21 августа. 07.50. Десять минут назад расплавился модуль. Отсюда мне не видно обломков, но я чую запах, горький и кислый во влажном тропическом воздухе. Я отыскала расщелину в камнях, нечто вроде пещеры, где какое-то время буду в безопасности. Расщелина прикрыта густыми зарослями папоротника, к тому же она слишком мала, чтобы в нее могли влезть крупные хищники. Но в конце концов мне понадобится пища, и что тогда? Оружия у меня нет. Сколько может продержаться беспомощная женщина на острове Динозавров — искусственно созданной среде обитания не более полутора километров в диаметре — вместе с уймой голодных динозавров?
Я продолжаю твердить, что ничего этого на самом деле не происходит, да только никак не могу себя убедить.
При воспоминании о том, что я едва избежала смерти, меня бросает в дрожь. Мне постоянно мерещится странный булькающий звук, который послышался, когда начал перегреваться крошечный преобразователь тока. Примерно за четырнадцать секунд мой симпатичный модуль превратился в груду расплавленных обломков. Пропали запас пищи, передатчик, лазерный пистолет и все остальное. Если бы я не услышала этот шипящий звук, то тоже оказалась бы в этой груде хлама.
Стоит мне закрыть глаза, и я вижу на орбите в каких-нибудь ста двадцати километрах от себя другой подобный спутник, Вронски. Какое прекрасное зрелище! Стены отсвечивают платиной, большое зеркало направляет солнечный свет в окна, сельскохозяйственные спутники носятся вокруг Вронски, словно крошечные луны. Мне хотелось протянуть руку, коснуться оболочки, постучать по ней и попросить: «Помогите, прилетите, спасите!» Однако для них я была все равно что за тридевять земель, хотя сидела на соседнем участке пояса Лaгранжа. Как только я выйду из этой расщелины, я отдам себя на милость моих ящеров, а их милость вряд ли будет нежной.
Начинается дождь — искусственный, как и все остальное на острове Динозавров. Но мокнешь от него, как от естественного. И становишься такой же липкой. Фу-у.
Господи Иисусе, что же делать?
08.15. Дождь временно прекратился. Он пойдет снова через шесть часов. Дышать — это все равно что выполнять тяжелую работу, и у меня такое чувство, будто даже в легких капли воды. Я так скучаю по чистому, прозрачному, вечно весеннему воздуху на Вронски. В прошлые прилеты на остров Динозавров мне было наплевать на климат. Я находилась под надежной защитной оболочкой совершенно независимого модуля, изолированного от каких-либо контактов с этим местом и населяющими его существами. Как говорится, бродячий глаз, путешествующий по моему желанию, невидимый, неуязвимый. Могут они учуять меня здесь?
Мы считаем, что чувство обоняния у них не очень развито. В данный момент над всем островом ужасный запах гари от обломков. Но я, наверное, вся изошла сигналами страха. Сейчас-то я спокойна, но можете представить, что было, когда выбралась из модуля. Готова спорить, что от меня по всему острову пошли феромоны[27].
Движение в зарослях папоротника. Что-то лезет в пещеру. Длинная шея, маленькие, как у птицы, ноги, тонкие цепкие ручки. Ничего страшного. Всего-навсего струтиомимид — изящный динозаврик, хрупкое птицеподобное существо не больше двух метров в высоту. Влажные золотистые глаза серьезно глядят на меня. Он, подобно страусу, вертит головой, будто решает, стоит ли подходить ко мне ближе. Прочь! Иди поклюй стегозавра. Отстань от меня.
Он уходит, издавая тихие клохчущие звуки. Сроду еще не была в такой близости от живого динозавра. Хорошо хоть он не такой большой.
09.00. Испытываю чувство голода. Что же мне есть? Говорят, жареные шишки папоротников не так уж и плохи. А сырые? Многие растения съедобны в вареном или жареном виде и ядовиты в сыром. Я как-то над этим никогда не задумывалась. Поскольку мы живем в маленьких антисептических средах обитания L5, от нас, собственно, и не требуется, чтобы мы разбирались в вопросах жизни на открытом воздухе. Во всяком случае, перед самой расщелиной висит крупная, съедобная с виду шишка. Деваться некуда — можно попробовать и сырую.
