Жандарм

Глава 23

«Здравствуйте, Григорий Мстиславович. Я не забыла про нашу встречу, но обстоятельства не позволяют мне прийти к вам. Надеюсь, вы простите мне это. Однако, если вы проявите настойчивость, то мы сможем увидеться уже сегодня. В семь часов в Императорской Военно-медицинской академии начнет свою деятельность кружок по фехтованию. Это единственное место, куда я смогла вырваться из отчего дома. Я буду там. Жду и вас. Но если я для вас — лишь мимолетное знакомство, то я пойму это по вашему отсутствию. В этом случае на Хитровке была наша последняя встреча. Лидия В.»

— Извозчик! — вскинул я руку, когда дочитал послание. Стоило ближайшей кибитке остановиться возле меня, я тут же вскочил на подножку и, еще не сев, скомандовал. — К Императорской Военно-медицинской академии.

— Как пожелаете, барин, — понятливо кивнул возница и стеганул лошадь вожжами.

Облегченно выдохнув — успею! — я вновь задумался, что же меня так влечет к Воронцовой. Вот сейчас, решив, что она меня бросила, я испытал жгучее чувство разочарования и тоски. Словно потерял дорогого мне человека. А стоило прочитать записку — так будто крылья за спиной появились. С чего бы это? Мы ведь и знакомы всего ничего. В неприятности она меня втянула, сама — та еще оторва. И на простое плотское желание тоже не спишешь. Может, у нее какой артефакт есть, что по мозгам так дает? Алексеев упоминал о тех, что блокируют чувства, но тогда логично предположить, что есть другие — которые их «раздувают». Возник вот у меня при первой встрече интерес к ней, а потом он резко усилился. И с каждой новой встречей все нарастает и нарастает. Тогда зачем я снова еду к ней, как мотылек на свет? Не лучше ли будет сойти и забыть о ней?

Пока раздумывал, не заметил, как мы уже приехали. Передо мной открылся вид на длинное двухэтажное здание, загнутое буквой «П». Перед центральной частью был разбит парк с фонтаном в центре, а по бокам его подпирали «крылья» здания. Центральная часть чуть возвышалась над остальным корпусом, имела шесть колонн перед входом и купол-«нашлепку» на крыше. Ворота были закрыты, но в них была калитка, которая легко открылась, стоило ее толкнуть внутрь.

Оказавшись на территории академии, я слегка замешкался — куда теперь идти? Чуть постояв, заметил прогуливающуюся по парку парочку и решительно двинулся к ней. Лучше спросить, чем по незнанию попасть куда-то не туда.

— Извините, что беспокою, — подойдя к парочке со спины, начал я.

Парень в военной форме с погонами подпоручика тут же оторвался от нашептывания на ушко девушке чего-то романтического и недовольно оглянулся.

— Не могли бы вы мне подсказать, где проходит собрание кружка по фехтованию?

— Левое крыло, — нахмурившись, махнул рукой на здание молодой офицер.

— Благодарю.

Дальше было проще. Время вечернее. В левом крыле здания никого на входе не обнаружилось, коридоры пусты — занятия давно завершились, и я пошел, что называется, «на слух». Определив, откуда доносятся голоса, уже через пару минут я вошел в просторный зал, заполненный молодыми людьми обоего пола.

На меня почти тут же обратили внимание. Разговоры чуть притихли, и от толпы собравшихся в мою сторону двинулся молодой человек в белом костюме. Блондин, уверен в себе, движется легко, словно перетекая из одного шага в другой. Боец, однозначно.

— Вы случайно не ошиблись? — спросил он, подойдя ко мне вплотную. — Здесь закрытое собрание.

— Я по приглашению от Лидии Воронцовой.

Во взгляде блондина промелькнула искорка ревности.

— Представьтесь.

— Григорий Мстиславович Бологовский, — скрывать здесь фамилию я посчитал излишним.

Посчитают за оскорбление и будут в чем-то правы. Это вам не на улице или в общественном месте спрашивать имя чужака.

— Лида не говорила, что приглашала вас, — процедил блондин.

Его фамильярное упоминание Воронцовой резануло слух. Но слышал его только я, и насколько это оправдано понять было сложно. Либо он действительно близок с девушкой, чего бы мне не хотелось категорически, либо желает представить свои мечты за реальность передо мной.

— А что, она перед вами отчитывается? — я с сомнением осмотрел блондина

— Она бы обязательно сказала, но ее еще нет, — через губу процедил блондин и указал в угол залы, где никого не было. — Можете подождать ее там.

— Благодарю, но я сам решу, где мне ждать Лидию.

