Желанная для него

Глава 4

Анна Сладкова

Едем в лифте с пакетами под завязку наполненные продуктами, моим чемоданом и мы втроем, чуть не вжавшись друг в дружку, как селёдки в бочке. Ярослав стоит позади меня, а мне до ужаса хочется просто прижаться к нему спиной, облокотиться на его грудь и тупо прикрыть глаза от счастья. Я почему-то уверена, что с ним хорошо и уютно, как за каменной стеной. Он сильный, смелый, заботливый, успешный, красивый. Повезло же его бабе, блин!

— Дорогие мои! Аннушка, как же я рада тебя видеть! — вылетает из кухни мама, горячо и крепко обнимая меня.

— И я, мамочка! — целую её в щёку, проходя вперёд, чтобы Гор зашёл внутрь квартиры, а то так стоит и мнётся у порога, как неродной.

— Ярочка, солнышко наше! — мама перешла в наступление на Федорцова, жамкая его со всех сторон, что тому приходится подчиниться и поставить огромные пакеты на пол, чтобы обнять её в ответ.

— Да, это я! — довольно лыбится он. — Батя где?

— Он скоро будет, с Лёшкой поехали за Леночкой, — отвечает мама. — Тимурчик, ты заходи-заходи скорей! Дай-ка обниму тебя!

Я быстро скидываю кеды и вешаю курточку, чтобы мама смогла подойти к Гору и пообжимать его вдоволь. А Яр, проходя мимо, цепляет меня своей рукой. Специально ведь! И не просто цепляет, прямо по заднице моей провёл ладонью, чуть сжав мою ягодицу, снова вызывая бурю эмоций, козлина такая! Обнаглел! Выводит ведь нарочно! Чтобы я почувствовала и разозлилась. А я почувствовала и… почему-то смутилась. Мне до мурашек приятны его взгляды и глупые прикосновения. Как подростки, чесслово! Как ни странно, всё это всколыхнуло все мои прежние чувства и эмоции по отношению к нему. А какие они, эмоции мои? Я так и не могла прочувствовать их до конца, потому что была замужем, понимала, что думать о другом мужчине — грех, и уж тем более — желать его. Ведь то, что в тот момент я оценивала его именно как мужчину, я осознала совсем недавно. А ещё Ярослав же младше меня, и является хорошим и верным другом моего Алёшки! И, вишенка на торте — Яр должен быть мне практически братом, ведь мои родители считают его своим сыном. А в моей голове и сердце он кто угодно, но уж точно не брат!

Иду на кухню вслед за Ярославом разбирать пакеты. Нельзя допускать подобных вольностей с его стороны. Он, может, и считает это глупыми тупыми шутками, чтобы выбесить меня, но я-то ведь воспринимаю это немного по-другому. И расцениваю, как заигрывание. Нельзя!

— Что это было? — спрашиваю у него.

— Ты о чём? — невозмутимо смотрит и даже не улыбается. Значит, мне что это, показалось всё? Или нечаянно было? Возможно… Что-то я уже и сомневаться начала. Стою, рассуждаю обо всём, распихивая продукты в холодильник. А что произошло такого, что я стала смотреть на Яра, как на мужчину? Ведь он не спасал меня от хулиганов, не сделал ничего героического, он просто всегда был рядом с моим братом. И я долгое время считала его и своим. Когда в моей голове произошел тот самый сдвиг? Сбой? Наверное, как раз за день до выпускного вечера ребят. Я помогала мерить им костюмы. Оглядела Лёшку, поправила ему рубашку и галстук, а затем подошла к Федорцову. Он долго сверлил меня своим убийственным взглядом, а я пыталась напялить на него пиджак. Он тогда сказал, чтобы я отвалила от него. И я отстала. Расстроилась? Да, конечно. Но это было скорее чувство смятения и неудовлетворения. Он не считался со мной и моим мнением. Он не хотел, чтобы я дотрагивалась до него. Я была противна ему. И я тогда ночь не спала, переживая по этому поводу. А потом настал выпускной, и он попросил меня бросить Макса. Честно признаться, до сих пор думаю, что мне показалось всё, и что Яр не говорил такого. Что же сейчас поменялась? Почему он так смотрит на меня? Держит? Улыбается? Или мне опять всё это только кажется?

— Давай помогу, — говорит Федорцов, стоя за моей спиной у открытого холодильника выхватывая из моих рук майонез, заметив, видимо, что я зависла. — Мама сюда его ставит, — шепчет над самым ухом, запихивая упаковку в боковую дверцу. А у меня мурашки от его голоса. Теплое дыхание приятно щекочет кожу, а хрипловатый раскатистый бас будоражит воображение. Боже мой! Что со мной происходит?

