Жажда над ручьем

Ж а н н а д’ А р м у а з.

Р о б е р д’ А р м у а з, сеньор де Тиммон, ее муж.

Ж а н д ю Л и }

П ь е р д ю Л и } братья Жанны.

Е е м а т ь.

Ж а н М о н т е к л е р, хозяин гостиницы в Орлеане.

Ж а н Л ю и л ь е }

Т е в о н д е Б у р ж } именитые орлеанские горожане.

Ж а к Б у ш е, казначей города Орлеана.

Ж а н, граф Д ю н у а.

К а р л VII, король Франции.

Т е л о х р а н и т е л ь к о р о л я.

Л ж е - Ж а н н а.

К о р м и л и ц а.

Франция, Орлеан, лето 1439 года.

Глава первая

Гостиница в Орлеане.

Просторная, с низким потолком, комната на первом этаже. Сложенный из крупного пористого песчаника камин занимает центральную часть задней стены. Над камином и по обе стороны от него, на стене висит начищенная до блеска медная утварь.

Посредине комнаты стоит длинный обеденный стол со свежевыскобленной столешницей. Вокруг него — тяжелые стулья с высокими прямыми спинками, вдоль стен и по углам — лари и лавки. Единственное кресло, жесткое и неуютное, стоит впереди стола, лицом к окну. В глубине, слева, крутая деревянная лестница ведет на второй этаж в комнаты для постояльцев. Под нею — вход в соседнюю комнату, завешенный кожаным пологом.

В стене направо — дверь, ведущая в сени.

В левой стене — прямоугольное большое окно с частым переплетом, сквозь которое в комнату проникают ранние летние сумерки двадцать восьмого июля тысяча четыреста тридцать девятого года.

Над Орлеаном томительно и торжествующе гудят церковные колокола. Колокольный звон будет слышен, постепенно стихая, на протяжении всей первой сцены.

За дверью, ведущей в сени, послышались громкие голоса. Затем в комнату вошел х о з я и н г о с т и н и ц ы и широко распахнул дверь перед приезжими.

Х о з я и н (ликующе). Входите, госпожа Жанна! Входите, сударь! Добро пожаловать, добрые господа!

Первым вошел, едва не задев за косяк головой, господин Р о б е р д’ А р м у а з, сеньор де Тиммон. За ним — его жена, Ж а н н а д’ А р м у а з, и ее братья — Ж а н и П ь е р д ю Л и.

Вошедшая следом за ними к о р м и л и ц а несет на руках младшего д’Армуаза, первенца Жанны, укутанного в теплое одеяло.

Робер д’Армуаз — дородный сельский дворянин хорошего, хоть и не бог весть какого знатного и богатого рода. Лицо его пышет здоровьем и полнейшим согласием с жизнью, которая, по его представлениям, неизменно состоит из двух равных частей: охоты и всего остального.

Жанне, вышедшей за него замуж неполных три года назад, идет двадцать восьмой год. Впрочем, в те давние времена нередко ошибались в точности дат рождения и смерти, и многие полагают, что она родилась не в 1412-м, а в 1410-м или даже в 1407 году, что вполне правдоподобно, и, стало быть, сейчас ей, скорее всего, немногим более тридцати.

Она высокого роста и все еще стройна и легка, хотя статность ее уже уступает место надвигающейся полноте. На ее усталом после многодневного, тряского пути из Арлона в Орлеан лице спокойной глубиной светят по-простолюдински широко расставленные карие глаза. Братья похожи на нее и ростом, и лицом, хоть и каждый по-своему. Жан, старший, вполне уже освоил горделивую осанку пожалованного ему десять лет назад дворянства и, главное, пообтерся на хлопотной, но небезвыгодной службе королю. В младшем, Пьере, еще можно узнать деревенского недалекого, но хваткого и до ярости упрямого парня. Впрочем, в тот простой нравами век даже родовитый сельский сеньор мало чем отличался от своих податных.

Ж а н н а (сквозь слезы радости). Господи! — я снова в моем Орлеане! В моем добром, славном Орлеане!.. (Взяла из рук кормилицы сына, поднесла его к окну.) Погляди, малыш! — это Орлеан! Какой он большой, красивый, веселый! И эти колокола — ты слышишь?! — колокола звонят так радостно, так громко! А вот и Луара, река — это Луара! А там мост, ты видишь, сынок? — длинный каменный мост за крепостной стеной, и на том берегу — высокая башня с бойницами и белым флагом на верхушке! Это — Турель! Моя Турель!.. Бедный, бедный мой, славный мой Орлеан! Я снова здесь! Через десять лет! И я плачу от радости! Твоя мама счастлива, и она плачет!.. (Мужу.) Робер, я опять в Орлеане!..

Д’ А р м у а з (с веселой ворчливостью). Малышу надо отдохнуть, Жаннетта! Да и время ему дать грудь. (Хозяину.) Надеюсь, мой друг, для него приготовлена отдельная комната?

Х о з я и н (с радостной готовностью). Конечно, сударь! (Распахивает кожаный полог под лестницей.) Вот здесь. Я отвел для них, если позволит ваша милость, комнату внизу, тут молодому господинчику будет в самый раз…

Д’ А р м у а з (кормилице). Пойдите, Мари, покормите малыша. И надо его умыть с дороги — он так запылился, что хоть выбивай из него пыль веником.

Ж а н н а (братьям). Жан! Пьер! — мы в Орлеане!..

Ж а н (озабоченно). То-то и оно, Жанна, то-то и оно…

Кормилица взяла у Жанны сына и ушла с ним за полог. Жанна ушла следом за нею и задернула за собой полог.

Х о з я и н. Славный малыш, сударь… вылитая мать. Вылитая наша Жанна!

Д’ А р м у а з (с наставительной строгостью). Госпожа д’Армуаз, милейший, госпожа д’Армуаз, заруби это себе на носу!

Х о з я и н. Прошу прощения, сударь. Только тут у нас, в Орлеане, ее привыкли называть Жанной… или просто Девой. Госпожа Жанна д’Армуаз, сударь, я запомню. Мы так рады ее возвращению! — весь город с утра на ногах! Все колокола гудят, флаги на башнях, цветы в окнах, ковры на балконах… весь город, сударь! Весь Орлеан горд и счастлив, что его Дева…

Д’ А р м у а з. Госпожа д’Армуаз, болван!

Х о з я и н. …что госпожа д’Армуаз…

Д’ А р м у а з. И ее супруг, господин Робер д’Армуаз, сеньор де Тиммон!

Х о з я и н. …оказали честь нашему городу. А уж обо мне и речи нет! — это такая честь, монсеньер, такая радость и счастье, что она… (спохватился) и вы, сударь, и вы! — что вы оба выбрали мою скромную гостиницу… такая, сударь, честь!

Д’ А р м у а з (решительно). Вот что! — с утра, как выехали из Монтаржи, маковой росинки во рту не было! А я, сударь, мужчина крупный и крепкого сложения, а уж о пищеварении и говорить не приходится. (Жану и Пьеру дю Ли, которые наблюдали эту сцену молча и нетерпеливо, первый — с высокомерным отчуждением, второй — с едва сдерживаемой яростью.) За стол, за стол, господа! Без дальних слов!

Х о з я и н. Все готово, сударь, все давно готово! И телятина на вертеле, и форель в сметанном соусе, и баранина с чесноком и спаржей, и гороховый суп, и грибной суп, и сливы в вине, и взбитые сливки с орехами, и сыр…

Д’ А р м у а з (глотая нетерпеливую слюну). А вино? Какое вино у тебя по этому случаю, дружок?!

Х о з я и н (горделиво). Моих собственных виноградников, сударь! Такого вина вы во всей Шампани не найдете! Во всей Бургундии! Можете на меня положиться, сударь!

Д’ А р м у а з. Но коли оно придется мне не по вкусу — берегись, дружок! Робер д’Армуаз готов простить предательство, вероотступничество, убийство, колдовство, кровосмешение — но только не дрянное вино!

Х о з я и н (улыбнулся с уверенностью). В таком случае мы с вами столкуемся, монсеньер. Стоит вам выпить один глоток! (Вышел с поспешностью.)

Д’ А р м у а з (братьям дю Ли, весело потирая руки). Вот мы и в Орлеане, дорогие мои господа братья! Вот мы и понадобились наконец нашему доброму королю!

Ж а н (он разговаривает с мужем сестры вежливо, но холодно, как светский человек — с деревенским сеньором, неотесанным и неловким). Сир Робер, я надеюсь, вы понимаете, что если его величество исполнит свое намерение и пожалует в Орлеан, чтобы повидаться с нашей сестрой…

Д’ А р м у а з (задет). С моей женой, сударь. С моей женой и со мною.

П ь е р (едва сдерживая ярость). Очень вы ему нужны, братец!

Д’ А р м у а з (с вызывающей высокомерностью). Он мой король, сударь, а я — сеньор де Тиммон, а это что-нибудь да значит в наш век выскочек и проныр, господа!

П ь е р (вспыхнул). Это что, сударь?! — намек на…

Д’ А р м у а з. Я, сударь, человек прямой и простодушный. Что на языке, то и на уме. И уж позвольте мне знать, как держать себя благородному рыцарю со своим королем. Что ему от меня нужно, кстати?

Ж а н (насмешливо). Боюсь, что ничего, сударь. От вас, во всяком случае.

Д’ А р м у а з (грозно). Слушайте, старина! — хоть вы и родной братец моей жены…

Ж а н. А вы всего-навсего ее муж, сударь!

Д’ А р м у а з (с невольной тревогой). А чего ему, хотел бы я знать, нужно от Жаннетты?!

За пологом заплакал ребенок.

Ж а н н а (из-за полога). Робер! Пьер, Жан! — нельзя ли потише?! Вы напугали маленького!..

Д’ А р м у а з (ей, насмешливо). А ты ему расскажи сказку про крестьяночку из Домреми и ее голозадых братцев… Вы, кажется, из тех самых мест, благородные рыцари?..

П ь е р (хватаясь за шпагу). Ты сейчас заткнешься на веки вечные, дворянчик бесштанный!..

Ж а н (Пьеру). Возьми себя в руки, Пьер!..

П ь е р (вложил шпагу в ножны; сквозь зубы). Кабы не приказ доставить их обоих в целости и сохранности…

Д’ А р м у а з (ему, с беззлобной насмешкой). Я на медведя хожу с одним кинжалом, братец… да и не хочу лишать моего малыша его любимого дяди.

Меж тем х о з я и н и его грузная, молчаливая жена вносили и расставляли на столе обильную снедь, оловянные тарелки и кружки, кувшины с вином, блюда с фруктами и сыром и нарезанный толстыми ломтями свежий, пышный хлеб.

Х о з я и н. Ешьте, добрые господа, бог вам в помощь! Уж я постарался вам угодить — теленка только вчера вечером забили, а рыбка еще утром плескалась в Луаре. Ешьте на доброе здоровье. А если что — кликните, я тут рядышком, за дверью. (Уходит вместе с женой в сени.)

Д’ А р м у а з (ворчливо, но уже с плотоядным добродушием). Что ж, господа… повздорили, и довольно. (Садится за стол.) Это во мне пустое брюхо говорило, слово чести. За дело, господа, за дело! (Наливает себе вина, отрезает мяса, кладет его себе на тарелку.)

Ж а н (садится за стол; ему, с неостывшей еще враждебностью). Я прощаю вас, сударь.

П ь е р (тоже садится за стол; недружелюбно). С вами только после обеда, видать, и можно сторговаться…

Д’ А р м у а з (с полным ртом). Накорми меня досыта, а там хоть веревки вей, будь я неладен! (Поднял кружку с вином.) Ваше здоровье, господа дю Ли!

Из-за полога вернулась в комнату Ж а н н а.

Ж а н н а. Он так вцепился в грудь кормилицы… он стал такой жадный, такой прожорливый, любо смотреть!

Д’ А р м у а з (доволен). Весь в меня, сударыня! — д’Армуазы всегда любили поесть досыта!

Ж а н (ей). Садись, Жанна, ты ведь тоже проголодалась.

Ж а н н а (никак не совладает с радостным и лихорадочным возбуждением). Нет, я совсем не голодна… Жан, ты уверен, что мой милый король еще не приехал?.. — может быть, он ждет уже нас, а мы…

Ж а н (с достоинством). Он сам нас известит, Жанна, когда прибудет.

Д’ А р м у а з (философски). Насчет королей никогда ничего нельзя знать наперед.

Ж а н н а (братьям). А мама? — наша бедная мама?! В этой суматохе я о ней и забыла!

П ь е р. Мама здесь. Она приехала еще вчера.

Ж а н н а (всплеснув руками). Что же вы?! — Жан, Пьер!.. Ведь я ее не видела десять лет! Целых десять лет!

Д’ А р м у а з (осторожно). Конечно… тут и толковать не о чем — родителей надо почитать. Но, Жаннетта… не кажется ли тебе, моя дорогая, что теперь, когда ты… когда все изменилось и ты уже не просто… ты все-таки теперь сеньора де Тиммон!.. Во всяком случае, не на глазах же у всего Орлеана…

Ж а н н а (схватила со стола половник и замахнулась им на мужа). Еще одно слово, сударь, и де Тиммонов станет на одного меньше!

Д’ А р м у а з (искренне). Ну и норов же у вас, сударыня! — у любой гончей из моей своры и то помягче!

Ж а н н а. Я хочу видеть мою мать, Жан! Ты слышишь?!

Ж а н. Конечно, Жанна. Но прежде нам надо с тобой поговорить.

Д’ А р м у а з (Жанне — о ее братьях). Тем более что они наверняка что-нибудь да знают. Ну хотя бы — зачем король затребовал тебя в Орлеан?..

Ж а н н а (с гордой уверенностью). Я опять ей понадобилась, только и всего! — вот она и вспомнила обо мне!

Д’ А р м у а з (не понял). Кто — она?

Ж а н н а (незыблемо). Франция.

Д’ А р м у а з (раздраженно). Откуда, позвольте вас спросить, сударыня, вам известно, что нужно и чего не нужно Франции?!

Ж а н н а (почти буднично). Мне внушили это мои голоса.

Д’ А р м у а з (поморщился). Опять эти бредни! Опять ты за свое, Жаннетта!

Ж а н н а (постепенно загораясь). Они снова говорят со мной — святой Михаил, святая Екатерина и святая Маргарита. Я опять слышу их, как тогда, десять лет назад в Домреми!

Д’ А р м у а з. Слушай, Жаннетта, я никогда не верил в эти деревенские басни…

Ж а н. Погодите, сударь, дайте ей сказать! (Жанне.) Ты говоришь, что опять, как тогда…

Ж а н н а (твердо). Да.

Ж а н. …и это они внушили тебе, что ты опять должна прийти к королю…

Ж а н н а. Да.

Д’ А р м у а з. Чушь! — восемь лет ты ничего не слышала, и вдруг, ни с того ни с сего…

Ж а н н а (со спокойной снисходительностью). Ты не веришь, а король поверил.

П ь е р. Король?.. — откуда ему знать про твои голоса?!

Ж а н н а. Он и тогда мне первый поверил — в Шиноне, когда я пришла к нему.

Ж а н. Но теперь-то откуда он узнал, что ты опять их слышишь?!

Ж а н н а. Я ему написала. Ты сам и отвез ему мое письмо.

Д’ А р м у а з. Так он и поверил твоему письму! — ты что-то плетешь непутевое, Жаннетта!

Ж а н н а (просто). Но ведь я здесь, в Орлеане. И это он призвал меня.

Некоторая пауза.

Д’ А р м у а з (Жану и Пьеру). А ведь похоже, что так оно и есть, господа… очень похоже, что дело так и обстоит.

Ж а н. Возможно. Тем более мы должны поговорить… все взвесить, все продумать.

Ж а н н а (с радостной горячностью). Что тут взвешивать, о чем тут думать, Жан, мой милый Жан?! — я готова! Если бог и король этого хотят — я готова! Если такова воля божья!

