— Григорий, что с вами? — слышу как в тумане, но нахожу в себе силы прервать действие заклинания.
Ноги ватные и меня качает из стороны в сторону.
А я смотрю в лицо Лидии и нахожу сходство с Екатериной. Такое знакомое и родное лицо.
Но это не Катя, не моя Катя.
— Все хорошо, — я улыбаюсь через силу, — все хорошо. Лидия, а вы когда-нибудь влюблялись, вы испытывали это чувство? — я смотрю ей прямо в глаза. Она отводит взгляд в сторону и краснеет.
— Почему вы у меня это спрашиваете? — вновь подняла она голову и всматривается ко мне в лицо.
— Просто, — я пожал плечами, мне стало интересно. — Вы прекрасная девушка, вокруг вас много кавалеров, — я кивнул в сторону Меньшикова, который не сводил с нас взгляд. — И быть одним из... Быть игрушкой, в ваших нежных руках я не собираюсь, — грустно ухмыльнулся.
— Не говори глупостей, — внезапно перешла на «ты» Лида. — Ты не игрушка. И... — тут она прикусила губу. — Я не знаю, что ответить тебе.
— Тогда нам, вероятно, не стоит видеться, — преодолевая внутреннее неприятие такого выбора, заявляю я.
— Но почему? — встрепенулась Лида.
— Не обижайтесь, — улыбнулся я, — но я не смогу быть рядом и смотреть, как вы уделяете внимание другим мужчинам, мне это неприятно. Сегодня я понял это окончательно.
На самом деле мне нужно было разобраться в себе. В том, что я только что «вспомнил?» или что это было за видение. Вполне возможно, что по наитию я хотел видеть в Лиде ту девушку, из моей прошлой жизни, на которую она так похожа. Но они разные. Надо принять это. И мне будет проще пойти на такой шаг вдали от Воронцовой.
Не слушая новые вопросы Лиды, я молча развернулся и пошел на выход. Меня никто не стал догонять. Может это и к лучшему. Выйдя под ночное небо, я вдохнул теплый летний воздух. Волосы взъерошил легкий ветерок. Они уже изрядно отросли и пора бы сходить к цирюльнику. Да и побриться стоит. Отросшая щетина на подбородке грозит вскоре превратиться в настоящую бороду. Хорошо хоть усы у меня и раньше были. Они-то и не позволяли однозначно сказать, что я запустил себя. А с ними со стороны вполне можно было предположить, что я решил обзавестись «полным набором» растительности на лице.
Вернувшись в арендованную комнату, я тут же лег спать.
Проснувшись и позавтракав, я не стал никуда идти, а решил уделить время заданию Алексеева — начал заполнять собственную картотеку на тех, кого я знаю. Первым делом вписал деда. Тем более папочка на него в архиве уже лежит, так что я просто старался вспомнить, что там написано, и повторить это. В большей степени, чтобы «набить руку», ну и потому что от меня наверняка ждут хоть какие-то сведения про него. Дальше был заполнен на четверть листок про мою сестру Катю, еще два листка ушли на коновала Степана и служанку Любаву. И то, лишь потому, что на каждого человека требовался отдельный листок, а так известная мне информация обо всех троих и на одном листке бы уместилась.
— Акинфей, — высунув кончик языка от усердия, выписал я вверху листка.
И вот сейчас я дошел до своих московских «знакомых».
— Так. Имя написал, отчество и фамилию пока не знаю, надо бы сегодня же это поправить, — шептал я себе под нос, — приметы — брюнет, борода в пол ладони... Эээ... а что еще у него есть примечательное? — задумался я.
Внизу в это время забарабанили в дверь, но такое случалось уже не в первый раз, и я не обратил на это внимания. Лишь когда снизу поднялись и застучали в дверь «хозяйского» коридора, я тяжело вздохнул и отложил листок. Марина Сергеевна уже ушла по делам магазина бытовых товаров, который ей достался от мужа. Юля тоже покинула дом, отправившись изучать трудное искусство игры на виолончели. И постояльцам на первом этаже о том было известно. Раз уж все равно впустили кого-то и стали стучаться в коридорную дверь — должно быть, пришли именно ко мне.
Отперев дверь выданным мне купчихой ключом, уж кого я не ожидал за ней увидеть — так это Сашку. Этого подростка я не видел с того памятного вечера, когда только прибыл в Москву и он у меня чемодан выхватил из рук. Он видимо тоже этот момент помнил и когда заговорил, посматривал на меня с опаской.
