Герой гражданской войны Иван Назукин

В дни Октября

Восторженно встретил Назукин весть о свержении царизма. Наконец-то свершилось! Он радостно читал товарищам газеты, опубликовавшие телеграммы о революции в Петрограде, говорил об исполнившейся мечте народа, особенно подчеркивал значение образования в стране Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

В Севастополе начались бурные митинги. Общим у всех было одно — радость. Но люди по-разному оценивали события. Одни очень цветисто, взахлеб расписывали «величие момента», «новую эру в истории России», безоговорочно поддерживали созданное в Петрограде временное «революционное» правительство. Другие, большевики, говорили проще и о более близких делах: на улицах Севастополя еще стоят городовые; царские чиновники, даже судьи и жандармы остались на своих местах; политические заключенные, в том числе матросы-потемкинцы и очаковцы, продолжают томиться в тюрьмах. Большевики предлагали создать в Севастополе народную милицию и Совет рабочих, матросских и солдатских депутатов, требовали хлеба для рабочих, земли для крестьян, мира для всех.

Назукин посмеивался над первыми и соглашался со вторыми. Но многие вначале аплодировали тем и другим, так как все говорили о революции.

Уже на первых митингах стали оформляться партии: эсеры, социал-демократы, появились различные национальные группы: украинская, польская, армянская…

Назукин записался в партию социал-демократов 5 марта 1917 года у рабочего-большевика Ивана Ржанникова, выступавшего на митинге во флотских казармах.

— Будем считать тебя агитатором среди подводников, — сказал Ржанников Ивану Назукину.

Вначале в городе была создана объединенная организация Российской социал-демократической рабочей партии. В нее входили и меньшевики и большевики. Но с первых же дней между ними начались резкие разногласия. Когда же меньшевики отказались обсудить на собрании Апрельские тезисы В. И. Ленина, в организации произошел раскол. Большевики ушли с собрания и создали свой самостоятельный комитет.

Окончательно большевистская организация оформилась в мае, когда были выданы временные партийные билеты. Поэтому официально И. А. Назукин считал себя вступившим в партию в мае 1917 года.

Еще в марте моряки-подводники почти единодушно послали Ивана Назукима депутатом в Совет. Там он вошел в состав культурно-просветительной секции. В начале июня его избрали членом большевистского комитета.

Большевик, агитатор, депутат… Эти слова звучали, как чудесная музыка, гордо и радостно. Но они и обязывали. За словами была борьба. Вскоре после приезда В. И. Ленина из-за границы буржуазия, эсеры и меньшевики повели против большевистской партии бешеную травлю. Приходилось собираться полулегально, главным образом на квартирах. В городе и во флоте запрещалось распространение «Правды» и других большевистских газет.

Во время выступлений большевиков в Совете, на кораблях и в частях, эсеры и меньшевики нередко поднимали шум и крик, офицеры открыто угрожали матросам и солдатам-большевикам. Но Назукин имел опыт пропагандистской работы, обладал твердостью, спокойствием и чувством юмора. Выступая однажды в Совете, он сказал с усмешкой:

— Можно подумать, что вы боитесь наших выступлений. Нас немного, но вам большевиков не запугать. Мы не из трусливого десятка.

Открытый, смелый взгляд, дружеская улыбка, веселая едкая шутка придавали его выступлениям большую силу. Он был полон большой внутренней силы и уверенности в правоте своего дела.

В июне большевики Севастополя насчитывали в своих рядах всего около пятидесяти человек. Но это были стойкие, мужественные люди. С каждым днем все больше становилось сочувствующих большевикам, в том числе и среди тех, кто в первые дни записался в партию эсеров. Простые и ясные большевистские лозунги, великая их правда были близки массам рабочих, матросов и солдат. Все теснее сплачивались они вокруг ленинской партии.

Работая в культурно-просветительной секции Совета, Назукин глубоко вникал в жизнь школ, библиотек, музеев, театра, иллюзиона. Он был организатором культурного обслуживания матросов и солдат. И всюду нес он в массы пламенное большевистское слово.

О чем Назукин тогда мечтал?

