Желанная

Глава 25

В этот день, двадцать шестого августа, Джоан Кент едва не сошла с ума от беспокойства. Сегодня у нее Должны начаться месячные, и она только сейчас сообразила, что уже почти два месяца, как их не было. Такого никогда не случалось, и теперь у Джоан не оставалось ни малейшего сомнения: она беременна, ждет ребенка и не может сообразить, что делать. Нерешительность и страх измучили ее.

Только одному человеку на земле хотела бы она признаться в случившемся, но ее любимый Эдуард сейчас за морем, сражается с врагом. Все ее мысли устремились к нему, она молча молила о его возвращении — Эдуард единственный, кто мог справиться с любыми трудностями. Но попытка призвать возлюбленного привела только к тому, что Джоан стала еще сильнее волноваться за безопасность принца. Что, если его убьют? Сама мысль об этом была невыносимой. Если Эдуард не вернется, она тоже не захочет жить! Джоан убьет себя и нерожденного ребенка!

Девушка в слезах начала молить Бога пощадить возлюбленного, но сразу же вскочила, смахнув с лица слезы. Господь скорее услышит ее, если пойти в часовню.

Джоан схватила густую вуаль, впервые не обратив внимания, оттеняет ли тонкая ткань ее хорошенькое личико и подходит ли она по цвету к платью.

К своему удивлению, она встретила в церкви королеву Филиппу и половину придворных дам. Девушке стало стыдно, когда она узнала, что благородные леди каждый день собирались здесь молиться за победу Англии и благополучие короля Эдуарда, принца Уэльского и всех храбрых воинов, сопровождавших их во Францию.

Джоан впервые пришла к мессе, но поклялась, что отныне будет каждое утро посещать службу. Щеки ее жарко загорелись при мысли о том, что случится, если они узнают ее тайну. Женщины так жестоки, особенно по отношению к своим сестрам, имевшим несчастье оказаться в том положении, что и сама Джоан. Какая пища для сплетников, какой подарок для них. У нее уже была репутация кокетки, правда, вполне справедливая, но девушка бледнела, думая о том, что случится, если узнают, в какую беду она попала. Набросятся на нее, как стая голодных волков, и разорвут на части.

Девушка упала на колени и начала горячо молиться.

Нужно отдать ей должное: прежде чем высказать свою просьбу, она умоляла Бога пощадить Эдуарда и ее брата как большинство представительниц ее пола, давала несбыточные обещания никогда больше не обращаться за помощью к Богу, если только Господь спасет ее на этот раз Она не осмелилась просить, чтобы Бог оказал ей огромную милость, позволив стать женой Эдуарда, и молила лишь о том, чтобы все кончилось хорошо.

После службы она вернулась в свои покои, не желая выслушивать сегодня бесконечные лекции дамы Марджори. Джоан старалась держаться подальше не столько от старой драконши, сколько от злобных кумушек — принцессы Изабел и ее подружек. Избалованная принцесса, наслушавшись сплетен о леди Элизабет Грей, немедленно отвернулась от бывшей приятельницы, словно от прокаженной.

После службы Джоан немного успокоилась и на душе стало легче. Следующие несколько часов она размышляла, не стоит ли избавиться от ребенка. Конечно, для этого придется обратиться к Глинис, поскольку сама она понятия не имела, что и в каких дозах принимать, чтобы остаться потом в живых. Самым простым выходом было бы избавиться от беременности и не обременять Эдуарда ненужными проблемами.

Однако зелья для выкидыша считались крайне опасными. Многие женщины погибали, пытаясь освободиться от нежеланного ребенка. Но, если говорить правду, это дитя вовсе не было нежеланным. Джоан была вне себя от радости, узнав, что носит под сердцем дочь или сына Эдуарда. В жилах этого ребенка течет королевская кровь. Как она может убить дитя принца?!

О каком бы ребенке ни шла речь, в любом случае это было бы преступлением. А дитя принца стало для Джоан поистине драгоценным. Все же она была готова на что угодно, лишь бы не причинить Эдуарду тревог и беспокойства.

