Желанная

Глава 29

Послание от сэра Жана де Вьенна еще больше взбесило короля.

— Кале[54] мой, если нужно, я велю взять его штурмом. Как осмелился это французишка упоминать о переговорах! Эта гавань много лет была убежищем для пиратов! Противостояние стоило огромных денег! Потрачено время, убито и умерло множество людей. Я предам этот город огню и мечу за неповиновение!

Уоррик знал, что лучшего стратегического пункта, чем Кале, не найти, и пытался удержать монарха от уничтожения города.

— На его месте другой, более слабый, человек давно бы сдался и заслужил ваше презрение. Забудьте о своем гневе до того времени, пока не выяснится, что для нас выгоднее.

Уоррик взглянул на Хоксблада, и тот немедленно разгадал мысли отца.

— Ваше высочество, — обратился он к принцу Эдуарду, — милосердие проложит путь к сердцам и сделает короля Эдуарда более популярным.

— За поражение пусть платят вожди, — кивнул принц. — А жителей нужно пощадить. Заставь шестерых самых знатных горожан прийти босыми, с непокрытыми головами, с веревками на шее и передать тебе ключи от города. Потом повесь их на городской стене, чтобы все видели и устрашились.

Уоррик и Хоксблад встревожено переглянулись, но решили пока промолчать.

Позже Эдуард и Джоан пригласили Кристиана поужинать с ними. Хоксблад не задумываясь решил поговорить с принцем о помиловании парламентариев в присутствии Джоан, потому что был уверен в ее поддержке:

— Они пошлют самых уважаемых буржуа, уже немолодых и ослабевших от голода. Если король велит их казнить, в глазах остальных они превратятся в мучеников.

— Но он не сможет теперь отступить! Чего тогда будет стоить слово короля? — встрепенулся принц.

— О, пожалуйста, Эдуард! Если королева Филиппа попросит пощадить их, как сможет король ей отказать? Она ждет ребенка, а он всегда так нежен с ней.

— Ты не знаешь моего отца, дорогая, он очень вспыльчив. Но, поскольку я ни в чем не могу отказать тебе, обещаю поговорить с матерью.

— Прекрасно, — кивнул Кристиан. — Я знаю, милосердием можно добиться большего, чем местью. Никто пока не задумался, какой должна быть церемония встречи короля, чтобы добиться наибольшего впечатления. По-моему, вы с отцом должны торжественно въехать в город под звуки труб, и очень важно к тому же привезти с собой еду.

На следующее утро принц Эдуард поговорил с родителями с глазу на глаз. От него потребовалось огромное мужество, чтобы не спасовать перед яростью Плантагенета, но, как только принцу удалось убедить отца проявить снисхождение, великодушие короля взяло верх и он безотлагательно принялся планировать зрелище, которое должно было остаться в людской памяти на века.

Король в окружении капитанов и лучших солдат, а также королевы с фрейлинами призвал к себе шесть знатнейших горожан. На городской стене стоял королевский палач с огромным топором. Бюргеры совсем исхудали, сгорбились и еле шли. Самый богатый из них, Жан Дейр, встал на колени, и остальные последовали его примеру.

— Мы принесли ключи от города и, отдаваясь на вашу милость, просим лишь пощадить остальных людей, испытавших такие тяжкие страдания.

Красивое лицо короля исказилось гневом. Он уже вытянул руку, чтобы сделать знак палачу.

— Я исполню приговор над вами, а народ будет пощажен!

В этом месте разыгрываемого спектакля королева Филиппа выступила вперед, опустилась на колени перед мужем и умоляла его о милосердии и справедливости. Граждане Кале затаили дыхание, молясь о том, чтобы королева смогла уговорить мужа. Эдуард медлил, принимая решение, потом снова поднял руку, чтобы сделать знак палачу, но, неожиданно передумав, объявил, что отдает судьбу парламентариев в руки королевы.

Из толпы вырвался громкий крик одобрения. Собравшийся народ приветствовал храбрую королеву и милостивого короля, и, хотя Эдуард намеревался ввести в город войска, ему теперь доверяли больше, чем французскому монарху. Жан Дейр, владелец самого большого дома в городе, предложил королеве остановиться у него на все время пребывания в Кале, Филиппа сразу же согласилась.

