — сказал Антонов. — Второе. Ставка располагает надежными сведениями, что враг намеревается отсидеться за Днепром, чтобы собраться с силами. Третье. Открытие второго фронта в этом году опять не состоялось, действия же англо-американцев в Сицилии не отвлекли с советско-германского фронта ни одной дивизии. Четвертое, главное, — задача войск Воронежского фронта форсировать Днепр с ходу и как можно быстрее взять Киев. У меня все.

Антонов помолчал. Затем, обведя глазами присутствующих, предложил:

— Прошу, товарищи, высказать ваше мнение. Верховный приказал внимательно рассмотреть все предложения, облегчающие решение этой трудной задачи.

Первым начал Жуков. Глядя на Антонова, сказал:

— Я уже докладывал Сталину, что нужны резервы, и немалые. Танковые, артиллерийские и авиационные части и соединения нуждаются в систематическом восполнении боевых потерь в людях и технике. Кроме того, они должны накопить необходимый резерв.

— Понятно. — Антонов перевел взгляд на Ватутина. — А вы что скажете, Николай Федорович?

— Думаю, — сказал Ватутин, — что следует разрешить на освобожденных территориях призыв всего мужского населения, способного носить оружие. Надо также всемерно поддерживать энтузиазм войск. Они утомлены непрерывными боями. Мы форсировали Воронеж, Сосну, Сейм, Тим, Хорол, Оскол, Корочу, Северский Донец и многие другие водные преграды, но это были сравнительно мелководные реки. Теперь предстоит преодолеть могучую реку. Давайте не скупиться на награды: людей, которые переплывут Днепр и закрепятся на правом берегу, надо достойно поощрять, вплоть до присвоения звания Героя Советского Союза[45].

— А какие предложения будут у начальника штаба фронта? — обратился Антонов к генералу Иванову.

— У меня предложение одно, — ответил тот, — предоставлять больше инициативы фронтовому командованию, не связывать нас указаниями, где именно форсировать Днепр, когда это делать, какие силы использовать. Я просил бы также помочь в организации разведки.

— Хорошо, я доведу все ваши просьбы и пожелания до Верховного Главнокомандующего, — пообещал Антонов[46].

К 9 сентября Жуков и Ватутин на основании полученных указаний Ставки ВГК разработали план наступательной операции войск Воронежского фронта на киевском направлении. Утвержденный затем Верховным Главнокомандующим, этот план, в частности, предусматривал: войскам Воронежского фронта нанести удар в общем направлении па Киев, главные усилия фронта сосредоточить на своем правом крыле. Здесь должны быть развернуты 38-я, 40-я и передаваемая фронту из резерва Ставки 3-я гвардейская танковая армии, а также три танковых и кавалерийский корпуса. Этой группировке фронта в процессе наступления предстояло глубоко охватить войска группы фашистских армий «Юг» с севера выйти в направлении Киева к Днепру и главными силами форсировать реку на участке Ржищев, Канев, с тем чтобы в дальнейшем продолжать операцию на Правобережье.

Вспомогательный удар должны были наносить 47, 52 и 27-я армии, имея ближайшей задачей перерезать коммуникации врага Полтава — Киев и развивать далее наступление в направлении Черкасс.

Выход подвижных соединений фронта к Днепру планировался на 26—27 сентября, а главных сил общевойсковых армий — 1—5 октября.

Чтобы растянуть войска противника и тем самым облегчить форсирование реки, армии фронта по замыслу Ватутина должны были выйти к Днепру по возможности одновременно и по всей полосе наступления.

10 сентября войска правого крыла фронта мощным ударом прорвали оборону гитлеровцев юго-восточнее города Ромны, а 13 сентября соединения 40-й армии генерала К. С. Москаленко на широком фронте форсировали реку Сула и освободили город Лохвица.

20 сентября Ватутин приехал в 40-ю армию. Поздоровавшись с командармом, с ходу поинтересовался:

— Кирилл Семенович, а чья это идея щиты с призывами на пути войск выставлять? Прекрасные призывы! Особенно вот эти. — Ватутин расстегнул нагрудный карман кителя, достал сложенный вчетверо листок бумаги, зачитал: — «Герои Волги и Дона, вас ждет Днепр! Преследуйте врага, не давайте ему передышки!» Или: «До Днепра — один переход. Вперед, советские воины!»

— Это работа полковника Севастьянова, товарищ командующий, — доложил Москаленко, — начальника политотдела армии.

— Прекрасные призывы! — еще раз повторил Ватутин. — А где сейчас Севастьянов?

— Как всегда, в передовых соединениях, товарищ командующий.

— Жаль. Хотел лично объявить ему благодарностьза прекрасную агитацию. Ну а коль такое дело... Тогда уж вы, Кирилл Семенович, передайте Севастьянову благодарность от моего имени.

— Слушаюсь.

В этот момент на КП К. С. Москаленко пришли члены Военного совета армии генералы А. А. Епишев и К. В. Крайнюков. Н. Ф. Ватутин оживился:

— Вовремя вы пришли, товарищи. Присаживайтесь, есть серьезный разговор. — Подождав, пока все усядутся, Николай Федорович продолжал: — Вот какое дело. Есть возможность вашей армии выйти к Днепру раньше запланированного срока. Ведь вы находитесь к нему ближе всех. Военному совету и политотделу армии необходимо мобилизовать людей на то, чтобы не только первыми достичь Днепра, но и первыми форсировать его. Задача ясна?

Ватутин пояснил, что это нужно еще и потому, что другим армиям фронта, преследующим противника, вряд ли удастся захватить переправы через Днепр. 3-я гвардейская танковая армия генерала Рыбалко, на которую возлагались особые надежды, к сожалению, была переброшена из-под Курска в район боевых действий с опозданием. Сейчас танкисты продвигаются в общем направлении на Яготин и Переяслав-Хмельницкий. Наступают в высоком темпе, преодолевая до 75 километров в сутки, но...

