Джоан и Брайенна, как и собирались, отправились в Лондон на речной барке. Всю дорогу девушки были необычайно молчаливы. Каждая погрузилась в свои собственные невеселые мысли. Наконец Брайенна высказалась:
— Боже милостивый, каждая из нас могла быть на месте Элизабет Грей!
— Но Эдуард позаботится обо мне, — наивно понадеялась Джоан.
Брайенна вздохнула. Только что ей наглядно и безжалостно объяснили, что в таких делах женщине ничего другого не остается, как самой заботиться о себе. Она поклялась с этих пор вести себя скромно и не позволять Кристиану Хоксбладу завлечь себя в ловушку.
Девушка нахмурилась. Хорошо бы, чтобы и Джоан была хоть чуть-чуть разумнее! А то прямо настоящий сорванец — слишком озорная и к тому же добрая — сама же пострадает от этого.
Подруги с небольшими сумками, в которых лежали ночные сорочки, поднялись по ступенькам причала и поспешили вниз по Фиш-стрит к высокому каменному долгу, принадлежавшее Эдагунду Кенту. Он уже ждал их и заключил сестру в объятия. Потом, весело поблескивая глазами, обнял Брайенну. Та шутливо хлопнула его по физиономии, когда он попытался поцеловать ее в губы вместо подставленной щеки.
— Нельзя же винить мужчину в том, что он попытался сорвать поцелуй, тем более ему скоро на войну.
Эдагунд оглядел девушку с головы до ног. Кожа у нее на шее была прозрачнее и нежнее жемчуга!
— Счастливчик этот де Бошем! Щеки Брайенны порозовели.
Эдагунд провел их через весь дом в маленький дворик и сказал:
— Познакомьтесь с моим новым соседом.
Глаза Джоан зажглись радостью при одной мысли о том, что стоящий рядом дом принадлежит принцу Эдуарду. Эдагунд проводил их до задней двери и поручил заботам Джона Чандоса, оруженосца принца. Тот взял у Джоан ее вещи и показал на коридор:
— Надеюсь, вам понравится вид из комнат, леди Кент.
Джоан рванулась вперед, забыв обо всем на свете, кроме возлюбленного. Чандос неуклюже перемешался подле Брайенны, не зная, чем же развлечь леди Бедфорд.
Брайенна решила сжалиться над ним.
— Прошу вас, Джон, не беспокойтесь обо мне. Я привезла пергамент и краски. Если можно, отведите меня в комнату с видом на реку.
Оруженосец, более привычный к мечу и доспехам, чем к общению с прелестными женщинами, едва сдержал вздох облегчения. Он провел леди Бедфорд по узкой лестнице в спальню, окна которой выходили на Темзу.
— К счастью, мы смогли заручиться услугами одной из лучших лондонских кухарок. От запахов, доносящихся из кухни, у вас слюнки потекут, вот увидите!
— По-моему, пахнет паточным пирогом, — с надеждой предположила Брайенна.
— Я принесу вам кусочек и еще все то, что сумею стащить, — пообещал Джон, очаровательно краснея. — Кухарки ко мне неравнодушны.
Джоан, перелетев через комнату, с криком радости бросилась в объятия Эдуарда. Он высоко поднял ее, вновь пораженный изяществом и хрупкой женственностью возлюбленной. На ней было светло-бирюзовое платье, отороченное горностаем, серебристые волосы перевиты нитями речного жемчуга. Глаза сияли любовью и смехом, особую прелесть придавало сознание, того что свидание было тайным и запретным.
— Эдуард, я думала, ты забыл меня! — Джоан сама не верила тому, что говорит.
— Моя крошка Жанетт, я все время только о тебе и думаю, хотя мои мысли должны быть заняты совсем другим.
Джоан обвила руками его шею и поцеловала в кончик орлиного носа.
— Я люблю тебя!
— И я обожаю тебе, мой ангел! Кажется, прошла вечность с тех пор, как мы занимались любовью.