М. М. Заславская, работавшая вместе с Назукиным в Совете и в редакции его «Известий», в своих воспоминаниях рассказывает об одном из вечеров, проведенных в Совете:

«Уже поздно. Все давно ушли. Мы вдвоем… По обыкновению разговорились, сидя на подоконнике раскрытого окна. У нас хорошая, молодая дружба в той ее стадии, когда еще нет любви, но уже делятся лучшими задушевными мыслями и мечтами.

Иван Андреевич — большевик, имеет партийный билет… Он лучше меня разбирается не только в тактических, но и в теоретических вопросах…

Иван Андреевич в тот вечер был в особенно мечтательном настроении. Он рассказывал мне, что при социализме будет всеобщее обучение. Учиться будут не только дети, но и взрослые… На фабриках и заводах появятся очень сложные машины, и работа на них потребует образования не ниже среднего. По своей культуре Россия будет выше всех, первой в мире и поведет за собой к социализму другие народы.

Я с упоением слушаю его, однако задаю ему вопрос:

— А где же возьмутся деньги на всеобщее образование?

— Очень просто. Власть наша. Богатства наши, народные. Мы будем работать на себя. Труд свободный станет творческим, и мы будем добиваться все новых и новых ценностей.

Вера, убежденность Назукина заражают меня.

— Какой вы счастливый! Как верите вы в наше дело.

— Да, верю, твердо убежден, что все мои мечты сбудутся»[4].

Назукин узнал из газет об открытии в Перми университета. Он с гордостью говорил об этом событии своим товарищам, мечтая о получении высшего образования. В свободное время, которого было очень мало, продолжал заниматься самообразованием, успевал читать не только газеты, но и книги. Особенно внимательно изучал он все то, что появлялось в печати за подписью В. И. Ленина.

— Трудно нашему брату тягаться с эсеровскими и меньшевистскими говорунами, — сказал как-то Назукин Андрею Стукалову. — Они, не в пример нам, почти все интеллигенты, ученые люди. А знания — сила. Нам нужно много учиться.

В конце июня Назукина перевели в Балаклаву, что в шестнадцати километрах от Севастополя, и назначили на подводную лодку «Лосось». Как и остальные старые лодки, она была уже вычеркнута из списка боевых кораблей флота, но ее еще использовали для учебы и подводного «крещения» курсантов и матросов. Назукин, как один из самых развитых и умелых матросов-специалистов, становится наставником молодых подводников.

Городской большевистский комитет поручил Назукину развернуть в Балаклаве партийную работу, выявить сочувствующих и создать ячейку большевиков. Балаклава входила в Севастопольское градоначальство, там базировались дивизион подводных лодок и несколько сторожевых кораблей, имелись береговая батарея, прожекторная команда и школа водолазов, поэтому комитет считал себя ответственным за усиление в городке большевистского влияния.

В первые дни пребывания в Балаклаве Назукин энергично взялся за выполнение партийного задания. Сочувствующих большевикам имелось немало как среди матросов и солдат, так и среди местных рабочих и рыбаков. Уже через две недели в городке был создан большевистский комитет. Председателем его балаклавцы единодушно избрали Назукина.

На подводной лодке он сблизился с революционно настроенным подпоручиком-механиком А. С. Силичевым, сочувствующим большевикам. Под влиянием Назукина офицер вступил в партию и в дальнейшем стал ее активным работником.

Приехав вскоре в Севастополь, Назукин доложил о положении дел в Балаклаве председателю городского комитета партии Савелию Сапронову. Одобрив его действия, Сапронов порекомендовал активнее развернуть массовую работу среди рабочих, рыбаков и крестьян окружающих деревень.

Работать было трудно. Многие офицеры старались помешать матросам и солдатам участвовать в общественно-политической жизни, загружая их нужными и ненужными занятиями, различными работами, вахтенной и караульной службой. Всевозможные предлоги находили они для того, чтобы сократить увольнение на берег. Тем не менее Назукин, пользуясь званием депутата Севастопольского Совета, часто бывал на берегу. Под его руководством партийная организация Балаклавы к осени выросла втрое.

