Генерал от машинерии

29

Почты для личного состава оказалось совсем немного: два пластиковых пакета с незнакомыми фамилиями в поле «Адресат» и штампом «СБ ГК проверено», сопровождаемым стилизованной фигурой Ориона. Последнее означало, что служба безопасности гарантирует, что в месте отправления в посылку не запечатывались взрывчатые и ядовитые вещества. Что, впрочем, вовсе не означало, что оные вещества не могли попасть в посылку на маршруте доставки… Другое дело, что на маршруте заложить взрывчатку и яд в посылку слишком дорого, чтобы таким образом попытаться угробить адресатов с неизвестными Кириллу фамилиями.

Получив в окне военной почты оба пакета, Кирилл покинул здание и забрался в кабину «чертёнка». Положил пакеты (они были настолько легки, что поневоле закрадывалась мысль: там порношайбы) в люк «бардачка» и нащупал в кармане снятую закладку.

Умнее всего было бы ознакомиться с содержимым добытой в сквере шайбы немедленно и немедленно же избавиться от неё. Сомнительно, чтобы это заняло слишком много времени.

Поэтому Кирилл достал шайбу из кармана и решительно подстыковал к правому лайну.

Церб шайбы тут же запросил ментальный пароль, и, когда юзер представил себе изображение Эйфелевой башни (именно такой пароль содержался в той, первой шайбе, полученной ещё на Марсе, у лагерного капеллана Тихорьянова, с содержанием которой Кирилл ознакомился в первую ночь на Незабудке, после чего ему и стало ясно, что делать дальше). Как только церб проанализировал полученный образ, дигитал-замок раскрылся, и информация хлынула в мозг Кирилла.

Было её немного. К вновьприбывшему агенту обращался местный резидент. В акустическом диапазоне голос его был абсолютно бесполым — так мог скрипеть и старый пердун, доживавший последние дни в старческом хосписе, и юная метёлка, только что познакомившаяся с колом.

Вновьприбывшему агенту сообщалось, что на территории базы «Незабудка А-три» действует вражеский лазутчик, однако ни имени, ни должности его резидент не называл. О том, сколько времени враг строит свои козни, тоже не говорилось. Зато приказывалось, чтобы вновьприбывший агент принял меры к разоблачению и (если арест не получится) уничтожению противника. Обращаться за помощью к местному начальству категорически запрещалось, поскольку не исключалась возможность, что вражеским лазутчиком является кто-то из руководителей базы. Никаких видеоданных шайба не содержала, и вся информация, надо полагать, занимала очень малую часть её объёма. Впрочем, если это и не было Кириллу до фомальгаута, то только по одной причине — ему не предоставили никаких зацепок, и начинать надо было с полного круглого нулища, колина тебе в дюзу, кем бы ты ни был, резидент хренов!

Как только скрипучий голос отскрипел, церб объявил, что через пятьдесят миллисекунд информация на носителе будет уничтожена без возможности восстановления. В целях безопасности резидента и самого вновьприбывшего агента.

После чего в акустическом диапазоне пошло сплошное шипение паразитических наводок. А в оптическом неясный полумрак — примерно как дневной свет сквозь плотно сжатые веки.

Кирилл отсоединил шайбу от лайна, протёр её носовым платком и, приоткрыв дверцу кабины, выкинул на улицу. Конечно, таким поступком он нанёс некоторый урон собственному карману — шайбу можно было сдать в ближайшую скупку и получить на свой счёт пяток кредов. А на свою задницу — пару ржавых пистонов. Потому что в этом случае образуется оперативная цепочка, по которой, при вражеском желании, вполне можно пройти. И имея мобильный анализатор запаха, убедиться в том, что сдал шайбу в скупку галакт с базы «Незабудка А-три» по имени Кирилл Кентаринов. Доказать, правда, ничего не удастся, но вражеский лазутчик — не прокурор на судебном заседании, ему по самые помидоры хватит и самого маленького подозрения. Поэтому пусть шайба валяется на улице. Пока её не подберёт совершенно посторонний человек…

А мы лучше подумаем — на какое дело нас теперь направляют, какое задание поручают? И почему такие сложности с передачей задания? Не хотят ли меня в очередной раз использовать в качестве приманки? Вот только кто на сей раз сыграет ту роль, что на Марсе выполнила Сандра-Громильша? Кто прищучит Дога незабудкинского разлива? И ещё этот столь ощутимый взгляд…

Впрочем, со взглядом можно разобраться без промедлений.