Брайенна сидела у окна, рисуя барки и лодки на реке, делая наброски с пешеходов, толпившихся на Фиш-стрит. Когда на землю начали опускаться сумерки, она отложи ла уголек и, начав пересматривать листы пергамента, неожиданно наткнулась на портрет Кристиана Хоксблада. Сердце девушки сжалось от боли при воспоминаниях об их первой встрече, о каждом слове, о каждом взгляде, каждом прикосновении, которыми они обменивались.
Брайенна невидящим взором уставилась на речные огни. Почему долг всегда невыносимо тяжел, а грезы — само совершенство? Все ее существо проникнуто мечтами о нем, его губах, руках, улыбке, голосе.
Дверь открылась, и на пороге появилась знакомая высокая фигура, заполнив комнату своим все подавляющим присутствием.
О, небо и все святые, почему она не сообразила раньше, что Кристиан тоже будет здесь вместе с Черным Принцем?
Брайенна вскочила так быстро, что табурет перевернулся. Кристиан двумя прыжками пересек комнату и сжал сильными руками ее плечи. Темное лицо превратилось в свирепую маску, а глаза — в осколки аквамарина.
Брайенна закрыла глаза, тщетно пытаясь противиться неотразимому мужскому притяжению. Сопротивляться такой неистовой силе было невозможно, и девушка трепетала при одной мысли о том, что придется отказать ему. Иначе нельзя.
— Тогда в Бедфорде мы просто потеряли головы. Я не должна была отдаваться тебе, зная, что Роберт первым предъявил на меня права. А теперь, когда он останется хромым, не могу быть столь бессердечной и отказать ему.
— Ах, ты вполне способна на любую жестокость, Брайенна. Ты моя госпожа, моя женщина. Ты всегда принадлежала мне, с самого начала, душой и телом.
— Прекрати, Хоксблад! Я принадлежу Роберту де Бошему! Твой отец подписал контракт. Помолвка неизбежна.
Пальцы Кристиана с силой сжали нежную плоть. Лицо стало безжалостно-свирепым, почти диким.
— Знайте, леди: вы никогда не станете женой Роберта де Бошема, ни в этой жизни, ни в следующей. Между нами кровная связь! Мы — одно целое.
— Кристиан! — Отчаянный крик вырвался из нее — Я никогда не пожалею о том, что было между нами. Если у меня вырвут сердце из груди, умирая, я буду вспоминать о нашей любви. Но совесть терзает меня из-за Роберта. Он станет калекой до конца дней своих. Я должна исполнить свой долг.
Кристиан, неожиданно нагнувшись, подхватил ее на руки и прижал к себе.
— Клянусь Христом, я возьму тебя сейчас и не выпушу из постели, пока в твоем животе не начнет расти мой младенец.
— Отпусти меня, сейчас же прекрати это! — воскликнула она, но Кристиан, подхватив ее на руки, быстро вышел из комнаты, взлетел по ступенькам и оказался в спальне с очень большой кроватью. Брайенна, сцепив руки в кулаки, ударила в твердую, как железо, грудь, но ее сопротивление не произвело ни малейшего впечатления. Он приблизил губы к ее уху, шепча слова любви, по которым так истосковалась Брайенна за три дня.
— Отдайся мне, любимая! Отдайся сейчас!
Внезапно Брайенну охватило тоскливое предчувствие.
Это свидание может стать последним. Кристиан отправляется во Францию, на войну. Сможет ли она вынести разлуку? Как выдержать тяжкий груз вины, если она сейчас откажет Кристиану в любви, а вдруг его убьют в битве?!
Слова Кристиана быстро растопили обет целомудрия, который она только что приняла. Какой холодной, расчетливой жестокостью был бы ее отказ!
Брайенна перестала сопротивляться и обняла его за шею. Кристиан опустился на постель и сжал ее в объятиях.
Когда она отняла свои дрожащие губы от его уст, Кристиан прошептал:
— Не желаю, чтобы ты просто покорилась мне, Брайенна, хочу, чтобы и ты испытала счастье в нашей любви.
И неожиданно она захотела того же, чего хотел он.