— Я знаю! — говорю ему, отпихивая этого верзилу локтем. Не признаваться ж ему, что это из-за него у меня в голове пусто и ветер завывает. А он даже не дёрнулся и тянется уже за колбасой, не давая мне шевельнуться. Так и стоит, касаясь своим торсом моей спины, направляя палку колбасины на верхнюю полку. Чёрт его дери! Его левая рука неожиданно ложится на моё бедро и тянется вверх поглаживающим движением, чуть касаясь кромки футболки пальцами. И это мне точно уже не кажется! А я прямо ощущаю тепло его рук, и соски предательски твердеют, тараня кружевной бюстгальтер насквозь. О, Боже мой! Я и подумать не могла, что такое незатейливое и невнятное прикосновение вызовет рой мурашек и взбередит прошлые ощущения к уже повзрослевшему и возмужавшему Яру. И это что-то новое для меня. Желанное, но всё равно запретное. Он будто не уверен тоже, и это безумно тревожит всю меня, мои нервы и рецепторы. Его запах кружит голову, и моё дыхание учащается. А говорит, что жёстко любит, врун! Тогда что это за прелюдия?

— Анюта! — зовёт меня мама, и я дёргаюсь вместе с Ярославом.

— Я здесь, — нехотя отзываюсь, помахивая ей рукой.

— Боже, Ярочка, как же ты вырос! — причитает мама. — Такой большой, что моей Анютки и не видно за тобой, — смеётся она, усаживаясь на диванчик у стола. У нас кухня большая. Столовая целая. Когда-то волевым дизайнерским решением моей мамы была снесена стена и соединены две комнаты в просторную кухню-гостиную.

— Да, ма, — хмыкает за спиной Яр, — вырос немножко! — отвечает он ей. — Причем везде, — чуть слышно над моей головой и типа нечаянно тыкается в меня тазом, чтобы я поняла и прочувствовала где именно он вырос. А я реально ощущаю его немалых размеров дубинку в джинсах. Черт возьми! Да видела я её уже! Ну не совсем видела, а через штаны, на выпускном ещё. Я тогда ещё подумала, что девке его будет несладко. Потому что тяжело поместить ТАКОЕ добро внутрь и скорее всего будет больно. А тут прям прочувствовала всё его богатство своим копчиком.

— Ага, — отпихиваю Ярослава прямо задницей, что тот даже крякнул от неожиданности. Резко разворачиваюсь, гневно глядя на него, чтобы дал пройти, подавая ему молоко из пакета. Нельзя так! Тем более, мы не одни! А он настоящий провокатор! — Или это я просто уже стопталась, мамуль!

Мама с Гором смеются над моей тупой шуткой, и я сую вино Федорцову в руки, чтобы охладить его. И вино, и Ярослава. Впервые понимаю, что он не злится. Лыбится только во все свои ровные и белоснежные зубы.

— Что? — спрашивает он, в мнимом удивлении чуть подняв свои брови, обхватывая своей ладонью мою, когда я подаю ему очередную бутылку с вином. Одёргиваю руку. Снова лыбится. Вот же ж, гад! Издевается! Цепляет! Смотрит на мою реакцию, и ему она нравится!

— Да вот, Ярочка, — цежу сквозь зубы, бесясь на него, — смотрю я на тебя и удивляюсь, как тебе ещё зубы не повыбивали?

— Тихо ты! — мгновенно серьёзнеет. — Мать не знает о моём, эм-м, небольшом хобби.

— Что? — удивляюсь я. Честно говоря, я и не думала, что Яр беспокоится о маме, не рассказывая ей именно об этой части своей скрытной жизни.

— Просто не хочу, чтобы тревожилась, — подтверждает он мои мысли. — Капа, — опять лыбится, показывая на зубы. А злюсь теперь я.

— Да знаю я, что это такое! Сама же вас водила к Гору и видела эти штуки для зубов, — огрызаюсь я. — Это был сарказм, если ты не понял!

— Отчего же? Понял, не тупой, — уже открыто ржёт надо мной.

— Придурок! — недоумённо свожу брови, хлопая его кулачком по руке, и резко отворачиваюсь, яростно сминая пустой пакет в руках. Вот набить бы ему харю за всё!