П ь е р (с яростным упорством). Надо поставить ему свои условия, вот что!

Ж а н н а (не поняла). Кому? — богу?..

П ь е р (в бешенстве). Королю!

Ж а н н а (ошеломлена). Какие условия?.. И при чем здесь ты и Жан?!.

П ь е р (дрожа от яростного нетерпения). Мы твои братья, Жанна, и тебе грех это забывать!

Д’ А р м у а з. А я ваш супруг, сударыня, отец вашего ребенка, у меня тоже есть мои права!

Ж а н н а. Чего вы от меня хотите? Вы все?! — ты, ты, ты!.. Чего вы хотите от меня?!

Ж а н (твердо). Сядь, Жанна, и выслушай нас. Меня и Пьера, родных твоих братьев, которые тебе желают только добра и не дадут тебя в обиду. Выслушай нас.

Д’ А р м у а з (вспылил). Опять вы, кажется, меня забыли, сударь?!

П ь е р (едва сдерживаясь). Никто вас не забыл! Вы видите — мы говорим при вас, а ведь могли бы и…

Ж а н н а (нетерпеливо). Ну! — я слушаю вас! Говорите же! (Садится в кресло.) Вот, я села, я вас слушаю, ну же!..

Ж а н (он продумал заранее то, что хочет ей сказать). Милая Жаннетта… Франция и король обязаны тебе всем — ты сняла осаду с Орлеана, ты прогнала англичан, ты короновала дофина в Реймсе, ты умерла на костре во славу Франции и ее правого дела…

Ж а н н а (удивилась). Умерла?.. — но ведь я жива! Я здесь, перед тобой!

Ж а н (сбившись с тона). Ты жива, Жанна, конечно, жива, и кому, как не нам, твоим братьям, радоваться этому и благодарить бога… и все же…

Д’ А р м у а з (вступаясь за жену). Вы заговариваетесь, сударь!..

П ь е р (выходя из себя). Да замолчите вы! Он знает, о чем толкует!

Ж а н (сестре, собравшись с мыслями). И все же, Жанна… все же восемь с половиной лет назад, в Руане, Дева была приговорена и казнена на костре. Это было, и с этим нельзя не считаться…

Ж а н н а (ничего не понимая). Но ведь вот она я! Перед вами! Я, Жанна!..

Ж а н (мягко и раздельно, как говорят взрослые с несмышлеными детьми). Да, ты, Жанна. Но Дева…

Ж а н н а (нетерпеливо). Но ведь я и есть Дева!

Д’ А р м у а з (торжественно). Дева Франции, сударь мой!

Ж а н н а (качает головой). Я стараюсь тебя понять, Жано, но я не понимаю…

П ь е р. Чего уж тут не понять?! — если ты понадобилась королю даже после твоей казни, после твоей смерти, стало быть, его так приперло, что он пойдет на все! Надо только умеючи взяться за дело, но тут ты можешь быть спокойна — нашему Жано не впервой брать быка за рога! — теперь ты поняла?!

Д’ А р м у а з (Пьеру, угрожающе). Сравнивать короля с быком, сударь?!

Ж а н н а (брату, негромко и требовательно). Я тебя слушаю, Жан, говори.

Ж а н. Я не знаю, зачем ты ему нужна, зачем он посылал меня с письмами, запечатанными королевской печатью, к тебе в Арлон и Кельн… но ты ему нужна позарез, это ясно.

П ь е р. Иначе стал бы он ездить из своего Лувра за тридевять земель!

Ж а н. А раз так, мы вправе выговорить у него свои условия…

П ь е р (с нетерпением). Да чего там, Жано! Что ты, прости господи, играешь с ней, как кошка с мышью! Скажи ей все честно и прямо, как подобает благородным людям!

Д’ А р м у а з (не удержался). Благородным людям?!.. Ну и насмешили же вы меня, братец!..

П ь е р (ему, в бешенстве). Сударь!..

Ж а н (сестре, с осторожной и деловитой настойчивостью). Мы не в обиде на короля, Жанна… он пожаловал нас с Пьером — как и тебя, впрочем, — дворянством, дал герб и новое имя, и имя это происходит от королевской лилии — дю Ли, и тем самым приблизил нас к короне…

Д’ А р м у а з (ему). Вам только положи палец в рот!

Ж а н (не обращая на него внимания; сестре). Я живу в Париже и выполняю поручения короля, но моя судьба зависит от его забывчивости, от его прихоти… вот почему я хочу для себя должности за королевской подписью… постельничего хотя бы, или смотрителя королевской охоты, или капитана дворцовой стражи…

Д’ А р м у а з (насмешливо). Или сенешаля, шамбеллана, коннетабля, канцлера, маршала Франции… уж вы не стесняйтесь, братец!

Ж а н н а. А ты, Пьер? — ты ведь тоже чего-нибудь хочешь для себя?..

П ь е р (с яростью). Да! — у меня не меньше прав, чем у кого угодно! И хоть я не так умен, не так учтив, как братец Жан, но я своего не упущу! Я хочу лишь… (Задохнулся от бешенства.)

Ж а н (сестре). Пьер у нас остался прежним — он очень привязан к родным местам, Жанна. Вот он и просит, чтоб ему дали должность капитана нашего Вокулера.

П ь е р. И бальи Шамона!

Ж а н. Тем более что Домреми будет в его округе, и он сможет присматривать за нашей матушкой.

П ь е р (с жадностью). И замок Вокулер! В наследственное владение!

Ж а н. Само собой, иначе ему просто негде будет жить. Только и всего. Согласись, он просит немногого, Жанна. Как и я.

Ж а н н а (не сразу; с насмешкой). Ну а вы, сир Робер, мой законный супруг? — чего вы ждете для себя?..

Д’ А р м у а з (с врожденным достоинством). Не более того, на что имеет право сеньор и рыцарь, чьи предки служили верой и правдой престолу, мадам. Не более того. Король меня поймет. Он дворянин, как и я, сударыня.

Ж а н. Я так и знал, Жаннетта, что ты нас выслушаешь и согласишься…

П ь е р (великодушно). Тем более что без твоей помощи король едва ли раскошелится!

Ж а н н а (вскочила на ноги). Но я не за тем сюда приехала! Я приехала потому, что меня опять призвал мой король! Мой бедный Карл, окруженный со всех сторон врагами! Потому что этого пожелала Франция, как десять лет назад!..

П ь е р (бешено). Что твоей Франции до того, что я получу Вокулерское капитанство?!

Ж а н н а (не слушая их; неудержимо). И я готова ей служить опять, я снова надену мои латы и возьму мой меч и мое белое знамя и изгоню годонов из Нормандии и Бретани, из Кале, из Пикардии… я верну королю его королевство от края до края, и ни одного англичанина, живого или мертвого, не останется в его границах — вот зачем я здесь! Вот что опять возложил на мою душу господь! (С внезапной и яростной ненавистью.) Идите! Уходите! Уходите! Все! Оставьте меня одну! Уходите! Все! Все!..

Ж а н. Успокойся, Жаннетта… мы ведь хотим тебе одного добра!

Ж а н н а (кричит). Уходите!

П ь е р (взорвался). Да ну ее к лешему! — как была бешеная, так и…

Ж а н (примирительно). Хорошо, Жанна, ты устала, издергалась, тебе надо отдохнуть…

Ж а н н а. Уходите, я прошу вас… я умоляю, Жан! Я никого не хочу видеть! Никого! Только маму! Только мою маму! Почему вы не пускаете меня к ней?!

Ж а н (со снисходительным участием). Хорошо, Жаннетта, Пьер сейчас пойдет за ней. Слышишь, Пьер? — сходи за матерью и приведи ее сюда. Она скоро придет, успокойся, Жаннетта.

Ж а н н а. Только ее!..

Ж а н. А я пойду к Ренарским воротам ждать короля. Впрочем, он может приехать и через заставу Вернье…

Д’ А р м у а з (братьям). Идите, идите, господа, я останусь с нашей Жаннеттой… хоть и у меня есть неотложные дела.

Ж а н н а (властно). Иди, Робер. Я хочу остаться одна.

Д’ А р м у а з. Как скажешь, дорогая, как тебе лучше. В таком случае я навещу своих друзей, у меня ведь в Орлеане давние друзья — господа де Тонельтиль и де Дэн.

Ж а н (целуя сестру). Пьер тут же вернется с матерью, сестренка, не скучай. Идем, Пьер.

П ь е р (тоже ее целует). Я мигом…

Братья дю Ли уходят.

Д’ А р м у а з (обнял жену). Ничего, Жаннетта, ничего… все устроится, все утрясется. А я пойду переоденусь. Я немного посижу с друзьями, Жаннетта, ты ведь не против? (Поднимается по лестнице на второй этаж.)

Жанна стояла некоторое время молча, глядя перед собой невидящими глазами, потом, решительно сбросив с себя оцепенение и неуверенность, подошла к пологу.

Ж а н н а (кормилице). Мари, велите хозяину растопить камин… и затворите окно, с реки дует, как бы малыша не просквозило… Он спит?..

К о р м и л и ц а вышла из-за полога, закрыла окно и прошла через комнату в сени.

Через некоторое время х о з я и н внес в комнату охапку дров. Сложив дрова у камина, стал на колени, принялся разжигать огонь. Кормилица вернулась за полог.

Х о з я и н (возится на коленях у камина). А ведь вы должны бы меня помнить, госпожа Жанна… И то правда — столько лет прошло, столько воды в Луаре, можно сказать, утекло…

Ж а н н а (рассеянно). Я и не успела вас разглядеть… Где я вас могла видеть?

Х о з я и н (скрывая за хитроватой усмешкой обиду). Да все тут, сударыня, в Орлеане, где же еще?! — я ведь, почитай, за всю свою жизнь так и не выходил толком за городские ворота… разве что в тот раз, когда мы с вами брали приступом Турель…

Ж а н н а (с волнением). Турель? — ты был со мной под Турелью?!

Х о з я и н (разжигая камин). А где ж мне еще быть-то?! — хоть и не совсем рядышком, это было бы слишком сильно сказано… моя должность такая — стой себе поодаль да получше целься, всего и делов.

Пламя в камине вспыхнуло и побежало, по поленьям, осветив его лицо.

Ж а н н а (узнала его, всплеснула руками). Монтеклер! Жан Монтеклер! Мой пушкарь!..

М о н т е к л е р (хлопнул себя по коленям от радости). Узнала-таки!.. Он самый, Жанна! Вот он я! (Поднялся с колен.) Заряжай! Целься! Пали!

Ж а н н а (радостно). За короля! За Францию!

М о н т е к л е р. За Деву!

Ж а н н а. За мной, кто любит меня!.. (Бросилась к нему и крепко обняла.) Мой старый, славный пушкарь! Вот мы и свиделись! Вот я и нашла тебя!..

М о н т е к л е р (сдерживая восторг). А куда я денусь, тезка?! — хоть и полных уже восемь лет прошло!

Ж а н н а. Десять! — десять лет, как мы с тобой брали приступом Турель!

М о н т е к л е р. Это ты меня десять лет как видела в последний раз, а я тебя — восемь всего…

Ж а н н а (не поняла). Восемь?..

М о н т е к л е р (простодушно). Так я ведь в Руане был, когда тебя… это и был второй-то раз, что я за городские ворота вышел… Тебе-то в толпе меня было не различить, конечно, ну а я… пушкари — они народ зоркий…

Ж а н н а (как бы отмахиваясь от невеселых воспоминаний). А мне вот не забыть Турели!.. — как ты палил изо всех пушек по годонам, и потом мы пошли на мост и взобрались на насыпь — помнишь?! — и ты палил поверх наших голов и не давал годонам высунуть носа в бойницы…

М о н т е к л е р. А ты, в белых твоих латах и с белым знаменем — на самом верху, впереди всех… «За мной, кто любит меня!» — и море нам по колено… «Вперед, на приступ! Вперед, за Деву!» — и твое знамя уже на стене, а англичане бегут, и настил под ними провалился, и они полетели в воду в своих железных панцирях и пошли камнем ко дну… и мы разом поняли, что теперь нам их бить и бить…

Ж а н н а. …пока с нашей земли не уйдет последний из них, живой или мертвый! — и мы их опять будем бить, мы с тобой, мой милый пушкарь! Мы начинаем все сызнова, Монтеклер! Все сначала! Ты, да я, да король, да Франция! — все сначала!

Сверху спустился г о с п о д и н д’ А р м у а з. Он переоделся, и теперь, вместо пропыленного дорожного платья, на нем бархатная куртка в разрезах и шитье, бархатный берет с перьями, легкая шпага на золоченой перевязи, и ему никак нельзя отказать в пышной и несколько декоративной статности.

Д’ А р м у а з. Я ухожу, сударыня. Надеюсь, вы не будете скучать без меня. (Поцеловал ее несколько снисходительно.) Не сердись, Жаннетта, я так давно не виделся с де Тонельтилем и де Дэном… (Монтеклеру, с небрежной похвалой.) А вино твое не из худших, отнюдь, хоть ему и не хватает горчинки и легкости… впрочем, в Шампани едва ли кто знает толк в тонкостях… (Жанне.) Прощайте, сударыня, я ненадолго. (Ушел.)

М о н т е к л е р (вслед ему, восхищенно). Вот это сеньор! Вот это мужчина!.. Ну и отхватила же ты себе муженька, Жанна!..

Ж а н н а (искренне). Да, он очень красив. И добр. И любит меня. Он держит лучшую псовую охоту во всей округе. Я не знаю более меткого стрелка из лука или из арбалета, чем он. (Улыбнулась легко и весело.) Разве что ты, Жан, — ни одно ядро у тебя не пролетало мимо цели.

М о н т е к л е р (доволен). Что было, то было, спорить не стану… что-что, Жаннетта, а повоевали мы с тобой на славу!

Ж а н н а (с воодушевлением). А теперь мы будем воевать еще лучше, Жан! Теперь-то я не остановлюсь на полпути, как тогда, под Парижем!

М о н т е к л е р (весело). Но Париж-то уже взят, Жанна. Париж наш, и Орлеан наш, и Реймс наш, и почти вся Франция — наша…

Ж а н н а. Мы с тобой — не трусливого десятка, мой верный пушкарь!

М о н т е к л е р (самодовольно). Какой из меня трус?! — да напади сейчас на мою гостиницу хоть сотня английских собак… да что там английских! — пусть хоть французы из французов сунутся!..

Ж а н н а (не поняла). На твою гостиницу?..

М о н т е к л е р (с достоинством). Она мне не задаром досталась! Сколько тут моего пота, и крови, и бессонных ночей, и недоеденных кусков — тебе и не счесть. И не одолей мы тогда англичан, не прогони из Орлеана, — не видать мне ее как своих ушей, вот ведь какое дело! Ты и сама знаешь — не из последних был в драке Жан Монтеклер! Да я и теперь все тот же!

Ж а н н а (с радостной убежденностью). И я — та же! Та же, что и тогда! Которая сняла осаду с Орлеана, и разбила годонов при Патэ, и короновала короля в Реймсе…

М о н т е к л е р (без умысла). …и которую сожгли на костре в Руане… Я ведь видел все это, сам видел, собственными глазами!..

Ж а н н а (опешила). Но я жива!

М о н т е к л е р (простодушно). Собственными моими глазами! — как зажгли костер, и как побежало по сучьям пламя, и как тебя заволок черный дым… и угли, и пепел, и твое несгоревшее сердце, которое палач поднял над головой… я все это видел сам!

Ж а н н а (рассмеялась). Но разве ты теперь не видишь меня? Собственными глазами?! Разве это не я?!

М о н т е к л е р (с бессильным упорством). Так-то оно так… так-то оно так, а все же… кабы я сам этого не видел тогда…

Ж а н н а (весело). Вот же она я! Перед тобой!..

М о н т е к л е р (упрямо). Так-то оно так… но, с другой стороны…

Из сеней входят П ь е р д ю Л и с м а т е р ь ю. Ей около шестидесяти лет, это опрятная и благовоспитанная крестьянка.