Чтобы сорвать шишку, требуется проделать определенную работу: крутить, вертеть, дергать, тянуть — ну вот, наконец-то. Не такая уж она и сочная, как казалась. Ощущение, словно жуешь резину. Впрочем, довольно вкусная. И наверное, содержит какие-нибудь полезные гидрокарбонаты.
Шаттл должен прилететь за мной только через тридцать суток. До тех пор никому и в голову не придет искать меня или даже думать обо мне. Я полностью предоставлена самой себе. Такая тонкая ирония: мне жуть как хотелось убраться с Вронски, уйти от всех этих дрязг, перепалок и маневров, бесконечных заседаний и памятных записок, притворства и контрпритворства, от всего этого мерзкого политического дерьма, в котором погрязают ученые, когда становятся администраторами. Тридцать дней благословенного одиночества на острове Динозавров! Наконец-то перестанет стучать кровь в висках от ежедневной молчаливой борьбы с директором Сарбером. Снова чистая наука! Но тут эта авария, и вот я трусливо прячусь в зарослях, гадая, что произойдет раньше: умру ли я от голода, или меня сожрет какой-нибудь клонированный тираннозавр.
09.30. В голову пришла странная мысль: уж не саботаж ли это?
Сами посудите. Много недель мы с Сарбером враждовали по поводу открытия острова Динозавров для туристов. В следующем месяце должно состояться голосование коллектива, которое будет иметь решающее значение. Сарбер заявляет, что программа турпоездок с гидами может принести нам несколько миллионов в год для расширения исследований, мы даже сможем сдавать остров в аренду кинокомпаниям. А я утверждаю, что это рискованно как для динозавров, так и для туристов, что это разрушение научных ценностей и предательство научных интересов. Эмоционально сотрудники на моей стороне, но Сарбер подсчитывает, какую мы получим прибыль, «соблазняет» цифрами. Страсти кипят. Сарбер в дикой ярости, что ему возражают. Он едва в состоянии скрыть свое презрение ко мне. Ходят слухи, будто, если я не перестану ему мешать, он погубит мою карьеру, Пусть он выше меня по званию, но реальной власти надо мной у него нет. А тут еще вчера он со своей вежливостью (вчера? А кажется, будто прошла вечность) улыбается мне вкрадчиво, надеется, что я изменю свою позицию во время наблюдательной поездки на остров. Желает мне добра. Неужто это он подстроил аварию моего энергоблока? По-моему, это не так трудно, если немного разбираешься в технике. А Сарбер разбирается. Поставил таймер, который пробил изоляцию? Самому острову не будет нанесено никакого ущерба, произойдет лишь быстрая локализованное катастрофа со взрывом внутрь. Пассажир сгорит вместе с модулем. Весьма сожалеем, ужасная научная трагедия, какая потеря! А если я каким-то чудом и выберусь из модуля, то мои шансы продержаться здесь месяц были бы довольно призрачными, верно? Верно.
Меня так и коробит, когда я думаю, что из-за разногласий в политике кто-то хотел бы меня убить. Это же варварство. К тому же немодно.
11.30. Не сидеть же мне до конца дней своих в этой расщелине? Обследую-ка я остров Динозавров и найду укрытие получше. Теперешнее никуда не годится, поскольку приходится сидеть скорчившись. Да и страх уже почти прошел — не то что после аварии. Теперь я понимаю, что не за каждым деревом прячется тираннозавр. Даже если я с ним и повстречаюсь, вряд ли он польстится на такое низкорослое существо.
Во всяком случае, я — высший примат. Если мои робкие млекопитающие предки семьдесят миллионов лет назад умели прятаться от динозавров, выжили и стали хозяевами земли, я тоже не дам себя съесть. Я обследую остров, как бы ни был велик риск. Никто еще не жил среди динозавров.
У меня остался карманный диктофон, когда я выпрыгнула из модуля. Если меня не съедят динозавры, попытаюсь записать некоторые полезные наблюдения.
18.30. Уже сгущаются сумерки. Я стою у экватора в приле-пушке, образованной сбившимися в кучу ветвями древовидного папоротника, — весьма ненадежном укрытии — и, если повезет, до утра продержусь. Только что съела еще одну шишку вместе с нежными побегами. Скудная еда, но она создает иллюзию, что я сыта.
В вечерней дымке наблюдаю, как брахиозавр — явно еще недоросль, но уже колоссальных размеров — объедает листья с верхушки деревьев. Угрюмый трицератопс стоит рядом, а несколько страусоподобных струтиомимидов с деловым видом что-то выискивают внизу. Вероятно, охотятся. За весь день никаких признаков тираннозавров. Впрочем, их здесь не так уж и много, и я надеюсь, что все они отсыпаются в другом полушарии после сытной пищи.