— Короче говоря, — продолжил командующий фронтом, — вряд ли нам удастся захватить переправы целыми. Фашисты отвели большинство своих частей и соединений за водный рубеж и разрушили основные мосты. Так что придется полагаться главным образом на свои силы и возможности. Форсировать Днепр надо с ходу, на широком фронте, — закончил Ватутин. — От темпа нашего наступления зависит освобождение не только Киева, но и всей Правобережной Украины.

— Сделаем все возможное, товарищ командующий, — заверил от лица всех присутствующих на КП генерал Москаленко.

Ватутин был прав, говоря, что немецко-фашистское командование, для того чтобы спасти от полного разгрома южное крыло восточного фронта, постарается отвести свои войска, оборонявшиеся на Украине, за Днепр, создать здесь оборонительный заслон и восстановить стратегический фронт.

Советское Верховное Главнокомандование тоже прекрасно понимало, какое огромное значение для отступающего противника имеет Днепр. Поэтому оно и предпринимало все меры для того, чтобы наши войска форсировали его с ходу, захватили на правом берегу плацдармы и не дали врагу возможности закрепиться на этом рубеже.

3-я гвардейская танковая армия, несмотря на опасения Н. Ф. Ватутина, не подвела: к исходу дня 22 сентября она передовыми частями вышла к Днепру. На рассвете следующего дня мотострелковый батальон 51-й гвардейской танковой бригады на отремонтированном пароме переправился через реку и после короткого боя захватил населенный пункт Зарубенцы.

Но еще несколькими часами раньше на занятый противником берег переправились на рыбацкой лодке четверо воинов-гвардейцев — Н. Е. Петухов, В. Н. Иванов, И. Д. Семенов и В. А. Сысолятин. Им было приказано скрытно выйти к окраине села Григоровка и по сигналу ракеты вступить там в бой. Главное — посеять среди фашистов панику, отвлечь их внимание, дав возможность основным силам батальона переправиться на правый берег.

Четверка героев выполнила возложенную на нее задачу. Около часа длился на окраине Григоровки неравный бой. Пал смертью храбрых Николай Петухов, пуля раздробила колено Василию Сысолятину, был дважды ранен, но не вышел из боя Иван Семенов. Отважные воины дали возможность батальону переправиться и с ходу занять Зарубенцы. Вслед за этим от гитлеровцев была освобождена и Григоровка.

За этот подвиг всем четверым гвардейцам (Н. Е. Петухову — посмертно) было присвоено звание Героя Советского Союза. После войны в Киевском историческом музее были установлены мраморные бюсты Н. Е. Петухова, В. Н. Иванова, И. Д. Семенова и В. А. Сысолятина. На стенде, материалы которого рассказывают о подвиге гвардейцев, есть и копия письма Военного совета Воронежского фронта, в котором говорится:

«Ваша героическая переправа через Днепр, цепкое закрепление на правом берегу, готовность не щадя жизни отстаивать каждый клочок отвоеванной родной земли и неукротимо двигаться все дальше вперед — на запад — служат примером для всех воинов.

Вам выпала великая честь вызволять родную Украину, славный Киев из гитлеровской неволи, сражаться на Днепре — решающем рубеже, где мы должны сломать хребет фашистскому зверю.

Вы действуете, как суворовцы, — смело, ловко, стремительно и потому побеждаете.

Благодарим за честную солдатскую службу. Желаем дальнейших боевых успехов».

К исходу 22 сентября к Днепру вышли и передовые части 40-й армии. Однако успешное продвижение армий правого крыла фронта, перекрывшее даже максимально запланированные скорости, породило и свои трудности. Войска оторвались от баз снабжения, и никакие, даже наивысшие, темпы восстановления выведенных из строя гитлеровцами железных дорог не могли обеспечить движение поездов непосредственно за наступающими.

В этой обстановке Ватутин, исчерпав все свои возможности для исправления сложившегося положения, обращается с донесением непосредственно к И. В. Сталину. В нем он, в частности, пишет:

«Войска Воронежского фронта большинством армий вышли на реку Днепр, а остальные армии выйдут в ближайшие два-три дня, в то же время тылы армий и фронта растянулись от Белгорода до Днепра на 480 километров, что совершенно не дает возможности нормально обеспечивать войска боепитанием.

Подача боеприпасов и горючего от войск отстает, а также тратится большое количество горючего, потому что от Сум — Лебедина на 330 километров все подается исключительно автотранспортом, в связи с тем что здесь оканчиваются фронтовые железнодорожные коммуникации.

Наш фронт приступил к восстановлению железнодорожного участка, проходящего по тылам фронта, — Нежин — Прилуки — Гробенка — Золотоноша и Бахмач — Прилуки.

24.9 была готова линия к пропуску поездов Нежин — Прилуки, к 30.9 будет готова линия от Гребенки и 3.10 — до Золотоноши. Но линия железной дороги Бахмач — Нежин находится на участке Центрального фронта и в его подчинении, поэтому для пропуска поездов через его участок требуется ваше решение.

Мы обратились в Управление Тыла Красной Армии для разрешения пропуска нам через Бахмач — Нежин четырех пар поездов ежедневно до станции Прилуки и с 30.9 с продлением линии железной дороги до Гребенки еще четырех пар, всего 8 пар.

26.9 получили от Управления Тыла Красной Армии ответ, что нам разрешено только две пары, со ссылкой на то, что это основная коммуникация Центрального фронта, в то время как Центральный фронт имеет железнодорожные линии Брянск — Бахмач, Бахмач — Гомель, Льгов — Ворожба — Бахмач.

Воронежский фронт в этом направлении не имеет ни одной линии. Полтава — Гребенка, которая нам планируется как основная магистраль, сильно разрушена и потребует длительного времени для восстановления Фронт же должен передислоцировать тылы армий и фронта сейчас, немедленно и сделать необходимые запасы на линии Нежин — Золотоноша, ибо с продвижением дальше за Днепр наших войск коммуникации еще больше растянутся и мы затрудним успешное выполнение боевых задач армий из-за недостаточной подачи боеприпасов, горючего и продовольствия.