Теперь, когда город сдался, граф Луи Фландрский был вынужден, хотя и против желания, сделать то же самое. Члены Совета и представители крупных городов без обиняков предупредили его, что экономика страны зависит от союза с Англией. Прежде всего была нужна английская шерсть, иначе ткачи окажутся без работы.

— Где находится Брюгге? — капризно спросила принцесса Изабел у матери.

В пятидесяти — шестидесяти милях от моего любимого Гента, где родился твой брат Джон.

— Но почему Луи не может прибыть сюда, в Кале? — настаивала Изабел.

Филиппа с терпением преданной матери объяснила:

— Помолвка должна состояться во Фландрии, стране жениха. Монастырь в Брюгге очень древний и стоит на освященной земле. Во время помолвки обязательно должны состояться религиозная церемония и подписание брачного контракта.

— Я решил, что мы поплывем туда на кораблях, — вмешался король. — Твоя мать не сможет ехать верхом, да еще зимой, в таком состоянии. Думаю, тебе и дамам будет гораздо удобнее на судне «Томас». Кроме того, вот это, скорее всего, доставит тебе удовольствие.

Король сделал знак, и оруженосцы внесли несколько больших сундуков. Откинув крышку первого, на котором было написано ее имя, Изабел вынула дорогой плащ с капюшоном, подбитый соболем. Королева получила точно такой же, только мех был посветлее.

— Дорогой, ты не должен тратить так много денег на меня. Тебе они понадобятся на войну с Францией.

— Тише, Филиппа. Король должен позаботиться о том, чтобы его жене было тепло и удобно. Ты смотри на Изабел — у нее и в мыслях нет беспокоиться о каких-то там расходах.

— Конечно, отец, — кивнула Изабел, уже успевшая накинуть плащ. — Но ты не считаешь, что мне больше бы пошел песец?

— Твоя красота не нуждается в украшениях, дитя мое, — галантно ответил король.

Однако уже по пути в Брюгге, на корабле, увидев, что леди Холланд закутана в песцовый плащ с хвостиками горностая, Изабел готова была выцарапать Джоан глаза.

Принц Эдуард не мог открыто ухаживать за возлюбленной, но он взял на себя заботу о ее комфорте, безопасности и благополучии. Поэтому принц приказал Холланду окружить Джоан доверенными слугами, которые в случае надобности могли бы стать и телохранителями хрупкой молодой женщины. Эдуард считал Джоан бесценным сокровищем, всегда обращался с ней с любовью и нежностью.

Когда настала очередь Роберта де Бошема объезжать дозором Кале, он ухитрился оказаться в паре с Джоном Холландом. Тот вскоре понял, что красивое веселое лицо Роберта — всего лишь личина, под которой скрыто ненасытное честолюбие. Схожие по натуре, они быстро распознали друг друга и сошлись.

— Вижу, Холланд, вы не сопровождаете жену в Брюгге, но я уверен, что Черный Принц о ней позаботится.

Холланд вскипел от гнева. Глубоко в душе он жаждал Джоан так же сильно, как богатства и положения, но в его намерения не входило раскрываться перед таким человеком, как де Бошем.

— Они кузены и друзья с самого детства, — мягко заметил Холланд.

— Со мной нет нужды притворяться, приятель. Хотя это тщательно хранимая тайна, я знаю, что ваш брак лишь прикрытие. Но, конечно, все сразу коренным образом изменится, если что-то случится с наследником трона, — высказал предположение Роберт.

Толстая бычья шея Холланда побагровела. Он понял, что сын Уоррика не осмелился бы так рассуждать, если, бы не имел доказательств.

Де Бошем продолжал сеять в его душу недобрые семена:

— Кстати, несчастье одного человека может стать удачей другого. Если Эдуард отправится к праотцам, ни вы, ни я не пострадаем. Принц Лайонел станет наследником, а потом и королем, и наши звезды взойдут на небосклоне. Деньги, богатство, власть и даже титулы — Для вас не будет ничего недостижимого.