До чего же фантастическое место!
Усталости я не чувствую. И даже страха уже не ощущаю, но соблюдаю осторожность.
Более того, я испытываю небывалый подъем.
Я выглядываю из-за вайя, и моему взору предстает картина доисторических времен. Какая блестящая идея — поместить всех динозавров, восстановленных по методу Олсена, на крошечную L5, выпустить их на свободу и таким образом воссоздать мезозой! После несчастного случая с тираннозавром в Сан-Диего держать их на Земле стало политически неблагоразумно, но все же эта программа гораздо лучше. За семь с лишним лет остров Динозавров обрел иллюзию реальности. В этой насыщенной СО, атмосфере все растет удивительно быстро. Разумеется, мы не сумели воссоздать мезозойскую флору в полном объеме, но все же многого достигли, использовав ботанические реликты: папоротники, древовидные папоротники, хвощи и пальмы, гинкго и акарии. Землю покрывали толстые ковры из мхов, селагинелл и печеночников. Все перемешалось и пышно разрослось. Трудно представить, каким голым был этот остров. Сейчас он словно гобелен из зеленого и коричневого, густые джунгли, прерываемые лишь ручьями, озерами и лугами. Остров заключен в металлическую стенку окружностью около пяти километров.
И животные, эти удивительные, фантастические, гротескные животные!
Мы знаем, что в настоящем мезозое никогда не наблюдалось такого смешения фауны, какое предстало сегодня моему взору: стегозавры и коритозавры бок о бок, трицератопс с хмурым видом смотрит на брахиозавра, струтиомим сосуществует рядом с игуаноидом, мешанина из триаса, юры и мела, сто миллионов лет правления динозавров сразу в одной куче. Мы берем то, что можем взять. Компьютерный синтез для воссоздания реликтовых животных по методу Олсена возможен лишь в том случае, если в ископаемых останках содержится ДНК в достав точном количестве, а ее нам удалось пока обнаружить лишь в останках двадцати видов. Чудо уже то, что мы на основе весьма скудной информации воссоздали полную молекулу ДНК, весьма тонко провели имплантацию яиц рептилий, проследили за зародышами, пока они достаточно не окрепли. Единственное подходящее здесь слою — «невероятно». Пусть наши динозавры взяты из периодов, разделенных миллионами лет. Мы делаем все, что в наших силах. Если у нас нет птерозавра, ал-лозавра и археоптерикса — ну что ж, возможно, они у нас еще будут. Даже с теми, которые у нас есть, работы хоть отбавляй; В один прекрасный момент появятся различные спутники — среды обитания по триасскому, юрскому и меловому периодам. Правда, до этого, как мне кажется, не доживет ни один из нас.
Уже совсем стемнело. Раздаются загадочные скрежещущие и шипящие звуки. Пополудни, осторожно перебираясь от места аварии к моей теперешней стоянке у экватора — иногда в пятидесяти или в ста метрах от живых динозавров, — я пребывала чуть ли не в экстазе. Теперь мои страхи возвращаются, а с ними и злость, что я так глупо села на мель. Мне мерещится, как ко мне со всех сторон тянутся копи, а над головой раскрываются страшные челюсти.
Вряд ли мне удастся ночью уснуть.
22 августа. 06.00. Розово-палевая заря ступила на остров Динозавров, а я все еще жива. Я немного поспала — вспоминаются какие-то обрывки снов. Естественно, о динозаврах. Будто они сидят небольшими группами, одни играют в пинокль, другие вяжут свитера. Хорал, динозаврское переложение «Мессии»[28] или 9-й симфонии Бетховена, не помню, чего именно. По-моему, я схожу с ума. Я постоянно настороже, сгораю от любопытства, испытываю страшное чувство голода. Мы завезли на остров лягушек, черепах и другую мелкую живность, чтобы обеспечить крупным животным сбалансированный рацион. Сегодня мне придется поймать лягушку, как бы ни была омерзительна перспектива есть сырые лягушачьи ножки.
Об одежде я уже не думаю. Когда четыре раза в сутки идут ливни, лучше ходить голой. Мама Ева мезозойской эры — это я! И без лишней туники тепличная атмосфера этой среды обитания мне уже не так противна, как прежде.