Исходя из этого, Военный совет просит вас разрешить нашему фронту подачу 8 пар поездов в сутки из Белгорода через Сумы — Ворожба — Бахмач — Нежин на Прилуки — Гребенка — Золотоноша.

Командующий войсками Воронежского фронта генерал армии Н. Ватутин...»[47]

Настойчивость командующего и его глубокое знание излагаемого вопроса сделали свое дело — такое разрешение было получено. Да и в своей полосе Воронежский фронт в результате самоотверженных усилий войск и железнодорожников с помощью местного населения с каждым днем улучшал тыловые коммуникации, разрушенные врагом при отступлении.

И все-таки ждать, пока войска фронта будут в достаточной степени обеспечены всем необходимым для боя и форсирования, Ватутин не мог. Ведь у него имелась директива Ставки, обязывающая форсировать Днепр с ходу.

22—30 сентября войска Воронежского фронта вели упорную борьбу за захват плацдармов на правом берегу Днепра и очищали левый берег от оставшихся частей противника. Так, 38-я армия фронта после напряженных боев полностью ликвидировала важный плацдарм гитлеровцев в районе Дарницы, на котором оборонялось семь фашистских дивизий. Всего же к концу сентября войсками фронта было захвачено на правом берегу Днепра девять небольших плацдармов, в том числе букринский и лютежский.

По распоряжению Ставки ВГК 60-я армия Черняховского и 13-я армия Пухова с 5 октября передавались из Центрального фронта в Воронежский.

В два часа ночи И. Д. Черняховскому позвонил начальник штаба Воронежского фронта генерал С. П. Иванов и передал приказ к двенадцати часам дня прибыть к командующему фронтом.

По пути в штаб Воронежского фронта Черняховский с волнением думал о предстоящей встрече с Ватутиным.

В штабе Черняховский застал командующих 13-й армией генерала Пухова и 38-й генерала Чибисова. Невольно подумал: быть новой задаче. Одновременный вызов трех командармов, армии которых располагались к северу от Киева и составляли правое крыло фронта, красноречиво говорил об этом.

И действительно, начальник штаба фронта начал знакомить командующих армиями с новой задачей — предстоящим наступлением на киевском направлении.

В это время вошел Ватутин. Он явно спешил освободить командармов. Каждая минута у командующего фронтом была в эти дни на учете, дорожил он и временем своих подчиненных.

— Здравствуйте, товарищи! Давненько же мы с вами не виделись. — Сел рядом с Ивановым, спросил: — Ознакомили с задачей?

— Так точно, — ответил Иванов. — Но пожелания и замечания командармы еще не высказывали.

— Хорошо, заслушаем. Прошу первым товарища Пухова.

У командарма 13-й замечаний по задаче не было. Его армия переходила на захваченном плацдарме к обороне, и Пухова это вполне устраивало, ибо после многодневных боев войска устали и нуждались в передышке.

Подошла очередь Черняховского. Ему было что сказать. Войска 60-й армии, уставшие и изрядно поредевшие, тоже нуждались в передышке и пополнении. А им предлагалось без всякой оперативной паузы вновь перейти в наступление.

— Не подумайте, товарищ командующий, что я против наступления, — взволнованно говорил Черняховский, глядя на начавшего хмуриться Ватутина, — я — «за». Киев мне тоже дорог, это не только сердце Украины, но и часть моего собственного сердца. В этом городе прошла моя юность, там я получил военное образование, обзавелся семьей. И поэтому-то я уже сейчас тревожусь о неподготовленности армии к выполнению такой почетной задачи. Мы не закрепили еще как следует плацдарм, нужно привести войска в порядок и хотя бы частично пополниться людьми и боевой техникой. На это потребуется минимум суток десять, нам же отводят всего лишь трое.

— Все ясно, Иван Данилович, — пристукнул по столу ладонью Ватутин. — Да, времени на подготовку маловато. Военный совет фронта докладывал об этом в Ставку. Но, товарищи, — Николай Федорович обвел взглядом присутствующих, — нас торопят, поэтому и мы торопим. Так что о том, что уже твердо решено, говорить не стоит. Какие еще будут пожелания?

Других пожеланий не было. Все упиралось во время. И коль на подготовку операции отводилось всего лишь трое суток, то многие пожелания и главное из них — о накапливании необходимых для наступления сил и средств — отпадали сами собой.

Еще до подхода к Днепру букринский выступ особенно привлекал внимание Ватутина. Привлекал по двум причинам. Во-первых, он находился недалеко от Киева. Во-вторых, будучи обращен в нашу сторону, этот выступ представлял собой идеальный участок для форсирования реки. Весьма существенным являлось и то обстоятельство, что при преодолении Днепра выступ можно было простреливать огнем с трех сторон.

Все это, несомненно, способствовало тому, что форсирование на букринский плацдарм, осуществлявшееся вначале с помощью подручных средств (мощные переправочные средства и тяжелые конструкции мостов, перевозившиеся по железной дороге в разобранном виде, не поспели к началу форсирования), было проведено успешно.

Однако в дальнейшем, в ходе боев за расширение захваченных плацдармов и последующих наступательных действий, район букринского выступа обнаружил в себе и другие, уже негативные, особенности. Это прежде всего сильно пересеченная местность, сковывающая маневр войск, особенно танковых, и препятствующая полному использованию их ударной мощи.

Данное обстоятельство конечно же не могло укрыться от внимания Н. Ф. Ватутина, не раз бывавшего на букринском плацдарме. Беспокоило оно и Г. К. Жукова, также ознакомившегося на месте с положением дел.

5 октября он писал Николаю Федоровичу:

«Вводить танковую армию[48] раньше, чем будет захвачен рубеж выс. 175,2, высоты, прилегающие к западной части Вел. Букрин, Мал. Букрин, Колесище, выс. 209,7, невозможно по следующим причинам:

1. Глубина обороны противника сейчас эшелонирована до Мал. Букрин включительно.

