Герой гражданской войны Иван Назукин

Такова была жизнь

Иван Андреевич Назукин родился 6 января 1892 года в деревне Титково Соликамского уезда, ныне Юсьвинского района Пермской области, в семье крестьянина-бедняка. Его детские годы были такими же, как у миллионов крестьянских детей до Великой Октябрьской социалистической революции С малых лет узнал он нужду, и обиды, тяжесть подневольного труда.

Кругом широко раскинулись благодатные поля, луга и леса. Но в большинстве своем они принадлежали царю, помещикам, капиталистам и монастырям. Графы Строгановы, князья Львовы, Всеволожские и другие — вот кто владел ими.

Крестьяне задыхались от безземелья. Многим, как говорилось тогда, и куренка было выпустить некуда, не поссорившись с соседями. Приходилось втридорога брать землю в аренду у помещиков, залезать к ним в беспросветную кабалу.

Семья Назукиных была большая — шестеро душ детей. Своего хлеба редко хватало до нового урожая. Мяса не ели месяцами, чай с сахаром пили только по воскресеньям. Даже плохую одежонку еле справляли. Валенки Ваня носил обычно старые, отцовские или материнские. Чтобы как-то прокормиться, отец зимой отправлялся на Елизавето-Пожвинский завод князя Львова и работал там возчиком. С 12–13 лет ушли на завод на заработки и братья Вани — Михаил, Степан и Афанасий.

С большим трудом родители устроили Ваню учиться. Своей школы в Титково не было, поэтому пришлось ходить в Пожву, за пять верст, в двухклассное училище. Мальчику полюбилось ученье. Даже зимой, в самый лютый мороз, не пропускал он занятий. Учиться бы ему и дальше, да нельзя — нужно идти на заработки, чтобы помочь семье. Путь был известен — на Елизавето-Пожвинский завод.

Два года по двенадцати часов в сутки работал кочегаром у паровых котлов. Горы угля и дров за это время перекидал. Хорошо, что Ваня был крепко сколочен, еще дома привык к труду. В первое время пришлось побывать и на побегушках. Все, кому не лень, приказывали:

— Ванька, принеси кипятку!

— Эй, парень, сбегай за махоркой!

— Ванька, иди купи водки…

Работа была не из легких, а получал всего двугривенный в день. Когда представилась возможность перейти в кузницу, без сожаления расстался с кочегаркой.

Правда, кузница тоже сперва показалась адом. Смрад, грохот, искры летят. Но зато здесь можно было получить квалификацию и повысить заработок. Работал подручным молотобойца, а вскоре и самому за молот пришлось взяться.

Весной администрация предложила пойти матросом на хозяйский пароход «Пчелка», который курсировал по огромному пруду между княжескими заводами. Чтобы команда обошлась дешевле, управитель князя Львова набирал ее не из речников, а из молодых рабочих. Назукина, как грамотного и толкового парня, поставили штурвальным.

Работа на свежем воздухе по сравнению со смрадной кузницей показалась очень легкой, веселой, хотя и здесь приходилось трудиться с полным напряжением сил. Кроме обязанностей штурвального, Назукин на стоянках парохода должен был выполнять работу грузчика.

Машинистом на «Пчелке» служил большой книголюб. Он брал с собой в навигацию десяток-полтора интересных книг и охотно давал их для чтения своим товарищам. Часто брал у него книги и Назукин. Здесь, на пароходе, молодой штурвальный познакомился с произведениями Горького, Чехова, Мамина-Сибиряка. Особенно сильное впечатление произвела на него книга об итальянском революционере Джузеппе Гарибальди. В команде нередко завязывались оживленные беседы о прочитанном, о жизни народной.

Однако в конце навигации пришлось возвратиться на прежнее место работы — в кузницу. На прощанье машинист «Пчелки» сказал Назукину:

— Книга — наш лучший друг. Займись самообразованием. Ты еще молодой. Чем больше будешь знать — тем лучше. Впереди у нас большая жизнь и борьба.

Не совсем ясно было для паренька, какая это большая жизнь и борьба ожидают его, но стремление больше видеть, знать, понимать машинист привил ему на всю жизнь.

За два года Назукин стал умелым молотобойцем, хорошо овладел кузнечным делом. Однако в кузнецы его не переводили, потому что их имелось достаточно. Это заставило Назукина перейти на Пожвинский завод, также принадлежавший князю Львову. Там он устроился кузнецом. Заработок повысился, можно было больше помогать семье. На зиму он снял угол в хибарке сапожника Александра Кадочникова.

В то тяжелое время уделом трудящихся везде были долгий изнурительный рабочий день, каторжные условия труда, грошовая заработная плата, произвол хозяев, всякие штрафы да обсчеты, скверные жилищные условия, нищета и невежество. Иван Назукин, конечно, все это видел. Видел на примере своей семыи, на примере жизни того же Кадочникова и многих-многих других рабочих.

Не один год мечтал Кадочников сколотить деньжонок, вернуться в деревню, построить избу, купить лошадь и корову, зажить своим хозяйством. Семья Кадочникова жила впроголодь, во многом отказывала себе, дрожала над каждой копейкой. Но из Пожвы выехать так и не пришлось. Самого Кадочникова покалечили пьяные в драке. Он долго болел, и все сбережения ушли на питание, на врачей, на лекарства. Сын Кадочникова, Вася, едва ему исполнилось десять лет, вынужден был пойти на заработки. Так семья Кадочникова и не вырвалась из нищеты.

И это, конечно, не единственный пример. Так жило большинство крестьян и рабочих при царизме.