Анна Сладкова
Весь вечер просидела с родителями, рассказывая о своей жизни с Максимом. Наверное, выпитое вино помогло расслабиться и раскрепоститься, чтобы признаться во всём. Всё как есть поведала им. И про неверного мужа, и про его любовницу, и про их ребенка, ну и про свои проблемы тоже, конечно же. Свои чувства и мысли по этому поводу тоже озвучила. Что не любила Макса никогда. Что на тот момент думала, что он — лучший вариант. Но не стала говорить маме, что сделала всё так, как она учила: что первый — значит, единственный. Что у меня где-то на подкорке была заложена информация про идеальные отношения, которые не сложились. Раз, если мне понравился молодой человек и именно Макс лишил меня невинности, значит, он и должен быть моим единственным мужчиной на всем моем жизненном пути. Но я попыталась объяснить родителям, что лучше быть одной, чем с ним. И что семья теперь у него, а не у нас. И если я никого не найду, что даже это будет лучше, чем было. Потому что чувства важнее всего! Папа спорить не стал, а вот мама расстроилась.
И когда я всё это говорила родителям, я вдруг отчетливо поняла, что я живу! И что Макс — это прошлое.
Мама, конечно, охала и ахала, хватаясь за сердце, когда я говорила о бывшем муже. А вот папа не проронил ни слова. Но по взгляду я поняла, что Максим ему никогда не нравился. Даже Лёшка с Леной, что стояли рядом и не перебивали, меня поддержали, поддакивая и кивая каждому моему утверждению.
Но проблема в том, что я слишком часто стала думать о недозволенном — о Федорцове. За сегодняшний день его было слишком много. Он, как снег на голову свалился на меня, точнее, все непонятные чувства и эмоции, связанные с этим человеком.
— Как же ты теперь будешь жить, Анюта? — распереживалась за меня мама, держа меня за руки.
— Как-нибудь проживёт, ма! — встревает Алексей. — Найдём мы ей жениха и намного лучше, чем её Макс!
Брат говорит, говорит, а в голову непроизвольно лезет Федорцов на место названного жениха. Чтоб его!
— Ну, это будет сделать не сложно, — улыбается отец, крепко обнимая меня, — такая красавица и умница одна надолго не останется!
М-да, уж…
И что ж мне делать, если до сегодняшнего дня я была уверена, что мне никто больше не нужен, а сейчас из головы не вылезает один кобелюка?!
Ярослав Федорцов
— Лик, я не в настроении, — прохожу мимо неё, хватая бокал с шампанским из её трясущихся рук, и усаживаюсь на диван. — Иди домой!
— Ты чё, блин, прикалываешься, Яр!? — недовольно цедит она сквозь зубы, залпом допивая своё игристое. — Я бросила все свои дела и приперлась к тебе, чтобы тебя порадовать и провести с тобой очередной вечер!
— Я не просил! — рявкаю, ставя бокал на журнальный столик. — Вали давай!
— Да пошел ты, тупой самодовольный кусок дерьма! — сморщивает своё лицо в ярости эта надутая светская львица. — Не-е-ет! — тянет она. — Не может этого быть! Кто она, эта мразь? Убью её! — сжимает кулачки с такой силой, что её наманикюренные острые ноготки впиваются в нежную кожу ладошек.
— Что-о? — удивляюсь я, подскакивая с дивана.
— Кто она, спрашиваю? — упирается она мне в грудь руками, усаживая меня обратно, объезжая мои бедра и тряся своими сиськами у моего лица.
— Убирайся, пока не вышвырнул тебя на улицу в таком виде! — недовольно шикаю, скидывая её с себя.