— Дядька, вы же жандарм? — последнее слово он произнес шепотом и с оглядкой — не услышал ли кто лишний.
— Василий проболтался? — тут же подумал я на вылеченного вчера детину.
Паренек похоже с какой-то просьбой пришел, а я вчера как раз говорил мужику, чтобы тот Акинфею с Сергеем передал о моей готовности помочь им в решении проблем. Но те-то знают о моей службе, а Сашка — нет. А ведь они обещали мне молчать и никому не говорить...
— Дык, у вас же тогда в чемодане бумаги были про жандармерию их старшие и прочитали, а я и запомнил, — прежде, чем я накрутил себя, ответил Сашка.
Точно! Я чуть себя по лбу не хлопнул.
— Заходи, не говорить же на пороге, — пропустил я его в коридор и дальше — в свою комнату.
Усадив подростка на стул, сел напротив него на кровать.
— Рассказывай, что случилось, — в конце концов, надо расширять сеть агентов.
И теперь я буду делать это по науке, как на лекции ротмистр нам рассказывал. Для меня стало новостью, что большинство завербованных людей работают на жандармов не за страх, а за совесть. В прямом смысле этого выражения.
— Слышал я, что губернатора Козлова взорвали и ищите тех, кто это сотворил?
— Слышал, ищем, — насторожился я такому началу.
— Я знаю, кто это сделал! — уверенно заявил Сашка и вскочил со стула.
— Та-ак, — протянул я, лихорадочно пытаясь понять — он действительно откуда-то знает, кто взорвал Козлова, или пытается для чего-то меня обмануть? — Подробности!
— Вы не сумлевайтесь, я правду сказываю. Значиться тут рядышком, не далече от вокзала, есть дом один. Так-то в нем ничего особенного нет, на этот, в котором вы комнату снимаете, похож. Вот только у него на углу растет клен большой. Сам высокий — аж до крыши достает, листья от самой земли тянутся. Прятаться за ним — сущее удовольствие! Вот только он же окно на первом этаже почти полностью закрывает, отчего эту комнату никак сдать не могли. Кому захочется в потемках даже днем сидеть.
— А что же тогда клен не спилят?
— Откель мне знать, — пожал плечами Сашка, — но мне же лучше.
— Ты к сути давай, — поторопил я его.
— Так я и сказываю! Вот значится я вчера вечером на одного приезжего нарвался, — и тут Сашка опустил глаза в пол. — Ну вроде вас. Ох он меня гнал! Я уж и сумку его скинул, а он ее подхватил на бегу и дальше за мной! Еле сумел от него оторваться, за угол дома забежал, а потом — за клен! Так он настырный оказался и полночи вдоль улицы шнырял! Городового позвал, лишь бы меня найти! Всю ночь мышкой сидел за кленом и разговоры из той самой комнаты слышал. Я поначалу-то даже струхнул, когда за спиной в этой комнате-то вдруг голос чей-то заговорил, — перекрестился Сашка. — Там же не снимал раньше никто. Но удержался.
— И о чем те голоса разговаривали? И сколько их было?
— Двоих различил. Они на меня сначала ругались и слова плохие говорили. Ну, не именно на меня, а на того, кто этого настырного к дому привел. Пужались, что городовой, которого эта сволочь упертая в помощь себе позвала, начнет по домам шнырять, меня выискивать. И их найдет. А они того тоже прятались. Еще и ругались, что прятаться приходится, а дело до конца не сделано. Что Козлов жив остался. Ну я значится к себе к старшим посоветоваться, так их и не было. Я старосте одному и рассказал, а он сказывал, что те дела благородных и их свара, и неча туда вмешиваться, вот значит.
— Понятно, — протянул я. Ну да мужикам эти игрища не интересны и не нужны.
— Но как же так, разе так можно? — возмутился подросток. — Я к дядьке Увару то потом и побег, — буркнул Сашка. — Только он на меня шикнул, чтобы я на честных людей напраслину не возводил, оплеуху отвесил и прогнал. А я своими ушами слышал, как они злились, что его высокопревосходительство не смогли на тот свет свести! Я не вру!
— Я тебе верю, — кивнул я подростку. — Давно дядьке Увару сказал? — прикинул я, что городовой может умышленно скрывать бомбистов.
Причем втайне даже от мужиков, которых прикрывал от меня. Похоже, для него скрывать преступников, а не искать их — привычное дело. Не на своем месте Алябьев находится, точно не на своем! И если все, что говорит Сашка — правда, недолго городовому в этом чине ходить осталось.
