Железный рассвет

ИНТЕРЛЮДИЯ 2

Темный склад оборудования грузового отсека. Вытяжная труба кондиционера в виде буквы «J» обычно пахнет пакующей пеной и влагой. Сейчас это сточная канава силиконовой смазки и страха.

Тихий голос зачитывал список грехов:

— Позвольте мне перечислить. Вы наняли обычных головорезов, которые отследили ребенка до мертвой зоны, но потеряли ее внутри заброшенного жилого модуля. Она шла на сраную вечеринку, но никто даже не подумал проследить за ее друзьями, выяснить, где все проходит, и пойти туда. Другие ваши люди ликвидировали ее семью, тем оборвав все возможные ниточки и одновременно предупредив, что ее жизнь в опасности. Объясните мне, Франц, каким образом девятнадцатилетняя беженка сумела перехитрить пару даже пусть отдаленно напоминающих профессионалов гангстеров? И почему следы ее кожных отпечатков выявлены над внутренним аварийным шлюзом, ведущим в разгерметизированный отсек?

Пауза.

— Понимаете ли вы, какая хрень случилась? Длительная пауза.

— Бандиты отслеживали беженку непосредственно через ее интерфейс-кольца, но она оказалась очень опытной. Я ожидал, что это будет прямонаправленный след — и конец. Когда она отключила…

U. Поршия Хойст вздохнула.

— Дайте свет, Джамиль. Внутренности служебного отсека осветились.

— Вы убьете меня? — спросил Франц. Он выглядел несколько встревоженным, словно набирался мужества для предстоящей стоматологической процедуры.

Выбор небольшой. Охранник Поршии Маркс основательно потрудился, привязав его к двум анкерным балкам.

— Не исключено. — Поршия рассматривала его, задумчиво постукивая кончиком пера по зубам. Она прищурилась. — В нашей организации существует культ неприемлемости слабости.

Франц открыл рот, будто пытался что-то произнести, затем медленно закрыл. На его лбу выступили капельки пота. Становясь все больше, подметила Поршия, они не падают, а удерживаются поверхностным натяжением, не в силах скатиться при малой гравитации в тысячные g.

— Что вы сделали потом? — спросила она почти дружелюбно.

— Ну, я заключил, что она сбежала. Или под защиту властей, или куда-то за пределы хаба. Поэтому я послал Барра, Самова и Кергелена занять места на ближайших отбывающих к другим хабам шаттлах с приказом проведения всей необходимой рутины в случае ее обнаружения, а я сам и Эрика направились к местному полицейскому участку, чтобы с помощью марионеток проникнуть в их жилье, если она вернется домой. Поскольку мы имеем во всей системе только один-единственный комплект для марионетизации… — Его голос увял.

— Какие еще вы использовали ресурсы? Вы лишь накрыли три челнока, по одному пальцу на каждый. Не маловато? — Ее голос стал почти вежливым.

— Я был полностью связан. — Голос Франца стал напряженным. — У меня только шесть резидентов, включая меня! Этого отнюдь не достаточно для поддержки двадцати четырех умножить на семь хвостов на одного индивидуума, значительно меньше, чем необходимо для проведения полного прорыва или зачистки. Почему, вы думаете, мне пришлось привлекать наемные силы, вместо использования должным образом запрограммированных марионеток? Я в течение многих месяцев требовал пополнить резерв, но все что получил — лишь приказы лучше использовать собственные ресурсы да десятипроцентное сокращение бюджета. Теперь ваша группа… — Он опять смолк.

— Ваши требования. Были ли они официально заявлены?

— Да. — Он осторожно рассматривал ее, не понимая, куда ведет эта цепь выяснений.

Женщина, глядя на него, наблюдающего за ней, размышляла. Франц был резидентом на станции «Центрис», стоящим в стороне от операции U.Ванневара Скотта и тем не менее автоматически подозреваемый. Но он также был и единственным руководителем в целой системе, комплексе орбитальных хабов, вращающихся в аккреционном поясе вокруг красного карлика в сердце Септагона «В». Прежде всего, вообще большая удача, что ему удалось направить свою команду в нужный хаб. Если он говорил правду, вывешенный сушиться с шестью штатными единицами персонала, чтобы связать триста миллионов человек, разбросанных по почти пятистам орбитальным местам проживания и неисчисляемым мелким станциям и кораблям, то явно испытывал жажду поддержки. В то время как Скотт вливал фонды в центральные тайные группы, сующие нос в дела его противников в Директорате.

Поршия заявила:

— Я расследую это, вы знаете.

Франц решительно глядел на нее, даже не удостаивая вниманием Маркса. Хотя Маркс именно тот, кто проткнет ему позвоночник, если дойдет до этого, или даже убьет его, просто лишив воспоминаний, оставляя высушенным ничто.