Брайенна дразняще провела языком по губам, и Кристиан вновь припал к ним, захватив в плен розовый кончик, прежде чем она успела спрятать его. И, хотя солнце еще стояло высоко, оба решили, что пора спать. Брайенна скинула туфли, и рука Кристиана пробралась под юбки, чтобы стянуть кружевные чулки, а вместе с ними и подвязки. Кристиан зачарованно глядел на изящные шелковые кольца, украшенные лентами. В этом необыкновенном создании все было восхитительно-красивым.
Брайенна развязала шнурки туники, чтобы он смог снять ее, расстегнула крохотные пуговки на нижнем платье, следя за тем, каким голодом загорелись аквамариновые глаза, и, оставшись обнаженной, приготовилась ждать, пока разденется Кристиан, но он, не в силах I сдержаться, притянул ее к себе. Ее кожа была словно кремовый бархат на темном олове его дублета. Кристиан поднял ее волосы, рассыпал их по плечам золотым покрывалом. Нитка ее ожерелья порвалась, и бусинки сверкающим дождем посыпались на постель. Увидев расстроенное лицо возлюбленного, Брайенна рассмеялась, потом рассыпала горсть жемчужин по груди и животу. Кристиан, тоже засмеявшись, смахнул полупрозрачные шарики, запутавшиеся в рыжевато-золотых завитках внизу ее живота. О, Аллах! Эта женщина чарует и пленяет его каждым движением. Отдать ее другому немыслимо, она часть его души, отныне и навсегда.
Брайенна нетерпеливо потянула за дублет, и Кристиан поспешно сбросил его, застонав, когда кончики ее пальцев коснулись черной поросли на груди. Перекатившись на спину, он притянул Брайенну на себя и начал целовать жадно, страстно, отыскивая благоуханные потаенные местечки, которые прежде еще не ласкал. Вкус кожи был восхитительным, дурманящим. Ее руки гладили его тело с таким же восторгом, пока оба не задрожали от желания, опьяненные любовью.
Соприкосновение обнаженной кожи было настолько чувственным, что возбуждение Брайенны граничило с безумием. Когда она впилась зубами в его плечо, а стонавшие звуки превратились в глухие вопли, он накрыл тело своим. Она отдалась ему жадно, без слов, всеми фибрами существа, умирая от голода и жажды, влекущих ее к этому великолепному телу. Бедра раздвинулись сами собой, И Брайенна выгнулась, чтобы встретить первый толчок, но тут же вскрикнула от боли-наслаждения, и Кристиан замер. Она прижалась к темной груди. Губы Кристиана коснулись ее волос.
— Дорогая, — прошептал он, — я не хотел сделать тебе больно.
Она была так переполнена им, что, казалось, могла не выдержать и разорваться на части.
— Мне нравится, что ты такой большой. Я слишком мала, чтобы дать тебе наслаждение?
— Нет, сердце мое. Мне так хорошо, что я могу сейчас умереть от этого.
Она сдавила его грозное копье так крепко, что Кристиан не смог бы отстраниться, даже если бы хотел. Но, Боже прости его, он не хотел этого. Брайенна медленно ослабила смертельную хватку и прошептала:
— Войди в меня до конца.
Кристиан коснулся губами чувствительного соска, ощутил, как он мгновенно сжался, и, вобрав в рот кончик мягкого холмика, начал сосать, словно хотел проглотить. Брайенна застонала от жгучего блаженства, и он ворвался в нее быстро, стремительно, одним рывком, но сразу до конца и начал двигаться сначала очень медленно, зная, что впадина станет скользкой от трения. Постепенно он начал ощущать влажную податливость и усилил толчки, до конца входя в ее тесные ножны и выходя из них, словно качаясь в волнах раскаленного шелка. Наконец он снова ворвался в ее набухшее лоно, не отрывая взгляда от лица девушки, подмечая, как зрачки расширяются от наслаждения, соски превращаются в твердые крохотные алмазы, а пламя окрашивает шею и грудь в нежный, перламутрово-розовый цвет. Губы Брайенны чуть приоткрылись от чувственного томления. Она поднесла его руку ко рту и принялась покусывать палец. Это было невероятно эротично и одурманило Кристиана. Его наслаждение достигло такой остроты, что Брайенна, почувствовала это, снова изогнувшись, дразняще потерлась об него. Кристиан быстро отнял руку, нашел губами ее рот, и его язык скользнул в теплую пещерку, вторгаясь и отступая в том же пульсирующем ритме, что и воспаленная мужская плоть.