— Ты никогда не отказывал мне! Что с тобой происходит, Ярик! У тебя точно кто-то появился! Кто эта блядь? Немедленно говори! — смахивает она слезы обиды, хватая своё платье, что висит на барном стуле. Вот смотрю я на неё, эту реально красивую и фигуристую девушку, ведь всё при ней, но не чувствую нихрена! Вообще ничего! В груди ничего не ёкает от этого призывного вида ревущей голой девки, что так открыто предлагает себя. Что со мной, правда? Что Сладкова сделала со мной? Почему, когда Анька пускает слезу, меня всего выворачивает наизнанку от этого? Особенно, если я понимаю, что именно я тому причина. А Лика ревет почти навзрыд, и ничего! Даже нисколько не жалко её, потому что не искренние её эмоции. Показное всё, для зрителя. Ей бы в актрисы, честное слово. Да и злость — это не причина, чтобы так рыдать. Смешно только от этого, ей-Богу!
— Лик, иди давай. Правда, не до тебя сейчас! — встаю, чтобы поняла, что не шучу и ждать не собираюсь.
— Ну, Федорцов, я такого отношения к себе не потерплю! Только вот узнаю, кто она… — угрожает мне эта дрянь.
— Да? — обрываю. — И что же ты сделаешь? — хватаю её за руку, с силой сжимая.
— Вот ты и выдал себя, Федорцов! — хмыкает мне в лицо эта стерва, другой рукой размазывая тушь под глазом. — Я еще подумаю, что можно сделать…
— Значит так, Алуева, я не терплю угроз, и тебе это известно! Подумай, прежде чем что-то ещё сказать или сделать, усекла? — пихаю её ближе к двери, хватаю её лабутены и сую ей в руки. — Заебала!
— Ты же знаешь, Ярочка, кто мой папочка? — щурится она, надевая туфли, снова пытаясь напугать меня, угрожая, призывно нагибаясь, оттопырив свой зад. Пендаля б ей для ускорения поддать, чтобы свалила поскорей!
— Прекрасно знаю! — отзываюсь, хмыкая, протягивая ей руку открытой ладонью кверху. Смотрит на меня, не понимая. — Ключ давай!
— Да пошёл ты! — рыскает у себя в сумочке, ища брелок. — Жди весточку от него.
— Си непременно! — широко улыбаюсь ей. — И не забудь напомнить этому жирному козлу про его долг и не только передо мной.
— Какой долг? — прикидывается та дурой, пряча взгляд.
— Ой, а ты со мной разве не из-за него была? Или ты с батей думала, что я всё прощаю? А? — смотрю на неё, а та тупит глазки. Давно знал, что это её отец подослал свою дочурку ко мне, надеясь откупиться от меня таким образом. Но я ведь не дебил отказываться от того, что мне само лезет в руки, точнее на хуй. — Я не ангел, и тебе это известно! — вздыхаю, отбирая у неё ключи, которые она яростно сжимает в кулачке. — Короче, Лик, я долгов тоже не прощаю, как и те, кому должен твой батя. Так что скажи отцу, чтобы готовился ко встрече со мной. И заруби себе на носу — не лезь ко мне и не суйся в мою жизнь! А свои пустые угрозы можешь засунуть себе в одно место! Я больше не желаю тебя видеть, поняла меня?!
— Урод! — злобно фыркает Лика и уходит, яростно хлопнув дверью напоследок.
Спал херово, честно признаться, в предчувствии чего-то неприятного, безысходного, в общем, чего-то отвратительного, оставляющего горький, испепеляющий всё нутро осадок в душе. Зная Лику, та, небось, вообще не спала, придумывая в мельчайших подробностях план мести. И как я так сам опростоволосился и выдал себя с потрохами?! Повелся на пустую и тупую угрозу злобной стервы? Никогда такого не было со мной! Знаю, блядь, истинную причину! Испугался за Аньку просто. Думаю, там на моей роже всё было написано. Теперь нужно держать ухо востро с Ликусей.
Следующий день был в разъездах по городу. Я проверял объекты поставки. Задолбался вусмерть. Желания идти на тренировку не осталось совсем. А я ведь ещё обещал матери заехать к ней. Да и Аньку, жуть, как хочется увидеть. Потом к Лёхе надо заскочить. Дел невпроворот.