— Ваша команда докладывала о потерянном конце? Теперь выражение его лица изменилось: раздражение, даже искра открытого мятежа.

— Я бы мог сказать вам, если бы вы развязали меня и дали шанс выяснить, — раздраженно произнес он. — Или спросите Эрику. Полагаю, вы еще не пришли к выводу, что она испорченный инструмент, и не разрядили ее.

Поршия приняла решение. Рискованное предприятие, но такова жизнь.

— Освободи его, — приказала она Джамилю.

— А это умно? — Маркс нахмурился, уставившись на лоб Франца. — Мы могли бы изменить его цели…

— Предпочитаю свободное волеизъявление своих подчиненных. — Улыбка внезапно пропала. — У тебя с этим проблема?

— Просто забочусь о вашей безопасности, босс.

— Я совершенно уверена, что U.Франц Бергман вспомнит, чьим целям он служит теперь, когда Внешний Контроль Охраны Окружения Четыре был… а-а… был поглощен Группой Шесть.

Джамиль вытащил нож и рассек веревку, привязывающую руки Франца к опорным балкам. У Франца округлились глаза.

— Вы сказали «поглощен»? А что случилось с Контролем Четыре?

— U.Ванневар Скотт оказался кр-райне пор-рочным пар-рнем, — програссировала Поршия. — Настолько порочным, что обердепартаментсекретарь решил отобрать у него все игрушки. — Слегка выделив «все», она изогнула бровь и надула губы. — Вы — в сером списке.

Серый, в противоположность черному, определяющему, чей статус — прокалывание спинного мозга и утилизация с экстремальной процедурой.

— Он не очень большой, но вы в нем. Кто знает? Если будете упорно трудиться, даже сможете остаться здесь.

Франц, испытывающий тревогу, только что освобожденный от привязи к анкерным балкам, едва не упал.

— Что вам от меня нужно? Никто ничего нам не говорил о… — Он сглотнул.

— Несомненно. — Поршия кивнула на Джамиля, большого и крепко сложенного. — Вы с Марксом пойдете по кругу. Вы должны добыть оперативные данные, а Джамиль будет сидеть у вас на хвосте и наблюдать, как вы это делаете. Полагаю, это что-то вроде вступительного экзамена. — Она угадала его незаданный вопрос. — Для вас и ваших людей.

— Я… э-э… очень благодарен…

— Не стоит. — Сияющая улыбка вернулась вновь. — Я хочу знать, что происходит здесь, в этих дебрях. Вам дается две килосекунды на выяснение. И поверьте, до тех пор, пока я не решила поставить вам «зачет», смерть будет казаться легким выбором.

Ко времени возвращения в отсек Франц был по-настоящему напуган. Словно вся сумятица, которой он не давал разрастись в течение последних девяти месяцев, и так не оставалась достаточно скверной. Но появление депсека, словно из ада обрушившейся на него с охранниками и вооруженной до зубов командой, было еще хуже. К счастью, Эрика все еще с ним и успокаивает его своим присутствием. Но новости…

Обернувшись, Франц через плечо посмотрел на Эрику, она ответила ему взглядом, стараясь казаться непринужденной. Полномочный представитель станционного шефа следовала за своим боссом; за ними обоими — Джамиль, невозмутимый, пугающий.

— Я разберусь с этим, — подбодрил Франц Эрику.

— Конечно.

Хотелось коснуться ее руки, но он не посмел. Не перед Джамилем. Она выглядела довольно взволнованной, как оно на самом деле и было. Может, потому, что она уяснила для себя, где они находятся, и уверенности не ощущала.

Депсек поджидала его, как паучиха в центре паутины, черная и сияющая, плотоядная, когда, разведя в улыбке алые губы, обнажила великолепные зубы. Франц встретил взгляд глаз цвета морской волны, холодных как лед. За ее спиной стоял охранник.

— Вы появились раньше на пятьдесят секунд. — Женщина переключилась на Эрику. — Итак, вы U.Эрика Блофилд?

Франц заметил, как Эрика косит уголками глаз. Он мог обонять запах депсека: неуловимое теплое чувство семьи волнами исходило от нее. Он ощущал нервозность Эрики.

— Д-да, босс.

— Пусть отвечает сама, — вежливо попросила Хойст. — Вы ведь умеете говорить, не так ли?

— Да. — Эрика прочистила горло. — Да, босс. Но мне ничего не известно.

— Джамиль. U.Франц Бергман сообщал U.Эрике Блофилд что-нибудь существенное насчет изменений в структуре управления?

— Нет, босс.

— Хорошо. — Хойст сосредоточилась на женщине. — Какова ситуация, Эрика? Расскажите мне.