Только сейчас Холланд начал понимать, как опасен на самом деле этот дружелюбно улыбающийся гигант:

— Ну что ж, значит нужно быть начеку и не пропустить возможностей, предлагаемых судьбой. Наша дружба может быть взаимовыгодной.

Плантагенеты прибыли в суровый средневековый монастырь в холодный день в конце зимы. Совет графа Луи и фландрские буржуа устроили гостям подобающую встречу. Однако королевской семье и придворным отвели скудно обставленные комнаты. Их почтили банкетом, но в старом монастыре, конечно, не могло быть и речи о каких-то особых развлечениях.

Неудовлетворенность принцессы Изабел титулом будущего мужа мгновенно забылась при первом же взгляде на него. Луи, необыкновенно красивый юноша, золотистыми локонами напоминал ее брата Эдуарда. Услыхав завистливые вздохи фрейлин, Изабел окончательно успокоилась. Луи обращался с принцессой вежливо, соблюдал необходимый этикет, а та была настолько тщеславна, что вообразила, будто он без ума от нее.

По правде же говоря, поскольку отец графа погиб в сражении при Креси от рук англичан, ненависть Луи к англо-норманнам не знала границ. Он воспитывался при французском дворе и был в душе истинным французом. Король Филипп хотел, чтобы граф женился на Маргарите Брабантской, девушке, близкой сердцу Луи, поскольку они были соседями и говорили на одном языке.

День помолвки выдался серым и холодным, но фрейлины принцессы Изабел были слишком заняты, чтобы замечать плохую погоду. Наряд, который выбрала принцесса для церемонии, мало отличался роскошью от подвенечного. Нижнее платье из тонкой золотой ткани, поверх которого надевался лазурный камзол, вышитый леопардами Англии и французскими лилиями. На голове у принцессы была маленькая золотая корона, сверкающая темно-синими сапфирами.

В процессе одевания Изабел объявила, что чувствует себя неловко в этом платье. Фрейлины принялись закалывать, ушивать, подворачивать, пока не добились нужного результата, но Изабел и тут осталась недовольна и кричала, что наряд выглядит ужасно. Все пришлось отколоть, развернуть и расшить. Прическа заняла еще больше времени, и, когда наконец одна из дам совершенно потеряла терпение, Изабел решила, что готова к выходу и просит всех поспешить в церковь.

Помолвка была скреплена и освящена согласно старинным обычаям, со всей помпой и торжественностью. Но в продолжение всей церемонии взгляды Джоан и Эдуарда встречались и замирали. Джоан горько вздыхала, слушая обеты, которыми обменивались жених и невеста. Потом, опомнившись, послала возлюбленному нежнейшую улыбку. Ни за что на свете она не хотела бы, чтобы он заметил, как ей больно.

Принц Эдуард бессильно сжал кулаки при виде задумчиво-грустного лица любимой и решил прийти к ней сегодня во что бы то ни стало, несмотря на строжайшие правила монастыря, повелевающие мужчинам и женщинам жить в отдельных комнатах, включая супругов.

Несмотря на скромную обстановку и отсутствие развлечений, принцесса выразила желание остаться здесь еще на неделю, чтобы они с женихом смогли получше познакомиться. Король и королева были рады исполнить желание дочери, поскольку этот союз обещал принести процветание обеим странам и сделать Фландрию верной союзницей Англии в борьбе против Филиппа.

К тому времени, как над монастырем спустилась тьма, Луи уже сгорал от нетерпения поскорее вернуться к себе. Он не нашел никаких недостатков в лице и фигуре невесты, наоборот, она выглядела крайне привлекательной. Однако ее одежда и драгоценности настолько роскошны, что он боялся, как бы ему не пришлось залезть по уши в долги из-за ее мотовства. Кроме того, Изабел ни на минуту не закрывала рта, болтая о всяких пустяках, и ему сразу стало ясно, что невеста пуста, тщеславна и невероятно избалована.

Оказавшись в своих покоях, Изабел призналась себе, что в восторге от красавца-графа, сильного, сдержанного и мужественного. Она уже вообразила, что влюблена в него, и начала изводить бесконечной болтовней несчастных фрейлин, пока всем не стало очевидно, что принцесса Изабел влюблена в саму мысль о любви и в ту романтическую чепуху, которой набита ее голова. Фрейлины старались скрывать зевки и едва дождались, пока принцесса уляжется в кровать.

