Двигаясь между гор готовой одежды на столах, шустро бегал шебутной мужичок вокруг худого и хмурого рабочего с впалыми щеками, ловко обмеривая его метром и скороговоркой диктующий полученный результат подростку, который тут же распарывал серый пиджак по шву — вот что я увидел, когда зашел в лавку. Остро пахло пылью и чесноком.
На миг и мужичок и подросток замерли, после чего расплывшись в самой добродушной, как он полагал, улыбке, хозяин лавки кинулся ко мне. Но меня не обмануло его мнимое радушие — алчный блеск в глазах тот не сумел скрыть. А все дело в моем мундире — по сравнению с тощим посетителем, я выглядел как богач, случайно забредший в магазин для бедняков.
— Господин жандарм! Рад, очень рад видеть вас в моей лавке! Позвольте представиться — Сергей Терентьевич Столяров! — набросился на меня мужичок, буквально засыпая меня словами и, как бульдог схватив за руку, попробовал потянуть за собой.
Вот только я такой напор не оценил и, как только меня схватили за руку, а хозяин развернулся ко мне спиной, дернул руку на себя. Вцепившийся в мою руку лавочник не ожидал такого поворота и, нелепо взмахнув свободной рукой, бухнулся на спину мне под ноги. Но мою руку так и не разжал, подлец!
— Ох, — растерянно простонал лавочник.
Забытый им рабочий, до этого взиравший на меня недобро, злорадно улыбнулся. Ему страдания жадного портного пришлись по душе.
— Отпустите меня и не смейте больше хватать! — процедил я через губу.
— О, ваше благородие, простите, — тут же «переобулся» лавочник, разжав пальцы. — Так вы не за одеждой, а по другому вопросу?
Вот сейчас в его взгляде вместо жадности промелькнула опаска. Все же форма на мне не простая армейская, а жандарма — это он правильно заметил, пусть и рядового.
— За одеждой, — буркнул я. — Но хватать меня все равно не нужно.
— Понял, исправлюсь, — снова расплылся в угодливой улыбке мужичок. И тут же обернулся к подростку. — Стешка! Чего рот раскрыл? Заканчивай с Мироном Вениаминовичем, не видишь, он тебя уже час ждет?!
— Сей момент, Сергей Терентьевич, — тут же уткнулся паренек носом в пиджак и бодрее стал распарывать шов.
— Мирон Вениаминович, через пятнадцать минут вы получите свой костюм! — заявил лавочник первому посетителю, после чего полностью переключился на меня. — Простите, ваше благородие, вы не представились...
— Григорий Мстиславович.
Фамилию я намеренно не стал называть. Ну его. Еще начнет болтать, что у него дворянин Бологовский платье покупал — урон чести точно будет! И это не мои мысли — впервые дала знать о себе клятва, кольнув слегка в районе сердца.
— Прошу, Григорий Мстиславович, за мной, — шустро метнулся к одному из столов мужичок.
Всего здесь было три стола. Один справа, другой прямо напротив входа, за которым сейчас сидел на табурете Стешка, и третий слева. Когда я зашел, худой покупатель Мирон стоял слева между двумя столами. Расстояние хоть и с трудом, но позволяло. Сейчас же он прошел за стол к Стешке, по-моему даже облегченно выдохнув.
Одежда на столах только на первый взгляд валялась беспорядочно. Но когда я смог обратить внимание, куда метнулся Сергей Терентьевич, а подбежал он к левому столу, я смог рассмотреть, что кроме костюмов, рубашек и шинелей на нем ничего иного нет. Ни для дам, ни детского белья. Зато оно оказалось на правом столе. Причем в основном детское. Женских платьев было мало, и все они походили друг на друга как солдаты на плацу, различаясь лишь по ткани, да длиной юбок. На центральном столе одежды был самый минимум, и сейчас там были навалены разные мужские костюмы. Но это продлилось недолго. По пути Сергей Терентьевич сделал небольшой крюк и одним слитным движением сгреб все наваленное и кинул на левый стол. Кроме единственного, сейчас подшиваемого Стешкой костюма на центральном столе ничего не осталось.
— Итак, что вам угодно? Костюм на выход? Рубашки? Может, есть конкретный заказ? — тут же показывая, озвученные предложения, затараторил лавочник.
— Что-нибудь попроще, — я скосился на Мирона.
