Желанная

Глава 33

— Мы сейчас уйдем, — пробормотал Кристиан.

— Нельзя оскорблять Плантагенетов, — тихо протестовала Брайенна.

— Все здесь знают, что мы поженились сегодня утром и сегодняшняя ночь для нас особая! Пойдем, Брайенна!

Он встал и взял ее за руку.

Поднимаясь из-за стола, Брайенна слегка покачнулась, и Кристиан понял, что жена немного опьянела, пальцы ее чуть заметно дрожали.

Когда они медленно шли по длинному коридору, ведущему из зала, Брайенна объявила:

— Если я буду купаться, то в полном одиночестве.

Кристиан сжал ее руку и, наклонив темноволосую голову, прошептал:

— Мы будем совсем одни, любимая. Я не хочу, чтобы нас беспокоили, и Али знает это!

— Я вовсе не то имела в виду! — возразила Брайенна, когда они уже стояли у двери их покоев.

Али разжег огонь в камине и поставил в спальне лохань. Слуги как раз выносили из комнаты пустые ведра.

— Я уже приготовил ароматные масла и полотенца, милорд. Вам угодно еще что-нибудь?

— Моя госпожа желает уединения, полного уединения. Пожалуйста, проследи, чтобы нас сегодня не беспокоили.

Али поклонился и закрыл дверь. Брайенна круто развернулась. Щеки разгорелись, глаза сверкали.

— Ты прекрасно понял, что я хотела сказать! Остаться одной, совсем одной, без тебя!

Кристиан решительно шагнул к ней. Не отводя глаз от лица Брайенны, он поднял руки, чтобы вынуть шпильки из ее волос. Весь последний час в его пальцах зрело желание прикоснуться к этой роскошной гриве, распустить ее, увидеть во всей красе.

— В чем причина твоей застенчивости, милая? Мы уже были любовниками, и все же ты нуждаешься в вине, чтобы придать себе смелости.

— Мне не нужна смелость. Я просто хочу быть одна!

Брайенна попыталась отстраниться, но его пальцы запутались в золотистой массе живого шелка и не отпускали ее. Брайенна замерла.

— Мы здесь вдвоем. Больше нас никто не потревожит и никто не увидит, что мы делаем сегодня ночью. Никто не узнает, что произойдет в этой ванне и в этой постели.

Кристиан добился своего. Брайенна кипела от гнева.

Теперь ярость вытеснит страх. Прекрасные глаза, казалось, переливались зелеными искрами.

— Я не разденусь, и не буду мыться на твоих глазах. Кристиан расплел длинные косы и окутал плечи Брайенны шелковистым покрывалом.

— И не надо. Я раздену и вымою тебя.

Ловкие пальцы быстро расшнуровали ленты на тунике.

Брайенна задохнулась от бешенства:

— Ты дьявол! Арабский дьявол!

Но уверенные руки уже успели снять тунику и взялись за подол нижнего платья.

— А ты жена арабского дьявола!

Озноб прошел по телу Брайенны. Она ощущала жар больших ладоней сквозь тонкую ткань. Одна рука поползла вверх, сжала полную грудь, другая скользнула по бедру. Брайенна вся дрожала.

— Моя прекрасная, прекрасная Брайенна. Я хочу узнавать и узнавать тебя, пока не узнаю до конца. Я хочу видеть, как ты шипишь и исходишь яростью. Я хочу видеть, как ты смеешься, и плачешь, и любишь. Я хочу видеть тебя охваченной страстью, которая перельется через край от одного моего прикосновения, а потом хочу, чтобы ты испытала все снова и снова, когда останешься обнаженной.

Ему почти удалось стянуть нижнее платье.

— Нет, — выкрикнула она, упрямо цепляясь за прозрачную ткань.

— Нет? Тебе нужно еще немного смелости, чтобы начать путешествие в мир женственной зрелости!

Брайенна не нашлась, что ответить на те возмутительные слова, которые только что услышала.

Кристиан подошел к резному шкафчику на другом конце комнаты и налил вина в изысканно отделанную чашу. Потом вернулся к Брайенне и встал, возвышаясь над ней, близко, слишком близко, так, что она даже поежилась от этой близости. Брайенна потянулась к золотой чаше, но он взял ее руку, положил ее на свою мускулистую грудь, а потом сам поднес вино к ее губам.

— Мы разделим эту сладкую влагу, — нежно пробормотал он. — Мы все разделим, как любовники.

Брайенна опустила темные ресницы с золотистыми кончиками и пригубила прозрачный напиток. Он позволил ей выпить столько, сколько она хотела, сколько ей было необходимо.

— Прими эту чашу любви, чашу жизни. — Его голос был тихим и мягким, как темный бархат.

Взглянув на себя, Брайенна неожиданно увидела себя обнаженной. Когда он успел снять с нее одежду?