Если бы только он вернулся в Виндзор! Эдуард конечно, будет знать, что делать!

Но тут Джоан поняла, что мучительные раздумья молитвы и волнения как бы взяли ее в кольцо и вновь вернули к тому, с чего все началось на рассвете: она хотела одного — принц должен вернуться как можно скорее.

Внезапно ужасающая мысль поразила девушку: что если Эдуарда не будет целый год?! Придется покинуть двор, прежде чем все узнают, что она в положении. Но куда скрыться? Городской дом брата расположен не так уж далеко от Виндзора. Придется отправиться в фамильный замок, в графство Кент. Но она в последний раз была там еще ребенком. Брат также унаследовал замок Уэйк в Лиделле. Где это может быть?

Джоан снова попыталась забыть об этом. Она просто не сможет вынести разлуки с Эдуардом.

Сердце Джоан сжималось от тоскливого одиночества. Если бы она не сожгла его письма! Вспоминая слова любви, Джоан чувствовала, как становится немного легче, но ей хотелось прижать послания к губам и сердцу, только тогда боль уйдет.

Джоан окончательно растерялась, так и не приняв никакого решения.

Глинис провела в прачечной весь день, благо, он бы солнечным. До наступления холодов она старалась выстирать все, что возможно, из гардероба леди Кент. К Глинис присоединилась Адель, и камеристки собрали еще и постельное белье и тяжелые покрывала.

Брайенна не видела Джоан ни за обедом, ни на занятиях с дамой Марджори. Заглянув перед ужином в комнату подруги, обнаружила, что та сидит в сумерках совсем одна.

— Где ты была весь день? — обеспокоено спросила Брайенна.

— Не помню, — уклончиво пробормотала Джоан. — Ходила утром в часовню. Разве ты не знала, что королева придворные дамы каждый день посещают мессу и молятся за победу и здравие короля и его войска?

— Нет, даже не думала об этом. Наверное, просто искала предлог, чтобы пойти в церковь. Однажды я чуть было не исповедалась в том, что совершила, но поняла, что не в состоянии раскрыть постыдную тайну! Стены имеют уши, даже если это стены исповедальни.

— О, ты не должна ни слова говорить священникам! Вспомни, как обошлись с бедняжкой. Элизабет Грей!

— Пойдем ужинать! — попросила Брайенна.

— Иди без меня. Мне не хочется сегодня быть на людях!

Все это было настолько не похоже на Джоан, что Брайенна заподозрила неладное. Подруга совсем не была склонна к меланхолии и предпочитала веселые компании и озорные проделки.

— Я не оставлю тебя томиться в одиночестве. Понимаю, ты скучаешь по принцу, но друзья всегда нужны, всегда придут на помощь.

К сожалению, Джоан не становилась веселее. Брайенна не приставала с вопросами. Готовая в любую минуту разделить с ней беды и горести, она знала, что Джоан рано или поздно сама все расскажет. Как всегда.

Долгий ужин наконец подошел к концу, и подруги молча направились к себе, но, когда Брайенна пожелала Джоан доброй ночи, та умоляюще сжала ее руку.

— Можно мне переночевать у тебя сегодня? — выдохнула она.

— Конечно, Джоан. Мне тоже не хочется оставаться в одиночестве.

Брайенна задернула тяжелые оконные занавеси и заперла дверь. Потом, швырнув на ковер несколько больших подушек, налила в чашки медового кваса и поставила блюдо с марципанами и печеньем, зная любовь подруги к сладостям.

Джоан, растерянно улыбнувшись, прикусила острым зубками миндальное печенье и едва слышно спросила.

— Как, по-твоему, правильно ли поступила Элизабет Грей?

— Но ведь положение бедняжки было ужасным! Она знала, что принц Лайонел ни за что не женится, а если родится ребенок, ни о каком другом муже нельзя будет и мечтать, потому, думаю, она сделала именно то, что следовало.

В комнате наступила тишина. Потом Брайенна тихо добавила:

— Но сама я ни за что не пошла бы на это.