— Да не, — мотнул паренек головой. — Я от него сразу к вам. А то мало ли, вдруг сбегут эти сволочи из дома, где их потом искать-то?
— А чего ты так о здоровье губернатора-то печешься? — решил я прояснить последний вопрос.
Хоть уже и слышал много раз, что рабочие к нему хорошо относятся, но ведь наверняка далеко не все. Мало ли что сам Сашка о нем думает? С чего решил тут же доложить о «бомбистах», если это они, и даже к малознакомому жандарму побежал? Уж не ловушка ли это?
— У меня младшой братишка есть, так он год назад чуть богу душу не отдал. Заболел дюже сильно. Ни в одной больнице помочь не могли, куда нас пускали. А к магам, что при тех больницах служат, очередь — на месяцы вперед. Не дождался бы брат. Я уж и не знал, к кому в ноги кидаться, чтобы помогли. А тут вижу — важный господин из ресторации выходит. Меня тогда будто кто под руку толкнул. Вот и кинулся к нему в ноги. Меня его водитель чуть пинками не погнал, а он — остановил его и посмотрел ласково. Спросил, чего мол я к нему в ноги кидаюсь. Ну я и рассказал ему все, как на духу! О Сеньке, что тот без помощи вот-вот преставится. И он помог! Взял бумагу, начеркал в ней и печать свою с гербом приложил. Отдал мне и говорит — вот, сходи в частную клинику к Виноградову и покажи это. Он твоего брата примет. Так и случилось, — шмыгнул подросток. — Это уже потом я узнал, что тот важный господин и был Губернатором. Долг жизни у меня перед ним, он брата спас! — серьезно закончил Сашка.
— Ладно, пойдем, покажешь, где тот дом с кленом и голосами, — решился я.
Если Сашка не ошибся, то поимка совершивших покушение на Козлова бомбистов позволит мне наработать авторитет в своей службе. А там, кто знает, может, и еще чем одарят.
Пока шел за подростком по улицам, прикидывал план своих действий. Ворваться просто так — не вариант. Все же я до конца не сбрасывал со счетов возможность подставы. Надо как-то проверить информацию Сашки. И в то же время, если он говорит правду, то эта проверка может или спугнуть бомбистов, или вылиться в бой. Их двое, а может и больше. Наверняка есть какое-то оружие, чего нет у меня. Они настороже, еще и ночные события их взбудоражили. Плюс — Алябьев, который по словам Сашки их покрывает, тоже может начать суетиться и помешать. Лучше бы в одиночку не идти, но кого позвать себе в помощь? Мужики на работе, это я тоже у подростка успел уточнить. До жандармерии не близко. Пока туда, пока обратно — бомбисты могут утечь, и ищи их потом. В полицейский участок к Тенетову обратиться? Тот точно служака честный, успел его при нашей встрече оценить. Но на службе ли он сейчас? Да и тоже потеря времени будет. И так клин и эдак затык.
— А кто сейчас на патруле? — спросил я Сашку. — Дядька Увар? Или кто другой?
— В том районе Никифор Алексеич ходит седня, — просветил меня малец.
— Он с Алябьевым в каких отношениях?
— Да откель мне знать? — пожал плечами Сашка. — Они вообще в разных участках служат. За тот дом, соседний полицейский участок в ответе, а рядом с ним — уже к нашему относится.
— Тогда когда дойдем, и дом мне покажешь, дуй к этому Никифору Алексеичу и говори, чтобы срочно ко мне бежал. Скажи, жандармы у него на участке бомбистов нашли, это его поторопит лучше любых иных слов.
— Понял, — кивнул подросток, поправив кепку на затылке.
Когда дошли до нужного дома, первое на что я обратил внимание — что клены здесь росли вдоль всей улицы. То дерево, о котором говорил Сашка, благодаря этому почти не выделялось на общем фоне, отличаясь лишь тем, что его ветки вплотную подошли к зданию, не доставая до него сантиметров пяти. Веток на дереве было много, листва густая и я даже предположить не мог, как под это дерево можно подлезть, чтобы спрятаться. Казалось, куда ни сунься — получишь веткой в глаз. О чем и спросил Сашку.
— Тут хитрость есть, — поманил меня тот за собой.
Обойдя дерево так, что дом, к которому оно примыкало, оказался справа, заканчиваясь боковой стеной, подросток пригнулся и буквально ввинтился в листву. Причем сделал это практически бесшумно и быстро. Вот он стоял возле дерева, а вот его уже и не видно. Затем также быстро и без шума он вылез обратно.
— Вот так надобно, там только места немного, вам будет неудобно.