2. Местность настолько пересечена, что танковая армия вынуждена будет двигаться только по тропинкам и дорогам, преодолевая на своем пути большие крутизны высот.

3. Маневр ее по фронту с целью обходов будет невозможен из-за характера местности.

4. Тактическую оборону включительно до Мал. Букрин нужно сломать артиллерией и пехотой с танками поддержки и самоходными орудиями. Только с захватом вышеуказанной линии танковая армия должна обогнать боевые порядки пехоты. Более ранний ввод ее на этой местности погубит армию»[49].

Жуков даже ставил вопрос: а правильно ли выбрано направление главного удара, не лучше ли, пока есть время, использовать для этой цели другой плацдарм, например лютежский?

Ватутин настаивал: только с букринского. Ведь сюда уже стянуты основные силы фронта, перебрасывать их на какой-нибудь другой плацдарм — лишь затянуть время. К тому же другие плацдармы еще малы по размерам, на них и вовсе не развернуться. Что же касается пожеланий Жукова, то они будут обязательно учтены.

И действительно, готовя наступление с букринского плацдарма, Николай Федорович, казалось, предусмотрел все. Так, 40-й армии согласно его приказу предстояло нанести главный удар своим левым флангом, силами 47-го стрелкового корпуса и к исходу первого дня наступления овладеть рубежом Стайки, Янивка, а второго — рубежом Халепье, Черняхов, Переселение. Силами же 8-го гвардейского и 10-го танковых корпусов выйти в район Долина, Гусачевка, высота 200,0, Антоновка.

27-я армия, которая занимала восточную часть букринского плацдарма, слева от 40-й армии, получила задачу во взаимодействии с 40-й разгромить противника и к исходу второго дня выйти на рубеж Кагарлык, Липовец. Именно в ее полосе должна была вступить в бой 3-я гвардейская танковая армия, чтобы к исходу второго дня наступления выйти в район Ставы, Шпендовка, Запрудье. 47-й армии Ватутин ставил задачу к этому же сроку достичь рубежа Зеленьки, Емчиха.

Наступление войск Воронежского фронта началось 12 октября. После артиллерийской и авиационной подготовки 47, 40 и 27-я армии пошли вперед, но сразу же натолкнулись на сильное сопротивление противника. Не помог и несколько преждевременный ввод в сражение 3-й гвардейской танковой армии: в первый день наступления 47-й стрелковый корпус 40-й армии совместно с частями и соединениями 27-й и 3-й гвардейской танковой армий продвинулся вперед всего на 5—8 километров, сумев овладеть лишь населенным пунктом Ходоров.

Еще меньших результатов добился 52-й стрелковый корпус 40-й армии. Он продвинулся не более чем на километр. В результате 40-я армия не смогла осуществить задуманное Ватутиным соединение букринского и щучинского плацдармов. 47-я армия, наносившая удар со Студенецкого плацдарма, также не сумела соединиться с 27-й армией.

Итак, первый день наступления не принес желаемых успехов. Ватутин приказал к утру 13 октября перебросить на правый берег всю оставшуюся на левобережье артиллерию, подвезти боеприпасы и горючее.

Однако и противник продолжал проявлять большую активность в районе букринского выступа. В частности, он направил все усилия своей авиации на нанесение ночных ударов по переправам, препятствуя усилению советских войск на правом берегу. Поэтому армиям Воронежского фронта на следующий день пришлось наступать почти в том же составе, что и накануне.

Это конечно же сказалось на результатах: армии фронта не добились заметного успеха ни 13 октября, ни в последующие десять дней. Правда, к 21 октября удалось-таки с большим трудом соединить щучинский плацдарм с букринским и подойти к восточным окраинам населенных пунктов Ульяники и Липовый Рог, а правофланговые части 27-й армии овладели Ромашками. На этом и исчерпался достигнутый успех.

В чем же крылись причины неудачи? Уже после войны, анализируя события тех октябрьских дней 1943 года, бывший командующий 40-й, а затем 38-й армией дважды Герой Советского Союза Маршал Советского Союза К. С. Москаленко выделял несколько из них. Во-первых, указывал он, противник регулярно прослушивал переговоры, которые велись на захваченных нашими войсками плацдармах. Знал об этом и Ватутин. Поэтому требовал, чтобы велась дезинформация врага. И она велась. Правда, в весьма ограниченном объеме. Сковывали небольшие территории плацдармов. К тому же все то, что предпринималось для введения противника в заблуждение относительно наших планов и сил, довольно быстро раскрывалось врагом — его авиация буквально висела над плацдармами, тогда как самолеты 2-й воздушной армии, которая поддерживала войска Воронежского фронта, практически бездействовали из-за острой нехватки горючего.

Во-вторых, между началом форсирования нашими войсками Днепра и последующим переходом их в наступление прошло без малого двадцать дней. За это время гитлеровцы сумели перебросить на угрожаемые участки довольно значительные силы. Как указывает Москаленко, уже к 11 октября на участке от Халепья до Ржищева заняла оборону 34-я пехотная дивизия противника, а далее до Ходорова — 10-я моторизованная и эсэсовская танковая дивизия «Рейх». В свою очередь непосредственно в букринской излучине находились 72, 112, 167, 225-я пехотные, 7-я, 19-я танковые и 20-я моторизованная дивизии. А против войск 47-й армии фронта в районе Студенец, Бобрица и южнее действовали 3-я танковая и 57-я пехотная немецкие дивизии.

Кроме того, в тот же период, и особенно в последнюю неделю перед нашим наступлением, фашистское командование усиленно укрепляло свои позиции на всем фронте от Гребенки до Бучака, в то время как наше командование из-за отсутствия переправочных средств к началу форсирования, слабого авиационного прикрытия не смогло перебросить на правый берег достаточно сил и средств, чтобы расширить захваченные плацдармы (хотя бы букринский) и повести с них без какой-либо оперативной паузы наступление[50].