Джоан начала плакать.

— О, дорогая, что случилось?

Даже не успев договорить, Брайенна поняла, что Джоан беременна, и, опустившись на ковер, сжала руки подруги.

— О, Боже, ты попалась! Обещай, что не натворишь глупостей!

— Каких именно? — спросила Джоан, глядя на подругу жалкими, полными слез глазами.

«Не убьешь себя!» — подумала та, но вслух объяснила:

— Нельзя изгонять ребенка, это очень опасно, и ты можешь умереть.

— Знаю, — шепнула Джоан.

— Говоря об Элизабет, я имела в виду, что ее поступок правилен для нее, но только не для тебя. Ты и принц любите друг друга. Он никогда не простит, если ты убьешь его дитя.

Теперь Джоан жадно слушала Брайенну.

— Скоро он вернется из Франции и, узнав о ребенке, наверняка найдет способ жениться на тебе.

Джоан вытерла слезы.

— Ради Бога, только никому не говори, кроме меня. Все уладится, вот увидишь. Помни, если сомневаешься, ничего не предпринимай!

Джоан кивнула, серьезно, доверчиво.

Брайенна тут же выругала себя за нравоучения, обращенные к подруге, но, в конце концов, сейчас важнее успокоить Джоан. По крайней мере, та уже не плачет и внимательно слушает.

— Тебе нужно хорошенько выспаться. Утром все покажется совсем иным.

Брайенна начала хлопотливо стелить постель, надеясь, что ее язык не отсохнет от столь беззастенчивой лжи.

Еще до того, как потухла свеча, она заметила, что Джоан, облегчив душу, мирно спит. Однако сама Брайенна еще долго лежала без сна, терзаемая мучительными мыслями не только о собственной судьбе, но и о несчастье Джоан.

Положение французов в Креси[52] становилось с каждым часом все отчаяннее. Они были побеждены, но король отказывался признавать это. Целый день на гребень, где расположились англичане, накатывали волна за волной все новые подкрепления и ложились, как и предыдущие, пронзенные стрелами и сраженные мечами. Когда спустилась тьма, Филипп по-прежнему продолжал выкрикивать приказы, хотя его маршалов уже давно не было в живых.

Дождавшись, пока окончательно стемнеет, Кристиан Хоксблад созвал всех корнуольцев, умеющих пользоваться длинными кинжалами, и повел их прямо во французский лагерь. Люди скользили бесшумно, как тени, и были одеты в темное, так что никто из врагов не смог их разглядеть.

Первой жертвой пал французский знаменосец. Хоксблад быстро разделался с ним и сорвал с древка алую орифламму, а потом корнуольцы начали расправляться с тем, что осталось от французской армии, убивая всякого, кто встречался на пути. Не один рыцарь сложил голову на роковой Абвильской дороге.

Вернувшись в лагерь Эдуарда, Хоксблад был тронут увидев, как англичане, стоя на коленях, благодарят Бога за ниспослание чудесной победы. Накидка принца больше не была алой — она почернела от грязи. Король радостно обнял сына.

— Ты доказал свое мужество сегодня.

И, повысив голос, чтобы было слышно всем, добавил.

— Ты достоин в будущем стать королем Англии!

Раздались приветственные крики.

— Я обязан жизнью многим, — ответил Черный Принц. — Особенно этому человеку.

Он показал на Кристиана Хоксблада.

Снова послышались одобрительные восклицания.

— Все солдаты помогли завоевать победу при Креси! Англичане были вне себя от счастья, потому что вырвали победу у врага, вчетверо превосходящего их силами.

— Пока будут жить люди, они не забудут о Креси! — воскликнул король.

И после этих слов уже ничего нельзя было расслышать из-за поднявшегося оглушительного шума… Принц и Хоксблад немедленно начали подсчитывать потери и лечить раненых. Нужно было остановить кровь, вправить вывихнутые конечности, соединить сломанные кости и зашить разорванные ткани, но, к счастью, большинство ран оказались неопасными.