Говорить, что мне нужна одежда, чтобы быть похожим на рабочих, при посторонних не хотелось. Но Сергей Терентьевич все и сам правильно понял.
— Все сделаем в лучшем виде, — кивнул он.
И тут же зарылся в ворох одежды, последовательно откладывая один костюм за другим, пока не вытащил безразмерные серые штаны из такой грубой ткани, что на ощупь была схожа с наждаком, и пиджак под них. Тот тоже был мне на пару размеров больше, чем нужно, но лавочника это не смутило. Отложив это, он стал перебирать рубашки. В сторону полетели белые хлопчатые, вслед к ним пошли и те, что имели хоть какие-то пуговицы. Лишь достав широкую рубашку с небольшим разрезом у горла, где была только одна пуговица, Сергей Терентьевич успокоился и предложил все примерить.
Никакой подсобки, где это можно сделать, в лавке не было. Раздеваться пришлось прямо посреди помещения, лишь отойдя на место рабочего Мирона. Стешка к тому моменту успел не только распороть пиджак, но и сшить шов заново широкой стежкой. Грубо, даже аляповато, зато надежно. Только после этого Мирон достал из за пазухи тканевый кошелек и, прикрыв его рукой, отсчитал деньги.
— Здесь только три рубля! — возмутился подросток, когда получил деньги. — А за мою работу?!
— Долго возишься, — буркнул Мирон и, пока его не остановили, выскочил из лавки.
Стешка злобно прошипел ему вслед проклятья. И тут же его глаза азартно сверкнули — это из моего кармана случайно выпала трехрублевая купюра и россыпь марок. Держал я их в кармане штанов и когда снимал их, карман задрался, и деньги полетели на пол. Я их конечно тут же поднял, но глазастый парень успел их не только рассмотреть, но и мысленно пересчитать и даже заметить, что у меня в кармане есть еще. О чем тут же и сообщил на ухо лавочнику, подскочив к нему, при этом ловко обогнув стол не задев меня.
Облачившись в выданный костюм, я стал похож на пугало и мрачно посмотрел на Сергея Терентьевича.
— Не извольте беспокоиться, ваше благородие, — тут же поднял руки в примирительном жесте тот. — Стешка сейчас все ушьет, чтобы не болталось. Дайте я лучше вас обмерю.
При замере моего тела, голос Сергея Терентьевича не смолкал ни на минуту, отчего у меня разболелась голова. Хотелось уже плюнуть на все и вернуться к первоначальному плану. Когда он закончил, я уже хотел облегченно выдохнуть, но не тут то было. Потому что отдав Стешке костюм, лавочник назвал за него цену.
— Сколько?! — мне показалось, я ослышался.
— Семь рублей за все, ваше благородие, — с благожелательной улыбкой повторил мужичок.
— Да это дерьмо и трех не стоит! — искренне возмутился я.
Цен на одежду я не знал, но нутром чувствовал, что меня нагло обманывают.
— Ну как же! — всплеснул руками лавочник. — Вы же берете полный костюм! С рубашкой! Да одни только штаны не меньше трешки стоят! Пиджак и того больше — пятак! А рубашка? Не меньше двушки с четвертаком! Да я вам еще со скидкой продаю! Себе в убыток работаю! А Стешка? Если я снижу цену — то он же снова будет шить бесплатно! Пожалейте мальца, хотя бы!
— Три рубля и ни копейкой больше, — припечатал я.
— Ваше благородие, — укоризненно протянул Сергей Терентьевич. — Ну как можно? Мы же не в богадельне. У меня дети есть, их кормить надо, а вы предлагаете мне в убыток работать.
И столько упрека и искреннего непонимания моим упорством было в этом голосе, что я посчитал, что реально перегнул палку. И даже назвал новую цену.
— Четыре.
— Это не серьезно, — покачал головой лавочник и огорченно повернулся к подростку. — Стешка, бросай. Господин к сожалению не может заплатить за товар.
Паренек прекратил распарывать швы и отложил штаны, которые требовалось не только ушить, но и отрезать лишнюю длину.
— Но у меня нет семи! — воскликнул я. — Да семь — столько ваш товар не стоит!
— А сколько есть? — тут же обернулся Сергей Терентьевич.