— Прости! Не смог удержаться! Просто ты такая чуднАя, когда нервничаешь и такая милая, когда злишься, — подходит ко мне практически вплотную, протягивая руку, будто обнять хочет. А здесь мама и Гор! Что он творит?! — Забыла, — говорит уже громче, чтобы слышали все, снова улыбаясь, раскрывая свою ладонь и показывая мне вывалившийся из пакета чек, чтобы я отправила его в мусорное ведро.

— Ты не выносим! — определённо нервничаю я от нашей близости.

— Повторяешься, сладкая! — нагло облокачивается о косяк, скрестив руки на груди и откровенно разглядывая меня, будто я голая сейчас стою.

— Я не… — тыкаю в него пальцем.

— А вот и мы! — перебивает нас зашедший в квартиру отец.

Бросаю всё и иду обнимать его.

— Папочка! — кричу я, бегу в прихожую, вешаясь ему на шею, как в детстве.

— Привет, мой кренделёк! — обнимает меня отец в ответ.

— Иди сюда, вредина! — тянет меня на себя Лёшка. Обнимаю его и смачно чмокаю в обе щеки, наклонив его голову к себе.

— Леночка, привет! — обнимаю невесту брата. — Нужна твоя помощь с готовкой, — тяну её на кухню, лишь бы не находиться рядом с Ярославом в одиночку, потому что маму полностью завлёк балабол Гор. Прекрасно понимаю, что при посторонних Яр не позволит подобного отношения ко мне.

— Без проблем, — отзывается девушка, улыбаясь, на ходу убирая рыженькие волнистые волосы в хвост, и идёт следом за мной. Она очень милая, и очень подходит моему братцу. Немного стеснительная, но в ней есть стержень. А зная моего Лёшку, его нужно держать в руках, чтобы периодически приструнивать его амбиции и неуёмные желания. Особенно это касается клуба Гора, на ринге которого Лёша получал люлей неоднократно. Не нужно ему это, у него талант в другом. У него своё предприятие по столярному делу. И нужно признать, заказов у него куча. Они с Леной давно уже вместе, лет пять, наверное. Хорошая девчонка. В общем, повезло Алёшке с ней.

— Аннушка? — спрашивает мама, помогая нам с тарелками, когда ребята уже ходят взад-перед и ставят блюда на стол. — Мы тут с папой хотели спросить у тебя, дорогая… А где же твой Максим? Мы думали, вы вместе приедете. В командировке опять что ли?

Открываю рот, испуганно пялясь на мать. Что ж сказать-то?

— В дальней, — вместо меня отвечает подошедший Ярослав, широко улыбаясь, хватая сырную нарезку у меня из рук и суя один кусочек «Королевского» себе в рот. Бью его по рукам и смотрю строго и с укоризной.

— Ну чё я сделал? Жрать хочу! — оправдывается Федорцов, пожимая плечами, как ни в чем не бывало. Дитё, ей-Богу. Детина, я б сказала!

— И что же, он на Алёшину свадьбу тоже не приедет? — спрашивает мама. Ну как мне ей сказать, что мы развелись? Аж сердце сжимается оттого, как представлю разочарование в глазах родителей. Как-то не принято у нас это. Я про развод. Мама всегда категорически относилась к тому, когда слышала, что какая-нибудь семья распалась. Она была уверена, что любой брак можно спасти. Её постулат — семья всегда должна быть на первом месте, и что любые проблемы можно преодолеть. Да и стыдно мне признаваться в этом, честно говоря, что не оправдала их ожиданий. Подвела. Огорчила. Тяжело вздыхаю, не решаясь произнести и слова.

— Не приедет, ма, — снова встревает Яр.

— Тебя не спрашивали! — отчитываю его.

— Так ты и не скажешь им правду никогда! — упрекает он меня.

— Это моё дело, понятно?! — рыкаю на него.

— Дети, что происходит? — спрашивает мама у нас, ничего не понимая.

— Этот бугай хочет кое-что сказать! А я не готова к упрёкам и негодованию с вашей стороны, мам! — повышаю я голос, оправдываясь.

— А с чего ты взяла, что твои родители будут упрекать тебя в чем-то? — возмущается Ярослав. — Ты ж уже давно не маленькая и можешь принимать решения самостоятельно!

— Слушай, Федорцов, тебя это не касается! — уже не на шутку злюсь я. Он недобро щурится. — Сама разберусь, ясно?!

— Это ты так намекаешь, что я к этой семье не имею никакого отношения? — рявкает он, делая шаг ко мне.

Обидела его. Но я не это имела в виду. Чёрт! Он просто взбесил меня не на шутку.