П ь е р (входя). Я привел мать, Жанна. Входите, мама, входите, не бойтесь.

Ж а н н а (бросается к матери, осыпает ее, сквозь слезы радости, поцелуями). Мама! Моя бедная мамочка!..

М а т ь (смутившись и не узнавая в этой знатной даме дочь, которую она видела в последний раз десять лет назад). Да, сударыня… спасибо, что вы позволили бедной женщине…

Ж а н н а. Что ты, мама?! — это же я! Твоя Жанна! Неужели ты не узнаешь меня?!

М а т ь (с неуверенной вежливостью). Да… Я узнала вас, сударыня, как же…

П ь е р (нетерпеливо). Садись, мама! Жанна, дай маме стул. (Матери.) Вы просто устали и разволновались. Дай же матери стул, Жанна! — она вся дрожит от страха!..

М о н т е к л е р (подставляя старухе стул; Пьеру). Я принесу свечей, сударь… уже стемнело, может, старой даме просто не видать… (Ушел.)

Ж а н н а (усаживая мать на стул). Садись, мамочка! — садись, успокойся… дай мне посмотреть на тебя… (Невольно.) Какая ты стала старенькая!..

М а т ь (тихо и покорно). Благослови вас бог, добрая госпожа…

П ь е р (теряя терпение). Я ведь сто раз говорил тебе, мама! — это Жанна, твоя Жанна, она жива, вот она! (Жанне.) Ты ведь помнишь, она всегда была беспамятная, а с тех пор, как тебя сожгли… я хотел сказать, с тех пор, как ей сказали, что тебя… одним словом… (Окончательно запутавшись и выходя из себя.) Да ты и сама видишь, что она не в себе!..

Ж а н н а (матери; мягко и упорно). Это я, мама, вглядись в меня! Посмотри внимательно, и ты непременно меня узнаешь!..

М а т ь (испуганно и беспомощно). Да… только глаза у меня, глаза стали слабые…

П ь е р (кричит). Огня!.. Хозяин! Какого черта!..

Вошел М о н т е к л е р с зажженным шандалом.

М о н т е к л е р. Тут он я… и свечечки знатные, чистый воск, как солнце горят!..

Ж а н н а (решительно). Не надо свечей! Унесите, не надо!

Монтеклер пожал плечами, вышел, унося свечи.

(Стала на колени перед матерью, взяла ее руку, провела ее ладонью по своему лицу.) Хорошо, не смотри на меня… Но рука-то у тебя прежняя, я же помню ее, твою руку, — теплую, потрескавшуюся от стирок и стряпни, с обломанными ногтями… проведи ею по моему лицу, проведи, не бойся, и ты узнаешь меня… Вот же я! — мой нос, мои глаза, мои ресницы, мой лоб, мои волосы, мои губы, мой подбородок, а вот и родинка за ухом, и шрамик на мочке — я ободрала ее, когда упала с дерева…

П ь е р (матери, едва сдерживая ярость). Да узнай же ты ее наконец, разрази меня бог!

М а т ь (провела медленно и внимательно ладонью по лицу Жанны; безо всякой аффектации, разве что с удивлением). А ведь это ты, Жаннетта… и вправду ты… Ни дать ни взять — ты…

П ь е р (в сердцах). Наконец-то! — разве у нас в Домреми кто-нибудь кому-нибудь поверит на слово, пока сам не пощупает, не понюхает, не лизнет языком!..

Ж а н н а. Иди, Пьеро, иди… лучше нам с нею вдвоем.

М а т ь (ему). Ты не бойся, сынок, лишнего я ничего не скажу…

П ь е р (с упрямой напористостью). Ну вот что, матушка, — поплакали, попечалились, и хватит. Ты лучше скажи Жаннетте, зачем ты сюда приехала… чего нам от нее… я хотел сказать, о чем ты должна ее… (Запутался.) Черт! — куда это братец Жан запропастился?!

М а т ь (послушно). Я все помню, Пьеро, я назубок все затвердила, не думай… (Жанне, с деловитой подобострастностью.) Стало быть, вот о чем речь, добрая госпожа…

П ь е р (в бешенстве). Опять — госпожа?! Говорят тебе, старая, что это Жанна! Твоя Жаннетта!..

М а т ь (Жанне, с той же покорной деловитостью). Стало быть, Жаннетта, вот о чем речь — Жан, старшенький мой, уж до смерти хочет в королевские слуги, чтоб перед людьми не стыдно, а Пьеро, младшенький…

Ж а н н а (с болью). Я знаю, мама… я все знаю, не надо!..

П ь е р (ей). Не перебивай ее! — она и так ничего не помнит, с пятого на десятое…

Ж а н н а (тихо, но с той же, что и у брата, неудержимой яростью). Уйди, Пьер!..

П ь е р. Как бы не так!

Ж а н н а (еле сдерживаясь). Уйди, братец!..

М а т ь (Жанне). Ты уж не оставь их своей милостью…

Ж а н н а (с болью). Я все сделаю, мама! Я все сделаю! Только пусть он уйдет! Пусть уйдет сейчас же!..

П ь е р. Черта с два! — я дождусь тут Жана, и мы не уйдем, пока ты…

Ж а н н а. Если ты не уйдешь, Пьеро, не оставишь маму в покое…

П ь е р (угрожающе). Прошли те времена! — теперь я тоже не лыком шит!

Ж а н н а. …не то что Вокулерского замка, — тебе и должности королевского конюха не дождаться!

П ь е р (осекся). Ну-ну! — так ты меня и испугала!..

Ж а н н а. Пьеро! У меня тяжелая рука, ты это должен бы помнить!

П ь е р (в бешенстве). Кабы не мать, кабы не… кабы тут был Жан!.. (Вышел, хлопнув за собой дверью так, что зазвенела медная утварь на стене.)

Ж а н н а (весело). Ну вот, мама, мы и выставили всех, теперь нам никто не помешает!

М а т ь (вдруг заплакала горько и радостно). Жаннетта! Маленькая моя, слабенькая!..

Ж а н н а (на коленях перед нею). Я, мама, я…

М а т ь (неутолимо). Я все-таки дождалась, вымолила, выплакала… я ведь никогда, никогда в это не верила…

Ж а н н а (целует ей руки). Ничего и не было, ты же видишь, забудь, забудь!..

М а т ь (это копилось в ней целых десять лет). …да только боялась последней этой своей надеждой бога прогневить… я не разжигала очаг, я даже свечей не жгла — не могла смотреть на огонь, на пламя…

Ж а н н а (радостно). Я с тобой, мама! Я с тобой! И теперь мы всегда будем вместе — ты да я!.. Я ведь все та же, что и в детстве, — непутевая, непоседливая, глупая… Та же, что и всегда!..

М а т ь (качая головой в горестной убежденности). Нет, Жанна… та осталась только в моих слезах… та умерла, сгорела, и я ее оплакала и простилась, упокой, господи, ее невинную душу…

Ж а н н а (испугалась своей догадки). Но я ведь жива, мама!..

М а т ь (с твердостью). Жива, да… но ты и сгорела…

Ж а н н а (в смятении). Я жива, жива, жива, жива! Я — Жанна! Сожгли другую! — и я даже не знаю, как ее звали!..

М а т ь. Она умерла Жанной, это и было ее имя. Имя, которое выкликнул господь, призывая ее к себе. Это ее божье имя — Жанна, другого у нее нет…

Меж тем уже сильно стемнело, и сумерки заволокли комнату, освещенную лишь зыбким огнем камина.

Ж а н н а (с отчаянием). Хозяин! Монтеклер!..

Вошел М о н т е к л е р с двумя зажженными шандалами в руках, поставил их на стол.

(Кинулась к нему.) Пушкарь! — ты говорил, что был в тот день, восемь лет назад, в Руане…

М о н т е к л е р. Был.

Ж а н н а. И все видел, все слышал, все запомнил?..

М о н т е к л е р. Да хоть разбуди меня среди ночи — стоит перед глазами! И палач, и костер, и желтое пламя, и она…

Ж а н н а (схватила его за руки). Ты видел ее?!

М о н т е к л е р (не понял). Кого?

Ж а н н а. Ты видел ее лицо?!

М о н т е к л е р. У нее на голове был колпак, который надевают на нераскаявшихся еретиков. Он сполз ей на глаза, и лица было не видать.

Ж а н н а. Но ты узнал ее?

М о н т е к л е р. Узнал?! — как же мне было ее не узнать? Побойся бога, Жанна!..

Ж а н н а. Кто это был? — тогда, в Руане, на костре?

М о н т е к л е р. Кому же еще быть-то?! — Жанна. Наша Жанна. Орлеанская Дева, кто же еще?!

Ж а н н а (с неотступной силой). Но ведь сегодня ты сам меня узнал! Ты сам! И весь Орлеан! Я ехала по городу, и все меня узнали, и бросали цветы под ноги моему коню, и кричали… Что они кричали?!

М о н т е к л е р (со слезами на глазах). Дева! Да здравствует Дева! Дева Франции!..

Ж а н н а (с внезапной усталостью). Иди… иди, Жан, ступай…

М о н т е к л е р (в полной растерянности). Если я тебя обидел… если я вас чем обидел, госпожа Жанна… тут у кого угодно голова кругом пойдет!..

Ж а н н а. Ступай.

Монтеклер, вконец обескураженный, вышел.

Потрескивает и шипит пламя в камине.

М а т ь. Уж не обессудь меня, Жаннетта, если я в чем сплоховала… если что не так сказала…

Ж а н н а (с недоброй горечью). Восемь лет, целых восемь лет я не думала, не хотела, не смела — о ней, о той, которую… и о себе тоже — той, до суда, до костра, в латах и с белым знаменем… Я хотела забыть, я забыла! Я просто жила — у меня был мой муж, мой сын, мой дом… я жила! И ничего другого мне не надо было, ничего другого я не хотела! — я просто жила и была счастлива… И вот теперь, когда я опять услышала мои голоса и они мне опять велят все бросить, ото всего отречься и вновь взять меч и сражаться за мою бедную, милую Францию, — вы не узнаете меня, не верите, не любите!.. (С убежденностью.) Но он мне поверил, мой король, мой милый дофин, мой Карл, он-то верит мне!..

М а т ь (горестно качает головой). Бедная моя Жаннетта…

Ж а н н а (взяла себя в руки). Прости, мама… Ты не видела еще своего внука, мама. Пойдем. Он спит, и ты сможешь вволю на него наглядеться. Идем.

Обе ушли за полог.

Некоторое время комната пуста. Дрожащие язычки свечей да пламя камина играют на медной утвари.

Потом в комнату заглянул, не переступая порога, М о н т е к л е р.

М о н т е к л е р. Госпожа д’Армуаз! Госпожа д’Армуаз!.. Жанна!.. (Тем, кто находится в сенях.) Она, видать, поднялась наверх, мессир Люилье. Соблаговолите подождать. (Вошел в комнату, поднялся на несколько ступенек по лестнице, позвал.) Госпожа Жанна!..

Ж а н н а (выглянула из-за полога). Я здесь, Жан.

М о н т е к л е р. Госпожа Жанна, к вам пришли. Впускать ли?

Ж а н н а (с радостным испугом). Король?!

М о н т е к л е р (торжественно). Отцы города Орлеана. Делегация от ратуши — мессиры Люилье, Тевон де Бурж и Жак Буше, наш казначей. Они дожидаются в сенях.

Ж а н н а (разочарованно). А-а… Пусть входят, я сейчас. (Ушла снова за полог.)

М о н т е к л е р (идет к двери). Входите, господа! — она вас ждет.

Л ю и л ь е (из сеней). Пособите-ка нам, сьер Жан, втроем нам ее не сдвинуть с места.

М о н т е к л е р. Придется обе створки отворить, иначе не внести… (Распахивает настежь обе половинки дверей, затем выходит в сени.)

Л ю и л ь е (в сенях). Беритесь за этот угол, сьер Жан, за правый.

М о н т е к л е р (так же). Нуте-ка!..

Б у р ж (оттуда же). Да не хватайтесь так резво, вон как перекосили!

Б у ш е. Разом, разом! — да не торопясь, легонечко, легонечко…

Именитые орлеанские горожане Ж а н Л ю и л ь е, Т е в о н д е Б у р ж и Ж а к Б у ш е вносят через порог с помощью Монтеклера высокий — чуть повыше человеческого роста — узкий ящик, обитый красным бархатом.

Они одеты празднично, добротно и пышно: длинные суконные кафтаны, поверх кафтанов — просторные плащи, на головах — широкополые шляпы.

На самую середку поставим?

Б у р ж. Тяжеленная, чертяка!..

Л ю и л ь е. Железо! Одного железа в ней ливров на шесть, не меньше! Железо нынче в цене.

М о н т е к л е р. А в угол, к окну поближе! — и не на дороге будет, и свет из окна как раз…

Вчетвером они осторожно, кряхтя от усилия, опускают ящик на пол в углу у окна.

Б у ш е (утирая пот). Ну вот и слава богу!..

М о н т е к л е р. Не повредилось ли там чего внутри?

Л ю и л ь е. Железо! — что ему сделается?!

Б у ш е. А воск?! — воск штука нежная!

Б у р ж. Кому вы это говорите? — потомственному свечных дел мастеру?!

Из-за полога вышла к ним Ж а н н а.

Ж а н н а. Вы ко мне, господа? — здравствуйте.

Они снимают шляпы с голов и низко, но с достоинством ей кланяются.

Л ю и л ь е. Мы к вам, госпожа Жанна. Мы — старейшины совета цеховых старост города Орлеана.

Б у р ж. А вы — Орлеанская Дева.

Б у ш е (с ненавязчивой простотой). Вот мы и пришли, как орлеанцы к орлеанке!

Л ю и л ь е. Добро пожаловать в твой город, Жанна, который тебя любит и помнит твою доброту и твою храбрость.

Все опять кланяются ей.

Я — Жан Люилье, оружейник и староста оружейного цеха…

Ж а н н а (стремительно подходит к нему, обнимает и целует его). Ты чинил мои латы, когда их помяли под Турелью. Я тебя помню, мой оружейник, я тебя люблю!..

Л ю и л ь е (забыл о своей степенности, кричит, не помня себя от счастья). Она помнит меня! Она помнит своего оружейника! Она любит его! О, Жанна!..

Ж а н н а (быстро подходит к Тевону де Буржу). Ты — свечник, ты делал порох для наших пушек. Тебя зовут…

Б у р ж (прерывающимся от волнения голосом). Тевон де Бурж, Жанна, мастер Тевон… Уж я старался для тебя, Жанна… я чуть собственную мастерскую не спалил, так я для тебя старался!..

Ж а н н а (протянула руки к Жаку Буше; с волнением). А ты… ты…

Б у ш е (с хитроватой скромностью). Жак Буше, сударыня, городской казначей.

Ж а н н а (бросилась ему на шею). И мой хозяин! Мой добрый, милый хозяин, который отдал мне свой дом и свою постель, и кормил, и поил, и берег мой сон!..

Б у ш е (прочувствованно). Он самый, Жанна, он самый…

Ж а н н а. Господи, как я вас люблю! Как я всех вас люблю! Как я счастлива, что опять среди вас!

Л ю и л ь е. И мы тебя любим. Ты — наша Дева, Жанна. (Буше.) Мэтр Буше, ваш черед…

Б у ш е (выходит вперед). И в знак нашей верной к тебе любви и благодарности за то, что ты отстояла Орлеан и сняла с него осаду, в знак доброй памяти, которую ты оставила здесь навеки…

Ж а н н а (с веселым нетерпением). Ну же! — сколько слов ты обрушил на меня, а до дела никак не доберешься!..

Л ю и л ь е (строго). Мэтр Буше!..

Б у ш е. Ну вот… стало быть, город и собрал и назначил меня, казначея, передать тебе в дар за добрую службу, которую ты ему сослужила во время осады…

Б у р ж. В знак любви, Жанна, просто в знак любви!