Кристиан допил последний глоток, который оставила ему Брайенна, и она зачарованно наблюдала, как он медленно нагибает голову, чтобы прижаться к ее губам своими, влажными от вина. Вкус его губ был подобен и раю и аду. Она ненавидела его и любила его. Кристиан не мог наглядеться на изысканную красоту. Он поднял тяжелую массу волос и позволил им рассыпаться по плечам. Золотистый шелк на кремовом атласе. Он осторожно сжал руками ее лицо, длинные пальцы обводили контуры нежных щек; губы едва дотрагивались до лба, скул, крохотной родинки. Соблазнительная ямочка на подбородке так и просилась, чтобы ее поцеловали, но Кристиан лишь окунул в нее кончик языка и только потом завладел ее ртом, обжег поцелуем, ненасытно пил пропитанную вином сладость, обводя языком влажный душистый альков.

Этот пламенный жгучий поцелуй так опьянил Брайенну, что она не почувствовала, как его рука проскользнула между ее бедер. Она пришла в себя, только когда жар ладони, сжимавшей нежный венерин холм, проник, казалось, в самую душу. Она ощутила, как другая рука

Кристиана скользнула по изгибу ее спины, под волосы, легла на округлые ягодицы.

И тут он неожиданно поднял ее.

— Хоксблад, нет, — вскрикнула Брайенна, но вынуждена была прижаться к нему, чтобы не упасть.

Коварные губы скользили по телу, терзая лукавыми ласками.

— Кристиан, скажи «Кристиан». Я хочу ощутить вкус своего имени на твоих губах.

— Дьявол! Дьявол! Дьявол! Каково на вкус это? Нравится?

— Отдает чем-то грешным, чувственным и восхитительно безнравственным.

Брайенна вздохнула, сначала негодующе, потом удивленно, когда Кристиан поднял ее еще выше и опустил в теплую надушенную воду, осторожно поднимая волосы, чтобы не замочить их. Встав на колени, он потянулся за мылом.

— Нет! Пожалуйста, Хоксблад, позволь мне вымыться самой.

— Скажи «Кристиан».

— Пожалуйста, Крис…

Прежде чем она успела договорить, его губы вновь завладели ее ртом, наслаждаясь ощущением атласной мягкости. В вознаграждение за то, что Брайенна послушалась, Кристиан подал ей мыло и встал. Вздох облегчения сорвался с губ Брайенны, но, прежде чем она успела опомниться, горло вновь перехватило. Иисусе, он воспользовался возможностью, чтобы скинуть одежду. Она не смела отвести глаз, боясь того, что теперь сделает ее несносный, сумасшедший муж.

Глаза Брайенны расширились при виде обнаженной великолепной мускулистой мужской фигуры. Она забыла том, как он совершенен. Кристиан был таким же смугло-прекрасным, как древний таинственный бог. Отблески огня играли на гладкой коже, подчеркивая каждую выпуклость, каждую мышцу, гордый поворот головы, литые мускулы груди и твердых, как железо, бедер.

Тело ее трепетало от жара, воды и вина одновременно, горело и покалывало. И именно это тело, предательское тело вспоминало те чувственные ощущения, которые Кристиан заставил ее испытать в Бедфорде. Где-то в глубине загорелось желание, сладостная боль, безжалостно усиливающаяся с каждой минутой. Пустота в ней увеличилась в тысячу раз. Она жаждала прижаться к нему, ощутить его прикосновение, жаждала с такой силой, что, казалось, сейчас закричит.

Но Брайенна, собрав силы, наблюдала, как он медленно, гибко, словно пантера, движется по комнате: разостлал большое пушистое полотенце у огня, вынул пробку из алебастрового флакона и поставил его рядом с полотенцем. Потом направился к ней и поднял из воды Брайенна вздрогнула от прикосновения холодного воздуха к разгоряченной коже.

Кристиан положил ее на полотенце у камина и раскинул золотистые волосы, образующие ореол вокруг головы. Капли воды на ее коже медленно высыхали, но несколько капель, слившиеся в ручеек, потекли между грудями, вокруг пупка, в ложбинку между бедрами. Кристиан нагнулся, чтобы слизать крохотные радужные искорки с влажного тела, пока Брайенна вновь не задрожала с головы до ног.

— Боже, о Боже, — лепетала она, желая, чтобы он остановился, и в то же время желая, чтобы продолжал бесконечно.

Кристиан налил благовонного масла из флакона и стал втирать его в ее кожу медленными, чувственными движениями, начиная е шеи и двигаясь все ниже по груди, плоскому животу, к бедрам. Благоухание мирры и лимона затуманивало сознание. Когда он растирал упругую молодую плоть, кожа разгоралась все жарче, пока не заблестела в отсветах пламени.