Надо пойти и поискать чего-нибудь.
Динозавры встали — и вот уже повсюду крупные травоядные знай себе жуют, хищники выслеживают добычу. У всех такие аппетиты, что они не могут дождаться восхода солнца. В дурные старые времена, когда динозавров считали ящерами, мы полагали, что они будут лежать, как чурки, пока дневной свет не нагреет их тела до функционального уровня. Но в том-то и была одна из больших радостей данного проекта восстановления, что он подтвердил предположение о динозаврах как о теплокровных животных, активных, быстрых и довольно-таки умных. Это вам не лежебоки крокодилы! Вот было бы здорово, если бы они были именно такими, пусть даже ради моего спасения.
11.30. Беспокойное утречко. Первая встреча с главным хищником.
На острове девять тираннозавров, включая трех, родившихся за последние полтора года (оптимальное соотношение «хищник — жертва». Если тираннозавры будут продолжать размножаться и не начнут поедать друг друга, нам придется их отстреливать. Одна из проблем закрытой экологии заключается в том, что естественные проверки и сбалансированность применимы здесь далеко не в полном объеме). Рано или поздно я должна была повстречаться с кем-то из них, но все же надеялась, что это произойдет позже.
Я ловила лягушек на берегу озера Коуп. Мудреное занятие: требует хитрости и быстроты реакции. Я помню с детства: ладошка чашечкой, молниеносный прыжок, — но почему-то за последние двадцать лет делать это стало гораздо труднее. Вероятно, лягушки в наши дни поумнели. Я стояла на коленях в грязи, шлепала и не попадала. В озере чихал какой-то крупный динозавр, скорее всего наш диплодок; в купе деревьев гинкго аккуратно слизывал дурно пахнущие желтые фрукты коритозавр. Шлеп — мимо. Шлеп — мимо. Я так увлеклась, что старый тираннозавр мог запросто подкрасться ко мне. Вдруг я что-то почувствовала, движение в воздухе, что ли. Подняв глаза, увидела, что коритозавр встал на задние ноги и тревожно оглядывается по сторонам, принюхивается, глубоко вдыхая воздух в узкую грудную клетку, где у него находится система раннего оповещения: «Внимание! Хищники!» Коритозавр, вероятно, почуял, что в нашу сторону движется что-то дурное, ибо он резко повернулся между двумя деревьями гинкго и уже хотел было дать деру. Слишком поздно. Верхушки деревьев разошлись, гигантские ветви повалились, и из леса вышел наш первый косолапый тираннозавр, которого мы зовем Белшаззаром; он двигался тяжело и неуклюже, массивные ноги напряжены, хвост ходит из стороны в сторону. Я скользнула в озеро и зарылась поглубже в теплую грязь. Коритозавру спрятаться было некуда. Невооруженный, без брони, он лишь издавал громкие блеющие звуки, в которых были и ужас, и вызов. Убийца же несся на него.
Мне непременно нужно было понаблюдать за всем. Я сроду не видела, как одно животное убивает другое.
Тираннозавр впился когтями задних конечностей в землю, удивительно быстро повернулся и, используя массивный хвост как противовес, сшиб коритозавра изумительным боковым ударом громадной головы. Я этого не ожидала. Коритозавр повалился на бок и лежал, ревя от боли и слабо дрыгая конечностями. Тут последовал смертельный удар задними ногами, прекративший страдания жертвы, и уж только потом в дело пошли челюсти и крошечные ручки — Белшаззар принялся разрывать тело на куски. Зарывшись по подбородок в грязь, я наблюдала за этой сценой, испытывая и страх, и жуткое восхищение. Среди наших ученых есть те, кто доказывает, будто плотоядных нужно сегрегировать, поместив их на отдельный остров. Это, мол, блажь, чтобы животных, воссозданных с таким трудом, уничтожили подобным образом. Вероятно, в самом начале такие суждения были не лишены смысла, но только не теперь, когда остров, благодаря естественному приплоду, быстро населяется молодыми динозаврами. Если мы хотим что-то узнать об этих животных, то должны воссоздать для них естественную среду обитания. Да и потом, разве не было бы жестокой насмешкой, если бы мы стали кормить наших динозавров гамбургерами и селедкой?