Ватутин наблюдает в бинокль за действиями своих наступающих войск. Он видит, как с запада в плотном строю идут на букринский плацдарм фашистские бомбардировщики. Вот головные машины уже срываются в пике. Мощные взрывы сотрясают берег Днепра. Бомбардировке вторит вражеский артобстрел. Атакующие танки и пехотные цепи окутываются пылью и дымом...

Командующий видит, с каким упорством его войска отвоевывают у противника каждый метр правобережья, постепенно теснят врага, но ему уже ясно, что успеха здесь не добиться...

Ватутин круто разворачивается и по земляным ступеням спускается с площадки наблюдения в блиндаж. Здесь кроме генерала К. С. Москаленко, хозяина блиндажа, находятся командующий 3-й гвардейской танковой армией генерал П. С. Рыбалко и командующий 27-й армией генерал С. Г. Трофименко. Это их части сейчас там, в огне...

Командармы выжидающе смотрят на Ватутина. Что-то он скажет?

Несколько минут в блиндаже стоит тишина. Гул канонады там, наверху, не в счет. Ватутин хмурясь смотрит на разостланную на столе карту, но, кажется, не видит ее.

Чувствуя, что пауза затягивается, командующий фронтом наконец нарушает ее. Говорит твердо:

— Приказываю атаки здесь прекратить! Войскам закрепиться на достигнутых рубежах. Дальнейшие указания получите позже. А пока все свободны.

Минут через десять и он сам покидает КП 40-й армии.

...Трудно, очень трудно признаться даже самому себе в том, что что-то тобой недодумано, принято поспешно, без учета важных обстоятельств. Невольно хочется сослаться на объективные причины, которых, если только захотеть, можно найти немало. Но не таков Ватутин. Да, объективные причины есть. Но не только и даже не столько они привели к неудаче. Сейчас, вглядываясь в карту, он понимал, что не все учитывал, отстаивая перед Ставкой свой план главного удара с букринского плацдарма. Мотивировал свое решение тем, что это плацдарм, мол, самый обширный, достигает по фронту одиннадцати и в глубину — до шести километров. И как-то не обратил внимания на то, что лютежский плацдарм, с которого планировался вспомогательный удар, к этому времени войска 38-й армии с помощью танкистов генерала А. Г. Кравченко расширили до пятнадцати километров по фронту и до десяти — в глубину. К тому же и местность там — не то что на букринском плацдарме: ровная, позволяет использовать танковые войска на всю их мощь. Значит, нужно пока не поздно исправлять допущенную ошибку.

23 октября И. В. Сталин заслушал по телефону доклад Н. Ф. Ватутина об обстановке на фронте. Николай Федорович доложил все как есть: о бесперспективности удара на Киев с юга, с букринского плацдарма, и о тех благоприятных условиях, которые сложились на северном, лютежском, плацдарме. И. В. Сталии согласился с его доводами и приказал прислать соображения командования фронта по данному вопросу.

Прежде чем созрело новое решение, Военный совет фронта обсудил и проработал несколько вариантов сосредоточения дополнительной группировки в районе Лютежа. Ведь передислокация войск с букринского плацдарма была очень сложной, ибо перебрасывать силы нужно было вдоль фронта, с двойным форсированием рек Днепр и Десна. И перебрасывать не просто общевойсковую армию, что конечно же легче, а 3-ю гвардейскую танковую армию.

И все-таки было принято именно такое решение. Его одобрил и представитель Ставки Г. К. Жуков.

Командующий 3-й гвардейской танковой армией генерал П. С. Рыбалко был вызван на КП фронта уже под вечер. На командном пункте кроме Н. Ф. Ватутина находились Г. К. Жуков и начальник штаба фронта С. П. Иванов. Выслушав новую задачу, Рыбалко со свойственной ему иронией сказал:

— Что ж, форсировать так форсировать. Я готов, тем более что с правого берега на левый перебираться легче: левый-то пологий.

— Действительно так, — слегка улыбнувшись, подтвердил Ватутин. — Только надо учесть, что под Лютежем нужно будет снова переправляться с левого на правый, а он крутой.

— Ничего, переправлюсь, — заверил Рыбалко.

Жуков, не поощрявший шуток в деловых разговорах, сказал, обращаясь к начальнику штаба фронта генералу Иванову:

— Семен Павлович, готовься сразу же после совещания ехать на Букрин. Будешь вместе с Рыбалко головой отвечать за переброску его армии и всех других соединений в Лютеж.

— Слушаюсь, товарищ маршал.

Неожиданно вмешался Рыбалко. Нахмурившись, он заявил:

— Коль будем перебрасывать мои танки, перебрасывайте и пехоту Москаленко.

Г. К. Жуков неодобрительно посмотрел на П. С. Рыбалко и сказал:

— Указания в армии идут сверху вниз, а не наоборот. Забывать об этом не следует. Перебросим с Букрина те силы, которые нужны под Лютежем, а пехоту найдем поближе.

Рыбалко нахмурился. Наступила пауза. Ее нарушил генерал Иванов:

— Товарищ маршал, у меня есть предложение. Если нельзя рокировать 40-ю армию, то давайте рокируем ее командование.

— А что, это идея, — поддержал своего начальника штаба Ватутин[51].

— Согласен, — кивнул Жуков.

Директиву Ставки ВГК о переносе основных усилий вверенных ему войск на лютежский плацдарм Н. Ф. Ватутин получил еще до этого разговора, 24 октября. В ней, в частности, говорилось:

«1. Ставка Верховного Главнокомандования указывает, что неудача наступления на букринском плацдарме произошла потому, что не были своевременно учтены условия местности, затруднявшие здесь наступательные действия войск, особенно танковой армии...

2. Ставка приказывает произвести перегруппировку войск 1-го Украинского[52] фронта с целью усиления правого крыла фронта, имея ближайшей задачей разгром киевской группировки противника и овладение Киевом»[53].

