Анна Сладкова
Я истерично хватаюсь за его исчерченную всевозможными рисунками шею руками, прильнув к его такому же разрисованному торсу всем своим телом, трясясь от страха, как осиновый лист.
— Ярослав, отпусти меня, пожалуйста! — умоляю я. — Я не умею плавать, ты же знаешь! А-а-а! Пожалуйста, Яр, только не на глубину-у-у! — перехожу уже на жалобный визг, гляди, что собаки все в округе сбегутся к нам и дружно начнут мне подвывать.
— Что, так и не научилась? — серьёзно спрашивает Федорцов, на миг остановившись.
Отрицательно мотаю головой, чуть не плача. Улыбается мне и снова делает шаг назад, гад такой!
— Ярочка, пожалуйста, отпусти! — смотрю ему в глаза.
— Так ты сама вцепилась в меня мертвой хваткой! — хохочет он, делая шаг назад, издеваясь надо мной. — Не дрейфь, Сладкова, держу!
— А-а-а… Не надо! Остановись! Прошу-у! — верещу я, осознавая, что свои ноги я и правда сплела вокруг крепкой мужской талии, а руками упираюсь в широкие и мощные плечи, пытаясь залезть на Ярослава как можно выше.
— Поцелуй меня! — требует Федорцов тихим приглушенным басом.
— Пошёл ты! — быстро отзываюсь. — Я Лёшку позову!
— Чем быстрее поцелуешь, тем быстрее отпущу! — ставит тот ультиматум, загадочно улыбаясь мне. — Твой Лёшка занят сейчас, он не придёт.
— Ярослав, хватит! Быстро верни меня на место! — я тоже не пальцем деланная.
— Чтоб ты знала, твоё место рядом со мной, Сладкова! — хмыкает он. — Быстро целуй и отвалю! — ставит ультиматум Федорцов, снова начиная уходить на глубину. Почти по самую шею! Ему — шея, мне — крышка! Чёрт! Я ж потону!
— Яр! Ярочка! Миленький, хватит, пожалуйста! — умоляю я. У меня почти истерика! После того, как я трижды тонула, теперь безумно боюсь воды и неизведанной глубины. И плевать, что рядом люди, которые умеют плавать и могут меня спасти. Я просто боюсь! И ничего не могу с собой поделать!
— Один поцелуй, Ань, и я возвращаю тебя на берег, — говорит Ярослав вполне серьезно. Смотрю в его глаза, не врет, вроде. — Точнее, на бортик, — улыбается он.
— Хорошо! — отзываюсь, быстро целуя его в щеку.
— Ты чё, блин, прикалываешься? Не, сладкая, так не пойдет! — говорит он, делая шаг назад, снова уходя по самую шею. Я машинально упираюсь руками ему в плечи, пытаясь вылезти выше из воды, и моя грудь оказывается на уровне его лица. Ярослав смотрит на неё, не отрываясь, и я вижу, как нервно дёргается его кадык, а его губы сжимаются в тонкую линию. Он перехватывает меня руками под попой, крепко сжимая её ладонями.
— Яр! — негодую я.
— Ань! — отзывает он, намекая на наш уговор.
— Ладно! Только без рук, пожалуйста, — жалобно прошу я и не понимаю, с чем именно это связано: то ли со страхом оказаться по самую макушку в воде, то ли со страхом того, что мне понравится целовать его. Ярослав кивает головой, соглашаясь с моими условиями. — Очень прошу тебя, выйди немного из глубины, мне, и правда, очень страшно!
Ярослав улыбается, но не противоречит моей просьбе, сделав несколько шагов ближе к бортику. Теперь вода достает ему до груди, и он немного опускает свои руки ниже, а я сползаю по его торсу, оказавшись лицом к лицу. Вода еле заметно колышется, будто прибой на море, заставляя уже расслабиться от осознания, что я нахожусь в надежных руках. Он красивый. Безумно красивый. От него веет опасной и такой давящей сексуальной аурой, что становится немного не по себе. Я боюсь, что растаю, словно воск в его руках, и не смогу контролировать себя.
— Ну? — спрашивает он. — Долго ждать-то?
Придурок!