Убийца насыщался больше часа. Потом настал пугающий момент: Белшаззар, заляпанный кровью и раздувшийся, с трудом склонился над водой, чтобы напиться. Он стоял в десяти метрах от меня. Я как можно более правдоподобно изобразила гниющее бревно. Белшаззар вроде бы и впрямь разглядывал меня глазом-бусинкой, но уже успел утолить голод. После его ухода я еще долго оставалась в грязи, опасаясь, как бы он не вернулся — за десертом. И вскоре в лесу снова послышался треск и топот — правда, на этот раз явился не Белшаззар, а экземпляр помоложе, с тоненькими ручками. Он издал нечто похожее на ржание и принялся обрабатывать скелет коритозавpa. Ничего удивительного: из наблюдений нам уже было известно, что тираннозавры не гнушаются падалью.
Как оказалось, не погнушалась ею и я.
Когда молодой тираннозавр ушел, я выползла на берег и увидела, что после пира этих двух тираннозавров осталось много мяса. Голод не знает гордости и угрызений совести. Пользуясь ракушкой как лезвием, я принялась срезать мясо с туши.
У мяса коритозавра сладковатый привкус, оно отдает мускатным орехом, гвоздикой и слегка корицей. Первый кусок никак не лез в глотку. Ты — первый человек, сказала я себе, сблевывая, который ест динозаврятину. Да, но почему она должна быть сырой? Выбора нет. Подави свой рвотный рефлекс или умри в попытках сделать это. Я притворилась, будто ем устриц. На этот раз мясо пролезло в глотку, но до желудка не дошло. Ну что ж, мрачно сказала я себе, тогда ешь вайя и лягушек. Правда, до сих пор ни одной не поймала. Я попробовала снова. Ура!
И все-таки пустыня не место для разборчивых едоков.
23 августа. 13.00. В полдень я оказалась в Южном полушарии, на краю Марш-марш, примерно в сотне метров от экватора. Наблюдаю за поведением стада джинозавров: пять брахиозавров, двое взрослых и трое молодых, идут группкой, маленькие в центре. Маленькие — это те, кто всего десять метров в длину, от носа до кончика хвоста. Поскольку у динозавров такие аппетиты, нам вскоре придется уменьшить численность и этой популяции, особенно если мы хотим ввести в колонию маску диплодока. Два вида динозавров, размножающихся и питающихся подобным образом, могут опустошить остров за три года. Никто и не предполагал, что динозавры будут плодиться как кролики, — еще один довод в пользу того, что они теплокровные. Правда, при таком обилии ископаемых останков, мы могли бы и догадаться об этом. Если столько костей осталось после катастроф за сто с лишним миллионов лет, как же, наверное, велика была популяция мезозоя! Раса, вызывающая благоговейный ужас не только из-за своей физической массы.
Я сама могла уменьшить численность популяции. В губко-образной почве прямо у меня под ногами что-то зашевелилось. Глянув вниз, я увидела, как вылупляются из яиц птенцы трицератопса. Семь храбрых маленьких существ, уже рогастых и клювастых, выкарабкались из гнезда и вызывающе озирались по сторонам. Не больше котят, но быстрые и крепкие с момента рождения.
Мясо коритозавра, наверное, уже испортилось. Более практичный человек, весьма вероятно, пополнил бы свой рацион одним или двумя трицератопсятами. Я, однако, не смогла заставить себя сделать это.
Они улепетнули в разные стороны. Я даже подумала, а не прихватить ли с собой одного в качестве любимца. Глупая мысль.
25 августа. 07.00. Начался пятый день. Я уже трижды обошла остров Динозавров. Пешком в пятьдесят раз опаснее, чем курсировать в модуле, зато и в пятьдесят тысяч раз полезнее. Каждую ночь я останавливаюсь в новом месте. Влажность уже особенно не мучает. Несмотря на скудную диету, чувствую себя достаточно здоровой. Сырая динозаврятина гораздо вкуснее сырой лягушатины. Я становлюсь специалистом по падали — шум пробирающегося по лесу тираннозавра теперь стимулирует мои слюнные железы, а не надпочечные. Ходить голой тоже здорово. Я уже научилась ценить свое тело.
И все же постоянно пытаюсь придумать какой-нибудь способ сообщить на Вронски, чтобы прислали помощь. Может, послать световой SOS с помощью зеркал? Звучит-то заманчиво, но я даже не знаю, где находятся контрольные приборы, не говоря уже о том, как ими управлять. Хочется надеяться, что удача будет сопутствовать мне еще три с половиной недели.