Назукин нередко бывал и в Севастополе. Например, 5 сентября он выступил на многолюдном митинге во флотском экипаже. Подавляющим большинством голосов участники митинга приняли резолюцию, в которой потребовали передачи всей власти в стране Советам, а земли — крестьянским комитетам, установления восьмичасового рабочего дня, отмены смертной казни, немедленного ареста главарей буржуазии — Милюкова, Рябушинского, Родзянко и других, закрытия буржуазных газет и прекращения гонений против пролетарской печати[5].

Через день к этой резолюции присоединились матросы и солдаты тридцати кораблей и воинских частей, рабочие нескольких цехов Морского завода и мастерских военного порта, железнодорожники. Вскоре подобные же резолюции приняли матросы и рабочие Балаклавы.

Приехав в Севастополь 27 октября, Назукин застал на его улицах огромную демонстрацию. Взволнованно читал он лозунги на красных полотнищах: «Да здравствует социалистическая революция!», «Вся власть Советам!», «Да здравствуют моряки Балтийского флота, выступившие вместе с петроградским пролетариатом на штурм капитала!». Увидев среди демонстрантов матроса-большевика Марченко, подбежал к нему. Тот радостно сообщил:

— В Петрограде пролетарская революция. Вся власть Советам! Образован Совет Народных Комиссаров. Председателем избран Ленин.

Назукин горячо обнял Марченко и трижды расцеловался с ним.

В те дни политическая обстановка на юге страны была чрезвычайно сложной.

На Украине установилась власть буржуазно-националистической Центральной Рады, открыто враждебной Советам. На Дону поднял мятеж против Советской власти генерал Каледин.

В Крым сбежалось много всякой контрреволюционной нечисти. Во главе ее были члены царской семьи, поселившейся в своих дворцах и виллах. Монархистов активно поддерживали капиталисты и помещики Крыма, а также многие офицеры, лечившиеся и отдыхающие в лазаретах и пансионатах Южного берега. Контрреволюционные силы группировались также вокруг городских дум, губернской и уездных земских управ.

Татарская буржуазия, увлекая за собой националистически настроенных трудящихся татар, выдвинула лозунг: «Крым — для крымцев». Она мечтала возродить в Крыму татарское ханство, оторвать Крым от Советской России и присоединиться к Турции, выселив с полуострова русских и украинцев, хотя они составляли большинство населения.

Кроме того, в Советах, профсоюзах, земельных комитетах и в других организациях Крыма было засилье эсеров и меньшевиков. Это относилось и к Севастопольскому Совету.

Вдохновленные победой Октябрьской революции в Петрограде, а затем в Москве и других городах центра страны, большевики Севастополя и Черноморского флота напряженно работали в массах, завоевывая их на свою сторону. Назукин выступал почти ежедневно. Он был полон энтузиазма.

— Декреты о мире и земле, — страстно говорил он морякам, — можно вырвать у нас лишь вместе с нашими сердцами…

По его докладу матросы-подводники приняли резолюцию, в которой горячо приветствовали Совет Народных Комиссаров и единодушно поддержали предложение о заключении перемирия на всех фронтах. Они сурово осуждали соглашателей, «предающих дело мира».

Назукин говорил в адрес эсеров и меньшевиков:

— Вы оторвались от народа, изменили ему и предаете дело революции. Недаром сотни матросов, рабочих и солдат уходят от вас, рвут ваши партийные билеты. Нам с вами не по дороге.

Состоявшийся в Севастополе в середине ноября первый съезд делегатов всего Черноморского флота, несмотря на противодействие эсеров и меньшевиков, по просьбе ростовского делегата принял решение о посылке на Дон против генерала Каледина боевой флотилии и сухопутного отряда. Командование флота, эсеры и меньшевики противились выполнению этого решения. Вместе с другими большевиками Назукин деятельно участвовал в формировании флотилии и отряда, добывал для них оружие и снаряжение. В Балаклаве он создал хорошо вооруженный красногвардейский отряд, в большинстве из молодежи.