Итак, перегруппировка. Теперь основную роль в операции должно будет сыграть наступление войск фронта с лютежского плацдарма.

В то же время действия войск фронта с букринского плацдарма позволили стянуть сюда довольно значительные силы киевской группировки противника и даже его резервов с ближайших оперативных направлений.

Следовательно, нужно во что бы то ни стало продолжать сковывать здесь эти силы, убедить врага в том, что советские войска по-прежнему намерены наносить основной удар южнее Киева. Поэтому переброску 3-й гвардейской танковой армии, артиллерии следовало произвести как можно незаметнее, со всеми доступными средствами маскировки.

И это было достигнуто. Как вспоминает бывший начальник штаба фронта Герой Советского Союза генерал армии С. П. Иванов, чтобы скрыть от противника уход с букринского плацдарма танковой армии и артиллерии усиления, 40, 27 и 47-я армии расположили в своих полосах обороны большое количество макетов танков и орудий. Радиосвязь 3-й гвардейской танковой армии работала в прежнем районе. Насколько мастерски все это было сделано, свидетельствует то, что вражеская авиация и артиллерия до самого момента перехода наших войск в наступление с лютежского плацдарма наносила удары по скоплениям маскировочных объектов.

Итак, благодаря предварительно проведенным мероприятиям по дезинформации противника командование 1-го Украинского фронта добилось внезапности наступления с лютежского плацдарма. Отдел по изучению армий Востока генерального штаба сухопутных войск фашистской Германии, оценивая положение на советско-германском фронте, накануне этого наступления даже сделал такой примечательный вывод: «После неудачных октябрьских боев на букринском плацдарме основные события в ноябре развернутся в районе Мелитополя и Кривого Рога. Там советские войска попытаются замкнуть кольцо вокруг 6-й и 1-й танковой армий. Второй удар будет наноситься па Псков или Двинск — Рига с целью сокрушить немецкий северный фланг»[54].

1 ноября 1943 года, когда войска на лютежском плацдарме ждали сигнала, чтобы начать активные действия началось, наступление войск 1-го Украинского фронта с букринского плацдарма. Ватутин предпринял его для того, чтобы до конца ввести противника в заблуждение, надежнее сковать его силы перед южным плацдармом. И его замысел удался. Гитлеровское командование не только не сняло отсюда ни одной дивизии, но даже перебросило сюда дополнительные части и соединения с других участков.

Вечером 2 ноября Н. Ф. Ватутин отдал приказ о начале наступления главной ударной группировки севернее Киева, с лютежского плацдарма. Атака была назначена на 8 часов 40 минут 3 ноября. Военный совет фронта обратился к воинам: «Товарищи! Перед нами Киев — мать городов русских, колыбель нашего Отечества. Здесь много веков назад зародилась наша могучая Русь. Здесь с оружием в руках отстаивали от врагов свободу и независимость русского и украинского народов наши отцы и матери, наши деды и прадеды... За нашу Советскую Родину, за нашу свободу и счастливую жизнь, за Украину, за Киев, вперед на разгром врага!»

3 ноября точно в назначенное время на врага обрушился мощный удар не с юга, а с севера. В нем на первом этапе приняли участие войска 60-й, 38-й армий и часть сил 5-го гвардейского танкового корпуса. Уже к исходу дня эта ударная группировка продвинулась вперед от 5 до 12 километров.

Ставка ВГК внимательно следила за ходом операции войск 1-го Украинского фронта. 3 ноября на имя Н. Ф. Ватутина поступила телеграмма, подписанная И. В. Сталиным и А. И. Антоновым. Отмечая, что лютежский плацдарм является «важнейшим и наивыгоднейшим плацдармом на правом берегу р. Днепр, имеющим исторически важное значение для изгнания немцев из Правобережной Украины», Ставка указывала: «Операцию, начатую на правом крыле фронта, не затягивать, т. к. каждый лишний день дает только преимущество противнику, позволяя ему сосредоточить сюда свои силы, пользуясь хорошими дорогами, тогда как у нас разрушенные противником дороги затрудняют и ограничивают маневр».

В заключение Ставка потребовала не позднее 5 ноября перерезать железную дорогу Киев — Коростень и не позднее 5—6 ноября освободить столицу Советской Украины.

В течение последующих двух дней Ватутин ввел в сражение 3-ю гвардейскую танковую армию генерала Рыбалко, 1-й гвардейский кавалерийский корпус генерала Баранова, вторые эшелоны и резервы 60-й и 38-й армий, в том числе 1-ю чехословацкую отдельную бригаду под командованием полковника Л. Свободы. Командирам танковых корпусов Николай Федорович приказал стремительно продвигаться к Киеву, не боясь отрыва от пехоты.

Ввод в сражение новых сил позволил уже 4 ноября прорвать тактическую зону обороны противника. Стремительное наступление продолжалось и ночью. Танкисты выполняли приказ командующего фронтом: «Больше шума, сеять, сеять среди врага панику». Танки шли с зажженными фарами, включенными сиренами, ведя по гитлеровцам огонь из пушек и пулеметов.

К утру 5 ноября передовые отряды танковых корпусов оседлали шоссе Киев — Житомир, перерезав тем самым главную коммуникацию, питающую с запада киевскую группировку войск противника.

В районе Святошино проходил последний оборонительный рубеж врага. Здесь, несколько оправившись от натиска советских войск, гитлеровцы попытались было организовать сопротивление. Но гвардейцы-танкисты во взаимодействии с частями 50-го стрелкового корпуса генерала С. С. Мартиросяна сломили сопротивление противника.

Первой на западную окраину Киева в районе кинофабрики вышла 167-я стрелковая дивизия генерала

И. И. Мельникова. А во второй половине дня 5 ноября северо-западной окраины столицы Украины достигли части 5-го гвардейского танкового корпуса под командованием генерала А. Г. Кравченко. 38-я же армия (ею, как уже говорилось, с конца октября стал командовать генерал К. С. Москаленко, передав 40-ю армию генералу Ф. Ф. Жмаченко) ворвалась в город с севера и северо-запада.