Оба с криком достигли вершин экстаза. Кристиан, придавив ее к кровати, лежал, не двигаясь, ощущая легкое трепетание насытившегося лона. Когда последние капли напитка страсти были выпиты, он снова перекатился на спину и притянул ее к себе, изумленно глядя на это разгоряченное лицо. Откуда в ней столько страсти, неги, чувственности? Хотя Кристиан был во много раз сильнее, Брайенна вытянула из него все соки, опустошила, почти лишив возможности двигаться.
— Ты — самое лучшее, что случалось со мной за всю жизнь, — произнес он, поднося к губам золотые пряди. — Мы скоро поженимся.
Брайенна ошеломленно взглянула на него. Неужели Кристиан не понимает, что они в последний раз вместе?!
Она поднялась с постели и начала быстро одеваться.
— Кристиан, это наше прощание.
Слезы выступили на глазах, сменив радостный смех, так преображавший ее раньше.
— Я обещана Роберту.
Кристиан с искаженным яростью лицом одним прыжком вскочил с кровати.
— Роберт трус! Он не хочет, чтобы его рана зажила! — процедил он.
Брайенна использовала гнев для защиты от его аргументов:
— Боже, ты считаешь себя единственным человеком, горящим желанием ринуться в битву и совершить подвиг? Думаешь, кроме тебя, ни у одного англичанина не хватит мужества отправиться на войну. Там, в Виндзоре, целая армия, готовая сражаться! Или мы нуждаемся в том, чтобы за нас дрались арабы?
— Я больше норманн, чем араб, — заметил Кристиан.
— Разве?! Благородный норманн никогда не воспользовался бы болезнью брата, чтобы отнять у него невесту да еще и обвинить в трусости! Именно Зубастик виноват в том, что Роберт останется хромым. Ты нарочно натравил хорька на брата?
Кристиан, выведенный из терпения, уже поднял руку, чтобы ударить ее, но в последний момент кулак с силой врезался в кроватный столбик.
— Этот сукин сын через неделю встанет на ноги, так что у него будет достаточно времени, чтобы повоевать во Франции во славу своей страны.
— Молю об этом Бога! Сознание моей вины убивает меня, — истово прошептала она, направляясь к двери.
— Куда, черт возьми, ты направляешься? — вскочил он, натягивая лосины и дублет.
— Назад в Виндзор. Мне не стоило приезжать.
— Не позволю тебе ходить по Лондону ночью! Ты что, совсем потеряла разум?
Брайенна гордо подняла упрямый подбородок.
— Да, но ненадолго. Теперь, однако, я уже пришла в себя.
Кристиан несколько долгих минут смотрел на нее в упор, прежде чем шагнуть к выходу.
— Передай Эдуарду, что я вернулся в Виндзор.
В это время в соседней спальне Джоан Кент грустно вздохнула.
— Я бы хотела остановить время, чтобы мы на всю жизнь остались в этом доме.
— Да, последние две недели время, кажется, ускорило бег. И все потому, что мы отправляемся во Францию. Самый воздух, похоже, пронизан нетерпением.
Джоан нерешительно помолчала, не желая омрачать те короткие часы, которые им предстояло провести вместе, но Эдуард чутьем влюбленного почувствовал неладное:
— Что-то случилось, любимая?
— Графиня Солсбери настаивает на совершении помолвки, прежде чем Монтекьют уедет во Францию.
— Нет, черт побери! Я голову сломал, пытаясь перехитрить их! И единственное, что я придумал, так это сказать, будто ты уже была раньше обещана другому. — Он внимательно вгляделся в лицо возлюбленной. — Что ты думаешь о сэре Джоне Холланде?