Безумно злюсь, что он заставляет проходить меня такие ужасные испытания, связанные с моим самым безумным всепоглащающим страхом и самым диким желанием!
Гад!
С яростью впиваюсь ему в губы, не разжимая их. «На, козёл! Доволен?» — хочется сказать ему. А этот наглец держит меня одной рукой за ягодицу, чуть сжимая её своими сильными пальцами, а другой ладонью схватился за мой затылок, с силой надавливая на него, прижимая к себе ещё ближе. От неожиданности я собираюсь заорать, чем быстро пользуется Федорцов, прорывая мою оборону, засунув свой горячий язык мне в рот, не давая сомкнуться моим губам вновь.
О, Божечки мои! Это просто невообразимый фейерверк эмоций и ощущений. Меня ещё никогда в жизни никто так не целовал: страстно, требовательно, без малейшего намека на нежность, но безумно, безумно жарко, пылко и горячо! Наши языки сплетались так яростно и жестко, что мы даже зубами постукивались от спешности своих действий. У меня такое ощущение, что я просто умираю. Мне даже дышать не хочется, да это и не нужно, потому что кажется, что весь кислород Ярослав передает через себя.
Поцелуй немного замедлился, углубился, вызывая нестерпимый жар желания во всем моем теле. Неожиданно для себя самой я начинаю стонать! Я! И стонать! Прямо в голос! И так громко, что не сразу понимаю, что эти непонятные и жалобные звуки издаю именно я.
Сколько себя помню, я всё время контролировала весь подобный процесс, а стоны мне всю жизнь приходилось выдавливать из себя просто потому, что так было надо. А тут всё происходит само собой, что я даже не успеваю подумать и что-либо осознать. Да так приятно, что я и правда тону, только не в воде, что плещет в бассейне, хлестая по моей разгоряченной коже, а в потоке неописуемых эмоций, чувств и желания. Настоящего сексуального желания, доселе неведомого мной.
Ярослав шипит, его ноздри раздуваются, и он тяжело выдыхает воздух мне прямо в рот. Мужчина крепкой хваткой сжимает мои ягодицы жестче, притянув мою изнывающую плоть плотнее к своему возбужденному члену, сделав недвусмысленное движение тазом вверх-вниз, и чуть потянул своими зубами за мою нижнюю губу.
Ну, вот и всё, приехали! Я поплыла! Осознание, что давно именно этого хотела, прострелило мой рассудок. Я просто похотливая курица! Как я могу испытывать подобное к человеку, которого долгое время считала своим, не скажу, что братом, но довольно близким членом семьи. Когда? В какой момент все перевернулось во мне?
— Ты же понимаешь, сладкая, что я тебя сейчас трахну? — выдыхает он мне эту истину прямо в губы.
Вот же ж чёрт! Откуда я могу что-то понять, когда моя голова совсем не соображает?! Видно, мое лицо порадовало Ярослава, что он мне лукаво улыбнулся и снова потянулся к моим губам. А я не хочу! Нет, вру! Хочу, конечно же, но не так! Не в бассейне же, посреди бела дня, куда в любой момент может кто-нибудь зайти! А если Алёшка явится или Ленка?
Отрицательно мотаю головой, зажав свою нижнюю губу верхними зубами, где только что прикусывал Ярослав.
— Яр, Ань, вы где? — зовёт нас Лёшка, заглянув к нам в помещение. Ну, вот, пожалуйста! Как я и предполагала! Ярослав нехотя отпрянул от меня, но из рук не выпустил. Он всё также крепко держит меня, и отпускать явно не собирается. — Я, конечно, извиняюсь, — неловко начинает говорить Алексей, чуть отвернувшись от нас, дабы не лицезреть всё это безобразие. Стыдоба-то какая! Ужас! — Там родители приехали нас поздравить! Вы подойдёте?
Вот и всё! У меня прямо сердце в пятки ушло. Уже представляю, как они обнаружат меня вот так, бесстыдно прижатую к своему названному сыну, моему практически брату, и инфаркт вместе с инсультом им обеспечен.
Чёрт-чёрт-чёрт!!! Мозг лихорадочно пытается что-то придумать, пока тело истерично дёргается в руках Ярослава.
