Герой гражданской войны Иван Назукин

«Матрос Иван»

Весной 1918 года политическая обстановка на юге страны резко обострилась.

Еще 17 января продажная украинская Центральная Рада заключила с германскими и австрийскими империалистами сепаратный «мирный договор». Тем самым Украина отрывалась от Советской России. В то же время в Харькове было создано украинское советское правительство. Красногвардейские и матросские отряды начали наступление на Киев и 24 января заняли его. В марте по «соглашению» с Центральной Радой немецкие войска начали оккупацию Украины.

По Брестскому договору, заключенному РСФСР с Германией и Австро-Венгрией 3 марта, Крым признавался российской территорией. По предложению В. И. Ленина здесь была провозглашена Советская Социалистическая Республика Тавриды. 22 марта правительство республики сообщило об этом радиограммой в Москву, Берлин, Вену, Лондон, Вашингтон и «всем! всем! всем!». Было заявлено также, что Советская Республика Тавриды принимает и считает для себя обязательными условия Брестского мира[12]. Тем не менее германские империалисты, грубо нарушив свои обязательства и несмотря на протесты Советского правительства, вторглись и в Крым.

Революционные отряды моряков-черноморцев, солдат и рабочих-красногвардейцев героически сражались с захватчиками. Но силы были слишком неравны. Германские войска 19 апреля заняли Джанкой, а через два дня — Симферополь. Больше недели шли бои на подступах к Севастополю. За это время значительная часть боевых кораблей Черноморского флота была уведена моряками в Новороссийск.

В эти дни Назукин занимался формированием и отправкой на фронт новых добровольческих революционных отрядов, обеспечивал охрану революционного порядка, вывод кораблей и эвакуацию имущества и архивов советских учреждений, а также ценных грузов. Спал урывками, кое-как.

В Балаклаве был создан крупный, хорошо вооруженный коммунистический отряд, командиром которого назначили А. С. Силичева. Отряд дрался с немцами под Перекопом, затем на реке Альме, где Силичев одновременно командовал одним из участков фронта.

Вражеские снаряды рвались уже на окраинах Севастополя, когда Назукина вызвали в горком партии и предложили остаться на подпольной работе. Моряк на минуту задумался. Вспомнилась Пермь, участие в забастовках, чтение нелегальной литературы, «рыбалки» на Каме, распространение прокламаций во флоте.

— Что ж, я согласен. Правда, опыт подпольной работы у меня маленький. Молод был. Но думаю, что доверие партии оправдаю…

Наступило утро 1 мая, а над Севастополем стояла мертвая тишина. В город вступил враг.

Германские захватчики принесли на своих штыках трудящимся Крыма колониальное рабство, голод и нищету, установили здесь режим грабежа и насилия. Образованное ими контрреволюционное марионеточное «краевое правительство» во главе с царским генералом Сулейманом Сулькевичем немедленно отменило декреты и распоряжения Советской власти и ввело бывшие царские законы. Оно потребовало вернуть прежним хозяевам заводы, фабрики, землю, дома, инвентарь. Оккупанты отбирали у крестьян хлеб, скот, шерсть, вино, мед, фрукты, и отправляли в Германию. Огромный размах приняло мародерство немецких солдат и офицеров.

Но трудящиеся Крыма, познавшие радость свободной жизни при Советской власти, поднялись на борьбу против захватчиков и контрреволюции. Организаторами и вдохновителями этой борьбы были большевики.

Отсидевшись два дня на нелегальной квартире, Назукин обошел явки и установил связи с другими подпольщиками. Был создан нелегальный городской комитет партии. Подпольщики договорились о ближайших задачах и организации подпольных групп в порту и на заводах, распределили обязанности. Подпольной кличкой Назукина была «матрос Иван». В своем распоряжении он имел два паспорта на вымышленные имена с пропиской у надежных беспартийных людей в Севастополе и Балаклаве.

Бравого моряка словно подменили. Обросший черной бородкой с рыжеватым оттенком, в поношенной, видавшей виды одежде, в надвинутой на лоб кепке, он походил теперь на одного из тысяч рабочих, переживающих тяжелые дни безработицы.

Под видом ремонтного рабочего «матрос Иван» проникал на оставшиеся в порту корабли, формально переданные немцами буржуазной Раде, доставлял письма и листовки в лагерь для военнопленных, в союз бывших солдат — участников войны, в подразделения украинских гайдамаков. Немало листовок распространялось также среди немецких солдат и матросов. Листовки печатались подпольщиками на гектографе. Вскоре они стали прибывать и из Одессы, в том числе на немецком языке.

Встретив несколько знакомых матросов и солдат, переодетых в гражданское платье, Назукин вовлек их в революционную работу.

Подпольщики, узнав от одного немецкого моряка, сочувствующего Советам, о том, что германская разведка усиленно разыскивает русского матроса Ивана, порекомендовали Назукину временно притаиться. Он выезжает для организации революционной работы в Балаклаву.

В ночь на 8 мая Назукин приехал в Балаклаву, а уже вечером был арестован. Он остановился у одного из балаклавских большевиков. Тот где-то скрывался, его искали, и Назукина задержали случайно.

— Кто такой?

— Кузнец, безработный. Зашел к хозяину, чтобы договориться пойти с ним завтра на рыбалку, а он, оказывается, уехал…

Документы у Назукина были в порядке. Не придерешься. Но его продержали в «клоповнике» больше двух недель и неоднократно допрашивали с «пристрастием». Синяки на лице еще больше изменили его.