Кирилл вновь выбрался из кабины, пинком отбросил в сторону валяющуюся на земле шайбу. Поднялся клуб пыли, а кругляшка сверкнула на солнце никелированным боком и улетела в придорожную канаву, тянущуюся вдоль сквера.

Кирилл запер кабину «чертёнка» и снова отправился к «Счастливой полночи».

Патруля и след простыл.

В забегаловке было пусто, лишь в дальнем углу сидела парочка: какой-то безмундирник в коричневом костюме при галстуке и дамочка с ним, по виду явная проститутка. Столы возле двух окон были не заняты.

Кирилл подошёл к стойке, заказал кофе по-турецки, расплатился кредиткой и сел за стол возле ближнего к выходу окна.

Стены забегаловки были задрапированы чёрным материалом. Наверное, так владелец представлял себе полночь. Как он представлял себе счастье этой полночи, было совершенно непонятно. Во всяком случае, в интерьере кафе не было ничего хоть отдалённо напоминающего счастье. Ну разве лишь парочка в дальнем углу, однако и те внимательному глазу вряд ли представлялись счастливыми. Воистину неисповедимы ассоциации владельцев кафешек, заброшенных в дальние космические углы!

Через пяток минут официантка в классической форменной одежде (чёрная юбка, белая блузка с белым передничком и белая же наколка на сиреневых волосах) подцокала на каблучках, принеся ему заказанный кофе.

— Секундочку, сударыня? — сказал Кирилл, когда она собралась отвалить на обратный курс.

— Да, — девица с готовностью склонилась в его сторону, продемонстрировав в разрезе блузки гордость любой женщины, — слушаю вас. Желаете чего-нибудь ещё, сержант?

Кирилл не удивился: официантки, работающие в подобных заведениях, как правило, разбираются в воинских званиях.

— Понимаете… — Кирилл изобразил на физиономии растерянность провинциала. — Я договорился у вас в «Полночи» встретиться с приятелем. Он тоже военный. Не появлялся тут такой?

Официантка с готовностью улыбнулась:

— Был тут один военный. Но вряд ли он — ваш приятель.

— А почему вы так решили? — Кирилл улыбнулся в ответ.

— Да потому что повзрослее вас будет. И по званию старше. Майор. Такой строгий дядечка с небольшим шрамом под левым глазом и прихрамывающий на левую ногу.

— А больше никого не было?

— Нет, знаете ли. У нас обычно народ набирается к вечеру, когда рабочий день заканчивается. Тогда тут просто не протолкнуться. — Официантка снова улыбнулась, на этот раз отчасти виновато. — Кстати… О нас принято говорить «в «Полуночи», а не «в «Полночи».

Чем- то она в этот момент напомнила Кириллу марсианскую знакомую Верку-Вериану из «Сидонии», которую он так больше и не встретил — ни в «Ледовом раю», куда она вроде бы направилась, поддавшись его агитации, ни на улицах Гагарина. Впрочем, в отличие от Верки, здешняя официантка не носила колготок с дырами и от неё за версту несло уверенностью в себе и определённой успешностью, если людей подобных профессий вообще можно называть успешными.

— Понял, — сказал Кирилл. — Надеюсь, мне ещё не раз удастся побывать у вас в «Полуночи».

Официантка поставила поднос на соседний столик и вдруг помрачнела, а Кирилл всей своей юной галактской шкурой почувствовал, что он этой девице вовсе не безразличен. Как и десяткам других метёлок — что на Марсе, что здесь, на Незабудке.