Заехал в цветочный. Купил маме красивый букет и Сладковой веточку белой орхидеи. Знаю, что этот цветок отчего-то нравится ей. Она оценит, что я помню. И думаю, будет приятно удивлена. Может, даже украду её сладкий поцелуй за такой жест с моей стороны. Они все знают, что я вообще не творю подобное. А цветы дарю только маме на день рождения. Прямо представляю уже, как Анюта повиснет на моей шее, жарко целуя меня в щеку. Отворачиваться не стану, как обычно, хочу ответить ей. Если мамы не будет рядом, поцелую в засос, чтоб Анька поняла, что она моя, ну и чтоб мать не шокировать, конечно же.
Еду в лифте такой деловой в приподнятом настроении и весь в предвкушении, выхожу на площадку, нажимаю на дверной звонок. Даже приоделся с утра по случаю: джинсы в дырку надел и модный пиджак нацепил на белую футболку, которая выгодно подчеркивает все мои мышцы. Сердце колотится от волнения и ожидания. Но дверь открывает расстроенная мама. Тут же напрягаюсь.
— Что случилось, ма? — взволнованно спрашиваю у неё, проходя в квартиру. И слышу, как Анька в своей комнате разговаривает с кем-то на повышенных тонах. Смотрю на пол в прихожей. Стоят чьи-то мужские кросы. — Та-а-ак… — цежу я сквозь зубы, догадываясь, чьи именно они, и протягиваю матери цветы, направляясь на звуки ора. Думаю, если бы был батя или Лёха дома, такого бы не произошло.
— Ярочка, только без мордобойства! — предупреждает меня Лариса Михайловна, хватая за рукав пиджака.
— Разберусь, ма! — отвечаю, уверенным шагом направляясь в Анькину комнату, резко распахивая дверь. И вижу, ебать всё в рот, как её бывший держит мою Сладкову за голову двумя руками и целует прямо в губы. В засос, бля! Что происходит? Это я должен был делать!
В ушах тут же зашумело, глаза налились кровью, а дальше я вообще перестал контролировать себя и вообще соображать, хватая этого козла за шкирку и выволакивая за дверь, спуская его с лестницы.
— Ты что делаешь, гнида? — заорал мне Макс, когда я пинал его ногами всю дорогу вплоть до первого этажа. — Она моя жена! — подскакивает на ноги в свой полный рост. Он немного ниже меня, но тоже не хлюпик и довольно коренастый мужик. Наезжает, пихая меня в грудь.
— Была! — хук справа.
— А-а-а… Блядь! — валится он у самых входных железных дверей в подъезд. — Долбаный урод! Я всегда знал, что ты слюни пускаешь по ней, а она мне не верила, когда я говорил ей об этом! Малолетний сосунок! Ну что, дала тебе вчера эта шлюха? А? — перешёл он на крик, когда я выкинул его из подъезда за ворот его футболки, которая тут же затрещала по швам. Он снова подскакивает и пытается ударить меня. Я увернулся, естественно, потому что у него реакции никакой, а я, как-никак, спортсмен и не плохой участник боёв без правил в клубе у Гора.
— Она не шлюха! — хук слева. Валится прямо у лавки, делая несколько шагов попятной.
— Значит, не дала… — хмыкает он, сидя на пятой точке прямо у урны, что стоит у лавочки, где две любопытные бабки испуганно уставились на нас, и трогает своё побитое и уже распухшее лицо. — Поэтому тебя так и распирает! — вытирает он нос ладонью, где тонкой струйкой течет кровь. — Она моя, понял, сопляк?! И всегда была моей!
— Заткни хлебало, иначе убью! — сжимаю кулаки надвигаясь на него медленной походкой.