Уже после полуночи закутанная в монашескую рясу высокая фигура, бесшумно пройдя лабиринт коридоров, исчезла в одном из закоулков монастыря. Джоан в ужасе тихо вскрикнула, увидев на пороге своей комнаты незнакомца, но крик тут же сменился вздохом облегчения, когда монах сбросил рясу и она узнала принца Эдуарда, осторожно приложившего палец к губам, приказывая Джоан молчать. Она кивнула и, выскользнув из постели, мгновенно оказалась в объятиях истосковавшегося возлюбленного. Приблизив губы к ее уху, принц шепнул:

— Никто не должен слышать нас, даже слуги.

Он знал, что малейшая неосторожность — и их связь откроется, а Джоан заклеймят прозвищем шлюхи и развратницы, тогда как про него никто не осмелится сказать дурного слова.

Еще до конца недели граф Луи Фландрский сумел ускользнуть в провинцию Артуа, а оттуда в Париж, где король Филипп принял его с распростертыми объятиями. Произошло немыслимое — принцессу Изабел Плантагенет бросил жених.

Королевское семейство немедленно отплыло обратно в Кале, но униженная Изабел, исходя рыданиями, вопила, что ненавидит Фландрию, ненавидит Францию и хочет домой. В Виндзоре безопасно, спокойно и скоро наступит весна.

Король решил выработать условия девятимесячного перемирия с Кале, что дало бы время вернуться на родину и распустить войско на давно заслуженный отдых. Когда он будет готов окончательно завоевать Францию английский флот незамедлительно появится в Кале. После всех побед подданные станут приветствовать его и его сына как героев. Кроме того, королю не терпелось основать новый Орден Рыцарства. Только потом он вновь начнет собирать величайшую армию, которую когда-либо видела Англия. Каждый мужчина будет счастлив присоединиться к победителям, захватившим столь невероятно богатую военную добычу.

В Кале, конечно, останется большой гарнизон, и король велел Уоррику отобрать для него лучших людей. Уоррик приказал остаться сэру Джону Холланду, поскольку у того был высокий чин и он великолепно справлялся со своими обязанностями. Когда же граф не назвал в числе остающихся принца Эдуарда, тот сам вызвался возглавить охрану города.

— Вы, должно быть, шутите, ваше высочество! Король желает, чтобы вы вернулись вместе с ним. Вы герой Креси и войдете в историю под именем Черного Принца.

Но мысль о разлуке с крошкой Жанетт тоской сжала сердце.

— Ради Бога, Уоррик, ведь перемирие подписано на девять месяцев! Не могу же я уехать на такой срок!

— Но ваш отец скоро вернется, ваше высочество. Ему и раньше случалось нарушать перемирие. Он одержим мыслью получить корону Франции. Готов поклясться, что к лету военные действия возобновятся. Это просто хитроумный маневр — вернуться в Виндзор и отпраздновать победу над Францией. Он устроит торжественный турнир, посвятит новых рыцарей в свой Орден и тогда вернется, чтобы идти на Париж.

— Вы, конечно, правы, Уоррик, — упорствовал Эдуард, но мне все-таки кажется, что в Кале нужно оставить члена королевской семьи.

— Согласен, ваше высочество. Я выбрал Эдмунда, графа Кента. Сэр Джон Холланд подчиняется непосредственно ему. А если возникнут серьезные неприятности, мы, в конце концов, всего в двадцати милях по другую сторону Ла-Манша.

Принц Эдуард признал, что проиграл. Как он сообщит Джоан о новой разлуке?

Он откладывал разговор, как только мог, и лишь перед самым отъездом понял, что больше молчать нельзя. Когда Джоан начала раздеваться, Эдуард с изумлением увидел, как стала заметна ее беременность за три недели с тех пор, когда они были в монастыре.

— Милая, ты здорова? — заботливо спросил он. Джоан взглянула на набухший живот. Руки сами собой потянулись к заметной округлости, чтобы спрятать ее от глаз.