Идти на поводу у этого франта, что пытался выставить меня в глазах окружающих бедным родственником (а так и было бы, последуй я его указанию), я не желал. Блондин сжал губы и собирался пренебрежительно развернуться ко мне спиной. Уже даже начал движение, когда я громко на весь зал обратился уже к нему.

— Вежливые люди в ответ сами представляются, — с улыбкой произнес я.

Тот чуть не вспыхнул от гнева, но сдержался. Остановился и также громко, чтобы слышали все, назвал свое имя.

— Степан Петрович Меньшиков.

После чего все же отвернулся от меня и двинулся к компании трех парней и двух девушек, с которыми общался до моего появления.

Лидия пришла только через четверть часа. Я все это время неспешно ходил по залу, рассматривая его и участников кружка. Сам зал был примечателен тем, что по его стенам было развешано холодное оружие. Преимущественно шпаги и рапиры, но и более тяжелые виды железа были. Такие как мечи, сабли и даже один двуручник был уложен на массивные металлические штыри. Щитов не было ни одного. Над входом в зал серебром был выгравирован странный девиз — «с открытым взором перед смертью, не отводя взгляда».

Участники кружка меня к себе не подпускали. Стоило мне оказаться рядом, как разговоры смолкали и, пока я не отходил, не возобновлялись. Но и тех обрывков, что я успел услышать, хватило, чтобы понять, что здесь собрались только представители благородных фамилий так или иначе связанных с самой академией и медицинским институтом. Теперь понятно, как здесь оказалась Лида. Но с чего она позвала меня сюда?

— Господа, — войдя в зал, тут же привлекла внимание к себе девушка, о которой я думал последние минуты. — Извините за задержку, но все вы знаете о характере моего папеньки.

Присутствующие понимающе улыбнулись, а Меньшиков тут же оказался рядом с Лидой. Та милостиво протянула ему руку, воздух над которой поцеловал этот франт, глядя прямо в глаза девушке. Эта сцена вызвала во мне прилив ревности, который я попытался задавить. Нужно разобраться, почему она так влияет на меня!

Тут Лидия заметила меня, и ее глаза оживились.

— Вы пришли? — на весь зал, спросила она. И с каким-то непонятным намеком добавила. — Не думала, что вас пустят.

— И почему же? — с усмешкой спросил я, идя к ней навстречу.

— Потому что кружок только для дворян, — легко пояснила девушка.

— Так та записка была способом от меня вежливо избавиться? — с горечью в голосе уточнил я.

— Вы солгали? — тут же вмешался в наш разговор Меньшиков, с благородной яростью, в его понимании, посмотрев на меня.

— В чем? — усмехнулся я.

— Вы сказали, что вас зовут — Григорий Бологовский! Род Бологовских известен давно, но раз ее светлость говорит, что вы не дворянин — вы солгали! Проваливайте прочь, пока я добр!

— Я знала, что вы не простой мещанин, — хитро посмотрела на меня Лида. — И все же смогла вывести вас на чистую воду.

Вот же интриганка! Обвела меня вокруг пальца. Но и этому франту надо что-то ответить.

— Я не лгал. Просто Лидия Сергеевна не знала о моем дворянском происхождении. Хотел, чтобы ко мне относились по моим достоинствам, невзирая на фамилию рода.

— Все равно! Получается, вы обманули не нас, а госпожу Воронцову! Я требую дуэль! — не унимался Меньшиков.

— Степан Петрович, успокойтесь, — положила руку ему на плечо Лида, вновь вызвав бурю ревности и негодования в моем сердце. — Ну зачем дуэль? Григорий Мстиславович никогда мне не говорил, что является простолюдином. Просто таинственно молчал. Моя вина, что я сделала неверный вывод. Оставьте это. Лучше начнем то, ради чего создан этот кружок.

— Вы правы, — тут же покладисто кивнул блондин.

После этого на какое-то время обо мне будто забыли. Молодые люди сдержанно засуетились. Был расчищен центр зала. Один из будущих военных медиков начертил на очищенном пространстве мелом круг радиусом в два метра. Кто-то уже подошел к развешанному на стенах оружию и взял себе его, подвесив на пояс.

— Григорий, я надеюсь, вы тоже будете участвовать? — внезапно рядом со мной оказалась Лидия.

— В чем?

— В деятельности кружка, конечно, — удивилась она.

— И чем же вы здесь занимаетесь?

— Видели наш девиз? — указала пальчиком на надпись над входом Лида.

Я кивнул.