— Я вызову ментов! Тут, вон, сколько свидетелей! — угрожает мне Анькин хахаль. — Эти старые дуры всё расскажут полицаям, и тебя посадят, когда я напишу заяву!
— Ярочка, — вдруг спрашивает меня одна бабка на лавке, — это что за наглый малец такой?
— Анькин бывший, тёть Вер, — отвечаю любопытной бабульке.
— А-а-а, ясно… Пиши, пиши заяву, милок. Только камер тут нет с прошлой недели, что-то меняют они там, да и ты такой и пришел сюда: грязный и побитый. А кто тебя так, мы уж не знаем, сам виноват, — улыбается мне тётя Вера. Хмыкаю, довольно и благодарно кивая ей.
— Ах вы старые… — поднимается этот дебил, отряхивая джинсы.
— Валил бы ты отсюда, пока на ногах держишься! — советую ему, перебивая, пока за бабулек не пришлось заступаться.
— Иди-иди, любезный! — встревает тётя Люся. — А то на скорой увезут! С нашим Яром лучше не спорить, — хихикает она.
— А обувь! — орёт Макс.
— Лови, ушлёпок! — кричит Сладкова, скидывая его кроссовки прямо ему в руки.
— Всё равно будешь моей, Анька! — грозит тот пальцем ей в окно.
— Иди пока цел! — надвигаюсь на него.
— Она — фригидная тварь! Бревно! — показывает он пальцем в окно пятого этажа, где уже исчезла Анюта. — Ты будешь пыхтеть, а она даже не отреагирует на тебя! У неё там просто ведро!
— Ну, всё, гнида, ты нарвался! — цежу я, собираясь отпиздить его по полной.
— А-а-а-а… — заорал Анькин муженек, распугивая детей в округе, удирая от меня.
— И чтоб я тебя здесь больше не видел, падаль! — удар в зубы, когда хватаю его, нагнав. — Усёк?! — ещё один удар и тот начинает скулить.
— Она не стоит этого… — плюётся он кровью, — ёбаная шлюха.
— Раз не стоит, какого хуя приперся за ней?! — спрашиваю.
— Люблю я её, понял!? — снова выплевывает кровавую слюну на асфальт. — Моя она! Приворожила меня эта блядь!
— Раз любишь, отъебись от неё! Она терпеть тебя не может! Особенно после того, что ты сделал! Ты ей изменил, урод! Как вообще? Чего тебе не хватало? Живи новой семьёй, где у тебя уже растет ребёнок! И я уверен, что она тебе уже говорила об этом! — последние мои вразумительные слова. — Иначе, не ручаюсь за себя…
— Она… она… — начинает он говорить, снова пытаясь подняться.
— Поосторожней! — предупреждаю его.
— Она, блядь, лучшее, что у меня было! Я люблю её! — орет он мне в лицо, когда поднимается на ноги. Жалко его, честно. Не ожидал такого. Хотя сам прекрасно понимаю, что лучше и не бывает. Только вот он давно упустил свой шанс! Без обид!
— Ты всё проебал! — останавливаю его, когда он пытается снова пройти мимо меня к подъезду. — Теперь моя очередь быть с ней!
Макс машет руками, пытаясь попасть в меня кулаком. Но руки мои длиннее. Упираюсь ему прямо в грудь, когда тот отчаянно пытается ударить меня в лицо. — Хватит! — останавливаю его, вознеся свой кулак вверх, угрожая.
Тот яростно пыхтит, снова вытирая тыльной стороной ладони кровь из носа.
— Повезло тебе, сопляк… — последнее, что он говорит, хватая свои кроссовки, что валяются возле бабулек у лавки.
— Так его, Ярчик! — говорит тётя Вера, поддерживая меня. — Давно пора нашу Аньку захомутать!
— А ты говорила про какой-то сериал! — тянет тёть Люся. — Это лучше любого сериала!
Провожаю удаляющуюся фигуру Анькиного бывшего и поднимаюсь наверх.