Ж а н н а (с простодушным любопытством). Что же это за подарок вы припасли… да не томите же меня!

Б у ш е (достал из-под плаща ларчик, обитый по углам медью; торжественно). Двести десять ливров, и ни сантимом меньше!

Ж а н н а (поражена). Двести ливров! — да это же целое богатство! Куда мне столько?!

М о н т е к л е р. Бери, Жаннетта, бери, деньги еще никому не бывали в тягость!

Б у р ж. Они от чистого сердца, а что от сердца — тому цены нет, ливр или полушка!

Б у ш е (отдавая ей ларец). Они твои, Жанна… не деньги, а орлеанские сердца. А уж тебе ли не знать наших сердец, когда они бьются в лад!..

М о н т е к л е р (с восторгом). А там — хоть в пекло, хоть на край света, хоть к черту на рога!..

Ж а н н а (неудержимо). Я вас люблю! Вы — мои первые друзья, мои первые солдаты, первый мой бой, первая победа… И то утро, когда я с левого берега впервые увидела белые стены города и мой верный Дюнуа протянул мне руку и сказал: «Мы ждали тебя, Дева!», а потом мы переправились на лодках в город, и вы мне поверили и пошли за мной и взяли Сен-Лу… и когда капитаны не хотели позволить мне взять Турель, вы сказали: «Мы с тобой, Дева!» — и пошли за мной, и первая неудача, и ночь, когда мы с вами ждали утра и не знали, что оно нам принесет, а утро пришло свежее и ясное, и мой белый флаг весело забился на ветру, и мы пошли на насыпь, и на стены, и взяли Турель, и разомкнули кольцо осады… и молебны в церквах, и звон колоколов, и я на белом коне рядом с моим Дюнуа, и все мы смеемся и плачем от радости… и запах пороха от моей одежды, и боль от английской стрелы, всего лишь царапина, но это была моя первая кровь, которую я пролила за Францию, и колокола звонили так весело, так молодо, так светло… и мы поверили, что годонам конец, что победа наша, она и была наша, мы ее пронесли по всей Луаре и пошли на север, и Труа нам сдался без боя, и Реймский собор, как каменная гора, и запах ладана, когда архиепископ возложил корону на голову моего милого дофина… и когда я вышла из собора, солнце мне било прямо в глаза, и я знала, знала, знала, что это последнее мое солнце… что у меня на все про все — один год, один короткий год… но я верила, я верила, и мои голоса говорили мне — иди! иди и не думай о конце! иди, так хочет бог и Франция!.. О, этот мой последний год!.. Но теперь мы начнем все сначала! Все сначала, мой Орлеан! (Протянула вперед руки, в которых она держит ларец с деньгами.) Вот оно, наше новое начало! — эти двести ливров! Мы вооружим отряды, и купим коней, и — ноги в стремена, меч на боку, солнце в глаза, и — снова, снова! За Францию! За Деву! За мной, кто любит меня!..

Но пылкая ее речь не нашла отклика у орлеанцев.

Они смущенно глядят в пол и друг на друга, переминаясь с ноги на ногу.

(Жанна это увидела и осеклась в недоумении.) Что же вы молчите? Что же ты молчишь, Орлеан?!

Л ю и л ь е. Видишь ли, Жанна… уж больно ты круто…

Б у ш е. Да, Жаннетта… из огня да в полымя…

Ж а н н а (скорее удивилась, чем разгневалась). Вы не пойдете за мною?!

Б у р ж. Куда, Жанна?

Ж а н н а. Куда?! Ты говоришь — куда, когда годоны все еще держат под пятой мало не половину страны?!

Л ю и л ь е. Но ведь мы на той ее половине, где англичан уже нету…

Б у р ж. А это вовсе меняет дело…

Ж а н н а (с печальным гневом). Как низко ты пал, славный город Орлеан!

Б у ш е. С тобой трудно говорить, Жанна, перед тобой трудно устоять, твои слова выворачивают душу…

Ж а н н а (с надеждой). Говори, мой милый Буше! — я ведь помню, как ты первый рвался в бой и твои сыновья за тобою следом…

Б у ш е (со спокойной горечью). Их у меня уже нет, Жанна, и ты это знаешь лучше других. Филипп пал под Турелью, Роже убили при Патэ, Жофруа не вернулся из-под Парижа, Гийома зарубили в Компьене, рядом с тобой… нет у меня больше сыновей, Жанна.

Ж а н н а. Бедный мой Буше…

Б у ш е. Поверь, я говорю сейчас не о них, я толкую тебе об Орлеане. Мы только встали на ноги, Жанна, только пришли в себя… Мы торговый город, Жанна, мы город славных ремесел — оружейники, суконщики, мыловары, стеклодувы, виноторговцы, сапожники, кружевницы, каретники, дубильщики кож, литейщики, купцы, бондари… Нам нужно железо, кожа, дерево, пряжа, воск, серебро, олово, сера, соль, шелк, чтобы прокормить своих детей… нам нужен мир, Жанна, мирные дороги, ярмарки, покупатели, компаньоны… мы устали от войны, которая тянется вот уже сто с лишком лет — сто лет войны, Жанна, и всего каких-нибудь восемь лет мира, с тех пор как ты сняла осаду… Сто лет и восемь! — посуди сама, Жанна, и не сердись на нас, не держи обиды в своем сердце… Мы мирные люди, Жанна.

Б у р ж. Пока нас не тронешь, мэтр Буше, пока нас не тронешь!

М о н т е к л е р. А там — берегись, годон проклятый!..

Л ю и л ь е (поспешно). А чтоб доказать, что город Орлеан тебя не забыл и любит… Ну-ка, сьер Бурж, пособите-ка мне! (Достает из кармана своего парадного кафтана молоток и клещи.)

Б у р ж (скидывая с плеч плащ). Это мы в два счета! (Подходит к стоящему в углу ящику, вытаскивает клещами гвозди из стенок.) Погоди, Жанна, погоди…

Л ю и л ь е (занятый тем же). Этот-то подарочек тебя развеселит…

Они сняли и сложили на пол доски, образующие стенки ящика, открыв восковую, в человеческий рост, статую Девы в боевых доспехах, с мечом в правой руке, с белым знаменем на длинном древке — в левой.

Под приподнятым забралом шлема — вылепленное из воска и искусно подкрашенное лицо Девы.

Б у ш е. Вот, Жанна… вот он, наш подарочек!

М о н т е к л е р (в изумлении). Ну и ну!.. Ну и ну, да и только!..

Ж а н н а (замерла от неожиданности). Мои латы! Мой меч! Мое знамя!.. (Обернулась к ним, с мольбой в голосе.) Ведь это же я, верно? — это я?!

Л ю и л ь е (доволен произведенным эффектом). Ты, Жанна, ты.

М о н т е к л е р. Вылитая!

Б у р ж. Уж мы расстарались.

Б у ш е. Да и денежек не пожалели, не поскупились…

Ж а н н а (забыв о них, одна, лицом к лицу с восковым своим двойником). И меч, и знамя, и броня… и лицо… мое лицо…

Л ю и л ь е. Верно мэтр Буше сказал — не поскупился город Орлеан, выкупил у Бургундца — а уж этот скупердяй и мертвого как липку обдерет! — выкупили мы у Бургундца твои доспехи, ну и, само собой, меч и знамя… подновили, что надо, смазали жиром, чтоб блестели, как новенькие… вышивальщицы новые лилии на знамени вышили…

Ж а н н а. Но лицо! Мое лицо!..

Л ю и л ь е. А уж это ты сьера Буржа благодари, это он тебя по памяти из воска вылепил, по этой части он хоть кого обставит…

Ж а н н а (перед восковой куклой; про себя). Воск да железо…

Б у р ж. Да наша крепкая память, Жанна.

Б у ш е. Да наша любовь к тебе, Жаннетта!

Ж а н н а (без жалобы). Воск да железо… неужто это все, что от меня осталось?!

Л ю и л ь е (задет). Ну, если тебе и этого мало…

Б у р ж. У нас еще один козырь припасен!

Л ю и л ь е. Завтра в ратуше город дает в твою честь торжественный обед, которому, очень даже возможно, окажет честь одна особа…

Б у р ж (со значением). Одна высокая особа!

Б у ш е. Выше не бывает!

Л ю и л ь е. Обед — днем, а вечером сам монсеньер архиепископ отслужит в соборе торжественную мессу в честь…

Б у ш е (поправляет его). Ну, не то чтобы в честь, а…

Ж а н н а (крестится). В благодарность господу за спасение, которое он даровал мне.

Л ю и л ь е (смутился). Видишь ли, Жанна, это не совсем так…

Б у р ж. Хотя поначалу мы именно об этом просили монсеньера архиепископа…

Б у ш е. Но он — нив какую…

Л ю и л ь е. Это, сказал он, будет кощунством — возносить молитву о здравии касательно умершей рабы божьей…

Ж а н н а (не поняла). Умершей?..

Б у р ж. Скажем так — усопшей…

Б у ш е. Почившей.

М о н т е к л е р (вмешивается в разговор). Вернее сказать — преставившейся!

Л ю и л ь е. Видишь ли, Жанна… с точки зрения закона, ты как-никак…

Б у р ж. Одним словом, это будет месса за упокой души…

Б у ш е. За упокой души Орлеанской Девы, ты нас понимаешь, Жанна?

Неожиданно, громко и сбивчиво вновь зазвонили разом колокола всех колоколен Орлеана.

Л ю и л ь е (испуганно). Король!..

Б у р ж. Король пожаловал!..

Л ю и л ь е (впопыхах сунул молоток и клещи в карман). Через какие ворота?!

Б у ш е. Через Ренарские!.. Звонят-то у Святого Франциска!

Л ю и л ь е. Ноги в руки и — в ратушу!..

Б у р ж (подхватывая на бегу свой плащ). А если он прямо во дворец герцога Карла?!

Л ю и л ь е. Успеем!..

М о н т е к л е р. Бежим!

Л ю и л ь е (ему). Вы останьтесь, сьер Жан! Будьте с нею! (Убегает за дверь.)

Тевон де Бурж бежит за ним.

Б у ш е. Король, Жаннетта, король!.. (Убежал.)

Ж а н н а (растерянно). Куда же вы без меня?!

Колокола звонят громко и радостно.

М о н т е к л е р (скрывая огорчение). Подбросить еще дровишек в камин? — а то ведь скоро догорит… (Подошел к камину, бросил в огонь несколько поленьев.) А то поесть чего-нибудь вам подать, госпожа Жанна? — у меня все припасено, все к вашим услугам…

Ж а н н а (улыбнулась ему). Ничего не надо, Жан… беги-ка и ты встречать короля, я ведь вижу — не терпится тебе…

М о н т е к л е р. Не терпится… Так ведь мне велено…

Ж а н н а. Беги.

М о н т е к л е р. И побегу!.. (Убежал.)

Свежие поленья медленно разгораются, шипя.

Свечи оплыли и горят несветло и неверно.

Жанна подошла к своему восковому подобию, долго и молча на него глядела.

Из-за полога вышла ее м а т ь.

М а т ь (не замечая восковой куклы). Какой же он у тебя славный, Жаннетта! Уж такой-то тихий, прямо ангелочек! Вы тут кричите, суетитесь, молотками стучите — а ему хоть бы что! И до чего же он на тебя похож!.. А я гляжу на него и подумала — куда мне опять в мой пустой дом в Домреми?! Да и чего ради — на голые стены глядеть?.. Останусь-ка я у тебя, подумала я, буду за внучонком ходить, растить его, вкусненького ему сготовлю, чулочки поштопаю, сказку расскажу, а, Жаннетта?.. А там, глядишь, и у Жана с Пьеро свои появятся, я и их нянчить буду… Я не буду тебе докучать!.. — а, Жаннетта?! (И только тут, увидев двойника Жанны, испугалась.) Это кто же еще?! Кто это?!

Ж а н н а (негромко). Это я, мама…

М а т ь (не понимая). Ты?!

Ж а н н а. Я. (Усмехнулась.) Та, другая… твоя Жанна, мама, которую сожгли на костре.

М а т ь (подошла вплотную к кукле, долго на нее глядела; потом сказала спокойно и ровно). Такой я тебя во снах моих и видела, точь-в-точь… сны и сбылись — вот она ты…

Ж а н н а (с горькой силой). Теперь погляди на нас обеих, мама! Вглядись получше! Не торопись! Посмотри и скажи — какая же из нас двоих твоя дочь? Которая из нас теперь будет сниться тебе в твоих бессонницах?! Я или она, мама?!

М а т ь (помолчала; убежденно и твердо). Ты живая, Жаннетта, она — мертвая, о ней уже господь заботится… тебе моя молитва нужнее. Я буду молиться о тебе, Жанна.

Ж а н н а (с горечью). И видеть во снах ее…

М а т ь (не сразу; мягко). А это уж как богу будет угодно…

Ж а н н а (с обидой и гневом). Но ее не было! Ты сама себе ее придумала! Вы все придумали себе эту Жанну! Безгрешную, неуязвимую, девственную, святую, которая взошла на костер и умерла с именем бога и Франции на устах!.. А я хотела жить! Мне не было и двадцати тогда! Я хотела жить!.. И разве не я — я, я, я, а не она, мертвая и холодная! — разве не я пришла к дофину, и он дал мне войско, и я победила, и прогнала англичан, и дала Франции короля, и колокола звонили на всех колокольнях… разве не я? Не я?! — вам мало этого?! Вам еще нужна моя смерть! Мой костер, чтобы он осветил вам вашу тьму!..

М а т ь. Я не знаю, Жанна… я темная, глупая, старая. Но только отними у нее ее смерть…

Ж а н н а (с ненавистью). Будь она проклята! Будь она проклята со своим костром, который жжет меня и днем и ночью! С каменной горой ее славы, которую она взвалила на меня и раздавила! Будь ты проклята, железная кукла!..

В комнату вбежал запыхавшийся П ь е р д ю Л и.

П ь е р. Жан прислал меня за матерью. Пойдемте, мама, я отведу вас домой.

М а т ь. Но я не собиралась… я хотела остаться с внучонком… ведь ты мне позволила, Жаннетта?!

Ж а н н а (еще не придя в себя). Конечно, мама, оставайся…

П ь е р (нетерпеливо). Вы с ума сошли! — утром сюда пожалует король…

М а т ь. Так до утра-то целая ночь…

П ь е р. …и застанет ее здесь!..

Ж а н н а (безразлично). Как знаешь, Пьер…

М а т ь (с привычной покорностью). Хорошо, Жаннетта… действительно, курам на смех — я и король…

Ж а н н а (целует ее). Придешь завтра, мама, я буду тебя ждать.

П ь е р (в бешенстве). Завтра — король! А потом обед и месса!

Ж а н н а (безразлично). Значит — послезавтра… послезавтра, мама.

М а т ь (ей). Хорошо, Жаннетта, как скажешь… (Пошла к дверям; оглянулась на восковую куклу.) Идти так идти…

П ь е р (в дверях). Да не тяните вы! Меня Жан ждет!..

Мать и Пьер ушли.

Комната едва освещена догорающими свечами и тлеющими в камине углями.

Луна вышла из-за облаков, и ее луч упал сквозь окно на восковую Жанну.

Колокола трезвонили с беззаботной, веселой торжественностью.

Слышно, как в сенях грохнулся на пол стул, медный таз со стены, чьи-то тяжелые, заплетающиеся шаги.

Д’ А р м у а з (в сенях; кричит). Проклятье! Кто посмел устроить эту темнотищу?! Ни зги!.. Я покажу вам, как позволять себе! Я вдолблю в ваши головы, кто вы и кто я!..

В комнату ввалился, едва держась на ногах, смертельно пьяный Р о б е р д’ А р м у а з.

Я вырежу на ваших скотских лбах — кто вы и кто я!..

Ж а н н а (подошла к нему; без злобы, скорее с жалостью). Ну и нализались же вы, сударь, со своими дружками! Ну и хороши!..