— Яр, пусти меня! — говорю строго, стараясь придать своему голосу больше уверенности. — Пожалуйста! Ты же обещал!
Мужчина смотрит на меня, изучая моё испуганное лицо, видимо решая для себя, как именно поступить.
— Хорошо, Сладкова! Я отпущу тебя! — идет он на уступки, наверное, впервые в своей жизни. И мне приятно это ощущение небольшой, но всё же победы. Благодарно киваю ему. Готова поцеловать его в щеку, но это явно будет лишним сейчас. — Но не думай, что я и правда отвалю от тебя! — злобно рычит он. — Теперь это точно невозможно!
Опять злится. На меня ли? Нет. Понимаю, что его ярость сейчас направлена вовсе в мою сторону. На обстоятельства вокруг. И сердце греет одно — он сказал, что не отстанет. Он хочет меня. Хочет… Желает… Или что там ещё он испытывает, но это что-то непередаваемое и безусловно окрыляющее мою самооценку и гордость.
Ярослав отпускает меня и чуть подпихивает под попку, направляя меня ближе к бортику, где я точно не смогу захлебнуться. Я хватаюсь за поручни и вылезаю, бросая неловкий взгляд в сторону Федорцова. Тот смотрит на меня, растянув свои губы в ухмылке. Он резко отворачивается, ложась на воду, начиная грести, наворачивая круги по бассейну, делая широкие и мощные взмахи руками. Такой красивый, огромный, прекрасно атлетически сложенный, само совершенство, но холодный. И все же есть в нем то добро и тепло, что он скрывает ото всех. Что-то ранимое, какая-то брешь во всей этой силе и этом величии. И где-то внутри меня все просто кричит о том, что этот незаметный взору изъян — я. Знаю, что это слишком самонадеянно, возможно, даже слишком уверенно и надменно с моей стороны, но это чувство дает мне невероятную силу. Над собой и над ним. И это не просто обычное влечение к нему.
Спасибо ему за то, что за последние десять минут этот мужчина заставил испытать всё это: почувствовать себя желанной и просто привлекательной женщиной.
Бегу через заднюю дверь, чтобы не встретиться с родителями раньше времени, и улыбаюсь, словно дурочка, пробегая мимо Алёшки, который тупит взгляд. Но, слава Богу, просто молчит, не говорит мне ни слова, и не издевается надо мной, как он это любит делать, лишь невольно улыбаясь мне в ответ, еле заметно кивнув кому-то головой мне за плечо.
Ярослав Федорцов
Если ещё кто-нибудь приедет, мои яйца лопнут, клянусь. Все чувства, что когда-то похоронил внутри себя, всколыхнули меня всего. Они непросто проснулись во мне, а кажется, возродились из пепла, стали ярче, мощнее, слаще и во стократ сильнее и больше. Когда-то мне казалось, что больше — уже не возможно! Но, нет! Всё невозможное — возможно!
Проплываю который круг, в надежде, что измотал себя, и дикое желание к Сладковой исчезнет. Лёшка так и стоит, ждет меня.
— Остыл? — спрашивает он у меня, усмехаясь.
— Нет! — поднимаюсь на руках, вылезая из бассейна. — Отвернись, если не хочешь полюбоваться на мой стояк.
— Нет ни малейшего желания, — ржёт он надо мной, кидая в меня полотенце. Вытираюсь быстро и выхожу в гостиную, хватая свои шорты с дивана. — Когда скажешь родителям?
— Ты о чем? — не понимаю я, услышав Лехин вопрос, напяливая на себя футболку, чтобы не пугать мать своими синяками.
— О вас с Анькой! — поясняет он мне, выходя в сад, где уже все собрались.
— Когда буду уверен, что она точно не сбежит от меня, — отвечаю брату.
— Разве это возможно? — хлопает тот меня по плечу.
— Сам удивлен, честно признаться! Но и сестра твоя любит побегать! — улыбаюсь. — За последнее время это происходило не единожды, — признаюсь Лешке.
— Да, — машет тот головой. — Но она боится. Твердила, что не хочет ничего. Что ей никто не нужен. Она обижена, Яр. Причем, не на шутку! Тебе нелегко придётся, чтобы вернуть её доверие. Особенно после того, что ночью устроила твоя Лика.