Лицо Холланда живо всплыло перед глазами девушки: темно-рыжие волосы, красноватая кожа. Хотя роста рыцарь был среднего, но мускулистое квадратное тело и бычья шея говорили о недюжинной силе. Он был одним из тех придворных принца, которые преследовали ее своим вниманием уже два года.
— Ничего я вообще о нем не думаю, — осторожно сказала Джоан, не желая возбуждать в Эдуарде бессмысленную ревность.
— Он на редкость честолюбив. Поэтому им легко повелевать. И постоянно умоляет меня о должности при королевском дворе. Это довольно легко сделать, поскольку одна или две вакансии еще свободны — у короля просто не было времени кого-то назначить. Уверен, он согласится подтвердить, что вы были тайно помолвлены. Это покажется правдоподобным, поскольку все знали, что он ухаживал за тобой, но ты отказала.
Джоан облизнула внезапно пересохшие губы.
— Но чем это нам поможет? Какая разница быть помолвленной с Холландом или де Монтекьютом?
— О, маленькая невинность, помолвка с Холландом будет ненастоящей! Зато она помешает подписать контракт с де Монтекьютом!
— Понимаю, — кивнула Джоан, нервно, но уже с облегчением смеясь.
Эдуард притянул ее к себе.
— Ты сделаешь это для меня?
— Сам знаешь, для тебя я готова на все, что угодно!
Такая безоговорочная покорность немедленно возбудила жгучее желание в принце.
— Оставь это мне. Я все устрою.
И, прежде чем он успел поцеловать ее не меньше десяти раз, Джоан забыла Холланда, де Монтекьюта и весь мир.
Джон Холланд не мог нарадоваться своему счастью, когда принц Эдуард объявил, что желает говорить с ним наедине. Он добивался заманчивой должности главного камергера короля, но не ожидал получить ее, поскольку служил принцу, а не королю.
— Ты всегда был мне хорошим слугой в прошлом, Джон. Ты честолюбив, но умеешь подчиняться приказам, а эти два качества я больше всего ценю в мужчине. Поскольку король занят подготовкой к французской кампании, я предложил подобрать ему кандидатов на вакантные должности.
Холланд затаил дыхание.
— В обычаях Плантагенетов назначать на них людей военных, а не ученых. Как оказалось, это совсем не так уж плохо. Поскольку ты служил под моим началом, я знаю тебя как человека умного, решительного и бесстрашного. Но тот, кого я выберу, должен быть еще и неизменно, беспрекословно верен мне.
На какой-то момент Холланд испугался, подумав, что Эдуард узнал о его тайной встрече с принцем Лайонелом. Только неделю назад молодой принц и его лейтенант и лучший друг Роберт де Бошем предложили перейти к ним на службу, если что-нибудь случится в бою с принцем Эдуардом. Такой союз был, конечно, изменой, пока еще наследник трона был жив и здоров, но предложенная награда стоила любого риска.
Холланд побагровел еще сильнее, и воротник дублета внезапно стал тесным для бычьей шеи.
— Одна леди, моя близкая знакомая, нуждается в человеке, который стал бы ее мужем только по имени. Я позвал тебя, чтобы узнать, готов ли ты выполнить обе роли.
Холланд вновь свободно вздохнул. Какая чертовски злая ирония! Принц Лайонел предложил ему Джоан Кент, а принц Эдуард — должность управляющего, если он не прикоснется к Джоан. Холланд не колеблясь согласился, хотя перед этим успел сказать «да» принцу Лайонелу. Он будет вести двойную игру и, если проявит достаточно ума и сообразительности, сумеет добиться и того и другого.
Убедившись в полном согласии Холланда на такое сотрудничество, принц доверил ему имя дамы, и они тут же составили брачный контракт, который Холланд с готовностью подписал. Эдуард объяснил, что поспешность необходима, чтобы воспрепятствовать помолвке Джоан и Уильяма де Монтекъюта. Когда они обсудили все детали, принц Эдуард пообещал устроить так, чтобы Совет утвердил Холланда в должности главного камергера еще до отъезда во Францию.
Хоксблад, сопровождаемый Али, каждое утро и вечер навещал Роберта де Бошема. В конце недели нога почти зажила, но сводный брат по-прежнему жаловался на боль и сильно хромал.