Высокое воинское мастерство и беспримерный героизм проявили в уличных боях за Киев воины 20-й гвардейской танковой бригады. Многие из них впоследствии были награждены орденами и медалями. А комбриг подполковник С. Ф. Шутов был удостоен высокого звания Героя Советского Союза.

В боях за Киев активную роль сыграла чехословацкая бригада под командованием полковника Людвика Свободы. 139 солдат и офицеров этой героической бригады были удостоены высоких советских наград.

В 00 часов 30 минут 6 ноября над столицей Советской Украины взвилось Красное знамя. Верховному Главнокомандующему тут же была послана телеграмма. В ней говорилось: «С величайшей радостью докладываем о том, что задача, поставленная по овладению нашим прекрасный городом Киевом — столицей Украины, войсками 1-го Украинского фронта выполнена. Город Киев полностью очищен от фашистских оккупантов. Войска 1-го Украинского фронта продолжают выполнение поставленной задачи».

В этот же день Москва салютовала доблестным воинам 1-го Украинского фронта.

Генерал армии Ватутин помнил столицу Украины во всей ее довоенной красе. Теперь же он молча, с душевной болью глядел на пожарища и руины, на разрушенный Крещатик и обуглившиеся стены Дома обороны, на охваченный огнем университет...

Вот как описывает в своих воспоминаниях первый день, проведенный вместе с Н. Ф. Ватутиным в освобожденном Киеве, генерал-полковник К. В. Крайнюков:

«В первые часы освобождения Киева, когда туда только что вошли части Красной Армии, город произвел на нас удручающее впечатление. Его улицы были полупустыми: фашисты угнали в лагеря и на каторгу значительную часть населения...

Изможденный, оборванный старик подошел к нам и горько заплакал. Сбивчиво и торопливо он поведал нам об ужасах немецкой оккупации.

— А как дальше будет, не вернется фашист? — спросил он.

Николай Федорович твердо ответил:

— Не вернется, не пустим, погоним дальше. Русские прусских всегда бивали. А с гитлеровцами у нас особый счет. Гром военный прогрохочет и над Берлином.

На площадях, где мы останавливались, вокруг машины командующего собирались местные жители, воины, и порой стихийно возникали короткие митинги. Узнав, что войсками 1-го Украинского фронта, освободившего столицу УССР, командует бывший начальник штаба Киевского особого военного округа генерал Н. Ф. Ватутин, люди оживлялись, слышались радостные возгласы и аплодисменты. А Николай Федорович смущенно улыбался и жестами показывал на бойцов как на главных виновников торжества и творцов победы»[55].

Освобождение столицы Советской Украины вызвало не только радость у всех советских людей, но и широкий международный резонанс. Так, лондонское радио в те дни сообщало: «Занятие этого города советскими войсками является победой, имеющей огромное не только военное, но и моральное значение. ...когда гитлеровцы заняли Киев, они хвастливо заявляли, что это повлечет за собой полнейшее поражение советских войск на всем юго-востоке. Теперь... времена изменились. Германия слышит звон похоронного колокола. На нее надвигается лавина»[56].

Новое крупное поражение немецко-фашистских войск в районе Киева еще больше ухудшило военно-политическое положение гитлеровской Германии. Вражеское командование начало принимать срочные меры, чтобы локализовать прорыв советских армий через «неприступный» Восточный вал. В частности, был отменен ранее планировавшийся удар с никопольского плацдарма в южном направлении с целью деблокады Крыма. Под Киев срочно перебрасывались танковая дивизия СС «Рейх», 3-я танковая и 10-я моторизованная дивизии. Из-под Кременчуга прибыли части 198-й пехотной и из Франции 25-й танковой дивизий. Из района Кировограда под Белую Церковь выдвигалась 1-я танковая дивизия. В Казатине и на соседних станциях выгружались части танковой дивизии СС «Адольф Гитлер».

Силы врага, нацеленные в первую очередь против войск 1-го Украинского фронта, собирались немалые. В этих условиях Ватутин упреждает противника. Его армии без какой-либо паузы начинают стремительно преследовать отходящие перед ними немецко-фашистские войска одновременно на житомирском, казатинском и белоцерковском направлениях.

Важная задача возлагалась на 3-ю гвардейскую танковую армию. Ей предстояло с ходу захватить Фастов и Васильков и тем самым не допустить подхода вражеских резервов в район Киева. В боевом распоряжении, которое Н. Ф. Ватутин отдал командующему 3-й гвардейской танковой армией генералу П. С. Рыбалко, говорилось: «Фастов занять во что бы то ни стало в кратчайший срок и немедля донести».

Рыбалко выделил из состава своей армии 91-ю отдельную танковую бригаду и приказал ее командиру полковнику И. И. Якубовскому, не ввязываясь в бои, безостановочно идти на Фастов. Якубовский точно выполнил приказ командарма: в ночь на 7 ноября танки его бригады ворвались в Фастов и захватили его северную часть. Почти одновременно в город вошли и передовые части 6-го гвардейского танкового корпуса генерала А. П. Панфилова. К утру Фастов был полностью очищен от противника.

Больших успехов наряду с гвардейцами-танкистами генерала Рыбалко добились и воины 38-й армии генерала Москаленко. Части и соединения этой армии за 6 и 7 ноября продвинулись вдоль Житомирского шоссе на 60 километров.

Гитлеровское командование понимало, что с падением Фастова и продвижением к Житомиру войска 1-го Украинского фронта вот-вот поставят под угрозу разгрома северное крыло группы армий «Юг». Поэтому уже с утра 8 ноября противник предпринял контратаки с целью вернуть Фастов. Одновременно гитлеровцы нанесли удар вдоль правого берега Днепра и в направлении города Корнин.