Вот тут-то я и понял, что все его причитания и напускная укоризна — не более, чем актерская игра. Прекрасная, не спорю, но игра. И начался торг! То, из-за чего я и пожалел, что зашел сюда.
Мужичок снова пытался играть голосом, ссылался на детей, которых у него сначала было пятеро, потом вдруг стало шестеро, а дальше вообще в качестве аргумента сказал, что у него жена на сносях и они ожидают восьмого! Куда делся седьмой, я не понял. Я тоже в долгу не остался и напирал на то, что у меня он последние деньги отнимает. Пытался пригрозить проверкой своей службы (но почти безуспешно — тот не особо поверил, что жандармам будет дело до его лавки, ну или я не те аргументы в угрозах привел). Давить на жалость к себе мне было противно, поэтому чаще он от меня слышал, что я уйду к другому лавочнику. К чему я реально начал склоняться. В процессе торга это оказался самый действенный аргумент, что хоть как-то влиял на жадного мужика. Стешка несколько раз принимался за шитье и столько же раз бросал, когда Сергей Терентьевич приказывал ему «не тратить время и силы на скупого господина». В итоге сошлись на четырех рублях и двадцати копейках. И то, когда лавочник принял от меня деньги, его лицо светилось — точно нагрел!
Забрав свой костюм, я для порядка решил пройтись по другим лавкам, кои на улице были, и узнать про цены. Но выскочил из первой же, когда встретил чуть ли не точную копию «Сергея Терентьевича», пусть не по внешности, зато по поведению. Ну его! Мне хватило и одного раза.
Однако возвращаясь в жандармерию, где намеревался переодеться и оставить свою форму, я дал себе зарок все-таки выяснить реальные цены на одежду. Да хоть у того же Пантелеева!
По итогу у меня в кармане осталось лишь тридцать пять марочных копеек. Тридцать пять стоил завтрак в столовой, десять я потратил на извозчиков и вот — купил костюм, называется! Как прожить на эти деньги до получения пансиона, я представлял слабо. Была лишь небольшая надежда, что через два дня, как пройду проверку и получу назначение, мне выдадут и хоть какие-нибудь подъемные. Но и два дня прожить-то как-то надо!
Понимание, что я резко стал нищим, привело к тому, что от услуг извозчика я уже хотел отказаться. Лишь незнание города, да сверток с вещами подмышкой заставили меня скрепя сердце пойти на такие траты.
Выйдя из здания служебной гостиницы уже в новом костюме, я с горестью подсчитывал свои невеликие «сбережения». Похоже, по голове меня ударили гораздо сильнее, чем я предполагал. Иначе почему я совершаю такие глупые ошибки?
Было уже далеко за полдень, поэтому я не удержался и снова посетил местную столовую, ограничившись там обедом из каши и стаканом чая. И теперь у меня осталось лишь восемнадцать копеек.
В таком виде меня и застал у проходной Савелий Лукич. Он как раз зашел на территорию управления, и я чуть в него не врезался — так был увлечен своими мыслями.
— Решили примерить на себя роль рабочего? — весело улыбнулся он. — Вживаетесь в роль? Похвально! Взгляд у вас сейчас был один в один, как у работяги, получившего зарплату. Но мой вам совет — не держите деньги на виду. Это вызывает нездоровый интерес у окружающих. И простой работник фабрики никогда не будет вот так на улице пересчитывать свои сбережения.
— Спасибо, — поблагодарил я жандарма. И тут же спросил. — Савелий Лукич, а сколько на ваш взгляд стоит костюм, что на мне?
— Такой? Два с половиной рубля, если по материалам. Что? — заметил он, как скривилось мое лицо, — не сумели сторговаться?
— Сторговаться?
— Ну да, — пожал он плечами. — Вы же его в лавке брали? Ну вот! В лавке, да на рынках, цену вы будете платить такую, за какую сторгуетесь с продавцом. Это не ателье и не модный салон.
— А вообще сколько одежда стоит?
— Смотря какая.
— Ну хотя бы в среднем. Та же форма наша.
— Ваша форма казне обошлась в двенадцать рублей, — огорошил он меня. — В среднем же обычный костюм у портного, пошитый по вашей мерке и из качественных материалов, вы ниже, чем за десятку не найдете, голубчик.
— Так я хоть и переплатил, но не сильно, получается, — немного ободренный словами мужчины, вздохнул я.