Раздвинув пару веток, я сумел разглядеть «проход» и втиснулся в него. Ну что сказать? Места и правда мало, а само внутреннее пространство под кленом образовалось из-за того, что несколько веток причудливо изогнулись, как бы охватывая пустое пространство в полметра шириной. Как будто обнимая что-то. Чудно, но теперь я точно уверен, что про свою ухоронку и возможность незаметно кого-то подслушать Сашка не врал.
— Ну все, беги за городовым, а я пока здесь посижу, может тоже их голоса услышу, — прошептал я ему из листвы.
Сашка убежал, а я стал тихонько осматриваться, пытаясь понять — что можно увидеть из моей «засады», можно ли что-то услышать и есть ли вообще какое шевеление в окне, прикрытом листвой дерева. Увидеть что-то оказалось почти невозможно. Листва как скрывала меня, так и не давала обзора уже мне. А вот услышать — вполне. Особенно если дело было поздним вечером, почти ночью, когда улица почти пустая и звук разносится далеко окрест. Чуть раздвинув ветки со стороны дома, вгляделся в окно. Благодаря тени от дерева, стекло не давало бликов, и было вполне возможно заглянуть внутрь, если бы оно не было задернуто шторами изнутри. Но все же паренек был прав. Пока ждал его, слышал, как кто-то ходил по комнате и приглушенные голоса. Там точно кто-то был!
Вернулся Сашка через пять минут с подозрительным привычно усатым городовым с ярко-красной мордой будто с перепоя. Хотя когда я выбрался из своего укрытия, никакого запаха перегара я от него не унюхал, а вот табаком у него изо рта шибало на пару шагов окрест.
— Григорий Бологовский, — представился я, параллельно достав свою бумагу жандарма.
После ее прочтения, городовой удивился, уже с куда меньшей подозрительностью посмотрел на Сашку и, выправив плечи, с ожиданием посмотрел на меня.
— Что делать, ваше благородие? — спросил служивый.
— Предположительно, в доме на первом этаже засели виновные в покушении на губернатора, — и я указал на окно. — Надо задержать для допроса.
В один момент он скривился как от зубной боли и нахмурился, после чего кивнул, принимая для себя какое-то решение.
— Эх подкрепление бы, вдвоем то можем и не сдюжить, — пробормотал городовой.
— Сам знаю, но могут и уйти. То, что они до сих пор здесь, уже чудо, — мотнул я головой. — Поэтому придется вдвоем справляться. Кто здесь живет? — указал я на дом.
— Кузьма портной комнату с семьей снимает около входа, да Алексей Петрович Бегляшов, кадет Интендантской академии тут же обретается. Но последний сейчас к родным в Воронеж уехал, пока в академии каникулы.
— Значит так. Вы стучитесь, вроде как к Кузьме, а как войдете — тут же к той двери проходите и тарабаньте громко. Кричите, что полиция и чтобы открывали. Если там бомбисты — они точно не отопрут и постараются в окно сигануть. Тут-то я их и встречу. Но если через вас все же прорваться вздумают, не стесняйтесь — применяйте оружие, — кивнул я на висящую у него на ремне нагайку и револьвер в кобуре. — Лучше, если вы их заранее достанете, чтобы время на это не тратить.
— А вы как? Оружия я у вас не вижу, — с сомнением осмотрел меня жандарм.
— А вот так, — подал я магию в свои пальцы.
Тот понимающе кивнул и больше вопросов не задавал. Я же переживал за иное. У меня было то мое «заклинание», что вырубает человека. И сейчас условия его применения — чуть ли не полигонные — пройдет сквозь стенку легко, подготовить его время есть, и противник ничего сделать не успеет. Но было кое-что, что меня останавливало. В прошлые разы я применял мою «выключалку» исключительно на магах и как оно подействует на тех, у кого нет дара, понятия не имел. А вдруг мозги выжжет? К тому же я все еще не контролирую до конца его силу и направление движения. Образующийся пузырь может накрыть не только засевших в комнате, но и соседей. Да и летит оно не так уж и быстро, преступники вполне могут его заметить и выскочить в коридор. Поэтому полагаться на него я не решился. Это — оружие реально последнего шанса, когда других вариантов просто нет.
— Сами напротив двери не вставайте, — напутствовал я городового напоследок. — Еще начнут палить сквозь нее. Зачем вам лишняя дырка в теле?
Тот машинально кивнул, на ходу доставая револьвер. Я постарался как можно тише пробраться к окну и затих под ним.