Хоксблад, еще не остыв от битвы, отправился на поиски сводного брата.

— Подозреваю, именно твой меч пронзил коня Эдуарда!

Роберт открыл рот, чтобы запротестовать.

— Не трудись отрицать! Пока будем считать это несчастным случаем, но предупреждаю, Роберт, если впредь что-то случится с Эдуардом, я найду тебя и уничтожу!

Бешенство и злоба раздирали душу Роберта, ненависть к брату не давала покоя. При первой же возможности он отыщет способ избавиться от назойливого чужака!

Христиан Хоксблад и Эдуард Плантагенет жили в одном шатре. Они смыли в реке грязь и кровь, а потом Али растер каждого миндальным маслом и ладаном. Оруженосец был поражен мужеством принца, особенно когда узнал что тот сражался с вывихнутым плечом. Боль была невыносимой, но, помня, чему учил друг, Эдуард сумел мысленно отстраниться от мук и терзаний и забыть обо всем, кроме битвы.

У обоих были ссадины и порезы на лице и теле, и Эдуард с любопытством наблюдал, как Али накладывает сахар на неглубокие раны Хоксблада.

— Это для того, чтобы не осталось следов, но, может, вам нравится гордиться шрамами, ваше высочество?

— Черт возьми, Али, конечно, нет! Моя дама — создание нежное и хрупкое. Не хочу пугать ее! Наложи и мне сахар.

Завернувшись в плащи, они легли на голую землю. Какой невероятный день! Самый значительный в жизни юного принца! Перед битвой тревожное ожидание смешалось со страхом, кровь быстрее струилась в жилах, бешеная энергия требовала выхода. Она-то и позволила выдержать многочасовое сражение. Когда конь упал, едва не придавив его, Эдуард ощутил, как тонка и ненадежна нить жизни и может быть разорвана в мгновение ока. Пришлось призвать на помощь выработанные годами тренировок дисциплину и силу воли, чтобы встать и побороть мучительную боль в вывихнутом плече. Но Божественная сила словно вливалась в него, разгоняя волнение и усталость. Он еще долго сражался, после того как онемела правая рука и мозг отказался воспринимать ужасы кровопролития, насилия и убийства. Он уже не ощущал запаха смерти, оглох и не слышал воплей агонизирующих людей и ржание коней, но боролся, пока не иссякли последние силы, пока в легких хватало воздуха. Чудо победы вновь вызвало прилив крови к мозгу, и вот уже исчезла отупляющая усталость, от которой будто свинцом наливались руки и ноги. Он чувствовал себя сначала опустошенным, а затем вновь наполненным сосудом. Вернувшаяся обжигающая энергия удесятеряла силы.

И Кристиан и Эдуард устали и измучились, хотя и смогли почувствовать, как приятно расслаблены тела после массажа Али. Но мозг отказывался успокоиться. Оба знали, что не смогут быстро уснуть, и разговаривали, высказывая друг другу сокровенное, пока их голоса не охрипли.

Хоксблад подробно расспросил Эдуарда о его падении.

— Не думаете, что это случилось в результате намеренного предательства?

— Мне так не кажется. Рядом был Джон Холланд. Я только что добился его назначения главным камергером короля. Он слишком честолюбив, чтобы желать мне зла, — со смехом ответил Эдуард.

— А кто был с другой стороны? — допытывался Кристиан.

— Твой брат Роберт. Уоррик удушил бы его собственными руками при малейшем подозрении в измене.

— Да, — согласился Кристиан. — Я имел случай убедиться, что мой родитель — человек благородный. Однако остерегаюсь высказывать мнение относительно моего братца.

— К сожалению, нам не дано выбирать братьев, — вздохнул Эдуард, точно зная, кого бы хотел видеть братом, если бы выбор зависел от него, и надеясь, что Кристиан испытывает те же чувства.

