Герой гражданской войны Иван Назукин

Снова в Крым

Центральный Комитет партии не вызвал его с родины из отпуска. Может быть, забыли о нем? Теперь, будучи в Москве, он сам явился в ЦК, чтобы напомнить о себе. Сказал:

— Член партии с мая 1917 года. Матрос-черноморец. Участник революционного движения в Перми и большевистского подполья в тылу немцев в Севастополе. Был болен — вы предоставили мне отпуск. Сейчас здоров и, если нужно, могу вернуться в Севастополь…

В Крым на смену обанкротившимся немецким захватчикам шли англо-французские. Начинался первый поход Антанты против молодой Советской республики.

— Знаете ли вы, товарищ Назукин, французский или английский язык?

— К сожалению, нет. Но уверяю вас, что мы найдем общий язык с англо-французскими матросами и солдатами, как нашли его с немецкими…

Крым очень нуждался в кадрах опытных подпольных работников. В это время единого руководящего партийного центра там не имелось, что отрицательно сказывалось на работе. Особенно нужно было помочь Севастополю, всегда являвшемуся средоточием революционных сил в Крыму.

И вот Назукин, тепло простившись с земляками — делегатами съезда, остается в Москве. Его подробно знакомят с положением дел в Крыму, с опытом подпольной работы в тылу врага других партийных организаций, с имеющимися данными о настроениях в английских и французских войсках. Получив новые документы, адреса явок и пароли, он берет с собой (в чемодане с двойным дном) листовки и брошюры на русском, английском, французском языках и едет в Крым.

Через несколько дней Назукин второй раз благополучно переходит линию фронта и через бурлящую огнем восстаний против захватчиков и петлюровцев Украину добирается до Севастополя.

На этот раз Назукин, он же Иванов, одет «вполне прилично». Не совсем-то по времени, поздней осенью, но он приехал сюда… заготовлять фрукты для Харькова.

Проверяя в вагоне его документы, белогвардейский прапорщик хмыкнул:

— Тоже мне, фрукт… Крымские яблоки, груши, виноград немцы сожрали, а что осталось — доедают французы и англичане.

Заготавливать, собственно говоря, было нечего, и Назукин предпочел в Севастополе исчезнуть как агент-заготовитель. Ему больше по сердцу снова стать безработным.

Установить явки было нелегко. Не все явки в городе оказались целыми. На одной из них Назукин чуть не попался в руки полиции. Но это не испугало его. Он настойчиво продолжал трудное дело. Старые знакомства помогали, но и грозили опасностью предательства. Назукин был осторожен. Но, убедившись в надежности товарища, действовал смело и настойчиво.

Постепенно во многих местах Севастополя появились подпольные большевистские организации. Тонкой цепочкой — каждый подпольщик знает одного-двух товарищей — разрозненные организации были связаны воедино. На окраине города, в Татарской слободке, удалось провести городскую большевистскую конференцию, на которой был избран подпольный партийный комитет.

Через два дня после конференции Назукин, скрепя сердце, вновь становится заготовителем фруктов Ивановым. В этом облике удобнее было ездить по городам и районам Крыма, чтобы установить связи с местными подпольными организациями.

Смертельная опасность разоблачения и расправы грозила Иванову на каждом шагу, в каждом городе. Тем не менее задание городского комитета партии он выполнил успешно — связи были установлены.

Англо-французские оккупанты, как и немецкие, принесли трудящимся Крыма кровавый террор и беззастенчивый грабеж. На словах воспевая свою «демократию», они набрасывали на шею трудового населения новое ярмо. Упоенные победой над Германией в мировой войне, они считали себя полновластными хозяевами всего того, что было «под немцами».

Однако и новые захватчики чувствовали себя на крымской земле непрочно. Трудящиеся Крыма, ободренные ноябрьской революцией в Германии, уходом немецких войск и победоносным наступлением Красной Армии на Украине и в Прибалтике, дружно поднимались на борьбу против англо-французских войск.

В Севастополе и Балаклаве для борьбы с оккупантами были созданы боевые дружины и даже подпольный батальон. Опорой их стал союз бывших солдат-фронтовиков, который интервенты не решились распустить. Одно за другим следуют вооруженные нападения дружинников на склады, патрули, штабы и военные эшелоны белогвардейцев и интервентов. В середине января 1919 года смелое нападение на портовый военный склад в Севастополе совершила группа дружинников, которой командовал Назукин. Она захватила много винтовок и гранат. В конце января большевики Севастополя уже имели в своем распоряжении, кроме значительного количества винтовок, более 100 пудов динамита, 300 наганов, 8 пулеметов, одно орудие, 3 автомобиля-броневика и 7 грузовиков[20].

Начальник белогвардейского «осведомительного бюро» в ужасе доносил Деникину: «Деятельность большевиков принимает все большие размеры… В Севастополе выступления против отдельных чинов добровольческой армии и союзников принимают все более определенные формы. Ежедневно обстреливаются патрули и здания военных учреждений. Население продолжает вооружаться, получая оружие через рабочую дружину. Настроение их крайне большевистское»[21].