27 августа. 17.00. Динозавры знают, что я какое-то необычное животное. Это кажется сверхъестественным. Как эти огромные бессловесные твари могут что-то знать? У них же такой маленький мозг. Впрочем, при протеиново-целлюлозном рационе и мой собственный мозг, похоже, размягчается. Тем не менее у меня зарождаются какие-то необычные чувства к этим животным. Я вижу, что они наблюдают за мной. У них странный понимающий взгляд. Они, уставившись, смотрят на меня, а мне представляется, что они кивают друг другу, улыбаются и обмениваются взглядами, сплетничают обо мне. Наблюдать за ними полагается мне, но, по-моему, они тоже каким-то образом наблюдают за мной.
Нет, это же чушь собачья. Меня так и подмывает стереть эту запись. Но я ее, пожалуй, оставлю, пусть даже всего лишь как демонстрацию изменения моего психологического состояния.
28 августа. 12.00. Новые фантазии о динозаврах. Я решила, что ключевую роль на острове играет огромная брахиозавриха Берта. Сама она передвигается мало, но вокруг нее постоянно крутятся динозавры поменьше. Общение с помощью глаз между динозаврами? Именно так я воспринимаю то, чем они занимаются. Я чувствую, что тут происходит коммуникация, модулирование на какой-то волне, которую я не в состоянии обнаружить. А Берта, похоже, является центром этой связи, своего рода громадным тотемом, эдаким… э-э… коммутатором. Что это я такое несу?
30 августа. 09.45. Ну и дура же я набитая! Так мне и надо, раз превратилась в грязного вуайериста. Взобралась на дерево, чтобы понаблюдать за спариванием игуанодонов у водопада Бэкеер. Б момент кульминации обломилась ветка, и я сорвалась с высоты в двадцать метров. Хорошо еще, ухватилась за нижнюю ветку, иначе была бы уже мертва. Костей вроде бы не поломала, но левая нога меня не держит, а спина в ужасном состоянии. Неужели есть и внутренние повреждения? Не уверена. Я заползла в небольшую каменную расщелину у водопада. По-моему, у меня жар. Скорее всего, от страха. Вот теперь точно придется поголодать. Оказаться съеденной тираннозавром — это же честь, но умереть после падения с дерева — просто унизительно.
Между прочим, спаривание игуанодонов — впечатляющая картина. Но сейчас я не в состоянии описывать ее.
31 августа. 17.00. Окоченевшая, больная, голодная, испытываю страшную жажду. Нога по-прежнему отказывает, а когда пытаюсь проползти хоть несколько метров, у меня возникает такое чувство, будто сейчас разорвусь пополам. Сильный жар.
1 сентября. 07.00. Проснулась и увидела три разбитых яйца. Зародыши, вероятно стегозавра, были все еще живые. Первая еда за двое суток. Неужели яйца выпали из гнезда над головой?
Бог с тобой, дурашка, да разве стегозавры делают гнезда на деревьях?
Жар спадает. Все тело ноет. Доползла кое-как до ручья и сумела зачерпнуть водицы в ладошку.
13.30. Подремала. Проснулась и увидела неподалеку кусок свежего мяса, до которого можно было доползти. По-моему, ножка струтиомима Отвратительный кислый привкус, но съедобна. Поела немного, еще поспала, снова поела. Недалеко от меня пасется пара стегозавров, глазки-бусинки неотрывно следят за мной. Динозавры поменьше проводят нечто вроде конференции у больших папоротников. А брахиозавриха Берта жует себе на лугу, благожелательно за всем наблюдая.
Это абсолютно не лезет ни в какие ворота.
По-моему, динозавры заботятся обо мне. Но зачем им это?
2 сентября. 09.00. Нет никаких сомнений — они приносят мне яйца, мясо, даже шишки папоротников и вайя. Сначала они доставляли мне все это, когда я спала. Теперь же подскакивают на задних конечностях прямо ко мне и сваливают у моих ног. В роли носителей выступают струтиомимы — самые маленькие и шустрые слуги. Они кладут свои подношения, смотрят мне прямо в глаза, будто ждут чаевых. Другие динозавры наблюдают издали. Кажется, что даже тираннозавры приберегают для меня отборнейшие кусочки. Галлюцинации? Фантазии? Горячечный бред? Я чувствую, что в мыслях у меня ясность. Жар спадает. Я по-прежнему как деревянная, очень слаба и почти не могу передвигаться, но, по-моему, уже поправляюсь после падения. Не без помощи моих друзей.