Рабочие, матросы и солдаты Севастополя с каждым днем теснее сплачивались вокруг большевистской партии. Теперь состав Совета уже даже приблизительно не отражал подлинного влияния партий в массах. Большевики потребовали переизбрания депутатов.

12 декабря это требование поддержал многотысячный митинг, состоявшийся на площади у Графской пристани. Участники его заявили, что они не потерпят, чтобы «Севастополь имел такой Совет, который действовал бы против Советской власти»[6]. Через несколько дней требование о переизбрании приняло делегатское собрание моряков от имени 67 кораблей и воинских частей. Среди делегатов был и Назукин.

Эсеро-меньшевистские руководители Совета не посчитались с требованиями масс. Они страшились пойти на перевыборы, оберегали контрреволюционное офицерство как свою сооруженную опору, устанавливали связи с украинскими и татарскими буржуазными националистами, помышляли о введении военной диктатуры, чтобы расправиться с большевиками и предотвратить победу социалистической революции в Крыму.

Вместе с другими большевиками Назукин продолжает выступать на многих митингах, разоблачая эсеров и меньшевиков. Его коренастая, крепкая фигура, вдохновенное лицо, страстная речь дышали несокрушимой силой. Это был яркий представитель революционных масс, окрепших и закалившихся в борьбе тех бурных дней. Он как бы олицетворял собой героический русский рабочий класс, славных «альбатросов революции» — железную когорту матросов-большевиков.

В ночь на 16 декабря большевики Севастополя образовали Военно-революционный комитет. Под давлением революционных масс рабочих, матросов и солдат заправилы эсеров и меньшевиков в Совете вынуждены были сложить свои полномочия. Власть перешла в руки Военревкома. Через несколько дней на новых выборах в Совет большевики одержали блестящую победу.

Установление Советской власти в Севастополе имело большое значение для всего Черноморья. С помощью революционных отрядов моряков-черноморцев и рабочих Севастополя власть Советов в течение декабря-января была утверждена по всему Крыму, а также во многих городах юга Украины, Дона, Кубани, Кавказа и Молдавии.

18 декабря военно-революционный комитет под руководством Назукина был создан в Балаклаве. Военревком распустил местную думу, состоящую из эсеров и меньшевиков, и взял на себя ее функции. Он организовал выборы в Совет, созданию которого до сих пор противились думские деятели. Как и в Севастополе, большевики здесь также получили большинство голосов. Председателем Совета дружно, с аплодисментами был избран Назукин[7].

— Теперь, браток, ты окончательно наш, балаклавский, — посмеиваясь, говорили местные товарищи. — Конечно, стоило бы тебе, как это сделали многие другие, поехать после флотской службы домой, на твою родную Каму, да пока нельзя. Царю отслужил неволей, теперь революции послужи всем сердцем.

— Послужим, друзья, послужим. Теперь для народа жизнь будем строить, свободную и счастливую. Только бы враги не помешали. Генералов Каледина и Корнилова скоро добьем, да могут другие найтись. Но если даже иностранные капиталисты пойдут на Советскую Россию, все равно им не победить нашего свободного народа.

Заместителем Назукина и комиссаром труда и продовольствия был избран Силичев. Матросы единодушно выдвинули офицера-большевика командиром подводной лодки.

Дни шли бурные и тревожные, полные самых разнообразных забот. Времени явно не хватало. Как лучше строить работу Советов? Опыта у молодой власти еще не было. Многое делалось пока на ощупь, с ошибками и перестройками. Правда, Назукин был знаком с работой Севастопольского Совета, но ведь тот при эсерах и меньшевиках городским хозяйством, народным просвещением, земельным вопросом и другими практическими делами почти не занимался, предоставив все это старой городской думе. А на его плечи теперь навалилась масса неотложных, самых различных практических задач, от решения которых никак нельзя уклониться.

Некоторые служащие распущенной городской думы и земских учреждений ушли с работы, саботируя новую, неугодную им власть Советов. Назукин смело выдвигал вместо них рабочих, рыбаков и крестьянскую бедноту. Постепенно создавался новый государственный аппарат из людей, работавших не всегда четко и умело, но беззаветно преданных Советской власти.