Подпольщики поставили на повестку дня вопрос о подготовке к вооруженному восстанию. В Севастополе и Балаклаве организуются военно-революционные комитеты. Созданием Балаклавского военревкома руководил Назукин.

Зимние холодные дожди и плохое питание снова вызвали обострение его болезней. Но он героически продолжал трудную и опасную работу. Созданная им в Балаклаве боевая дружина являлась наиболее сколоченной и крепкой. Сюда было переправлено единственное орудие и к нему сто снарядов, захваченные боевиками на станции Севастополь.

Крымская земля горела под ногами деникинцев и интервентов. Под руководством большевиков в ряде городов полуострова вспыхивают забастовки. Наиболее крупная из них разразилась в Севастополе в середине марта. В ней участвовало до 7000 рабочих и служащих. Примеру севастопольцев последовали трудящиеся других городов. Не только в горах и лесах Крыма, но и в городах развернулось партизанское движение.

Огромную пропагандистскую и агитационную работу большевики Севастополя и Балаклавы проводили среди матросов и солдат интервентов. За короткое время они распространили более 30 тысяч листовок на французском, английском и греческом языках[22]. На кораблях и в войсках интервентов началось революционное брожение. Оно особенно усилилось после того, как 4 апреля части Красной Армии овладели Перекопом и ворвались в Крым.

Интервенты объявили Севастополь на осадном положении. Поспешно отправляли на фронт новые войска. Но тщетно. 15 апреля, ломая сопротивление врага, полки Красной Армии подошли к Севастополю.

19 апреля над некоторыми французскими кораблями в Севастополе взметнулись красные флаги. Над бухтами загремели боевые призывные мелодии «Интернационала» и «Марсельезы». На другой день в городе состоялась крупная демонстрация французских моряков и севастопольских рабочих. Интервенты разогнали демонстрацию пулеметным и ружейным огнем, однако после этого они вынуждены были увести из Севастополя свои войска и корабли.

В эти дни Назукин выполнил еще одно сложное и опасное поручение партии. Минуя многочисленные вражеские посты и подразделения, герой-коммунист в третий раз перешел линию фронта. Встретившись в Инкермане (в семи километрах от Севастополя) с командованием Красной Армии, он подробно доложил ему об обстановке в городе, о силах деникинцев и оккупантов.

Прибыв вместе с советскими войсками из Инкермана в Балаклаву, Назукин много сил отдает организации помощи частям Красной Армии.

О бурной деятельности Назукина в это время можно судить по его докладу Крымскому областному комитету партии (в Симферополь), написанному 25 апреля. Назукин сообщал в нем:

«Военно-революционный комитет в городе Балаклаве образовался еще в период подполья и объявил себя властью 14 апреля 1919 года. Состав ревкома почти большевистский, за исключением двух членов. Город Балаклава с вступлением Красной Армии в этот район сделался опорным пунктом, и вся тяжесть снабжения Красной Армии продовольствием, фуражом и подводами выпала на означенный ревком. Иной день требовалось и выдавалось более 300 подвод.

Я прибыл в Балаклаву в самый разгар этой работы и немедленно взял на себя руководство, будучи избран председателем означенного ревкома. В первую очередь разбил всю работу по комиссариатам и отделам, что, конечно, сразу облегчило работу.

Спустя три дня я вышел из состава ревкома и взялся за организацию ячейки. В данный момент насчитывается 32 члена ячейки, среди них есть старые советские работники.

В Севастополь до сих пор пробраться не мог ввиду происходивших там военных действий, а затем переговоров. Думаю попасть туда на днях.

Вчера прочитал в ячейке лекцию. Работы невероятно много: во-первых, сотни десятин брошенных на произвол судьбы садов и виноградников, требующих немедленной обработки. Во-вторых, подготовка выборов в Совет рабочих и крестьянских депутатов. Нужно отметить громадный подъем среди рабочего населения, добрая часть которого записалась в Красную Армию.

Устроенный в понедельник, 21 апреля, митинг собрал громадное количество публики. Присутствовали пленные французы и чехословаки, все с красными ленточками на груди и с красным флагом. Выступавший чехословак пользовался огромнейшим успехом, им была устроена овация»[23].

В конце доклада Назукин срочно просил прислать в Балаклаву революционную литературу.

Интересен документ о последних днях пребывания Ивана Андреевича в Балаклаве, перед его отъездом в Симферополь. Это протокол собрания Балаклавской коммунистической ячейки от 29 апреля. В основном он посвящен празднованию Первого мая. Назукин еще возглавляет первомайскую комиссию, на собрании принимается несколько его предложений о лучшем проведении праздника. Но вот два пункта решения балаклавских коммунистов относятся непосредственно к самому Назукину. В одном из них читаем:

«По поводу сообщения о том, что тов. Назукин выдвигается на видный пост Крымской Советской Республики, а вследствие этого оставляет Балаклаву, решено просить товарища Назукина остаться в Балаклаве, если же это не удастся, то просить тов. Назукина предпочесть пост в гор. Севастополе, дабы иметь более близкую связь с Балаклавой»[24].

Как видим, балаклавцам очень не хотелось отпускать от себя полюбившегося им руководителя-коммуниста.