Д’ А р м у а з (хватаясь за нее, чтобы не упасть). Жанна! Жаннетта моя!..

Ж а н н а. Не орите — малыш спит!..

Д’ А р м у а з (с пьяной обидой). Ты затыкаешь мне рот?!

Ж а н н а (ведет его к лестнице). Завтра, завтра…

Д’ А р м у а з (упирается). Сегодня! Я хочу сегодня! Ты моя жена и обязана… Кто ты — и кто я!..

Ж а н н а (тащит его по ступеням). Спать, спать…

Д’ А р м у а з (уперся). Но какое было вино! Какое, Жанна, было у де Дэна вино! Что за чертово вино, если оно даже меня — меня, Робера д’Армуаза! — если оно даже меня… (Увидел сверху на столе кувшины с вином, вырвался из рук Жанны, скатился вниз, держась за перила.) Опять оно?! Нет, надо же! — куда ни пойду, оно повсюду за мной… по пятам… оно просто решило меня доконать!.. И мне ничего не остается, как пить его, пить, пить, пить, пить — до дна, до донышка, досуха, чтоб ни капли не осталось, иначе — беда!.. (Схватил кувшин со стола.) Я его прикончу! От него и следа не останется, от проклятого!..

Ж а н н а (пытаясь отнять у него кувшин). Хватит! Ты и так набрался по горло!..

Д’ А р м у а з. Ты должна мне помочь, Жанна! — оно задумало извести меня, но мы с тобой найдем на него управу! Пей, Жанна, пей его до дна!..

Ж а н н а (отталкивая его). Этого только не хватало!..

Д’ А р м у а з (пытаясь влить ей в рот вина). Пей, Жанна! Не бросай меня одного!..

Ж а н н а. Не дождетесь, сударь!

Д’ А р м у а з (падает с грохотом на колени перед нею). Я прошу тебя! Я умоляю! На коленях! Глоток! Один глоточек, Жаннетта!.. Всего один глоток! А я за это буду тебя сегодня любить… я так буду тебя любить, Жаннетта!.. Так любить!.. Один глоток! — ты не прогадаешь, Жаннетта!..

Ж а н н а (без лицемерия). Вы с ума сошли! — обещать мне, как последней девке… За стеной ребенок!..

Д’ А р м у а з (на коленях, обняв ее за ноги). Один глоток, Жаннетта, а там… Один глоток! — ну что тебе стоит?!

Ж а н н а (уступая). Хорошо. Но потом вы сразу же…

Д’ А р м у а з (счастлив). Тише воды, ниже травы, Жаннетта!

Ж а н н а (пьет из кувшина, вино течет у нее по подбородку). Ну вот! — довольно с тебя, дурачок?!

Д’ А р м у а з (с трудом вставая с колен). И я глоток… глоток, и все… (Галантно.) Я выпью этот глоток с твоих губ… (Пытается ее поцеловать.)

Ж а н н а (отталкивая его). Подумай о ребенке, Робер! Он же все слышит! И кормилица!..

Д’ А р м у а з (целуя ее грубо и торопливо). С губ, с подбородка, с шеи, с груди… где твоя грудь, Жанна? — да расстегни ты это чертово платье, будь оно проклято! Где твоя грудь?! (Пытается расстегнуть ей платье.)

Ж а н н а (с силой оттолкнув его от себя). Вы бесстыдник, сударь! Вам не совестно собственных детей! — ну-ка, марш спать! И ни слова больше!..

Д’Армуаз, не устояв, отшатывается на несколько шагов и оказывается лицом к лицу с восковой куклой, освещенной лунным светом.

Д’ А р м у а з (испугавшись). Это кто?! Кто такой?! (Выхватил шпагу из ножен.) Мужчина в доме?! — в моем доме!.. Стоит мне выйти за порог, как эта дрянь, эта девка деревенская, эта ведьма с мужицким задом уже тащит к себе в постель жеребчика прямо в латах, прямо с мечом в руке… Ах ты, ходок железный! — а ну выходи на середку, я пересчитаю чешуйки на твоем панцире!..

Ж а н н а (схватила его за руку). Ты совсем спятил, Робер! Это же кукла! Кукла из воска!..

Д’ А р м у а з (отталкивая ее так, что она отлетает к столу). До тебя очередь еще дойдет! До тебя я еще доберусь! Для начала я с этим бычком племенным разделаюсь, который оседлал тебя при полной рыцарской выкладке.

Ж а н н а (схватила со стола один из двух догорающих подсвечников, подбежала к кукле, осветив ее). Это же кукла, Робер! Кукла в латах! Это же я! Я! — да вглядись ты, дурень долговязый!.. Ты что, не узнаешь меня?!

Д’ А р м у а з (застыл со шпагой в руке). Какого черта! Что ты мне плетешь?! (Вгляделся в куклу.) А ведь… а ведь и вправду… и вправду — она… Она!.. (Закипая пьяным гневом.) Явилась! Притопала! Прискакала, рыцарь в юбке! Девка в портках!.. Кто тебя звал, мужицкая кобылка?! Как пасла коров, так и пахнет от твоих лат навозом! Прелой соломой!.. Дева! — потому только и дева, что солдатам неохота было возиться с твоими латами! Они боялись обрезаться об железо, вот и вся твоя девственность!..

Ж а н н а (всплеснула руками). Робер, Робер! — он же все услышит!..

Д’ А р м у а з (не обращая внимания на Жанну; кукле). Жанна д’Арк! Орлеанская Дева! Дева Франции! — а каждую ночь я наваливаюсь на тебя, как гора, и ты плачешь от счастья, и тебе наплевать на твою славу, на твои победы, на твою девственность, вот чего тебе надо! Вот он где, твой костер, на котором ты горишь каждую ночь и не сгораешь!.. Это я, я, я сделал из тебя женщину, и ты узнала, как это сладко! Я!..

Ж а н н а (в бешенстве). Грязный козел! Просто ты испугался, тебе страшно стало, когда ты увидел, какая я была… какая я есть на самом деле!

Д’ А р м у а з (уже в полном беспамятстве; кукле). Ах, ты не веришь?! Ты закатываешь глазки! Тебе стыдно! Я оскорбляю твою невинность!.. — так я тебе покажу, как это делается! Я тебе изображу! Ты насмотришься вволю! Ты завоешь от зависти, железная девка!.. (Вырвал у Жанны из рук подсвечник, стал срывать с нее платье.) Иди сюда, Жаннетта! Иди сюда! Покажем ей, во что мы горазды! Гляди не подкачай! Не ударь лицом в грязь!..

Ж а н н а (сопротивляясь ему, в ужасе). Ты с ума сошел! Оставь меня! Уйди! Не смей!..

Д’ А р м у а з. Да не стесняйся ты! Пусть видит! Тебе нечего краснеть — ты моя жена! Да скинь ты с себя это платье! Разденься, слышишь?!

Ж а н н а (борясь с ним). Уйдите… уйдите, прошу вас!.. Пожалей меня! — ведь сын же, сын рядом! Ведь я его мать!..

Д’ А р м у а з (пьяное его вожделение становится все более искренним и нежным). Дай я тебя поцелую… ну дай же!.. Я тебя люблю, Жанна… ты ведь знаешь, как я тебя люблю… Да не рвись ты из рук, ведь я ничего плохого… ты же любишь, когда я…

Ж а н н а (поддаваясь его страсти). Не надо, Робер, я не хочу… я прошу тебя… он все слышит!..

Д’ А р м у а з (целуя ее). …когда я тебя вот так целую… и глажу, и крепко сжимаю… да сними ты это чертово платье…

Ж а н н а (тоже загораясь желанием). Не надо… ну хватит, хватит… потом, Робер, потом, куда ты торопишься… не здесь же… не надо…

Д’ А р м у а з. Надо, Жанна, надо… пусти меня… я же люблю тебя… (Почти стащил с нее платье.) Я же люблю, люблю…

Ж а н н а (сдаваясь). Я тоже… я тоже, Робер… Только не здесь, Робер, не здесь… Иди наверх… Я сейчас приду… я тут же приду, ну иди, Робер, я прошу тебя, иди… не здесь, не надо… я тебя очень люблю, Робер…

Д’ А р м у а з (с нетерпеливым согласием). Хорошо… только скоро! — слышишь, Жанна?! — скорее, Жаннетта!..

Ж а н н а (взяла с пола и отдала ему подсвечник). Иди, иди, Робер… я скоро, я тут же… (Подталкивая его к лестнице.) Я следом…

Д’ А р м у а з (с пьяным шутовским поклоном, кукле). Простите, мадам… рад был познакомиться, госпожа Дева!.. Мне жаль вас оставлять в одиночестве, что поделаешь — я женатый человек, сударыня!.. (Поднимается со свечою в руке по лестнице.) Только ты быстро, Жанна! Я жду, слышишь?! (Ушел.)

Жанна отрешенно, рассеянно подошла к камину, бросила в огонь полено, пламя вскинулось и осветило ее.

Снова стал слышен колокольный перезвон в честь короля.

Лунный луч из окна освещает ясно и светло восковую Жанну.

Жанна взяла второй подсвечник и пошла к лестнице. Дойдя до нее, она вдруг остановилась, повернулась к кукле, словно та ее позвала.

Ж а н н а (кукле; ровно и обыденно). Не суди меня! — тебе этого не понять, ты не знаешь, как это бывает, ты просто не успела этого узнать, тебя сожгли, и ты умерла и не узнала… Ты никогда не любила! — а я люблю, я женщина, я человек, а не кукла из воска и железа… Я люблю и узнала, что это такое!.. И завтра я возьму у тебя мои латы, и мой меч, и мое знамя, завтра тебя уже не будет, буду только я, я, я! — ты не смеешь меня судить! (Ушла вверх по лестнице со свечой в руке.)

Лунный свет, зыбкий и тревожный, замер на железных латах Девы, на ее восковом лице, на белизне ее знамени.

А колокола просто захлебывались радостным разнобоем.

Глава вторая

Там же.

Прошло чуть меньше суток — шестой час вечера двадцать девятого июля тысяча четыреста тридцать девятого года. С торжественного обеда в ратуше вернулись Ж а н н а и Р о б е р д’ А р м у а з, Ж а н и П ь е р д ю Л и.

На них нарядные, тяжелые одежды — шелк, подбитый мехом, бархат, золотые цепи на груди у мужчин, нить крупного жемчуга в волосах Жанны.

Жанна радостно возбуждена, хоть и порядком утомилась — обед продолжался не менее четырех часов и был, по обычаю тех далеких времен, обилен и тяжек для желудка. Робер д’Армуаз мрачен и раздражен — дает себя знать похмелье после вчерашнего ужина с друзьями. Братья дю Ли весьма навеселе, но каждый по-своему: Жан еще высокомернее и надменнее обычного, а Пьер погрузнел и подобрел, утратив на время свою яростную нетерпимость.

Ж а н н а. Я боялась за обедом, что корсаж на мне просто-таки лопнет!..

П ь е р (с хмельным благодушием). Да уж они мастера по этой части в Орлеане!..

Ж а н н а (подошла к пологу, заглянула в комнату сына). Что маленький, Мари? — он хорошо поел? (Зашла за полог.)

П ь е р. А фазан, фаршированный каштанами?! А перепелки в сметане?! А…

Д’ А р м у а з (с хмурой ворчливостью). Вам хорошо, господин дю Ли, а мне каково было после вчерашнего?! — не то что есть и пить — глядеть на еду тошно!..

П ь е р (миролюбиво). А вот я, братец Робер, могу, к примеру, съесть оловянную ложку и переварю ее за милую душу!

Д’ А р м у а з. Вы привыкли с детства к грубой пище, сударь, не удивительно, что у вас луженый желудок.

Ж а н н а (возвратилась в комнату и с наслаждением опустилась в кресло). Стоит вам не пообедать, господин д’Армуаз, и вы просто на стену лезете.

Д’ А р м у а з (ворчит про себя). Ничего, я свое еще наверстаю…

Ж а н (ему). Но было бы очень полезно для всех нас, если бы вы стали любезнее к тому времени, когда его величество…

Ж а н н а. Ну, это будет не раньше семи…

Д’ А р м у а з (Жану, с издевкой). Вот именно! — я успею понабраться от вас подобострастия, братец Жан!

П ь е р (ему, дружелюбно). Уж придется вам поднатужиться, дорогой шурин… так ведь овчинка стоит выделки, верно?!

Ж а н н а (оглянулась на восковую куклу; озабоченно). Только бы подошли мне мои старые латы… боюсь, я так располнела…

Д’ А р м у а з (раздраженно). Убрали бы вы лучше отсюда это чучело, сударыня! — просто сил никаких смотреть на него!..

Ж а н (рассудительно). Наоборот. Оно живо напомнит королю о заслугах Жаннетты и о долге благодарности… ни в коем случае нельзя его убирать!..

Ж а н н а (деловито). Сойдется ли панцирь на груди… да и волосы придется опять остричь, иначе шлем не налезет…

Д’ А р м у а з (дав волю своему дурному настроению). Ты что, и в самом деле думаешь, что король опять сделает из тебя главнокомандующего?! — у него и без тебя хватает своих маршалов и коннетаблей!

Ж а н н а (без обиды). У него и тогда их было предостаточно… Да и зачем бы он стал призывать меня, как не для того, чтобы я опять воевала?! — на что другое я гожусь?..

Д’ А р м у а з (вдруг ужасно рассердился). Да пропади я пропадом! — вместо того чтобы снять с себя этот чертов наряд, в котором я пропотел, как мышь, и лечь спать, как пристало порядочному человеку, и привести в порядок мой бедный желудок, я должен, видите ли, дожидаться допоздна короля и потом, на ночь глядя, еще тащиться на эту чертову мессу! Как будто нельзя было отслужить ее утром или, на худой конец, завтра! Ну и денек выдался, доложу я вам!

Ж а н н а (мужу, заботливо). Подите прилягте не раздеваясь, Робер. Вы успеете отдохнуть до прихода короля.

Д’ А р м у а з (нашел наконец форму протеста против несправедливостей жизни). И пойду! И если мне удастся уснуть — не то что король, все трубы Страшного суда меня не разбудят! (Пошел к лестнице.)

П ь е р (сладко зевая). Я бы тоже соснул часочек… а, Жан?..

Д’ А р м у а з (поднимаясь по лестнице). Приятных сновидений, господа. (Ушел.)

П ь е р (кричит). Хозяин! Поди-ка сюда, старый обдирала!

М о н т е к л е р тут же вошел на зов.

Постели-ка мне и господину дю Ли где-нибудь, где потише и попрохладней… Жечь камин в такую-то жарищу!

М о н т е к л е р. А это госпожа Жанна велела… как бы молодому сеньору не озябнуть.

Ж а н. Не забудь постелить нам чистые простыни!

М о н т е к л е р. А как же! Для вас и чтоб белье не переменить?! — да я с утра велел!

Ж а н (выходя за дверь). Тебе тоже не грех бы отдохнуть, Жаннетта.

П ь е р (следуя за ним). Приляг. Король придет — а ты свеженькая, как огурчик! (Вышел.)

Монтеклер, пропустив братьев дю Ли в дверь, хотел было выйти за ними, но Жанна окликнула его.

Ж а н н а. Пушкарь!

М о н т е к л е р (повернулся к ней). К вашим услугам, госпожа Жанна!..

Ж а н н а (не сразу). Ты сказал, что был там и все видел…

М о н т е к л е р (уклоняясь). Где, Жанна?..

Ж а н н а (настойчиво). В тот день…

М о н т е к л е р (поначалу неохотно, потом — все более и более словоохотливо, словно его прорвало наконец). Был… понимаешь, когда тебя взяли в плен под Компьеном… и король, и пэры, и рыцари, и попы отступились от тебя и предали, — я понял… не я один, известное дело, нас там немало было, орлеанцев, тех, кто первые пошли за тобой… мы и смекнули, что только мы, только вольная братия, которой нечего терять и которую, как ни крути, все одно ждет — не дождется плаха, — только на нас вся надежда… Ну, мы и сколотили отряд из таких головорезов, что нам и сам черт был не брат… Мы решили отбить тебя в день казни и все хитро подстроили, казнь была назначена на вечер, и мы ждали в лесу под Руаном, а меня с утра послали в город, чтобы подать знак… (Сквозь слезы горя.) Но тебя казнили утром, Жанна. Мы опоздали.