Хоксблад решил, что неплохо бы поговорить с Уорриком. Он нашел отца, занятого обучением пехотинцев: тот показывал им, как лучше управляться с мечом и шитом в ближнем бою. Кристиан молча наблюдал за ним, не желая отвлекать отца и невольно восхищаясь его методом обучения. Граф редко рассказывал солдатам, что надо делать, а все больше показывал, как надо. Это было наиболее действенным, поскольку молодые воины не желали опозориться перед седым ветераном.
Наконец Уоррик заметил, что Хоксблад наблюдает за ним, и велел солдатам продолжать занятия, а сам подошел к сыну, улыбаясь и вытирая мускулистой рукой пот с лица.
— Видал, какие мои солдаты молодцы? А как насчет людей из Уоррика, которыми ты командуешь?
— Осмелятся ли они быть кем-то еще, кроме как доблестными воинами? Все так же рвутся в бой, как ты и я.
И Кристиан, поколебавшись, добавил:
— Все, кроме одного.
Уоррик поднял мохнатые брови, зная, что Хоксблад пришел к нему не случайно.
— Говори, — коротко велел он.
— Нога Роберта почти зажила, но он все еще хромает, как инвалид.
Лицо Уоррика мгновенно стало каменным.
— Ты смеешь намекать, что мой сын трус?
У старика был такой свирепый вид, что Хоксбладу показалось, будто тот собирается пронзить его двуручным мечом. И на секунду сердце Кристиана обожгла зависть: как бы он хотел, чтобы отец защищал его так же безоглядно.
Во взгляде Уоррика сверкала угрюмая неприязнь. Но Кристиан рискнул продолжать. Зная, что терять ему нечего, стоял на своем.
— Я предоставлю тебе принять решение после того, как увидишь его ногу.
— Иду и немедленно, — вызывающе бросил Уоррик. Они нашли Роберта в его спальне в Башне Бошемов в компании пухленькой девицы, извивавшейся и пыхтевшей под весом тяжелого тела.
— Ха! Пусть никто не говорит, что я произвел на свет кого-то еще, кроме похотливых жеребцов, — громогласно провозгласил Уоррик и шлепнул девчонку по круглому заду, та поспешно накинула тунику и выскользнула из комнаты.
Роберт понимал, что пойман на месте преступления, однако презрительный взгляд незаконнорожденного брата вызвал жгучее желание превратить его лицо в кровавую маску.
Уоррик побагровел от гнева: сын развлекается с девками и, значит, достаточно здоров, чтобы тренировать своих солдат.
— Я решил взять людей принца Лайонела во Францию, но, поскольку он слишком молод, чтобы командовать ими, эта честь принадлежит тебе.
— Спасибо, отец. Я надеялся, что ты призовешь меня, — кивнул Роберт, пряча ненависть за холодным взглядом суженных бирюзовых глаз.
— Тебе что-нибудь нужно, братец?
Хоксблад, легко прочитав мысли Роберта, знал, что тот взбешен настолько, что готов на все.
— Я пришел полечить твою ногу, но вижу, что прежние бодрость и сила вернулись к тебе, и поэтому удаляюсь.
После ухода Хоксблада, Уоррик озабоченно нахмурился. Он всю жизнь командовал солдатами и знал, что война подчас влияет на людей самым неожиданным образом.
— Война заставляет нас думать о собственной смерти. Она неизбежна, но я советовал бы не мучить себя подобными мыслями.
Роберт рассмеялся, желая развеять подозрения отца.
— Я де Бошем. Мне больше пристало сражаться, чем просиживать за пиршественными столами. В отличие от вас, у меня нет сына, который бы унаследовал мое доброе имя, если со мной что-то случится.
Уоррик изучал его из-под опущенных ресниц.
— Мы должны составить брачный контракт. Прочти его сам, перед тем как вручить леди Бедфорд.