— Я постараюсь быть убедительным, — широко улыбаюсь. Мне нравится, что брат топит за меня. Эта поддержка вдохновляет, мотивирует, зная, что я не один. Безмерно благодарен ему за это.
— Ярочка, сынок! — произносит Лариса Михайловна, подходя ко мне и крепко обнимая. Неодобрительно смотрит на мое лицо, останавливает свой взгляд на немного заплывшем глазу. — Опять тренировался без экипировки? — цокает она языком, поджав губы.
— Да, мам! — киваю ей. — Всё норм, не переживай! — обнимаю эту женщину, пытаясь пожать руку отцу. — Рад видеть, бать!
— Сынок! — подходит он ко мне, хлопая меня по плечу. Морщусь. Боль в руке от прошедшего боя и болевого захвата противника ещё отдается во всем теле. — На минутку, — просит он меня, кивнув головой в сторону. Подхожу. — Ты когда матери лапшу на уши перестанешь вешать?! — недовольно цедит он, снова пизданув мне по больному плечу. Понял всё. Опять морщусь.
— Бать… — пытаюсь оправдаться.
— Не перебивай, когда я говорю! — шипит он. О-у! Отец зол. Смиренно опускаю голову, потому что виноват. Потому что уважаю. Потому что знаю, что небезразличен, и этот мужик всегда был для меня авторитетом. — Я переживаю! — вздыхает он, понизив тон, замечая, как Лариса Михайловна наматывает круги вокруг нас, пытаясь что-то расслышать, пока её не отвлекает так вовремя подошедшая Ленка. — Мать тоже не тупая, хоть и прикидывается вечно умалишённой и блаженной, но всё прекрасно понимает! — читает мне нотации батя. — Ярослав, — снова стукает он меня по плечу, а я жмурюсь, не в силах сдержать стон, — если ты вляпаешься в какое-то дерьмо…
— Не вляпаюсь! — перебиваю, набычившись.
— … То ты меня знаешь, — продолжает он, будто и не услышал меня вовсе, включив вояку. — Получишь по первое число, сынок!
— Бать! — снова пытаюсь оправдаться, собираясь что-то сказать, но слова застреают в горле, и я нервно дергаю кадыком. Потому что вижу, как к нам выходит Сладкова в белом сарафане. Как невеста. И я млею, начиная медленно оглядывать её: волосы еще влажные, красиво убраны назад, длинными ручейками ложаться ей на плечи; тонкие бретели подчеркивают её утонченность и женственность, а грудь красиво выделяется в широком V-образном вырезе лифа. Она просто бесподобна. Подходит к толпе, широко улыбаясь, обнимает мать.
— Ты с Анютой нашей как собираешься дальше жить? А? Она не потерпит подобное! — неожиданно спрашивает отец. Я аж поперхнулся, подавившись воздухом и слюнями, наблюдая за своей богиней.
— Па-а! — всё ещё кашляю я.
— Или думаешь, что я тоже слепой? А? — хлопает он меня по спине. — Ты это, прекращай, сын! Угомонись уже, если хочешь нормальную семью. Деньги — это хорошо, конечно, но семья важнее! Я знаю, о чем говорю. И это не только потому, что Анюта — моя дочь. Ты тоже мой сын, Ярослав! И я безмерно горжусь тобой! Но мне не нравится твой образ жизни! Вчера ты получил достойного соперника, но он не так прост. Чей-то пропихной… Он профи, и подозреваю, что не только на ринге.
— Ты видел мой бой? — спрашиваю у отца, выпучив глаза.
— Каждый, сын! Каждый… — снова хлопает меня по плечу Сан Саныч, чуть дернув губы в улыбке. — Будь осторожен, сынок!
— Бать… — не в силах сдержать свой порыв, обнимаю отца. ОТЦА! Настоящего отца! Я всегда завидовал Лёхе, что у него такая семья. И даже не сразу понял, когда она стала и моей тоже. Жизнь как-то сама собой сложилась «ДО» и «ПОСЛЕ» двенадцатилетнего возраста. И я благодарен судьбе за то, что она свела меня именно с этой семейкой, и за то, что они так просто, без всякого умысла приняли меня в неё.