Ж а н н а (взяла его за руку). Меня не казнили, Жано! — так что не о чем и горевать!

М о н т е к л е р (с горечью). Не о чем, да… Но тогда-то мы этого не знали! — и мы вышли на большую дорогу и охотились на них, убивали их солдат, гонялись за их рыцарями, грабили их обозы, и ни пощады в нашем сердце, ни жалости, ни милосердия!.. (Перевел дух и невесело усмехнулся.) Потом я узнал, что французская кровь на вкус такая же, как и английская… сладка и солона…

Ж а н н а (ужаснулась). Как? — вы и своих?!

М о н т е к л е р. А у меня уже не было своих, Жанна! С того дня, как они тебя предали, продали, отреклись и пламя тебя сожрало, как божью свечечку, — ни своих, ни чужих!..

Ж а н н а (гладя его руку). Бедный мой пушкарь…

М о н т е к л е р (отстраняясь в ужасе от нее). Не тронь меня! — я пахну падалью!.. И мой дом тоже! И мой достаток!.. (Обвел рукой вокруг.) Ведь все это, Жанна, на те самые денежки куплено, на кровавые… на неправедные!..

Ж а н н а (скорее себе, чем ему). Кого же, кого же они сожгли тогда вместо меня?!

М о н т е к л е р (с воплем отчаяния). Они сожгли тебя! Они сожгли тебя в моем сердце!.. И если бы это было не так, если бы я осмелился поверить, что это не так… значит, вся моя жизнь, и моя месть, и мой грех, и моя гостиница, и кровь — все обман, все грязь, все дерьмо!.. (С мольбой.) Не отнимай у меня хотя бы моей веры, Жанна… последнего, что у меня есть!..

Из сеней слышно, как хлопнула входная дверь, быстрые шаги и веселый голос Дюнуа.

Д ю н у а (из сеней). Жанна! Жанна!.. Эй, кто здесь!.. Жанна!

Ж а н н а (обняла и поцеловала Монтеклера). Я люблю тебя, мой пушкарь… И господь тебя должен простить.

М о н т е к л е р (не удержав слез). С меня достаточно твоего поцелуя, Жанна…

В комнату стремительно и весело вбежал Д ю н у а, Орлеанский бастард, как его называли прежде, а теперь — Жан, граф Дюнуа. Он все еще молод, красив, насмешлив и по-своему честен.

Д ю н у а (вбегая шумно в комнату). К оружию! К бою! За Францию, за Деву! Вперед, кто любит меня!..

Ж а н н а (не веря своим глазам). Дюнуа!..

Д ю н у а (еще громче и веселее). Приказывай, мой капитан!

Ж а н н а (со слезами радости). Мой Дюнуа!.. (Бросается к нему, прячет лицо у него на груди.) Мой славный товарищ!

Монтеклер неслышно ушел за дверь, в сени.

Д ю н у а. Ну вот… солдату не пристали слезы, Жанна! Двое старых друзей, два товарища по оружию сошлись, чтобы помянуть былые деньки, два веселых дружка, двое бывалых рубак, — а ты в слезы!.. Постыдись, мой солдатик!

Ж а н н а (отстранилась от него и, не отпуская его рук, разглядывает его с любовью и нежностью). Выходит, король и тебя опять призвал?!

Д ю н у а (беззаботно). Вот уж не приведи господь!

Ж а н н а (воодушевляясь радостью надежды). И мы с тобой опять будем скакать стремя в стремя, и сидеть у костра, и в поле всю ночь будут стрекотать кузнечики… а утром мы проснемся от звука веселой трубы и — вперед, вперед! Вперед, кто любит меня! — опять, Дюнуа! Как прежде!..

Д ю н у а (без улыбки). Зачем, Жанна?..

Ж а н н а (осекшись). Ты разве забыл все это, Дюнуа?!

Д ю н у а (с пылкостью ушедшей молодости). Забыть?! — забыть тот год, единственный, лучший, стремительный, когда я был молод, и прям, и смел, и знал, зачем я?! Этот безбрежный короткий год, когда я был самим собою, Жанна?! Забыть тебя?! — ты дурно обо мне думаешь, Жанна!

Ж а н н а (требовательно). Тогда почему ты спрашиваешь — зачем?!

Д ю н у а (с прежней, хоть уже не такой веселой насмешкой). Затем, моя милая, что нельзя дважды быть молодым, нельзя дважды увидеть одно и то же утро, радоваться одной и той же удаче… нельзя дважды прожить свою жизнь, Жанна, нам это не под силу.

Ж а н н а (с горячей убежденностью). У нас будет новая жизнь, Дюнуа!.. Новое утро, новая удача, новые победы… ты не веришь мне?!

Д ю н у а. Я тебе верю… но я опять говорю — зачем?..

Ж а н н а (не понимая его). Зачем?..

Д ю н у а (подошел к восковой кукле). Может быть, она знает ответ?.. — она, которая пришла к нам, и повела за собой, и научила побеждать… затем лишь, чтоб ее предали, отреклись и сожгли на костре?.. Затем, чтобы король, ничтожный и тщеславный, подбиравший ее победы, как переспелые груши, упавшие с дерева, не взявший ни разу в жизни меч в руки и делавший в штаны от страха при первом же выстреле, — чтобы длинноносый этот пачкун был назван льстецами «победоносным»?.. Затем, чтобы старый болван де Ришмон, проигравший все свои сражения, был назначен главнокомандующим, а я, Дюнуа, прошедший всю войну рядом с тобой, и начавший ее еще до тебя, и закончивший, когда тебя уже не было, и выигравший вместе с тобою все наши битвы, чтобы я был отстранен, изгнан и забыт?..

Ж а н н а (резко). Ты все думаешь о себе, Дюнуа, об одном себе!..

Д ю н у а. Нет! — я думаю о справедливости!.. Воевать и каждый день бросать, как кости на бочку, свою жизнь на копья годонов и лить кровь, свою и чужую, затем лишь, чтоб этот хилый и лысый скряга на троне…

Ж а н н а (строго). Не говори так о своем короле, Дюнуа!

Д ю н у а. О да! — королей, как и отцов, себе не выбирают… Затем лишь, что Карлу Седьмому, — и, увы, не последнему! — мало отвоеванных нами для него Шампани, Лотарингии и Иль де Франса? — ему подавай теперь Бретань, Нормандию, Пикардию, Наварру, Турень?!

Ж а н н а (твердо). Нет Пикардии, Нормандии, Бретани, Наварры — есть Франция, Дюнуа! Есть французский король, и бог возложил на него бремя владеть всей французской землей. Ты француз, Дюнуа, и я француженка, и твой король — француз, и если он призовет нас и велит начать все сначала… (С тревогой.) …Ты посмеешь ответить ему — нет, Дюнуа?!

Д ю н у а (не сразу; серьезно и почти торжественно). Королю я скажу «нет», Жанна. Но тебе… если ты мне скажешь: «Дюнуа, я зову тебя, ты мне нужен, ты нужен Франции!..» Потому что Франция — это ты, а не король. (С прежней горькой насмешливостью.) Но для начала король это должен сказать тебе… Он этого тебе не скажет, Жанна.

Ж а н н а (гневно). Почему?!

Д ю н у а. Потому что он тоже не может прожить дважды свою жизнь, свою нищую молодость, свои унижения… и твои победы, Жанна.

Ж а н н а (как главный и неотразимый довод). Зачем же он призвал меня в Орлеан?!

Д ю н у а (мягко). Затем, чтобы сказать тебе то, что ты услышала от меня. (Улыбнулся ей.) Видишь ли, мой храбрый солдатик, я лучше твоего знаю образ мыслей королей — я ведь хоть и незаконнорожденный, а все же из Орлеанского дома… это как наследственная болезнь, которая передается от отца к сыну, даже незаконнорожденному… Ты вернула ему престол, Жанна, и он этого тебе никогда не простит. Благодарность — роскошь, которая королям не по карману.

Ж а н н а (с грустью нежданного воспоминания). А ведь я была в тебя влюблена, Дюнуа… с первого взгляда, как только увидела тебя на берегу Луары, против Орлеана… (Показала рукою в сторону окна.) Вон там.

Д ю н у а (с нежностью, которую он пытается скрыть за иронией). Когда я увидел тебя тогда, я подумал — и эта девчонка, этот малец, этот крошечный паж с остриженными в кружок волосами, — это и есть та самая Дева?! Но когда я посмотрел в твои глаза…

Ж а н н а (с надеждой). Ты тоже влюбился?!

Д ю н у а (не сразу). Нет… я поверил в тебя.

Ж а н н а (разочарованно). А-а…

Д ю н у а (усмехнулся). В тот день мне нужен был солдат и главнокомандующий, а не…

Ж а н н а (с искренней обидой). Во мне никто никогда не видел женщину… Значит, ты меня не любил?..

Д ю н у а (не сразу). Я женат, Жанна… у меня трое детей.

Ж а н н а (скрывая за улыбкой печаль). Я тоже.

Д ю н у а. И ты была Девой…

Ж а н н а (простодушно). Да, я тогда была невинной.

Д ю н у а. Нет, Жанна. Ты была Девой Франции, недостижимой и недоступной…

Ж а н н а (искренне). Как жаль… а мне казалось тогда…

Д ю н у а. Разве я давал тебе повод?

Ж а н н а. Нет… просто мне этого очень хотелось, Дюнуа. (С печальной улыбкой.) Время наше ушло. И не потому, что все забыто и прошло… и не оттого только, что я замужем и люблю своего мужа. Просто меня опять призвал король, и я снова стану воином и надену латы и остригу волосы…

Д ю н у а (после колебания). Ты снова слышишь твои голоса, Жанна?..

Ж а н н а (с восторгом). Да! — святую Екатерину, и святую Маргариту, и святого Михаила! И ты — со мной! Ведь ты не оставишь меня, Дюнуа?! Наперекор всему, ни о чем не спрашивая, — со мной, опять, вновь, до конца?!

Д ю н у а (с болью отречения). Ты опоздала, Жанна… И ты ведь сама сказала — время наше ушло!..

Ж а н н а (с жалостью и без упрека). Мой бедный Дюнуа…

Д ю н у а. Прости меня, Жанна…

Ж а н н а (неожиданно). Дюнуа… может быть, ты это знаешь? — кого сожгли вместо меня в Руане?!

Д ю н у а. Вместо тебя?! (Глядя ей в глаза, сильно и твердо.) Я верю, я знаю, я уповаю — на костер взошла ты!

Ж а н н а (с требовательной тревогой). Почему, Дюнуа?!

Д ю н у а (с состраданием). Потому что ты должна была это сделать, Жанна. Ты должна была пройти свой путь до конца, до самой вершины, откуда рукой подать до неба. Это было твое право, твой удел, Жанна. Ты была для этого рождена и послана нам богом… и ты не смела уклониться.

Ж а н н а (качая головой). Как ты жесток, Дюнуа, как ты безжалостен…

Д ю н у а. Я всегда говорил тебе правду. И я никому не уступлю твоей судьбы, твоего костра. На костер взошла ты, Дева.

Ж а н н а (с печалью). Значит, ты не пойдешь за мной…

Д ю н у а. Нет, Жанна. Ты уже прошла свой путь до конца. И я вместе с тобой.

Ж а н н а (улыбнулась, чтоб скрыть отчаяние). Видишь… я была недостойна твоей любви… И хватит об этом.

На верху лестницы появился Р о б е р д’ А р м у а з в расстегнутом камзоле и с заспанным лицом.

Д’ А р м у а з (сверху). Кто у тебя, Жанна?.. (Ужаснувшись своей догадке.) Неужто?! (Кинулся вниз, застегиваясь на ходу. Спустившись и увидев Дюнуа, успокоился, хоть и удивился.) Сударь?..

Д ю н у а (коротко кивнул д’Армуазу). Граф Дюнуа, сударь.

Д’ А р м у а з (почтительно). Я счастлив, сударь. Чему я обязан этой честью?

Д ю н у а (холодно). Ничему, сударь. (Жанне.) Если мадам мне позволит…

Ж а н н а (с печалью). Ты прощаешься со мной, Дюнуа?..

Д ю н у а (кланяется ей). Почтительнейше, мадам. (Быстро, не оглядываясь, пошел к двери.)

Ж а н н а (ужаснувшись своей догадке). Дюнуа! — ты пришел и говорил со мною и уходишь — потому что так велел тебе король?!..

Д ю н у а (обернулся к ней в растерянности). Мадам!..

Ж а н н а (с жалостью). Я не хотела тебя обидеть, Дюнуа… ты прав — нельзя дважды пройти одной дорогой. Нам не дано вновь прожить свою жизнь… ни даже свою смерть. Прощай, Дюнуа.

Дюнуа молча вышел и закрыл за собой дверь.

Д’ А р м у а з (собравшись с духом). Скажите, сколько спеси!.. Не слишком ли много для незаконнорожденного? Для помета от орлеанского старикашки и уличной девки?!

Ж а н н а (глядя вслед Дюнуа; про себя). Бедняжка… он никогда меня не любил, мой Дюнуа…

Д’ А р м у а з (с запоздалым возмущением). А вот я сейчас догоню и надаю ему оплеух, фанфарону!..

Ж а н н а. Прощай, мой Дюнуа…

Д’ А р м у а з (грозно). Вы забываетесь, госпожа д’Армуаз!..

Ж а н н а (как бы впервые вслушиваясь в звучание и значение этого имени). Госпожа д’Армуаз…

Д’ А р м у а з. Да, сударыня! — я дал вам это славное имя, и уж извольте быть достойной его! Я взял вас, если мне не изменяет память, прямо из английской тюрьмы, с именем, которое неизвестно даже как произносится — то ли Дарк, то ли Дарт!

Ж а н н а (с внезапным безразличием). Я не уроню вашего имени, сударь… тем более что у меня уже нет другого.

Солнце уже село за Луару, и комнату заполнили зыбкие сумерки. Только огонь в камине играет отблесками на лице Жанны и на латах восковой куклы.

Опрометью вбежал М о н т е к л е р.

М о н т е к л е р (с радостным ужасом). Король!..

Следом за ним вбежали П ь е р и Ж а н д ю Л и.

П ь е р. Король!

Ж а н. Король!

Д’ А р м у а з. Король! Король, Жаннетта!..

Из сеней вошел т е л о х р а н и т е л ь к о р о л я, высокий, худой, с хмурым и незначительным лицом, в серой одежде.

Т е л о х р а н и т е л ь (ни к кому не обращаясь). Огня!

Ж а н (хозяину). Огня! Свечей!

Д’ А р м у а з (кричит). Свечей!..

М о н т е к л е р (бросается к дверям). Свечей! Сейчас! Вмиг!.. (Убежал.)

Т е л о х р а н и т е л ь (с бесстрастной вежливостью). Мадам… Господа… Я полагаю, вы оповещены о визите, которым намеревается оказать вам честь…

Запыхавшийся М о н т е к л е р внес два больших канделябра с зажженными свечами.

М о н т е к л е р (ставя их на стол). Восковые свечи, лучших во всем Орлеане не сыщешь!..

Т е л о х р а н и т е л ь (ему, коротко). Пошел вон.

М о н т е к л е р (пятясь к дверям). Само собой, само собой!.. (Вышел.)

Д’ А р м у а з (сделал шаг вперед; с горделивым и вместе подобострастным достоинством). О да, сударь… мы оповещены и, поверьте, высоко ценим честь, которую.

Т е л о х р а н и т е л ь (безучастно). Не утруждайтесь, сударь. (Пьеру дю Ли, который стоит к нему ближе других.) Вашу шпагу, сударь.