— Я… — Она неловко пожала плечами. — Барр и Самов ничего не нашли. Кергелен обнаружил объект на транзитном рейсе к хабу «Ноктис» в каюте первого класса. Последнее сообщение было о том, что он попытается ее соблазнить и использует все средства для достижения цели. С тех пор я ничего не слышала. Его последний вызов был одиннадцать часов назад, и вскоре они прибудут на «Ноктис», но он пропустил три контрольные точки, и я пока могу только догадываться о причинах этого, но ни одна не может быть хорошей. — Она внимательно смотрела на Хойст, переводя взгляд то на лицо, то на руки.

— Хорошо, это неподалеку, — ласково проговорила Хойст. — А вам приходило в голову, всем вам, что объект нашей акции может иметь подготовку к побегам и самозащите?

— Мы не… — пытался вставить Франц.

— Заткнись! Вопрос был риторический. — Хойст мимо него посмотрела в дверной проем. — Вы сообщили мне, что мне требовалось, благодарю вас, — любезно произнесла она, кивая Эрике. — Джамиль, подай U.Эрике Блофилд кофе, сейчас.

Франц подпрыгнул, оттолкнулся от потолка и перевернулся, намереваясь выпихнуть ногами Джамиля в узкий проход. Отчаяние взвело взрывные рефлексы, сузив фокус до мира, превратившегося в серостенный тоннель. Но Джамиль уже вытащил нечто очень похожее на серебряную, размером с ладонь, елочку и загнал ее Эрике прямо в затылок. Глаза женщины вылезли из орбит. Она дернулась, и брызнула кровь.

Что-то сильно ударило Франца в поясницу.

— Ты меня слышишь?

— Думаю, он притворяется, босс.

Не точно. Обжигающая боль в спине, голова словно с жутчайшего похмелья. Тошнота, естественно. Но это еще не самое худшее. Ведь он снова в сознании, а это означало, что он пока жив, что, в свою очередь…

— Слушай меня, Франц. Твой заместитель по станции — в черном списке. Она доносила в Департамент противоподрывной деятельности U.Скотта. Гарантирую, ее утилизированный статус-вектор отправят Селекционерам со всем соответствующим приличием и оставят ее душу на суд будущему богу. А ты или откроешь глаза в течение тридцати секунд, или присоединишься к ней. Понятно?

Он открыл глаза. Полумрак оказался болезненно ярким. Дрожащая черная сфера несвернувшейся крови, медленно покачиваясь, проплыла мимо в направлении одного из выходных вентиляционных отверстий. Отчаяние обрушилось плюшевой дубиной.

— Мы были… — Он сделал паузу, тщательно подыскивая приемлемое слово, не понимая, почему это необходимо сделать именно сейчас, и чувствуя, что для его реальной жизни теперь это даже важнее, чем было раньше. — Близки.

Близки. Вот оно, то самое слово. Оно все объясняло, пока ничего не открылось.

— Раз ты так высоко ценишь ваши интимные отношения, добро пожаловать к ней, — полусерьезно предложила ему прислужница ада. Она прошлась по комнате и смутным пятном зависла у него перед глазами. Францу пришлось напрячь зрение, чтобы разглядеть резкие очертания. — Раса РеМастированных не нуждается в моральных слабаках. Или ты столь наивен, что считаешь себя влюбленным?

— Я… — зол, понял он, — чувствую себя неважно. Дисфункционально.

Франц разозлился еще сильнее от собственной беспомощности. Он не злился, когда охранник ударом оглушил его, и он очнулся привязанный к балкам, испуганный и встревоженный. Но теперь с мыслью, что он может уцелеть, выплеснулось море ярости. Эрика мертва. В принципе это не должно было иметь для него большого значения, но он слишком долго прожил вместе с ней вне Директората. Со своим некоторым безрассудством в выборе роковых путей и наивной местечковой сентиментальностью. А теперь — с наивной местечковой болью от потери.

— Ты злишься, — утешающее проговорила Хойст. — Нормальная человеческая реакция. У тебя отобрали то, что ты считал своим. Не стоит себя за это винить, и, если захочешь поплакаться в жилетку, милости прошу. Но в настоящий момент Блюмляйн лично поставил перед нами очень важную задачу, и если ты встанешь на моем пути, мне придется тебя уничтожить. Ничего личного. И в случае, если не дошло, твоя партнерша была контрподагентом. Докладывала напрямую в Офис Внешних Расследований U.Скотта. Запрограммированная на твое уничтожение при первых же признаках нелояльности.

Франц обнаружил, что кивает в непроизвольном согласии; но его все время переполняли воспоминания: запах Эрики, ее смех, их тайный совместный грех, проступок, совершенный вне Директората, где любовь не была состоянием войны и ненависть не считалась политикой.