10.00. Прослушала последнюю запись. Пожалуй, я не спятила. Если я в здравом уме тревожусь, то чокнутая. Или просто дурачу себя. Я догадываюсь, что здесь происходит, но все это противоречит нашей логике.
15.00. Сегодня пополудни приснился необыкновенный сон. Я видела, как все динозавры собрались на лугу. Они связаны друг с другом блестящими нитями наподобие телефонных проводов, какие были в старину, причем все эти нити сходились на Берте. Будто она — коммутатор. И телепатические послания передавались через нее другим. Экстрасенсорные связи, мощные импульсы, идущие по проводам. Мне снилось, что ко мне подошел маленький динозаврик, протянул провод и жестами показал, как подсоединиться. Когда я взяла этот провод, по мне прокатилась необъяснимая волна радости. А воткнув штекер в гнездо, я почувствовала глубокие мысли динозавров, их неторопливые и восторженные философские замечания, адресованные друг другу.
Когда я проснулась, сны представлялись мне странной реальностью. Вызванные ими мысли никак не хотели уходить. Животные на острове предстали вдруг передо мной совершенно иными. Казалось, это не зоологическая исследовательская экспедиция, а община, поселение, единственный аванпост какой-то чужой цивилизации — чужой, но все-таки родной для Земли.
А, хватит. У этих животных крошечные мозги. Они проводят свои дни, уминая зелень. Другие уминают их самих. По сравнению с динозаврами коровы и овцы — настоящие гении. Я уже кое-как передвигаюсь.
3 сентября. 06.00. Тот же самый сон повторился и прошлой ночью, сон о всеобщей телепатической связи. Чувство теплоты и любви течет от динозавров ко мне.
А утром я увидела рядом свежие яйца тираннозавра.
5 сентября. 11.00. Я быстро поправляюсь. Уже встаю, двигаюсь, боли почти не чувствую. Хотя пищу по-прежнему таскают струтиомимы, динозавры покрупнее теперь тоже подходят ко мне. Один стегозавр тыкался в меня носом, как гигантский пони, и я похлопала его по грубому чешуйчатому боку. Диплодок растянулся во всю длину и, казалось, хотел, чтобы я погладила его по огромной шее.
Если это сумасшествие — да будет так. На острове, скорее всего, община, любящая и умеренная в своих запросах. Даже хищники составляют ее часть. Поедающие и поедаемые являются двумя сторонами одного и того же, инь и ян, женское начало и мужское начало. Передвигаясь в своих модулях, мы бы сроду такого не заподозрили.
Они постепенно вовлекают меня в свою общность. Я ощущаю проходящие между ними импульсы. Вся душа моя трепещет от этого нового чувства. Кожа у меня прямо горит.
Они приносят мне пищу, наблюдают за мной и молча настоятельно советуют мне выздороветь. Они чего-то от меня хотят.
Но что же им от меня нужно?
6 сентября. 06.00. Всю ночь я бродила по лесу в состоянии, которое иначе как экстатическим не назовешь. Огромные фигуры, чудовищные формы, едва различимые при тусклом мерцании, приближались ко мне и отдалялись. Я ходила час за часом, и никто меня не трогал, но я чувствовала, как наша общность усиливается. Я бродила, едва сознавая, где нахожусь, пока наконец, совершенно разбитая, не пришла отдохнуть сюда, на этот мягкий мшистый ковер, и в первом свете зари увидела гигантскую фигуру брахиозаврихи, высящуюся, подобно горе, на противоположной стороне реки Оуэн.
Меня тянет к ней. Я готова молиться на нее. По громадному ее телу ходят мощные токи. Она — усилитель. Благодаря ей мы все связаны. Святая матерь всех нас. От гигантской массы ее тела исходят мощные излечивающие импульсы.
Вот отдохну немного, переберусь через реку и подойду к ней.
09.00. Мы стоим глаза в глаза. Ее голова на пятнадцать метров выше моей. Прочитать ее мысли невозможно. Я верю ей и люблю ее.
Позади нее на берегу реки собрались брахиозавры поменьше. Чуть поодаль — неподвижные, молчаливые — расположились динозавры других видов.