Вечером, когда Брайенна в сопровождении Адели отправилась по приказу короля в его личные покои, лицо ее было белее снега. Девушка понимала, зачем ее зовут: Роберт настоял на церемонии помолвки, и Ад ель должна была стать свидетельницей. Она ожидала, что Уоррик и король тоже будут присутствовать, но удивилась, увидев рядом с Робертом принца Лайонела. Брайенна и раньше не питала к нему симпатии еще до того, как принц обесчестил Элизабет Грей, но теперь сама мысль о том, что Роберт выбрал его свидетелем помолвки, вызывала отвращение.
Брайенна надела платье цвета темно-красного вина, расшитое по рукавам и подолу золотой нитью. Золотистые волосы ниспадали на спину и плечи, не заплетенные в косы и тщательно расчесанные, как подобает девственнице, и Брайенна сцепила руки, моля Бога о том, чтобы от угрызений совести у нее не перехватило дыхание во время произнесения обетов. К тому же она теперь жалела, что надела такое темное платье, на фоне которого лицо казалось почти безжизненным.
В роскошно обставленной спальне, озаренной светом высоких свечей, Брайенна выглядела неземным созданием. Даже мужчины постарше, король Эдуард и Уоррик, на мгновение почувствовали острую зависть к Роберту де Бошему. Его будущая жена была поистине прекрасной.
Первым делом жених и невеста должны были подписать брачные контракты. Брайенне протянули пергамент, но перед глазами все расплывалось, а рука, державшая перо, дрожала. Наконец Брайенне удалось прочитать слова: «Дочь дома Бедфордов и сын дома Уорриков», разглядеть позолоченные королевские печати, скрепленные лентами, пустые места для подписей обрученной пары и свидетелей. Основной текст был на латинском.
Чувства Брайенны смешались. Она сознавала, что должна навсегда забыть о Кристиане, преодолеть отвращение к Роберту, но легче сказать, чем сделать это. Она молча молила Бога даровать ей силу исполнить свой долг. Внешне девушка выглядела сдержанной, но сердце ее разрывалось на части.
После невесты на пергаменте поставили подписи все присутствующие. Обмен клятвами занял всего несколько минут, и не успела Брайенна опомниться, как Роберт приколол к ее корсажу тяжелую золотую брошь — подарок жениха — и наклонился, чтобы скрепить обеты поцелуями.
Брайенна подняла глаза на высокий цветной витраж. Темноликий святой направил указующий перст прямо на нее, будто хотел в чем-то уличить. Как он похож на Хоксблада! Сознание тяжелой вины пронзило девушку. Она почувствовала, что сейчас упадет в обморок, и уже покачнулась, но Роберт успел подхватить невесту, прежде чем та упала. Король был потрясен выражением тревоги и нежности на лице Уоррика. За много лет он впервые смог убедиться, что и свирепый граф способен на человеческие чувства.
Кристиан в тот же час узнал о помолвке своей возлюбленной, поскольку незадолго до того ему явилось видение: Брайенна дрожащей рукой подписывает контракт, шепотом дает обеты и падает в обморок, когда сводный брат касается губами ее губ.
Кристиан сверхчеловеческим усилием подавил гнев. В своей ярости он хотел уничтожить человека, осмелившегося поднять глаза на его даму и мечтать о ней как о будущей жене. Но Хоксблад продолжал уверять себя, что помолвка еще не свадьба и Брайенне и Роберту никогда не суждено соединиться брачными узами.
Хоксблад был почти благодарен судьбе за то, что вот-вот начнется война с Францией. Невозможно оставаться в Виндзоре и не попытаться вновь проникнуть в ее спальню. Он продолжал любить Брайенну до беспамятства готов был даже, если придется, силой овладеть ею — так велико его желание, так сильна любовь.
Кристиан горько рассмеялся про себя. Он считал себя хозяином положения, думал, что сможет добиться всего, чего желает, но так было до встречи с Брайенной Бедфорд. Будь прокляты ее прекрасные глаза!
Кристиан, вне себя, мерил шагами комнату, задыхаясь, словно посаженный в клетку зверь. Охваченный отчаянием, он занялся медитацией, применяя древние приемы, усвоенные у рыцарей Ордена Золотой Зари. Хотя он и смог сосредоточиться, все же не достиг ничего, похожего на мир и покой.