— Все просто. Медики постоянно смотрят в глаза смерти. Иногда иносказательно, когда на наших глазах умирает пациент, иногда — буквально, находясь на поле боя. И в эти моменты очень важное качество для любого медика — не дрогнуть и продолжить делать свое дело. Именно это качество развивает наш кружок фехтования.

— Расскажите о нем поподробнее? — попросил я.

— Если вы просите, — лукаво улыбнулась Воронцова. — Наш кружок фехтования — это противостояние характеров, демонстрация своего мужества. Дуэлянты выходят в круг и дерутся настоящим оружием до первой крови. Выйти из круга — значит испугаться, что покроет позором участника.

— А проигрыш?

— Он не важен, — отмахнулась Лидия. — Участники показывают свое мастерство, способность стоять до конца, перед лицом возможной смерти. Правила строго регламентированы. Да и как таковых победителей и проигравших в дуэли нет. Это и не является дуэлью в привычном понимании. И это не спорт, как некоторые думают.

— А что же тогда? — не понимал я.

— То, что я и сказала — демонстрация своего мастерства и мужества. Если вы умело фехтуете, то не допустите ни одного удара по себе. Но даже если нет то, просто оставшись в круге, покажете, что не являетесь трусом. Это главное. Так что скажете? Поучаствуете?

— Человек, что боялся раскрыть свое имя? — фыркнул, уже обзаведшийся оружием и вставший за плечом Лиды Меньшиков.

— Страх и необходимость — разные понятия, — отбрил я его. — Я участвую!

— Я рада, — улыбнулась Лидия, а в уголках ее глаз снова прыгали «бесенята».

К счастью, я был не первым, кто вышел «в круг», поэтому смог со стороны посмотреть, как проходят поединки. Кроме самих участников был судья, два секунданта, два протоколиста и два врача. За что отвечал судья и так понятно. Секунданты были не только моральной поддержкой поединщика, но и несли ответственность, что со стороны их «подопечного» не будет нарушений. Протоколисты, которыми выступали присутствующие девушки из медицинского института, регистрировали ход поединка. Кто сколько ударов нанес, каких, какие были парированы, а какой стал точкой в поединке. В качестве врачебной помощи выступали тоже будущие медики, но уже не только из института, но и парни Военно-медицинской академии с соответствующим даром. В поединке были запрещены любые колющие удары и режущие смертельные (как удар по шее). Сами участники старались бить по лицу, хотя удары и по остальным частям тела не запрещались. А все дело как раз в том проявлении «мужества», о котором говорила Лида. Удар по лицу лучше всего раскрывал качества дуэлянта. Дрогнет или нет. Зажмурится, испугается и выйдет из круга, или, даже не успевая парировать, примет болезненный удар по лицу. Защита здесь была лишь одна — очки для глаз. И все. Основное оружие — сабли. Поэтому наличие на стенах шпаг и рапир для меня выглядело странным, но когда я спросил о нем Воронцову — та сказала, что их развесили для «антуража». Как и тяжелый двуручник. Хотя формально использовать их не запрещалось, но попробуй нанеси режущую рану оружием, предназначенным для колющих ударов.

Когда очередь дошла до меня, своему сопернику я не удивился. Степан Меньшиков — ну кто бы сомневался, что явно имеющий авторитет среди остальных членов кружка блондин не воспользуется им и не договорится с остальными о предоставлении себе одного вполне конкретного соперника!

— В круг приглашаются Степан Петрович Меньшиков и Григорий Мстиславович Бологовский! — провозгласил судья — чернявый парень с прямым «римским» носом в сером мундире с погонами прапорщика.

Как я помнил из библиотеки деда, прапорщик — это самый младший обер-офицерский чин. После него уже идет подпоручик, поручик и так далее.

Моим секундантом стал рослый широкий в плечах рыжий медик. Звали его Игнат Дегтярев. Он же выступал секундантом у предыдущей пары, а до этого и сам успел поучаствовать в спарринге, успешно срезав своему противнику челку и оставив порез на лбу. Чисто за счет своего роста и ловкого парирования ударов по собственному корпусу.

Передав мне легкий палаш, он молча отошел в сторону. Примерив оружие в руке, я пару раз взмахнул им, привыкая к тяжести клинка. Тут же радостно отозвалась память тела, и я не стал ей мешать, ловко выписав в воздухе пару защитных восьмерок. Было и привычно и непривычно одновременно. Странные ощущения.

Выйдя в круг, я остановился у черты и стал ждать своего соперника. Меньшиков сделал вид, что не заметил моей разминки, и, сняв белый пиджак, оставшись в рубашке и жилетке, взял у секунданта саблю. Когда он встал напротив меня, сбоку подошел судья и коротко напомнил правила. Похоже — специально для меня.