П ь е р (с запальчивостью). Мою шпагу?! — я дворянин, сударь!

Т е л о х р а н и т е л ь (резко). Вашу шпагу!

Ж а н (брату). Пьер!..

Пьер отстегивает шпагу и отдает ее телохранителю.

(Отдавая телохранителю свою шпагу.) Моя шпага, сударь.

Т е л о х р а н и т е л ь (д’Армуазу). Вашу, сударь.

Д’ А р м у а з (с почти естественной гордостью). Да я скорее умру, чем…

П ь е р (в ярости). Что вы хорохоритесь, братец Робер?!

Д’ А р м у а з (отдавая свою шпагу). Этим клинком, сударь, бился еще мой прадед при Пуатье…

Т е л о х р а н и т е л ь (без насмешки). Помнится, мы проиграли эту битву англичанам, сударь. (Жанне.) Я полагаю, мадам не носит оружия?..

Жанна не ответила ему.

(Окинул взглядом комнату, увидел восковую куклу с мечом в руке, подошел к ней, разжал железную рукавицу, взял меч; затем, с общим коротким поклоном.) Ваш слуга, господа. (Подошел к двери, широко ее распахнул.) Сир… (Склонился в низком поклоне перед входящим в комнату королем, затворил за ним дверь и застыл на пороге.)

К а р л VII вошел, щуря глаза на огонь свечей. Это невысокий и хрупкий тридцатипятилетний человек с длинным, мясистым носом, с устало и хмуро опущенными уголками рта, безбородый и сильно уже облысевший, чего не скрывает шляпа, которую он, впрочем, не снимет с головы.

Но глаза у него умные, твердые и грустные.

Одет он в длинный черный кафтан, подбитый куньим мехом.

К а р л (направился прямо к Жанне). Мадам…

Ж а н н а (присела в глубоком поклоне). Сир…

Д’ А р м у а з (с грохотом падает на одно колено). Ваше…

К а р л (ему, доброжелательно). Не надо. Не надо, господин… господин…

Ж а н н а. Д’Армуаз, сир.

К а р л. Да, д’Армуаз… не надо, мой добрый господин д’Армуаз, встаньте, я не люблю этого.

Д’ А р м у а з (вставая с колена). Д’Армуазы всегда сердцем и мечом служили своим королям, сир. Еще мой прапрадед…

К а р л (терпеливо). Да, да, как же… д’Армуазы, конечно…

Ж а н н а (представляя королю своих братьев). Мои братья, сир… Жан дю Ли…

К а р л (учтиво). Я уже, помнится, встречался с одним из них…

Ж а н н а. И Пьер, сир.

К а р л. Как же, как же… (И вдруг увидел в глубине комнаты, в углу, освещенную последним лучом солнца из окна, восковую фигуру Жанны; резко, властно и вместе испуганно.) Кто это?!

Д’ А р м у а з. Это кукла, сир, восковая кукла, подаренная моей жене благодарными орлеанцами.

К а р л (быстро подошел к кукле и долго и неотрывно на нее смотрел; Жанне). Мои орлеанцы — прямодушный и бесхитростный народ, хоть и не отличаются особенной выдумкой… и вкусом. (Улыбнулся с некоторой натужностью.) Очень искусная работа, господа… В детстве я любил играть в куклы. Вероятно, потому что мне запрещали есть леденцы, которые я любил еще больше. Моя покойная матушка терпеть не могла, когда у меня были липкие пальцы. Я не смею вас задерживать, господин д’Армуаз.

Д’ А р м у а з (не сумев скрыть своего разочарования). Но, сир…

К а р л. Не беспокойтесь, мой друг. Я не сочту неучтивостью с вашей стороны, если вы оставите меня с глазу на глаз с госпожой д’Армуаз, хоть и понимаю, что супружеский долг — выше долга подданного.

Д’ А р м у а з (с оскорбленной покорностью). Я всегда принадлежу моему королю. Весь и всегда. (Вышел, пятясь, за дверь.)

К а р л. И вы, господа дю Ли. Я признателен вам за то, что вы взяли на себя труд сопровождать в Орлеан вашу сестру.

Ж а н (низко кланяясь). Я уповаю на бога еще не однажды послужить моему королю. (Уходя, шепотом — Жанне.) Ты не забыла, Жаннетта?!

П ь е р (вслед за братом поклонившись королю и пятясь к двери; яростным шепотом — Жанне). Сестренка!..

К а р л (телохранителю). И вы, милейший.

Телохранитель тоже уходит, плотно прикрыв за собою дверь.

Карл и Жанна остались одни.

(После молчания; с безличной вежливостью.) Я бы вас не узнал, мадам…

Ж а н н а (низко приседая). Десять лет назад я вас узнала в Шиноне в толпе придворных, хотя ни разу не видела прежде, ваше величество.

К а р л (усмехнувшись дальнему воспоминанию). Тогда я не был еще моим величеством… (Сел в кресло, лицом к восковой кукле.) Садитесь, мадам.

Жанна села на стул напротив него, лицом к камину.

(Как о чем-то само собой разумеющемся.) Вы, вероятно, удивились моему желанию увидеть вас в Орлеане?

Ж а н н а (не задумываясь). О нет, сир!

К а р л (удивился). Почему? — я не часто теперь покидаю Париж.

Ж а н н а (с радостным ожиданием). Потому что все эти годы я ждала, чтобы вы призвали меня!

К а р л (бесстрастно). Зачем, мадам?

Ж а н н а (просто). Чтобы служить вам и Франции, сир!

К а р л (не сразу). Я получил ваше письмо, мадам. И вот я здесь.

Ж а н н а. Спасибо, сир! (Со спокойной твердостью.) Я готова, сир.

К а р л (тяготясь неопределенностью). И вы не хотите задать мне никаких вопросов?.. — спрашивайте, мадам, я затем и приехал в Орлеан.

Ж а н н а. Вопросов?.. (Не сразу.) Вы счастливы, ваше величество?..

К а р л (невесело усмехнулся). Королей не следует об этом спрашивать, мадам. Их долг — править, а не быть счастливыми. (Искренне.) Я не делал выбора, мадам. Его сделали за меня вы.

Ж а н н а (не поняла). Я, сир?!

К а р л (прячась за иронию). Вы сделали меня королем, мадам. Впрочем, я им родился. Другие дети родятся горбатыми, или немыми, или шестипалыми… я родился наследником престола, только и всего. И все-таки это вы сделали меня настоящим королем, и Франция это помнит и, надеюсь, благодарна вам.

Ж а н н а (с настойчивой простотой). А вы, ваше величество?..

К а р л (повеселев). Я подчинился, мадам. Ваш бедный милый дофин с длинным носом, в продранном кафтане и худых башмаках в нетопленном Шинонском замке стал королем назло проклятым годонам. Франция сильна и едина, столица снова в славном городе Париже, англичане оттеснены к самому морю, вассалы смирились и аккуратно платят налоги — это ли не счастье? — для короля, разумеется?

Ж а н н а (с жалостью былых времен). Мой бедный дофин…

К а р л (искренне и просто). Я рад тебя видеть, Жанна… я и вправду тебе рад… И я помню, что никому, как тебе, я обязан всем, чем я стал.

Ж а н н а. И я благодарна вам, ваше величество, за то, что вы…

К а р л (с горечью). Тебе-то за что меня благодарить, Жанна?!

Ж а н н а (с надеждой). …за то, что вы вспомнили обо мне и опять призвали, чтобы…

К а р л (перебил ее). Благодарю вас, мадам д’Армуаз.

Молчание.

У нас мало времени, мадам. Скоро зазвонят к мессе… (Найдя удобное слово.) К мессе, на которой я обещал монсеньеру архиепископу быть и… впрочем, мы с вами там увидимся, не так ли?

Ж а н н а (про себя). Мой бедный дофин…

К а р л (устав от игры в учтивость). У нас с тобой мало времени, Жанна. Поэтому я задам за тебя твой вопрос — почему тогда я позволил тебя пленить и продать англичанам…

Ж а н н а (с жалостью). Я не задавала вам этого вопроса, сир!

К а р л (решительно). Не задашь его ты, задаст история. А уж с ней-то нам, королям, приходится считаться.

Ж а н н а (покорно). Воля ваша, сир…

К а р л (нетерпеливо). Не перебивай меня!.. Когда ты появилась как снег на голову в Шиноне — я был дофином, жалким, нищим уродцем дофином, игрушкой в руках моих министров и полководцев. К тому же, с легкой руки моей потаскухи-матушки, меня обвиняли в том, что я вовсе не сын моего отца, а значит, и не наследник престола. Я был буржским корольком без денег, без славы, без власти, без друзей и без надежды на французскую корону. Я поверил тебе, потому что мне нечего было терять, ты была моей последней и единственной ставкой…

Ж а н н а (твердо). Ты король! — король по рождению и волею божьей!..

К а р л. Но это еще надо было доказать!.. — ты чудом сняла двухсотдневную осаду с Орлеана, взяла для меня Жаржо, заставила англичан капитулировать при Божанси, спасаться бегством при Патэ, сдаться на милость победителя в Труа, короновала меня в Реймсе, подошла к стенам Парижа… и бог даровал тебе победу за победой, а мне — корону из твоих рук… из твоих рук, Жанна! — а короли не прощают оказанных им милостей никому и никогда… И когда решетка крепостных ворот в Компьене опустилась слишком рано и ты не успела укрыться за стенами замка… (Несмело.) Ты ведь не веришь этим россказням, будто это я велел опустить решетку и отдать тебя бургундцам?!

Ж а н н а (не раздумывая). Никогда, сир!..

К а р л (вдруг встретился глазами с восковой Жанной, вскочил на ноги). Она не сводит с меня глаз!..

Ж а н н а (не поняла). Кто, сир?!..

К а р л (берет себя в руки и снова садится в кресло). На чем мы остановились?.. — ах да, бургундцы… К тому же тогда и счастье изменило тебе — ты не взяла Париж, ты отступила к Жьену, тебя разбили при Ля-Шарите, — на блеск твоих побед грозила упасть тень поражения… Но твое пленение под Компьеном спасло тебя — ты попала в плен еще победительницей, а не побежденной… ты вовремя попала в плен, Жанна!..

Ж а н н а (с едва уловимой горькой усмешкой). Господь меня и тут не оставил…

К а р л (снова встретился взглядом с куклой). Нет, она просто сверлит меня глазами! Она хочет заставить меня сказать то, чего я не хочу говорить!..

Ж а н н а (оглянулась через плечо на куклу). Она восковая, сир. Железо и воск.

К а р л (раздраженно). Ты тоже была такая! — мягка, как воск, и тверда, как железо… (Встал, повернул свое кресло спиною к кукле; теперь он сидит рядом с Жанной, лицом к огню.) Я бы мог тебя отбить или выкупить, несмотря на сопротивление моего двора… но я был уже король, Жанна, я был сама Франция, и я должен был поступить не по долгу сердца, а по долгу государя… я должен был выбрать между тобой и Францией. (С почти искренним сожалением.) Впрочем, Жанна, короли даже в этом не свободны — в выборе.

Ж а н н а (отсутствующе, не отрывая глаз от пламени камина). Да, сир…

К а р л (раздраженно). Ты не слушаешь меня, Жанна! На что ты так упрямо смотришь?!

Ж а н н а (без умысла). На огонь, сир. Он мне снился всю ночь… Желтое пламя. Оно трещало, и от него шел черный дым… (Посмотрела на него.) Я никогда ни в чем не упрекала моего короля…

К а р л (усмехнулся). А своего милого дофина? — уродца с бритой головой под дырявой шляпой, который обязан тебе всем?! (Взял себя в руки.) Не перебивайте меня, мадам, прошу вас.

Ж а н н а (негромко). Да, ваше величество…

К а р л. Они судили тебя как ведьму, как еретичку, отступившую от бога и церкви… Им нельзя отказать в логике: действовать во славу бога французов — это и значит отступиться от бога англичан, или фламандцев, или испанцев… и наоборот.

Ж а н н а. Я всегда поступала лишь так, как внушали мне именем бога мои голоса…

К а р л (наклонился к ней; настойчиво и тревожно). Ты и вправду опять слышишь свои голоса?.. Они все еще говорят с тобой?! — подумай, прежде чем ответить, Жанна!.. Они опять говорят с тобой, твои, голоса?!

Ж а н н а (не сразу решившись). Нет, сир… Они замолчали в тот день, в Руане, когда я отреклась на кладбище Сент-Уэн…

К а р л (облегченно, будто с его плеч свалился груз неопределенности). Вот видишь… Вот видишь, Жанна!..

Ж а н н а (негромко и твердо). …но они не отступились от нее… от Девы, до самого конца…

К а р л (не понял). Ты говоришь так, словно… (невольно оглянулся на восковую Деву) …словно она и ты…

Ж а н н а (просто и спокойно, ибо она приняла свое решение). Да, сир. Ее сожгли в Руане, восемь лет назад. Но сердце ее не сгорело, и палач бросил его в воды Сены.

К а р л (после долгого молчания; с искренней благодарностью). Да, мадам… она умерла за Францию и своего короля, и это сделало ее бессмертной. (Положил свою руку на руку Жанны.) Но ты жива, Жанна, и я рад этому, и это я выкупил у англичан твою жизнь.

Ж а н н а (с последней болью). Зачем, сир?!

К а р л (искренне). Потому что я любил тебя. Им-то нужно было доказать обвинение и казнить еретичку, чтобы убедить Европу, что я получил корону из рук ведьмы, а не бога. Им было все равно, кого казнить, лишь бы казненная умерла на костре под твоим именем. А мне ты была нужна живая, чтобы, в случае необходимости, засвидетельствовать мое божественное помазание. Впрочем, в этом не возникло нужды — как видишь, корона прочно сидит на моей лысоватой башке. А за деньги англичане переуступили бы мне не только тебя, но и самого господа бога. (Улыбнулся весело и дружески.) Что ни говори, я все-таки не предал тебя!

Ж а н н а (думая о своем). Да, сир… предали меня не вы…

К а р л (с искренним интересом). Кстати говоря, я так и не знаю, кого же сожгли тогда вместо тебя?

Ж а н н а (с печальной торжественностью). Жанну д’Арк, сир… Деву Франции. И ее не забыли…

К а р л (помолчав). Да, ее все еще помнят и поминают в молитвах… и вовсе не потому, что она освободила Орлеан и взяла Труа, не потому, что вернула мне корону, а Франции — короля, нет, Жанна!.. Тысячи королей и полководцев, рыцарей, воинов одерживали победы блистательнее ее побед, и били врагов, и свергали царства, и основывали новые, и были храбрее ее, могущественнее, мудрее, непобедимее, — но их забыли и подвиги их тоже, и в пожелтевших хрониках на чердаках монастырей ты найдешь о них лишь беглое упоминание… Они были всего-навсего победителями своих врагов. Твое бессмертие… (поправился) ее бессмертие — не в ее победах, а в ее костре, она победила на нем смерть. Отними у нее костер — и из мученицы, из святой она превратится просто в историческое лицо, из Девы Франции — в ее удачливого полководца, а их тьма, история напичкана ими, как гусь яблоками…

Над Орлеаном поплыл первый гулкий удар церковного колокола, созывающего горожан на мессу за упокой души Девы.

(Довольный итогом своей встречи с Жанной.) Что ж, мадам, колокол зовет нас к заупокойной мессе. Нам с вами надо поторопиться.

Ж а н н а (с горчайшей мольбой). Умоляю вас, сир, только не это!..

К а р л (не понял). Только — не что?..

Ж а н н а. Только не заставляйте меня — меня, за которую она взошла на костер! — не заставляйте меня…

К а р л (холодно и твердо). Нет уж, мадам, весь смысл мессы в том и состоит, чтобы вы своим присутствием и молитвой поставили точку на нелепых россказнях о спасении Девы! Без вас я и не стал бы заказывать ее монсеньеру архиепископу.