«Чем же это я их так привлекаю, кол мне в дюзу?!» — спросил он сам себя. И не нашёл ответа, кол им в дюзу!.. Мёдом вроде не намазан… И на шоколадный тортик не похож…

— Сюда многие из ваших заходили, — сказала официантка, сложив руки на белом передничке. — И многие из них давали нам подобные обещания. Но не вернулся ни один. Хорошо, если их куда-нибудь в другое место перевели… Однако мне кажется, что их попросту убили проклятые монстры.

В пору было помрачнеть и Кириллу, ибо это называется «каркать», и после подобных слов тут же появляется желание сплюнуть через левое плечо и постучать костяшками пальцев по дереву, мысленно творя молитву Единому о лучшей судьбе, которую он волен тебе уготовить.

Но Кирилл улыбнулся со всей беззаботностью, на какую был только способен. Потому что именно в этот момент к нему вдруг пришла уверенность в том, что именно твои мысли являются творцами твоей судьбы, а вовсе не Единый. Как ты сам о себе думаешь, тем и станешь. Будешь жалеть себя и собственную судьбу, и придёт к тебе тот самый конец, которого ты так боишься и с мыслями о котором не можешь справиться. А будешь уверен в себе и в долгой своей жизни, пролетят мимо клыки и когти монстров. То есть гостей…

— Как тебя зовут? — спросил он тихо.

— Серена, — сказала официантка.

— Я обещаю тебе, Серена, ещё не раз побывать в вашей «Полуночи». И моё обещание — не пустые слова. Клянусь Единым!

Он дождался, пока она ему поверила, улыбнулась той начальной, беззаботной улыбкой и, подхватив поднос, зацокала каблучками к стойке. Тогда он залпом допил кофе и направился к дверям. У дверей он оглянулся.

Серена смотрела ему вслед и не было в выражении её лица никакой уверенности в том, что она видит его не в последний раз.

«Почему все так убежденыв моей скорой смерти? — спрашивал он себя, шагая в сторону «чертёнка». — И прапор Малунов. И медсестра Ирина. И капральша Мариэль. И даже эта официантка».

Ответа не было.

«Неужели на мне лежит печать, означающая скорый переход в мертвецы? — продолжал он спрашивать себя, забираясь в кабину АТС. — Печать, невидимая мне, но видимая всем остальным…»

Ответа не было.

И тогда он ответил себе сам.

«Чёрта с два! — сказал он. — Чёрта с два вам я умру от когтей и клыков! Уж скорей поверю, что меня настигнет смерть от выстрела в спину, который сделает Тормозилло, если ему станет известно, что я кувыркался с капральшей. Или Спиря, когда ему окончательно надоедят Ксанкины выходки и он решит, что лучший друг — это мёртвый друг… Но и тут мы ещё поборемся, потому что ещё ни разу в жизни я не чувствовал на себе чей-то взгляд так хорошо, как сегодня, сидя на скамейке в сквере. И кто бы в этот момент на меня не смотрел, это был враг, неприятель, правда, не желавший мне смерти в этот момент. А когда мне в спину будут целить Тормозилло или Спиря, они будут желать мне смерти, и уж такой взгляд я тем более почувствую. И приложу все усилия, чтобы луч трибэшника прошёл мимо».

Сейчас он был абсолютно уверен в правоте собственных мыслей. Как был уверен в том, что сегодня с ним что-то произошло, что этот полёт в Семецкий был не просто полётом за получением задания, замаскированным полётом за продовольствием, это было путешествие за чем-то таким, чему он пока не мог найти названия, но что и, не имея названия, существовало в его душе, и будет существовать и впредь, пока это будет ему, Кириллу, необходимо.

«Вот так-то!» — сказал он. Включил антигравитатор, поднял «чертёнка» в воздух и направился к гарнизонному управлению материального снабжения, где его уже давно, наверное, ждала Марина-Элен Коржова.