И все же вначале успех продолжал сопутствовать нашим войскам. Танкисты Рыбалко прочно удерживали Фастов, а армия Москаленко, несмотря на то что начавшиеся проливные дожди развезли дороги, подвоз боеприпасов резко снизился, а авиация не имела возможности поддерживать действия наземных войск, не прекращала наступления на житомирском направлении. 13 ноября ее соединения при поддержке 1-го гвардейского кавалерийского корпуса освободили Житомир.

Но тут выяснилось, что гитлеровцам все-таки удалось сосредоточить южнее Киева довольно крупную группировку войск. Ставка ВГК приказала Ватутину немедленно приостановить наступление в центре его фронта, усилить левый фланг 38-й армии на участке Фастов, Триполье артиллерией, танками, инженерными частями и не допустить прорыва противника к Киеву с юга.

Николай Федорович во исполнение этого приказа начал срочно снимать полки и дивизии с букринского и щучинского плацдармов и направлять их в район Фастова и Василькова. Туда же были переброшены и соединения, ранее предназначавшиеся для усиления 38-й и 60-й армий.

По окончании этой перегруппировки, а также с подходом 1-й гвардейской армии и 25-го танкового корпуса войскам Ватутина была поставлена задача разгромить белоцерковскую группировку противника и овладеть Попельней, Белой Церковью и Кагарлыком, а в последующем продолжать наступление па казатинском направлении.

Немецко-фашистскому командованию удалось сосредоточить значительные силы и на житомирском направлении. В частности, сюда были стянуты 15 дивизий, в том числе 7 танковых и моторизованная. 15 ноября эта группировка перешла в контрнаступление. 20 ноября ценой больших потерь гитлеровцам удалось вновь овладеть Житомиром.

В период ожесточенных боев в районах Житомира, Фастова и Брусилова войска правого крыла 1-го Украинского фронта сначала остановили противника, а затем продолжили наступление на овручском и коростенском направлениях. Еще 17 ноября 60-я армия генерала Черняховского освободила Коростень, а днем позже 13-я армия[57] во взаимодействии с партизанами А. Н. Сабурова выбила врага из Овруча.

Обстановка менялась подчас быстро и неожиданно. С утра 6 декабря Черняховский объехал корпуса своей армии. Все было вроде бы нормально. Но когда он вернулся в штаб армии, позвонил командир 15-го стрелкового корпуса генерал И. И. Людников. Доложил взволнованно:

— Товарищ командарм, противник прорвал оборону дивизии Мищенко и вышел на огневые позиции артиллеристов.

— Но ведь дивизия Мищенко у вас во втором эшелоне, — удивился Черняховский. — Почему же вы не докладывали, когда противник прорвал ваш передний край? Немедленно уточните и доложите, что делается в полосах дивизий первого эшелона.

Запоздалое донесение командира корпуса казалось неправдоподобным. Неужели Людников что-либо напутал?..

Вскоре командир 15-го корпуса позвонил снова. Доложил:

— Дивизии первого эшелона прочно удерживают занимаемую ими оборону.

— Но каким же тогда образом противник вышел на ваши тылы?

— Противник вклинился через позиции корпуса Лазько, товарищ командарм.

Да, это было неприятное известие. Разрезав надвое боевой порядок 30-го корпуса, противник, выйдя в тыл соединениям Людникова, поставил 60-ю армию в крайне тяжелое положение. Нависла реальная угроза ее окружения. И если еще учесть, что немцы на этом участке в несколько раз превосходили войска Черняховского в танках и артиллерии, то...

Иван Данилович потребовал от начальника штаба доклада обстановки.

— Товарищ командующий, противник, сосредоточив крупные силы в районе Житомира, ударом в направлении Малина вклинился в боевые порядки 30-го стрелкового корпуса и дезорганизовал оборону 15-го. Манштейн собрал сильные резервы. Угроза серьезная, противник пытается взять реванш. Если генерала Людникова постигнет та же участь, что и Лазько, мы, пожалуй, не сумеем удержать наши позиции.

В этот момент зазвонил телефон. Трубку взял адъютант командарма майор А. И. Комаров. И тут же передал ее И. Д. Черняховскому.

— Товарищ генерал, командующий фронтом...

— Требую стоять насмерть! — раздался в трубке решительный голос Ватутина. — Через двадцать минут доложите ваше решение.

Двадцать минут... Многое за это время передумал Черняховский. Данные о противнике пока неполны и противоречивы. А тут еще прервалась связь с 15-м стрелковым корпусом. Генерал Людников едва успел сообщить, что немцы крупными танковыми силами навалились на его корпус, попросил разрешения отвести дивизии на более выгодные рубежи, как связь пропала. И ее до сих пор не могут восстановить...

Тем временем уже прошло двадцать минут. Нужно докладывать Ватутину.

Иван Данилович взял трубку.

— Товарищ командующий! Я решил огнем артиллерии, танков и авиации остановить ударную группировку противника на тех рубежах, которые занимает армия, и одновременно готовиться к нанесению контрудара.

— Иного я и не ждал, Иван Данилович, — удовлетворенно отозвался Ватутин. — Военный совет фронта одобряет ваше решение. Действуйте, желаю успеха.

Ватутин намеренно не сообщил Черняховскому о резервах, которые он уже направил в помощь 60-й армии. Пусть-ка командарм исходит пока из того, что имеет. Ну а резерв... В нужный момент он сыграет свою роль.

В тот момент, когда гитлеровцы, чтобы покончить с корпусом Людникова, бросили в бой свои вторые эшелоны, Черняховский ввел в действие на стыке между 30-м и 15-м корпусами этот так кстати подошедший резерв — противотанковую бригаду и танковый полк. Это-то и решило исход боя в нашу пользу. Контрудар врага захлебнулся.

В декабре гитлеровцы предприняли еще две попытки прорваться к Киеву, но они закончились безрезультатно.

Борьба за Киев явилась важным звеном битвы за Днепр и Правобережную Украину. Она продолжалась более двух месяцев. И выиграли ее советские войска, в частности войска 1-го Украинского фронта под командованием талантливого советского полководца генерала армии Н. Ф. Ватутина.