— Это я так намекаю, что расскажу всё без твоих соплей! — поясняю я очевидное, тыкая в него пальцем.

— Правда? — стоит передо мной, словно скала. — Так скажи им, что ты развелась, наконец! — показывает рукой в сторону родителей, Лёшки с Ленкой и Тимура, что столпились кучкой у диванчика и наблюдают за нашим концертом.

— Анюта! — выкрикивает мама, держась за сердце.

— Бля-я…ин! Федорцов! — рявкаю на него. Тот встревоженно подбегает к маме, также, как и я.

— Мамуль… — обнимаю я её. Вот же гад! Ну зачем он так?!

— Это правда, дочь? — спрашивает меня она.

— Ты только не волнуйся, пожалуйста… — говорю, глядя на неё.

— Правда? — спрашивает строго уже папа.

— Да что б тебя, Яр! — направляю всю свою злость в его сторону, мысленно проклиная этого невыносимого мужика.

— Ну как же так, Анечка? — спрашивает мама. — Что произошло? Почему?

— Слава яйцам! — подаёт голос Лёшка, облегченно выдыхая. — Не долог был тот день, когда б меня посадили за убийство этого кретина. Терпеть его не мог, Анька! Козёл он! Неужели до тебя только недавно дошло, что он за чепушило на самом деле? — обнимает меня братец, поддерживая.

— Так что произошло? — строго спрашивает отец.

— Па! — останавливаю его. — Это наше обоюдное решение.

На удивление Ярослав молчит и больше не встревает в наш разговор. Не пойму, почему он не рассказал, что у Макса уже есть ребёнок от любовницы, раз он так любит такие откровения и совать свой нос в чужие дела. Хотя, сама виновата. Не нужно было ничего рассказывать ему. Могла бы наплести что-нибудь, как раз про очередную командировку. И ещё более странно то, что сам Максим ещё не женился на той бедной девушке и всё просится ко мне назад. Но я твердо решила, что семья у них, не у нас. Так что пусть будет счастлив! Аминь.

— Ну ладно тогда. Смотрю, что ты не особо расстроена этим событием, кренделёк?! — говорит папа. Я в ответ ему улыбаюсь, благодарная, что понял меня. — Все за стол, раз всё хорошо! — командует отец.

— Но… — не соглашается мама.

— Потом всё разузнаешь у неё, мать! — обрывает её папа. — Давайте спокойно поедим всей семьей.

Иду почти довольная за последней тарелкой с колбасной нарезкой. Этим предложением папа открыто дал понять, что Макса он не считал полноправным членом нашей семьи.

— Давай помогу! — тянет руки Яр, опять неожиданно оказавшись рядом со мной.

— Спасибо! Помог уже! — огрызаюсь я, всё ещё безумно злясь на него.

— Дай, сказал! — рявкает он, всё же отбирая тарелку. — И нечего дуться, я хотел, как лучше.

— Лучше? По-твоему, это было лучше? — скалюсь, сложив руки на груди. Его взгляд тут же падает на неё. Черт. Опускаю руки вниз, чтобы больше не провоцировать. Мало ли, что ещё может сделать этот повзрослевший амбал.

— А сама бы ты когда призналась им? А? — рыкает он. — И вообще, пластырь нужно сдирать сразу! Сначала больно и страшно, потом приходит облегчение. Поверь! Я знаю, о чём говорю.

— Откуда тебе знать? — спрашиваю у него. Снова злится, сужая глаза. — Да и как ты можешь брак сравнивать с пластырем? — снова возмущаюсь.

— Знаю! — отрезает. Вот черт, задела за живое! Видимо, когда-то в прошлом у него были серьёзные отношения. А я и не знала! И Лёшка ничего не говорил об этом.

— Яр, — останавливаю его, хватая за татуированное предплечье. Оборачивается. Тяжело вздыхает.

— Ну хочешь, я отпизжу его, чтоб тебе полегчало? — спрашивает он.

— Что? — прыскаю со смеху я. — Ты думаешь, что я переживаю о разводе или жалею о том, что сделала?

— А разве нет? — пожимает он плечами.

— Нет, и я уже говорила тебе об этом! Неужели думаешь, что я врала? Я просто разозлилась на тебя, потому что ты вынудил меня признаться родителям. А я была не готова, понимаешь!? Вот, — поясняю ему.

— Давайте быстрее уже! — орёт нам Алёшка, подзывая к столу, активно махая руками.

— Значит, я был прав про пластырь, — улыбается Ярослав и идёт к остальным.