В их присутствии я почтительна и смиренна. Они — представители динамичной, более высокой расы, которая, если бы не жестокий несчастный случай в космосе, правила бы Землей и по сей день; и я пришла поклониться им, засвидетельствовать их величие.
Задумайтесь: они продержались в постоянно обновляющейся мощи сто сорок миллионов лет. Они справились со всеми вызовами, которые бросала им эволюция, кроме одного: неожиданного и катастрофического изменения климата, от которого их ничто не могло защитить. Они размножались и приспосабливались, господствуя на земле, в воде и в воздухе. По сравнению с ними наши собственные тщедушные и презренные предки были никем. Кто знает, чего бы достигли эти динозавры, если бы рухнувший астероид не погасил их свет? Какая жуткая ирония: миллионы лет господства, а потом за одно поколение все превратилось в прах.
Всего лишь звери, говорите? Откуда такая уверенность? Нам ведь почти не известно, каким мезозой был на самом деле. Перед нами лишь тонюсенький срез, голые кости в буквальном смысле. За сто миллионов лет могут исчезнуть следы любой цивилизации. А что, если у них были язык, поэзия, мифология, философия? Любовь, мечты, сильные желания? Нет, говорите вы, это были всего лишь звери, тяжеловесные и глупые, которые жили бездумной животной жизнью. А я отвечаю, что мы, тщедушные волосатики, не имеем никакого права навязывать им свои ценности. Нам понятна лишь цивилизация, созданная нами. Мы воображаем, будто наши собственные тривиальные достижения являются определяющим аргументом в споре, а компьютеры, космические корабли и бройлерные сосиски ставят нас на вершину эволюции. Но теперь я думаю иначе. Достижения людей удивительны, даже невероятны, это да. Но мы бы никогда не появились на свет, если бы этой величайшей из рас было позволено выполнить свое предназначение.
Я чувствую, как от высящегося надо мной титана исходит огромная любовь, а контакт между нашими душами все усиливается и углубляется. Рушатся последние барьеры. И я наконец-то все понимаю.
Я — избранная. Я несу возрождение. Я любимая, нужная. «Мадонна динозавров» — вот кто я такая, священная, пророчица, жрица.
Это сумасшествие? Ну что же, пусть будет сумасшествие, и я его принимаю.
Почему мы, маленькие волосатики, вообще существуем? Теперь я знаю. Благодаря нашей технике и технологии мы вернули к жизни этих великанов. Они погибли несправедливо. И вот благодаря нам их воскресили на поверхности этого крошечного шарика в космосе.
Я вся дрожу, сознавая их потребность во мне.
— Я вас не подведу, — говорю я стоящим передо мной огромным динозаврам, а они передают мои мысли остальным…
20 сентября. 06.00. Тридцатый день. Сегодня с Вронски прибывает шаттл, чтобы забрать меня и доставить сюда очередного исследователя.
Я жду у транзитного люка. Вместе со мной ждут сотни динозавров. Здесь собрались волки и овцы, они стоят, прижавшись друг к другу, их внимание сосредоточено только на мне.
Шаттл прибывает точно вовремя, следует стыковка. Открываются двери отсеков. Появляется чья-то фигура. Сарбер собственной персоной! Прилетел удостовериться, что я погибла, либо же прикончить меня.
Он замирает в проходе и смотрит на скопление безмятежных динозавров, расположившихся громадным полукругом возле нагой женщины, которая стоит у обломков модуля. Он будто язык проглотил.
— Энн, — говорит он наконец. — Бога ради, что все это…
— Вам никогда не понять, — отвечаю я.
Я подаю условный знак. Белшаззар бросается вперед. Сарбер вскрикивает, поворачивается и бежит к шлюзу, но путь ему преграждает один из стегозавров.
— Нет! — кричит Сарбер, когда тираннозавр резко бьет головой. Мгновение — и все кончено.
Возмездие свершилось! Какая радость!
И это лишь начало. Вронски в ста двадцати километрах. По всему поясу Лагранжа разбросаны сотни других сред обитания, пригодных для завоевания. Да и до самой Земли рукой подать. Я еще четко не представляю, как этого добиться, но успех нам обеспечен, и я послужу орудием, благодаря которому это будет сделано.
Я простираю руки к окружающим меня могучим существам. Я чувствую их силу, их мощь, их гармонию. Я сливаюсь с ними, а они — со мной. Великая раса вернулась, и я — ее жрица! Пусть дрожат маленькие волосатики!