Разум предал его. Перед глазами возник образ дамы. Спящая Брайенна лежала на постели с распущенными золотистыми волосами. И тут Кристиана предало и тело. Он никогда не мог противиться виду этого великолепного переливающегося водопада.
Кристиан выругался и снова начал метаться по спальне. Внезапная мысль осенила его, но он предпочел прогнать ее. Кристиан никогда не оскорблял и не злоупотреблял своим «даром». Однако идея становилась все навязчивее, и Кристиан понял, что не успокоится, пока не испытает свою власть над Брайенной. Даже не пытаясь анализировать эту идею, Кристиан догадывался, что зажгло в душе непреодолимую потребность — чисто мужское желание овладеть любимой женщиной, стать ее господином, но, поскольку та помолвлена с другим, необходимо было утвердить эту власть, доказать обоим, что Брайенна покорится ему в любое время, в любом месте, исполнит любое его требование.
Кристиан повернулся лицом к востоку, зная, что ее спальня лежит в этом направлении, потом, собрав все силы, сосредоточил мысли на Брайенне. Приказ сорвался с его губ, подобно темному бархату, ниспадающему с плеч.
— Приди!
И в ту же секунду Брайенна пошевелилась, откинула покрывало, села, натянула туфельки и пеньюар. Ей почему-то невыносимо захотелось вдохнуть свежего воздуха но стоило ли тревожить Адель в такой поздний час? Выйдя из спальни, она побрела по коридору, неспешно направляясь к королевским покоям, где располагалась комната принца Эдуарда, остановилась перед окованной железом дверью и только сейчас поняла, что там, за ней, покои Кристиана. Брайенна подняла руку, но не затем, чтобы постучать, а всего лишь любовно погладить жесткую поверхность.
Неожиданно дверь распахнулась, и сильная рука втянула девушку внутрь.
Глаза Брайенны вспыхнули мрачным блеском, зрачки расширились.
— Кристиан! — вырвалось у нее.
— Сними пеньюар, — велел он.
Брайенна повела плечами, и пеньюар скользнул на пол бархатным ручейком. Шелковая ночная сорочка льнула к изящным изгибам тела, подчеркивая выпуклости и впадины. Кристиан протянул к ней нетерпеливые руки, И Брайенна прижалась к его груди молча, беспрекословно, обняв его за шею, припав своим упругим телом к его твердому и мускулистому. Она отдавалась так нежно, женственно, так покорно, что безумное дикое торжество пронизало Кристиана: он смог, сумел, добился того, что ее желание превратилось в такой неотвязный острый голод. Брайенна приоткрыла нежные губы навстречу его требовательному языку, и, когда Кристиан, отстранился, из горла девушки вырвался тихий крик сожаления о внезапной потере.
— Ложись в постель, — приказал Кристиан, и Брайенна повиновалась мгновенно, без возражений, протягивая к нему руки. Но теперь упрямство и своенравие взяло верх — Кристиан не хотел этого слепого послушания. Она должна прийти к нему добровольно, сама, не по его велению.
Кристиан собрал всю безмерную силу воли и осторожно потянул ее за руку, заставляя подняться. Потом накинул на Брайенну пеньюар, завязал его до подбородка и открыв дверь, слегка подтолкнул девушку.
— Возвращайся к себе, Брайенна.
Али неожиданно почувствовал, как его трясут за плечо:
— Мне нужен опиум, — услыхал он измученный голос. Али, не говоря ни слова, открыл сундучок с лекарствами и вынул кисет с наркотиком, хорошо понимая, что дело не в физической боли. Душа и сердце принца Драккара невыносимо страдали.
С рассветом пришло осознание того, что он не может дни и ночи испытывать свою власть над Браненной, поэтому придется сосредоточиться на Роберте. Нужно добиться, чтобы он был целыми днями занят подготовкой рыцарей принца Лайонела к грядущей кампании. Тогда вечерами он сможет лишь едва добираться до постели, если, конечно, Кристиан позволит ему идти спать.