Особое внимание было обращено на объединение трудящихся. В короткое время в Балаклаве были созданы профессиональные союзы тружеников моря, строительных рабочих, городских рабочих и служащих, низших служащих земского санатория № 2, служащих Крымской железной дороги, сапожников, увечных воинов и другие.

19 марта Назукин и Силичев сообщали в Симферополь: «В самом непродолжительном времени в Балаклаве не найдется ни одного рабочего и служащего вне какого-либо союза».

Чтобы ликвидировать безработицу, Совет широко организовал сельскохозяйственные работы. Было введено пятипроцентное отчисление с заработка в фонд безработных. В том же сообщении Назукин и Силичев указывали: «Безработных физического труда почти нет. Безработных умственного труда до 50 человек… Увольнение рабочих и служащих не может состояться без санкции комиссариата труда»[8].

По инициативе Назукина в Балаклаве были национализированы рыбные заводы, а для работы на них созданы трудовые артели. Совет национализировал также все крупные дома, в первую очередь пансионаты и дачи богатеев[9].

Назукин объехал деревни, прилегающие к Балаклаве. В каждой из них, опираясь на батраков и бедноту, он помог провести выборы в сельские Советы.

Приближалась весна (в Крыму она начинается рано), а у бедноты и батраков, получивших земельные наделы, не имелось семян. В связи с этим провели обложение кулаков, заставив их поделиться зерном, картофелем и огородными семенами. Из батраков были созданы артели для обработки совместно с городскими рабочими национализированных виноградников, садов и огородов.

Для обеспечения революционного порядка в городе и борьбы с контрреволюцией Совет значительно увеличил красногвардейский отряд.

Непримиримый к врагам революции, строгий ко всякому проявлению распущенности и недисциплинированности, Назукин был в то же время очень чутким и отзывчивым товарищем. Он глубоко вникал в нужды трудящихся, был любимым другом молодежи.

Старожил Балаклавы Александра Григорьевна Львова, вспоминая о нем, рассказывает:

«Иван Андреевич в то тяжелое время многое сделал для молодежи: организовал комсомольскую ячейку, открыл школу и клуб. Он посещал занятия, интересовался, в каких условиях проходят уроки.

Однажды в молодежном клубе состоялся митинг. На нем выступил с речью Назукин. Он призвал нас быть ленинцами, помогать взрослым в борьбе за упрочение родной Советской власти.

После митинга все вышли сажать деревья вдоль обочины дороги. Помнится, дядя Ваня, как называли Назукина учащиеся, сказал:

— Сажать деревья — это хорошо, ребята. Пусть они растут на счастье людям…

Одно из этих деревьев — мощная шелковица, пройдя суровые испытания двух больших войн и трех оккупаций Балаклавы, растет до сих пор»[10].

Энергичная и настойчивая работа Назукина, его организаторские способности и требовательность, умение сплотить вокруг себя людей положительно сказались на деятельности Балаклавского Совета. Вскоре этот Совет стал одним из передовых в Крыму.

В одном из своих отчетов в Симферополь Назукин писал: «Балаклавский Совет проводит в жизнь основной принцип социализма — уничтожение классовой структуры современного общества. Балаклава больше не знает эксплуататоров и эксплуатируемых. Местная буржуазия благодаря целому ряду декретов Совета как класс перестала существовать. Все частные хозяйские предприятия перешли и переходят в руки Совета. Балаклава с каждым днем все более принимает вид и характер социалистической коммуны.

Не только частнохозяйственные предприятия, но и дома, оцененные свыше 20 тысяч рублей, перешли в собственность Совета, оцененные на сумму от 10 до 20 тысяч рублей, — под контроль Совета.

Все профсоюзы и производственные артели объединены комиссариатом труда и продовольствия в единый согласно действующий механизм. Совет посредством трудовых артелей обрабатывает сады и виноградники, поля и огороды, и урожай 1918 года весь поступит в распоряжение Совета»[11].

Нельзя без волнения читать строки этого документа. Нельзя не почувствовать в нем пламенного горения и энтузиазма тех исторических дней, чудесной мечты молодых большевиков о победе социализма.