Здесь он тяжело заболел. Дело в том, что еще на подводной лодке от холода и сырости Назукин начал ощущать ломоту и боли в ногах и пояснице. Прошедшей зимой во время поездки по деревням до нитки промок под холодным дождем и простудился. С тех пар его нередко стал мучить ревматизм. К врачу не обращался, надеясь, что все пройдет само собой. Он даже не заикнулся об этом в горкоме партии, когда оставляли на подпольную работу. Теперь болезнь обострилась.

Тем не менее немцы выпустили Назукина только под домашний арест. Но еще будучи под арестом, еле оправившись от болезни, он возобновил подпольную работу. Установил связи с подводниками, рабочими и рыбаками, вовлекал в подполье новых борцов, инструктировал людей, выделил надежного человека для поездок в Севастополь за листовками, начал создавать подпольную боевую дружину, двух товарищей направил агитаторами по деревням.

Наконец, и домашний арест был снят. Немцы хотели послать Назукина на работу в механические мастерские, но, сославшись на болезнь, он отказался.

Несколько недель Назукин жил в семье рыбака Генали. Вспоминая об этом, дочь рыбака Евдокия Федоровна говорит: «Помню, к моему отцу пришел Василий Воронкин, по специальности строитель, и попросил оказать помощь больному матросу. Это был Назукин. Рискуя жизнью, наша семья укрывала его… В моих воспоминаниях он остался как мужественный человек, горячо любивший людей и жизнь»[13].

С радостью узнал Назукин о том, что в Севастополе, несмотря на террор оккупантов, рабочие военного порта и Морского завода в связи с захватом немцами 18 миллионов рублей, присланных ранее Советским правительством для выдачи заработной платы, провели мощную забастовку протеста. В ней участвовало свыше 5000 человек.

Севастопольская подпольная большевистская организация продолжала расти, накапливать боевые силы. Был создан склад оружия. Окрепли связи с немецкими солдатами и матросами. Среди них росло революционное брожение. Они уже отваживались на проведение открытых митингов и поговаривали о необходимости создания у себя Совета солдатских и матросских депутатов.

Но вскоре подпольную организацию постиг серьезный удар. Немецкая разведка арестовала Гриценко-Войчака, руководителя боевой группы, которой горком поручил взорвать поезд со снарядами, отправлявшийся на фронт со станции Мекензиевы Горы. Был арестован также еще один подрывник, сделан налет на квартиру большевика Александра Вапельника и обнаружен склад оружия на Хрулевском спуске.

Вспоминая об этих днях, активный участник большевистского подполья в Севастополе Б. А. Руман-Поляков рассказывает:

«В связи с арестом Гриценко-Войчака перед нами встал вопрос о том, не выдаст ли он нас? Ведь он знал весь состав горкома. Нужно на время скрыться. Я отправился к Назукину, который проживал в Балаклаве и проводил здесь работу среди подводников и рыбаков. Пришлось пойти пешком. Назукина застал на квартире. О провале он был уже осведомлен, но уходить собирался лишь после заседания балаклавской ячейки. На этом заседании пришлось присутствовать и мне.

Заседание проходило в помещении балаклавского театра (оно в это время пустовало). Назукин доложил, что ему во избежание ареста нужно на время покинуть город»[14].

Таким образом, несмотря на опасность ареста, Назукин проявил выдержку и спокойствие. Только после собрания ячейки, на котором договорились о дальнейшей работе, он ночью ушел в Севастополь.

День Назукин провел на нелегальной квартире в Карантине, а вечером отправился в центр города, чтобы побывать в горкоме. И здесь на Екатерининской улице (теперь улица Ленина) его задержал немецкий патруль.

— Матрос Иван?! — не то вопросительно, не то утверждающе сказал начальник патруля, белобрысый фельдфебель. — Попались!

Назукина повели в комендатуру. Очевидно, фельдфебель все-таки не был уверен, что действительно задержал матроса Ивана. Иначе он не послал бы сопровождать задержанного только одного солдата.

Шел тот час, когда угасают вечерние сумерки и вступает в свои права ночь. Шагая впереди солдата, Назукин дважды оглянулся, чтобы посмотреть, не идут ли вслед другие патрульные. Нет, не видно. Но солдат нес винтовку наготове и каждый раз угрожающе выставлял ее вперед. Было ему под пятьдесят, вероятно, призван в одну из последних мобилизаций.

Улицы тогда пустели рано. Назукин перестал оглядываться, но чутко прислушивался — не раздаются ли где другие тяжелые немецкие шаги. Прошли еще квартал. Решив, что конвоир уверился в его покорности, моряк у знакомого переулка резко повернулся, бросился на ошеломленного солдата, вырвал у него из рук винтовку и молниеносным сильным ударом кулака в подбородок опрокинул навзничь. Немец охнул, тяжело стукнулся головой о камни тротуара и затих.

Так и не пришлось немецкой разведке встретиться с матросом Иваном…

Городской подпольный комитет давно уже остро ощущал отсутствие связи с центральными партийными органами и недостаток революционной литературы, особенно на немецком языке. Нужно было кого-то командировать в Москву. Выбор пал на Назукина. Это ответственное и опасное задание он выполнил успешно. Много раз рискуя жизнью, продвигаясь главным образом по ночам, матрос-большевик миновал все вражеские заставы и благополучно перебрался через линию фронта, проходившую тогда под Харьковом.

Явившись в Центральный Комитет РКП(б) в начале августа, он доложил о самоотверженной борьбе трудящихся Севастополя против немецких захватчиков. Вскоре в помощь подпольщикам были посланы новые товарищи и большое количество литературы на немецком языке.

В эти дни, после напряженного и трудного путешествия по тылам врага, ночевок в полях и лесах, Назукин снова заболел. Обострился ревматизм, сковал левую ногу радикулит, тело покрылось фурункулами. ЦК РКП(б) предоставил Назукину отпуск с выездом к семье.