Голос, низкий, чуть дрожавший от томной страсти, словно обволакивал:

— Я хочу, чтобы мы испытывали нечто большее, чем любовь, потому что в душе есть скрытые неведомые глубины. Любовь, как символическое обручальное кольцо не имеет ни конца, ни начала. Настоящую, неподдельную страсть нельзя ни остановить, ни забыть. Когда я отнесу тебя на постель, там, за пологом, мы отыщем путь к истокам любви. Ты должна самозабвенно и беззаветно отдать все, чем владеешь.

Брайенна, снедаемая лихорадкой желания, едва понимала, о чем он говорит, пока Кристиан, подняв ее, нес к постели. Но потребность, возбуждаемая им, была чисто физической, не имевшей ничего общего со слиянием душ. Брайенна ощущала, как упругий фаллос трется о ее бедра, жаркий и твердый, как наконечник копья.

Оказавшись в постели, Кристиан лег на нее, обнимая, окутывая дерзкой мужественностью, придавливая к перине твердым и мускулистым, словно защищенным кольчугой, телом. Брайенну охватило нетерпеливое ожидание. Да, он сумел возбудить в ней похоть, простое и откровенное вожделение. Он был мужчиной, она — женщиной, жаждавшей его власти. Долго обводя языком дерзко торчавший сосок, пока он не вытянулся и не уколол его, Кристиан осторожно проник в скользкие глубины, сначала одним пальцем, потом еще одним, протолкнул их глубоко, чувствуя, как сжимаются скрытые мышцы, как нарастает напряжение.

Она была словно горячий влажный шелк, и, хотя Хоксблад по праву гордился почти нечеловеческим самообладанием, на этот раз он испытывал переполнявшее его желание вонзиться в эту мучительно сладостную глубину всем своим естеством. Чувствуя, что больше не выдержит, он отнял руку, и Брайенна застонала, сожалея об утрате.

— Что, любовь моя? — прерывающимся шепотом спросил он, чуть привстав над ней.

Брайенна вонзила ногти ему в спину.

— Кристиан, Кристиан, возьми меня, возьми скорее!

Он был раскален добела, словно железо в горне, и обезумел от желания. Одним быстрым рывком он вошел в нее, навсегда потеряв в эту минуту сердце, отданное отныне этой девушке с соблазнительным телом и чувственностью зрелой женщины. Она, приподнявшись, встречала его толчки еще на полпути, отдавая столько же, сколько брала. Их любовные объятия походили на смертельную схватку, на атаку всех их чувств.

Они поднимались на немыслимые высоты, не сдерживая рвущихся из горла криков, и вместе неслись вниз, вцепившись друг в друга, замирая и задыхаясь, переживая то, что иногда называют «малой смертью». Наконец, измученные и выжатые по последней капли, оба затихли. Потом для Кристиана началось чудо возрождения, восстановления. Воля и энергия вернулись к нему, и пришло что-то еще. Радость, покой и мир, никогда не изведанные доселе. Он осторожно перекатился на бок, обнял жену и прижал к сердцу, спрятав лицо в золотистых волосах.

Брайенна лежала неподвижно, ошеломленная тем, что произошло, и слезы сами собой катились по щекам, слезы, которыми она омывала его сердце. Кристиан подарил ей наслаждение, на которое она не имела права. Испытывать подобный экстаз — смертный грех.

Кристиан знал, что чувства и мысли Брайенны сейчас в таком же беспорядке, как и ее прекрасные волосы. Но слезы очищают душу женщины. Ее блаженство смешано с печалью и сознанием вины, с любовью и ненавистью. Он понимал также, что потребуется время, чтобы все встало на свои места. Хотя Кристиан был терпеливым человеком, все же надеялся, что у Брайенны уйдет, не слишком много времени, чтобы в полной мере осознать собственную любовь к нему. Он даст ей возможность понять, что этот брак был предначертан небесами, что они принадлежат, друг другу с начала начал и будут вместе вечность.

Брайенна, измученная душевно, почувствовала и непривычную физическую усталость. Она провалилась в сон такой глубокий, что много часов пролежала без движения. Когда она проснулась, в постели, за завернутым пологом, было по-прежнему темно, и все же она мгновенно осознала, что рядом с ней лежит спящий мужчина. До нее доносилось ровное, еле слышное дыхание. Странные отрывочные воспоминания всплыли откуда-то из мрака. Что за сон она пыталась воскресить?

И тут Брайенна вспомнила! Вспомнила все, будто это было вчера.

Когда Хоксблад сражался во Франции, она намеренно накинула серый бархатный плащ матери, чтобы вызвать образ любимого. Теперь Брайенна с ужасом поняла, что это был не сон. Это было пророчество, взгляд в будущее. Она видела, как Кристиан убил Роберта, и ничего не сделала, чтобы предотвратить преступление. В странном видении бреду она заманила Роберта в башню, чтобы Кристиан смог без помех осуществить задуманное. И потом, когда на ней были еще пятна крови Роберта, они с Кристианом занялись любовью! И все это сбылось.