Ж а н н а (без надежды уже). Умоляю тебя, мой дофин! Мой милый дофин!..

К а р л (встал с кресла). Увы, мадам, я давно уже король. И переоденьтесь, мадам, ваше платье слишком нарядно для мессы за упокой души Девы Франции. Поторопитесь, мадам.

Заупокойный колокол ударил снова.

Кстати, не могу не поделиться с вами тем, что святой престол и мы решили провести новый процесс по делу Девы, чтобы снять с нее позор неправедного приговора. Впрочем, это долгая волокита, и нам с вами придется набраться терпения.

Ж а н н а (безразлично, сдавшись и примирившись). Благодарю вас, ваше величество…

К а р л. Видите ли, мадам… восемь лет назад наше величество умыло руки. Теперь оно должно их отмыть дочиста, до девственной белизны знамени Девы. Королям нужно думать об истории, мадам, а я намерен занять в ней подобающее мне местечко. Да и Дева не раз еще будет нужна Франции — святая, безгрешная.

Ж а н н а (без усмешки). Вы всегда думаете о Франции, сир…

К а р л. И о себе. Но я — это и есть Франция, мадам. Даже если она и не догадывается об этом. (Хлопнул в ладоши.)

Вошел т е л о х р а н и т е л ь.

(Ему.) Пригласите, пожалуйста, господина д’Армуаза и господ дю Ли.

Телохранитель вышел за дверь.

Что ж, мадам… я рад, что мы нашли общий язык.

Ж а н н а (с глубоким поклоном). Я счастлива, ваше величество, что вы снизошли…

Т е л о х р а н и т е л ь распахнул дверь, впуская в комнату д’ А р м у а з а и братьев д ю Л и.

К а р л (д’Армуазу). Простите меня, сударь, что я так надолго разлучил вас с вашей прелестной женой. Но я слышал — вы завзятый охотник, и если приглашение на завтрашнюю псовую охоту, которую устраивают в мою честь мои добрые орлеанцы, хоть в малой степени наградит ваше долготерпение…

Д’ А р м у а з (счастлив). О, ваше величество!..

К а р л. Я охотно поговорю с вами завтра, мой добрый господин д’Армуаз, хотя бы, к слову, о том, что в вашем гербе была бы очень уместна корона… скажем, баронская, если вы соблаговолите ее принять…

Д’ А р м у а з (вне себя от счастья). О, ваше величество!..

К а р л. Что же касается вас, мои добрые господа дю Ли…

Ж а н (сделал шаг вперед). Да, сир?!

К а р л. Боюсь, что один из вас понадобится мне постоянно при дворе…

Ж а н (не сдержался). Я, сир!..

К а р л. Увы, все должности при моем дворе давно расхватаны, так что для второго из вас… впрочем, мне сказали, что он был бы рад вернуться в родные места, в Вокулер… в Вокулерский замок, лучше сказать.

П ь е р (хлопая глазами от изумления). Как вы об этом узнали, сир?!

К а р л (без усмешки). Это мой тяжкий крест, сударь, — знать все. Позвольте пожелать вам всего доброго, господа. (Поклонился Жанне.) Поторопитесь, мадам, колокола зовут нас к мессе. (Пошел было к дверям, но остановился, вспомнив и усмехнувшись.) Да, совсем вон из головы… а ведь я был намерен вас позабавить, мадам. (Телохранителю, который распахнул перед ним дверь.) Пошлите-ка, милейший, сюда нашу девчушку.

Телохранитель вышел за дверь.

(Жанне.) Надеюсь, вы посмеетесь всласть, мадам.

Т е л о х р а н и т е л ь ввел в комнату д е в у ш к у с завязанными за спиной руками.

Ей девятнадцать лет, она некрасива, но от ее лица с неправильными, сильными чертами и широко расставленными и неотступными глазами нельзя отвести взгляд. На ней мужское платье — сапоги, облегающие ногу суконные штаны, короткий кафтан, подпоясанный широким кожаным ремнем. Волосы ее подстрижены коротко, в кружок.

Ж а н н а (с тревогой предчувствия). Кто это?..

К а р л (весело). Кто?! — да разве вы сами не видите, мадам, разве не говорят вам ваши глаза, ваше сердце, что перед вами — Орлеанская Дева?!

Ж а н н а (не понимая). Кто?!

К а р л (совсем развеселившись). Дева, мадам, Дева Франции!

Ж а н н а (подошла к девушке, спросила ее настойчиво). Кто ты?..

Л ж е - Ж а н н а (спокойно и просто, с непоколебимой убежденностью). Жанна, мадам. Жанна д’Арк… хотя меня еще называют Девой.

К а р л (хохоча). Она не первая! — их уже, по самым скромным подсчетам, не меньше двух объявилось, Лже-Жанн. А эта глупышка не нашла ничего лучшего, как ломать комедию в двух шагах от Лувра!.. Юная самозваночка!

Л ж е - Ж а н н а (спокойно). Я не самозванка, сир, я Жанна д’Арк.

К а р л (весело). Которую сожгли на костре восемь лет назад!..

Л ж е - Ж а н н а. Меня не сожгли, Шарло. (Жанне.) Бог не допустил этого. Он уберег меня от костра затем, чтобы я вновь подняла меч и спасла Францию.

К а р л (Жанне). И самое смешное, Жанна…

Л ж е - Ж а н н а (Жанне). Вас тоже зовут Жанной, мадам?

К а р л (хохочет). Тоже!.. Нет, вы только ее послушайте! — тоже!..

Ж а н н а (ей, не сразу). Да…

К а р л (Жанне). Самое смешное, что нашлось дурачье, которое ей поверило!.. Никогда не думал, что среди моих добрых подданных столько болванов!

Л ж е - Ж а н н а (Жанне). Народ верит мне, мадам. Простой народ верит мне, и помнит, и пойдет за мной на годонов.

Ж а н н а. Но ведь… (Карлу.) Но ведь она так молода!

Л ж е - Ж а н н а. Мне девятнадцать лет, мадам. Но я умею ездить верхом, и владеть мечом и копьем, и сражаться не хуже всякого мужчины.

Ж а н н а (Карлу). Но, значит, тогда, десять лет назад…

К а р л. В том-то и дело, Жанна! В том-то и дело!.. Но этот простой подсчет не по зубам моим добрым французам! — им хочется верить, что Дева жива и целехонька, а эта как две капли воды похожа на Жанну из их сказки о чудесном спасении! Да если бы я не знал правды — я бы и сам… Да ты погляди только!.. (Подтолкнул девушку к восковой Жанне.) Нет, ты только погляди! Вылитая Жанна! Всамделишная! Не отличишь!..

Ж а н н а (негромко). Велите развязать ей руки, сир!..

К а р л. Как бы не так! Она ведь такая же бешеная, как та, настоящая! Она уже успела расцарапать до крови моего капитана, когда он поймал ее!

Ж а н н а (настойчиво). Развяжите ей руки!

К а р л (Лже-Жанне). Ты обещаешь вести себя прилично, как подобает невинной девице?

Л ж е - Ж а н н а (без жалобы). У меня совсем затекли руки, Шарло…

Ж а н н а (кричит). Развяжите ей руки!

Карл подал знак телохранителю, тот ножом разрезал веревки, связывающие девушке руки.

Л ж е - Ж а н н а (потирая натертые запястья). Спасибо, Шарло.

Ж а н н а (подошла к ней вплотную; пытается говорить спокойно). Ты веришь, что ты — Жанна д’Арк?..

Л ж е - Ж а н н а. Я и есть Жанна, мадам. И все это подтвердят, спросите кого угодно. Просто мой милый король успел меня позабыть… или у него есть еще какая-нибудь причина…

Д’ А р м у а з (с искренним возмущением). Нет! — какова наглость!

Ж а н н а (девушке, с требовательной настойчивостью). И ты слышишь голоса?..

Л ж е - Ж а н н а. Да, мадам. Святого Михаила, святой Екатерины и святой Маргариты. Они велели мне опять прийти к моему королю, и взять его войско, и бить годонов, пока последний из них — живой или мертвый — не будет изгнан из моей милой Франции…

Ж а н. Из ее милой Франции!.. — где она только набралась этого?!

Ж а н н а. И ты опять возьмешь меч и знамя?..

Л ж е - Ж а н н а. …потому что Франция меня призвала и бог, потому что по французской земле все еще рыщут враги, и грабят, и убивают, и засели в наших крепостях и, городах, а наши солдаты и капитаны забыли о войне и о своем долге, и пьют, и жрут, и богохульствуют… и моя милая Франция все еще исходит слезами и кровью…

П ь е р (с искренним восторгом). Нет, какова! — прямо за сердце берет!..

Ж а н н а (девушке). Но ведь если тебя схватят и пленят и предадут…

Л ж е - Ж а н н а (просто). Я знаю, мадам. Меня сожгут на костре.

Ж а н н а (с неотступной настойчивостью). И ты… ты готова?.. Ты не боишься?..

Л ж е - Ж а н н а. Нет, мадам. Если того захочет бог. Если таков мой удел. Потому что даже смерть Девы — моя смерть, мадам, — послужит моей милой Франции.

Ж а н н а. Но если тебя сожгут — кто же вместо тебя пойдет на врага, и разобьет его, и прогонит с французской земли?..

Л ж е - Ж а н н а (просто). Кто-нибудь еще, мадам. Мужчина, или женщина, или опять дева. Пока Франция жива, непременно найдется кто-нибудь, кто поднимет ее меч. У Франции всегда будет ее Дева.

К а р л (искренне). Даже страшно, — ей-богу, мне даже страшно стало!..

Л ж е - Ж а н н а. Не надо бояться, Шарло. Надо просто выполнять свой долг. До конца. Не трусь, Шарло, это страшно только поначалу. И вели вернуть мне мой латы, мой меч и мое знамя. (О кукле.) Вот эти.

К а р л (потрясенный). Ну и девчонка! Ну и нахалка!..

Ж а н н а (ему, тихо). Не говори так, Шарло… ты же видишь, она — Жанна.

Л ж е - Ж а н н а. Спасибо, мадам. Я не забуду вас.

Ж а н н а (Карлу). Что с ней будет?..

К а р л (с искренним сожалением). Ее, вернее всего, повесят. Или сожгут — как самозванку, вводящую в соблазн моих добрых французов.

Ж а н н а (с мольбой). Отпустите ее, сир!..

К а р л. Мне это не под силу, Жанна.

Ж а н н а. Отпусти ее, Шарло!

К а р л (пожал плечами). Тогда вместо нее придется казнить другую. Ты ведь знаешь сама — со святым трибуналом шутки плохи. Сожгут опять другую, Жанна… (Девушке.) Иди.

Л ж е - Ж а н н а (ему). Но ты все-таки вели вернуть мне мой меч и мое знамя. (Жанне.) До свидания, Жанна. Ты была добра ко мне, я этого не забуду. (Ушла.)

К а р л. Не опоздайте к мессе, господа. (Пошел к двери.)

Ж а н н а (вдруг решившись; сильно и твердо). Ты отпустишь ее, Шарло!

К а р л (круто повернулся к ней). Никогда, мадам!

Ж а н н а. Ты отпустишь ее — или я не пойду к мессе!

Д’ А р м у а з (испуганно — ей). Сударыня!..

Ж а н. Жаннетта!..

Ж а н н а (Карлу). Ты ведь знаешь меня, Шарло, ты ведь помнишь — я не отступаюсь от своего.

К а р л (резко). Вы забываетесь, мадам!

Ж а н н а (властно). Ты ее отпустишь!

К а р л (дрогнув). Кого — ее?! Эту грязную деревенскую девчонку? Самозванку, сеющую в народе сомнения и смуту? Этого перевертыша?!

Ж а н н а. Жанну д’Арк, сир. Деву Франции. Или я не пойду к мессе, и тогда…

П ь е р (в ярости). Ты что надумала, бешеная?!

Ж а н н а (Карлу). …и тогда мне придется самой…

К а р л (растерялся). Но ты ведь согласилась, Жанна, ты же мне обещала!..

Ж а н н а. Да. Но отпусти ее.

К а р л (не решаясь). Но я тебе, уже говорил — придется сжечь другую… Как тогда, Жанна! — другую!

Ж а н н а (не сразу). Ну что ж…

К а р л. Ты хочешь сказать, что ты…

Ж а н н а (глядя ему в глаза). Если надо будет, сир.

К а р л (в порыве искренности). Даже если на этот раз я буду бессилен?..

Ж а н н а (оглянулась на куклу; не сразу). Ты ведь слышал — у Франции всегда пребудет ее Дева.

Снова зазвонили зовуще колокола.

Спешите, сир, мы опоздаем к мессе.

К а р л (решился). Хорошо. Будь по-твоему… Ты не изменилась, Жанна, — железа в тебе больше, чем воска. (Усмехнулся.) И я всегда думаю о Франции, мадам.

Ж а н н а (с печалью прощания). Спасибо, Шарло… спасибо, мой милый дофин…

Карл резко повернулся, ушел за дверь.

Братья дю Ли бросились было за ним.

Т е л о х р а н и т е л ь (преградил им дорогу). Ваши шпаги, господа. (Отдал им шпаги; д’Армуазу.) Ваша шпага, сударь.

Д’ А р м у а з (пристегивая шпагу, с самодовольной надменностью). Благодарю вас, милейший.

Т е л о х р а н и т е л ь (подошел к Жанне, протянул ей меч). Ваш меч, сударыня… Я помню его. На нем высечено пять крестов… говорили, что это меч самого Мартелла… (С волнением.) Я брал с тобой Турель, Жанна. Я сражался с тобой под Божанси и Патэ, я был рядом с тобой под Компьеном!..

Ж а н н а (подошла и поцеловала его). Я узнала тебя, Бертран. Я тебя узнала.

Т е л о х р а н и т е л ь (пятясь к двери; сквозь слезы счастья). Вперед, за Францию! Вперед, за Деву! Вперед, кто любит тебя!.. (Вышел.)

Ж а н (кричит от радости). Я при дворе! Я допущен ко двору, Жаннетта!..

П ь е р (топая ногами от счастья). Вокулерский капитан! Вокулер — мой, братцы!..

Ж а н. За королем! Да здравствует король!..

Братья выбежали наружу.

Д’ А р м у а з (потирая радостно руки). Барон д’Армуаз и де Тиммон будет охотиться рядом с королем! Уж я покажу им, на что способен!.. Ну и денек, Жаннетта!..

Ж а н н а (отсутствующе). Выйдите, Робер, я должна переодеться к мессе.

Д’ А р м у а з (сияя от счастья, целует ее). Госпожа баронесса! Моя баронессочка! Моя Жаннетточка!..

Ж а н н а. Я хочу переодеться, Робер, подите наверх. Мари!..

Из-за полога вышла к о р м и л и ц а.

Мари, найдите в большом сундуке мое черное бархатное платье… Мы идем к мессе. Возьмите свечи, в темноте вам не найти его.

Мари взяла один из подсвечников с горящими свечами, ушла в сени.

Д’ А р м у а з. К мессе так к мессе! — хоть, на мой вкус, оно бы сейчас куда уместнее выпить за нашу баронскую корону! (Взял второй шандал, пошел к лестнице.) Я тоже надену что-нибудь поскромнее… теперь я могу себе это позволить. (Ушел наверх.)

Лунный свет из окна падает на восковую Жанну, освещая ее с головы до ног светло и ясно.

Пламя камина пляшущими красными языками освещает Жанну. Над Орлеаном плывет скорбный звон колоколов заупокойной мессы.

Жанна медленно снимает с себя корсаж, платье, нижние юбки, одну за другой, и остается в белой рубахе, с голыми плечами, шеей, лицом, руками и грудью, в красном и желтом пламени огня.

Ж а н н а (кукле — просто и без жалобы). Я ухожу, Жанна. Ты им нужнее. И все-таки ты — это всего лишь я. Я! Я! — хоть ты-то не забудь!.. И сердце мое тогда не сгорело, его бросили в воды Сены, это правда!..

1972