— Я ужасно толстая и неуклюжая. Не смотри на меня!

Но принц подошел ближе и отвел ее руки.

— Милая, я никогда не видел ничего прелестнее!

Сердце Эдуарда тревожно сжалось. Как оставить ее? Эдуард нежно прижал к себе Джоан, погладил по волосам. И только в этот момент сообразил, что должен сказать о своем отъезде:

— Это даже хорошо, что я буду далеко. Мы все равно не смогли бы спать вместе.

Она казалась такой маленькой и хрупкой, что Эдуард внезапно испугался: как она сможет родить?

Джоан смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Ты ведь не возвращаешься в Виндзор?!

Принц издал приглушенный звук и, подхватив Джоан на руки, понес к кровати, лег и прижал ее к себе мускулистой рукой.

— Я упрашивал Уоррика позволить мне остаться, но тот сказал, что мой долг — вернуться с отцом.

Губы принца трепетали у виска Джоан; от желания защитить ее и ребенка перехватывало дыхание.

— Я говорил с твоим братом, и Эдмунд согласился переехать в наш дом до моего возращения.

Джоан расслышала тоскливые нотки в его голосе и поняла, что должна быть храброй ради любимого.

— Со мной все будет в порядке, Эдуард. Дай мне руку… чувствуешь, как шевелится ребенок?

Эдуард с благоговейным трепетом положил большую ладонь на бесценный плод ее чрева, воспринимая его как чудо.

Джоан молча вознесла молитву небу: «Милостивый Боже, пусть это будет девочка, не дай нам сына, который никогда не сможет унаследовать корону отца».

— Я чувствую, как он брыкается, — обрадовался Эдуард.

— Она, — мягко поправила Джоан.

Принц, от всего переполненного любовью сердца, согласился:

— Если ты хочешь дочь, значит, и я хочу дочь.

Брайенна наслаждалась своим пребыванием в Бедфорде, но никогда еще не было в ее жизни такой холодной зимы. Может, именно поэтому ей так недоставало дружеского тепла Джоан. При дворе все дни были заполнены обязанностями и развлечениями: каждую ночь, после ужина с королевской семьей — танцы, музыка и смех.

От холода Брайенна поежилась и решила, что в постели будет теплее, но когда легла между ледяными простынями, почувствовала, что окончательно замерзла. Как тяжело спать одной после того, как она испытала в непосредственной близости пронизывающий жар тела Кристиана Хоксблада. Каждую ночь она представляла себе, что ждет, когда Кристиан ляжет в постель. Ожидание было восхитительной пыткой. Вот наконец он появился, скользнул под одеяло, прижал ее к себе, осыпая поцелуями шею и обнаженное плечо. Теплые губы обнаружили, что она дрожит от холода, и Кристиан стал согревать ее руками, начав с ледяных ступней. Первым Делом растер, а потом подышал на них, пока жар его тела не проник сквозь озябшую кожу. Его ладони поползли выше, по стройным ногам, накрыли живот и бедра, сжали груди, и Брайенна ощутила, какими тугими стали розовые соски в счастливом предвкушении неизбежного. Упругие холмики словно были созданы для этих сильных рук. От его прикосновений волна наслаждения разлилась по телу, и Брайенна громко застонала, но Кристиан впился в ее губы, ловя ртом звуки любви. Он поднял ее на себя, и Брайенна раздвинула ноги, так что вход в ее женскую расщелину пришелся как раз на набухшую головку мраморно-твердого фаллоса, а огромные ладони легли на ее ягодицы. Брайенна, чуть опустив голову, страстно целовала то место на его груди, поросшей черными волосами, где билось сердце.

Почувствовав, как мощный отросток, пульсируя от напряжения, трется о ее уже возбужденную плоть, Брайенна выгнула шею и начала медленные круговые движения бедрами, повторяя их снова и снова, терзая его любовной игрой, пока Кристиан, приглушенно застонав, не сжал ее бедра сильными руками и не скользнул в нее глубоко-глубоко. Он оставался в ней почти час, и к этому времени Брайенна уже перенеслась из мира фантазий в пучину чувственного сна.