— Не расстраивайтесь, — похлопал он меня по плечу. — Зато теперь внешне вы от рабочего какой-либо фабрики почти не отличаетесь. Вот только за рабочего вас все равно не примут, — снова ошарашил он меня.
— И почему?
— Ну как же. Их уклада жизни вы не знаете. Цен — тоже. Замашки у вас не работяги. Нет-с, никак не сойдете, — покачал он головой.
— Совсем нет вариантов? — хмуро спросил я.
— Ну-у... — протянул Савелий Лукич. — Можете снова сослаться на свою амнезию. Сказать, что очнулись и не помните ничего. Помощи попросить. Вас так вчера разукрасили, что в это как раз легко поверят. А там — и быт рабочего люда узнаете, и остальным они с вами поделятся. Даже могут помочь на первых порах.
— Спасибо, — снова поблагодарил я жандарма, после чего тот сослался на срочные дела и двинулся к главному зданию управления.
Покинув здание, в этот раз пешком я двинулся к московскому вокзалу. Дорогу я уже знал — расспросил у своих новых коллег в столовой. Поэтому потеряться не боялся. Так собственно и получилось.
Пока шел, старался наблюдать за проходящими мимо людьми. В особенности на мужчин. Подмечал их взгляд, как одеты, как двигаются. И тут же пытался повторить. К вокзалу я уже смог немного наловчиться и моя походка неуловимо изменилась. Это я понял по тому, что на меня перестали коситься окружающие, для которых я казался «непонятным», да по взглядам полиции. Те стали смотреть на меня более строго и свысока. Я перестал быть для них «переодетым барином» и понял это только сейчас. Но это же стало и проблемой, когда я добрался до вокзала и стал ходить вдоль улицы, надеясь заметить воришку или кого-либо из других грабителей. Детину я запомнил хорошо. И по статям и по лицу, а вот остальных — смутно. Тогда в комнате было темно, тусклый свет падал только из окна, слабо освещая койки и спящих рабочих и давая возможность лишь не споткнуться о них. Лицо вора-подростка я тоже запомнил, благо успел его увидеть, когда поймал. Но сейчас с каждой минутой в меня пробирались сомнения, что я смогу их легко найти. Только если вечера ждать, когда все возвращаются с работы, и поймать их на входе в работный дом.
И вот когда я пришел к такой неутешительной для себя мысли, ко мне и подоспели проблемы в виде патрульного полицейского. Усатый городовой в белом мундире и фуражке с саблей на боку сурово шел в мою сторону. До этого он стоял недалеко от выхода из вокзала, но косился на меня каждый раз, когда я проходил мимо. А сейчас не выдержал и покинул свой пост. Еще и свисток в руке крепко сжал, готовый его применить, если я дам деру. Да он мне всю операцию запорет! А я ее еще и не начал толком!
Я тут же стал судорожно смотреть по сторонам, прикидывая, куда сбежать. И это стало для него сигналом. Громкая трель свистка поплыла над улицей, заставив дернуться от неожиданности прохожих, что стояли близко к нему. Я же перестал думать, что делать дальше и просто побежал. Прямо туда, где мне так досталось этой ночью — в стоящий около вокзала работный дом.
Дверь поддалась легко. Не чувствуя ног, я взбежал на третий этаж и распахнул первую попавшуюся дверь. Комната за ней оказалась не пуста. На меня уставились семь пар женских глаз с детьми на руках и пара суровых мужских взглядов.
— Братцы, помогите! — как мог, постарался я повторить речь одного из бродяг, что просил подаяние на улице. — В полицию хотят ни за что забрать!
Подтверждая мои слова, на лестнице раздались тяжелые уверенные шаги и громкий голос городового, требующего показать ему мужика, что только что вбежал в дом.
— Подь сюды, — махнул мне рукой седовласый старик, курящий около окна, которого я сперва не заметил.
Я опрометью кинулся к нему.
— Скидай одежу и ложись, — приказал он, указывая на койку рядом с собой.
Спорить я не стал, выполнив требуемое. Тот быстро спрятал мой костюм в лежащий у него в ногах мешок.
— Скажем, что лихоманка у него, — сказал для окружающих дед. — Петро ее до смерти боится. Не будет подходить проверять.
Так это или нет, мне предстояло проверить в ближайшие минуты, потому что дверь в комнату открылась, и на пороге оказался бежавший за мной городовой.