— Бой! — скомандовал судья, и Меньшиков тут же попытался резким боковым ударом рассечь мне лицо.

— Дзинь! — наши клинки со звоном столкнулись в миллиметре от моей щеки.

Я еле удержал свои рефлексы, чтобы не сделать шаг назад, просто пропустив удар противника и контратаковав его колющим в живот. Черт! Вот в этом случае мои рефлексы будут работать против меня!

Поняв, что силой меня не продавить, Степан отвел саблю и снова атаковал, на этот раз попробовав на прочность мой корпус. Опять звон клинков. Новый удар, теперь с другой стороны с намерением срезать мне скальп. Тут я просто пригнулся и впервые сам контратаковал, наотмашь выкинув руку к его груди. Небольшое сопротивление в кисти...

— Стоп! Бой закончен, — скомандовал судья.

На груди Меньшикова медленно стала проступать алая линия. Жилетку и рубашку мой палаш прорезал с легкостью бумаги и глубоко рассек плоть блондина. Настолько, что как только судья огласил итог поединка, он тут же поспешил к нашим врачам, окатив перед этим меня взглядом полным ненависти. И кто-то после этого будет мне говорить, что эти дуэли — просто возможность показать мужество? Да я похоже только что нажил себе на ровном месте врага.

Отдав палаш Игнату, я нашел взглядом Лидию и тут же двинулся к ней. Та встретила меня с легкой улыбкой и оценивающим взором, заново составляя мнение обо мне.

— А вы полны сюрпризов.

Я же уже не мог терпеть. Только подойдя к ней, мне захотелось ее обнять и поцеловать, и плевать на окружающих! И это требовалось срочно прояснить. Что она ко мне чувствует? Кто я для нее? Есть ли у нее артефакт, или дело только во мне?

— Лидия, признайтесь, вы ведь видите, как действуете на меня. Зачем?

— О чем вы? — растерялась она.

— У вас есть ментальный артефакт?

— Не понимаю о чем вы, — тут же холодно вздернула она голову вверх.

— Лидия. Находясь рядом с вами, я не могу думать ни о ком и ни о чем другом, — она немного зарделась, но продолжала держать маску отстраненности. — Скажите, а вы хоть что-то чувствуете ко мне?

Мы находились почти вплотную, между нами было не больше десятка сантиметров, и я рискнул применить навык, что недавно нам преподал Алексеев. Легкий едва заметный поворот пальцем по часовой стрелке и я чувствую, как в меня потоком хлынули чужие эмоции. Смущение. Радость. Заинтересованность. Досада. Печаль. Легкая грусть...

Все это захлестнуло меня, и я забыл совсем о еще одном совете ротмистра — сузить созданный «прокол» до приемлемых величин. Сознание поплыло, и в следующее мгновение картинка резко поменялась.

— Ты же вернешься? — смотрела на меня девушка, одетая в простой халат, очень похожая на Воронцову.

Она нежно прижималась ко мне, обняв так сильно, словно боялась отпускать.

— Обязательно, Кать! — заверил ее я. — Это всего лишь срочка на два года. Да и какой я буду мужик, если буду косить от армии?

— А если тебя в Чечню отправят? — тихо прошептала любимая.

— Ну какая Чечня? — рассмеялся я, всем своим видом стараясь показать, что такого не случится. — О чем ты?

— В девяносто пятом к тете Даше гроб с ее сыном пришел, — тихо прошептала Катя. — А он срочником был.

— Ну сейчас-то войны нет, — тепло улыбнулся я Кате. — Отслужу, как положено, и вернусь. Не переживай.

— Мог бы и откосить, — грустно покачала головой любимая. — Или просто не отвечать на повестку. Тебе всего три года продержаться, а потом уже не имеют права тебя призывать.

— Брось! — строго посмотрел я на любимую. — Я сам себя тогда уважать перестану.

Она посмотрела мне в глаза. В них я увидел многое. Смущение от своей женской заботы. Радость и гордость за меня. Досаду, что не смогла уговорить. Печаль и легкая грусть...

— Прежде, чем ты уедешь, знай — у нас будет ребенок...

На этом видение из прошлой жизни пропало также резко, как накатило. Образ девушки, так похожей на Лиду, стал расплываться, а на меня смотрела с тревогой уже настоящая Воронцова. Такое же лицо, хоть и чуть-чуть отличается. У меня такая же тяга к ней, как и в видении. Такая же любовь. И эти чувства, что я сейчас почувствовал от Лиды — они были точь в точь, как тогда у девушки из видения.

— Григорий, что с вами?