Ожидание не затянулось. Вскоре даже я услышал громкий требовательный стук в дверь комнаты и приглушенный стенами голос Никифора Алексеевича.
— Черт, сдал кто-то, сука! — прошипел незнакомый голос за стеклом, окончательно успокоив мою подозрительность.
Не подстава это чья-то, а реально повезло вот так на бомбистов выйти.
— Выгляни в окно, караулят там? — скомандовал второй голос первому.
Над моей головой зашелестели шторы. Я максимально прижался к стене, чтобы не выдать себя раньше времени и снизу вверх смотрел на торец окна. Бомбистов я не видел, надеюсь и они меня тоже.
— Вроде никого, — прошептал первый голос.
В дверь продолжал барабанить городовой, угрожая выломать ее, если никто не откроет.
— Сигаем в окно, — подтверждая мои ожидания, скомандовал второй.
Шорох штор, которые полностью раздернули в сторону, затем щелчок щеколды на окне после чего с некоторой натугой бомбист распахнул их наружу, попутно высунувшись и сам по пояс. Тут-то он меня и заметил. На меня с удивлением и запоздалым страхом уставился кряжистый мужик в дешевом костюме и кепке. На щеке наклеен пластырь, а под пиджаком костюма видна рубаха с расстегнутым воротом. Вот за этот ворот я его и схватил, потянув на себя. Тот и так был в неустойчивом положении, а тут еще и я дернул достаточно резко, поэтому хоть рубаха и затрещала, но не порвалась, и бомбист вывалился из окна, приложившись головой о землю. Его ноги застряли в проеме окна, а я ему еще и добавил от души по уху, чтобы тот точно не дергался. После этого посмотрел вверх, готовясь встретить второго бомбиста.
Наши взгляды встретились. Молодой еще, лет двадцати пяти с коротким ежиком волос и тщательно выбритым лицом. Но глаза — злые, холодные. Одет в более дорогой костюм в полоску и прямо сейчас целится в меня из револьвера!
— БАХ! — я только и успел, что дернуться в сторону, как правое плечо взорвалось от боли.
Прижавшись к стене дома так, что стоящий в комнате бомбист меня потерял из вида, я лихорадочно соображал, как его скрутить. В дверь комнаты уже не стучались — послышались мощные удары. Это городовой после выстрела перешел от слов к действию и начал ломать ее. Стук подошвы о подоконник! Преодолевая боль в раненом плече, вскидываю не пострадавшую руку и навскидку отправляю «брызги» примерно туда, где по моему должна быть голова бомбиста. Это помогает и вместо выверенного прыжка тот спотыкается и падает прямо на своего подельника сверху. У того от падения напарника что-то хрустит, похоже молодой командир, свалившись сверху, сломал ему что-то. Сам парень с револьвером лицом влетел прямо в гущу веток клена.
Сжав зубы от дергающей в плече боли, я подтянул ноги и, опираясь на стену, постарался подняться, не сводя взгляда с обоих преступников.
БУМ! — замок на двери от ударов городового наконец не выдержал и тот ввалился в комнату.
— В меня не попадите, — крикнул я ему в окно на всякий случай.
— Здорово вы их, — высунувшись из окна и осмотрев лежащих вповалку бомбистов, крякнул городовой. — Только что это они не шевелятся-то?
— Сейчас, проверим, — выдохнул я.
Мне тоже показалось странным, что выскочивший вторым парень как уткнулся лицом в ветки клена, так и молчал. Уж не ударился ли головой? Или еще хуже — притворяется и ждет, пока мы его проверять начнем?
— Возьмите-ка его на прицел, а я пока его осмотрю, — громко, чтобы если бомбист притворяется, то он точно услышал, скомандовал я городовому.
После этого с трудом отлип от стены и сделал шаг к парню. Наклонился, чтобы потянуть его на себя и вытянуть из гущи листвы дерева. Чуть не рухнул при этом. Крови я уже потерял не мало, перед глазами все плыло, и держался я на морально волевых больше да на адреналине. Но все же собрался с силами, схватил парня за рукав и дернул на себя.
— Ох ты ж господи, — пробормотал за спиной городовой.
И было от чего. Второй бомбист влетел в головой в клен на редкость неудачно. Одна из небольших, но острых веток вошла ему точно в глаз. Мгновенная смерть.
— Проверьте второго, — прошептал я, чувствуя, что уже не могу держаться, и сознание уплывает окончательно. — Если жив — пусть ему первому окажут помощь. Он должен остаться в живых, чтобы...
Дальше силы покинули меня окончательно, и я потерял сознание.