Оба замолчали, думая о далеких возлюбленных. Эдуард поклялся, что, если кампания затянется, он найдет способ переправить крошку Жанетт через Ла-Манш. Он истосковался без сладостно-нежного тела и отчаянно нуждался в Джоан, которая одна могла отвлечь его от суровой реальности и необходимости постоянно быть настороже. Его с детства учили быть бесчувственным, невозмутимым воином, бесстрашным полководцем, железным человеком. Но, стоило битве закончиться, душа требовала исцеления, забытья, и никто, кроме Джоан Кент, не мог дать этого Эдуарду.

Кристиан Хоксблад пытался заглянуть в собственную душу. За последнее время это случалось все чаще. Он знал, что может найти убежище в эротических фантазиях, заставлявших забыть об ужасах бойни, но за последнее время грезы его стали совсем иными. Он мечтал о собственном доме и семье. Кристиан слишком долго бродил по свету и сейчас хотел бросить якорь, жаждал быть окруженным сыновьями и дочерьми, теплом, лаской и любовью.

Кристиан подумал об Уоррике и почему-то впервые обрадовался, что его отцом был сам Гай де Бошем. Как хорошо делить с ним ответственность за солдат и быть соединенным узами крови с человеком, кому не все равно, жив ты или мертв.

И только потом он позволил себе вернуться мыслями к Брайенне. Роберт умело сыграл на сострадании, вынудил ее дать согласие на свадьбу. Как просто получить желаемое — достаточно, чтобы тебя всего лишь пожалели! Но Хоксблад намеревался завоевать Брайенну любой ценой. Он и Роберт стали соперниками, и, хотя война еще не объявлена, Кристиан не сомневался: столкновение неизбежно. Он не пытался ускорить события, понимая, что исходом войны может быть полный крах. И, если победителем окажется он, хрупкое перемирие и зарождающая симпатия между ним и Уорриком исчезнут без следа, как листья, унесенные ветром.

Но Кристиан постарался отогнать мрачные мысли и мечтать о своей даме — вообразить ее красоту, не упуская ни малейшей детали. Он сосредоточился и прошептал:

— Приди ко мне.

Брайенна свернулась в постели спиной к Джоан, уговаривая бога сна Морфея унести ее в своих объятиях, и наконец погрузилась в сон.

Она очутилась в Бедфорде… Как спокойно!.. Как хорошо!.. Она в саду, окруженная тремя детьми. Ее детьми. Двое мальчишек-крепышей и забавная плутовка-дочь. Все охвачены приятным волнением — сегодня должен вернуться отец. Но она взволнована больше всех, не в силах усидеть на месте. Ее муж для нее — озаряющее жизнь солнце, центр вселенной.

И хотя она позволит детям подбежать к отцу первыми, но с трудом удержится от того, чтобы не ринуться к нему и не броситься на шею. Она с наслаждением думала о той минуте, когда их взгляды встретятся: она увидит аквамариновые глаза! Он будет ласкать ее ими, и супруги с трудом дождутся, пока наконец смогут остаться наедине.

Матерь Божья, он дома! Она откинула волосы и приподняла юбки, охваченная сладостным порывом.

— Брайенна, Брайенна, куда ты собралась? — настойчиво спрашивала Джоан.

Брайенна, слегка смутившись, обернулась, посмотрела на встревоженную подругу, сидящую на постели.

— Я… я ничего не понимаю, — призналась она. — Может, я стала лунатиком?

Вернувшись в постель, она скользнула под одеяло и начала вспоминать, что было во сне. Какой счастливой она ощущала себя в окружении дружной семьи!

Девушка всем сердцем надеялась, что сон сбудется, и даже немного завидовала тому, что у Джоан будет

Брайенна понимала, что, родив ребенка, никогда больше не будет одинокой. И тут она вспомнила все!

Брайенна крепко стиснула веки. Господи, ведь у сыновей были угольно-черные волосы, и она знала, к кому ноги так послушно несли ее!

Понятно, что нельзя управлять снами. Так почему же она чувствует себя такой виноватой? Нужно приказать себе не думать о нем, забыть навсегда. Она искренне хотела стать хорошей женой Роберту де Бошему, а для этого нужно избавиться от мыслей об Арабском Рыцаре!