Брайенна закрыла глаза в темноте, терзаясь ролью, которая выпала ей на долю. Неужели она соблазнила Кристиана, чтобы тот помешал ее браку с Робертом? Нет, она не сделала этого сознательно, но и не была совсем безгрешной и должна честно признать это!

Муж Брайенны повернулся во сне и слегка задел ее бедро. Волна страха залила Брайенну, страха перед собой. Она боялась жгучего желания, боялась страшных, неведомых прежде ощущений, которые только он мог будить в ней. Неужели Хоксблад бессмертен? Неужели она продала свою душу дьяволу? Брайенна никогда не даст ему понять, что он обладает полной властью над ней, что он в самом деле полностью завладел ее телом и душой. Он поставил на ней свою метку, такую же отчетливую, как клеймо на его бедре. Нужно попытаться сохранить, хотя малую часть себя, своего «я», своего достоинства и чести. Хоксблад никогда не должен узнать, как она жаждет его прикосновений, как она тает в его объятиях. Если муж догадается, что один его взгляд способен воспламенить ее, Брайенна возненавидит себя навечно.

Когда Кристиан проснулся, было уже утро. Брайенна мирно спала. Как она прелестна во сне! Словно позолоченные, ресницы лежат густыми веерами на щеках, и Кристиан почувствовала укол сожаления при мысли о том, что, когда ресницы вспорхнут, зелено-карие глаза будут затуманены болью, а взгляд полон упрека.

Кристиан тихо выругался. Почему призрак Роберта должен стоять между ними? Будь он жив и здоров, стал бы препятствием, а мертвого окружал ореол добродетели, который невозможно развеять.

Кристиан прекрасно сознавал, что теперь Брайенна будет держать его на расстоянии и попытается укрыть от его влияния часть своей души, чтобы не отдаться до конца. Но Кристиан понимал также, что может легко сломить ее оборону в любую минуту, как только пожелает. Конечно же, он будет делать это каждую ночь, но как хочется, чтобы она пришла к нему по собственной воле, со временем она научится доверять ему, отдаст навсегда свое сердце. Он поклялся защищать, охранять и любить ее так сильно, что Брайенна сумеет, наконец, понять: они едины душой и телом.

Брайенна проснулась, полежала, закрыв глаза, притворяясь спящей, пока муж не встал. Услышав, как он наливает воду из большого кувшина в тазик, она чуть подняла ресницы. Брайенне так много предстояло узнать о своем муже!

Она почувствовала, что ее щеки вспыхнули от смущения. Она уже успела узнать одну вещь: Кристиан брился совершенно обнаженный!

Всю ночь король и Кэтрин де Монтекьют бодрствовали над умирающим Уильямом. Рана, полученная в обшей схватке, казалась пустяком по сравнению с теми, какие он получал в битвах. Но состояние графа Солсбери ухудшалось с каждым часом. Магистр Джон Брей, личный врач короля, не отходил от него весь день, а ночью поднял короля с постели, поняв, что граф не доживет до утра.

— Неужели ты больше ничего не можешь сделать? — допытывался король.

Сердце его сжалось, когда он увидел страдание и сознание вины в глазах Кэтрин.

— Нет, Ваше Величество. Похоже, что копье было отравлено и яд быстро разошелся по телу.

— Тогда ты можешь покинуть нас. Я хочу остаться с ним до конца. По крайней мере, это мой долг.

Король одной рукой сжал пальцы Уильяма, другой — ладонь Кэтрин, словно вливая в них собственную силу и энергию.

Уильям так и не пришел в сознание и испустил дух за несколько минут до рассвета. Стоя на коленях, Эдуард и Кэтрин рыдали над мертвецом.

— Любовь моя, не надо, чтобы нас видели вместе, — шепнул король. — Злые люди будут говорить, будто я убил его, чтобы получить тебя. Эти волки раздерут в клочья твою репутацию. Слухи об отравлении разнесутся быстрее лесного пожара, если мы не расстанемся сейчас. Я хочу, чтобы тебя и Уильяма по-прежнему уважали, пойми, я боюсь навлечь на тебя бесчестие.

Кэтрин взглянула в полные боли глаза короля: «У меня были оба, а сейчас не осталось ни одного/» — потрясенно думала она, пряча жгучую боль в сердце. Кэтрин понимающе кивнула. Если душа Уильяма еще здесь, он узнает, что они любили друг друга, но никогда не желали его смерти. Увы, ему станет известно об их неверности, но ведь людям свойственно ошибаться и грешить.