«Она не предавала меня, — думал он. — Никогда». Эрика рассказала ему о своей второй работе в день их первой же любовной встречи, когда они спрятались в отеле, изголодавшись по интимности. Это был их маленький секрет — скрытая фантазия о тайном бегстве, дезертирство, побег за «горизонт событий». Либо Хойст — в своей ипостаси ангела смерти — знала много меньше о резервном подразделении, принятом от другого, либо Директорат прогнил повсюду от начала конуса, и будущий бог — болезненная фантазия. Но такого невозможно себе позволить даже в мыслях, находясь в кругу других РеМастированных, если хочешь выжить. Поэтому Франц скомкал свои крики потери и боли и отшвырнул подальше — так далеко, где позже сможет излить чувства и зализать гнойную рану, — и заставил себя решительно кивнуть.

— Я скоро приду в норму, — смиренно произнес Франц. — Это просто шок.

Если он только позволит узнать им, как глубоко они с Эрикой были вовлечены…

— Вот и славно, — подбодрила его Хойст.

Его ноздри раздувались, но он не выдал своего состояния. Маркс плыл за хозяйкой как тень смерти, по-случайности с позвоночной пиявкой в руке.

— Что от меня нужно сейчас? — хрипло поинтересовался

Франц.

— Хочу, чтобы ты отдохнул и восстановился. Мы совершим путешествие, как только соберем остальных из твоей группы.

— Путешествие…

— На Новый Дрезден, на яхте. — Ее лицо вытянулось. — Собственно, это старый фрегат класса «Хайдеггер», где вооружение заменено складскими отсеками и койками. У нас уйдет примерно восемь дней, чтобы опередить вашу беглянку, в настоящий момент путешествующую в «сибарит»-классе на лайнере. По прибытии на место, мы должны спасти положение, связать все свободные концы и остановить лавину, спровоцированную U.Ванневаром Скоттом. Ясно?

— Я, похоже, что-то повредил, — Франц согнул левую руку; острая боль в запястье заставила его застонать.

— Верно. — Хойст чуть ли не по-товарищески улыбнулась ему. — И еще много чего повредишь, прежде чем все закончится.

Только через неделю Поршия поговорила с ним по душам. Большая часть времени проходила для Франца как в тумане; он работал на автомате, слишком занятый сбором своих оставшихся агентов, чтобы замечать холодные, оценивающие взгляды, которыми босс провожала его.

Это случилось после того, как Хойст связалась с Кергеленом. Упустить свою цель само по себе простительно, особенно если ты в сером списке, но положение осложняла ошибка: Кергелен невольно предупредил девочку. Та сумела запереть его в собственной каюте «сибарит»-класса, поменявшись с ним ролями. Хойст буквально раскалилась от ярости, выяснив это, и даже Франц почувствовал собственный приступ негодования сквозь пелену утраты.

Поршия лично забрала Кергелена с «Ноктис», приказав отклонить курс дорогостоящего DD-517 почти на дневной прогон, пока корабль болтался без дела, притворяясь шикарной яхтой. Она вырядилась в шелковое платье в сине-фиолетовых тонах и заявилась в полицейский участок, где держали несчастного Кергелена. В белом парике и драгоценных камнях на целое состояние, она в совершенстве манерничала и хихикала, исполняя роль второй жены богатого магната, судовладельца с эль-Турку. Франц, Маркс и Самов чопорно шествовали за ней в архаичной униформе и со страдальческим выражением лица, характерным для домашних слуг. Спектакль закончился примерно через пять миллисекунд после того, как чрезвычайно благодарный Кер прошел через разделительную трубу и оказался за шлюзовой дверью. Тогда Поршия схватила его за горло.

— Ублюдок! — прошипела она; жилы на запястьях натянулись как струны. Смертельное оскорбление для РеМастированного, но никого не интересовал ответ Кера. Маркс с Самовым держали его за руки, пока он пинал и лягал переборку, когда Хойст сдавливала его гортань. Едва он перестал дергаться, Хойст оглядела свое небольшое окружение, одарив Франца таким полным жестокости взглядом, что тот вздрогнул, ощутив близость собственного горла к этим сильным рукам. Но она уже слегка расслабилась и кивнула ему.

— Он оконфузил меня, — холодно произнесла она. — Хуже, он выставил дураками Директорат. Ты тоже.

— Понимаю, — тупо ответил Франц, что, похоже, удовлетворило ее.

— Самов, посмотри, что в его нервной карте можно утилизировать, и выброси остальное. Маркс, передай мои похвалы пилоту и скажи ей, пришло время исполнения плана «Койот». U.Бергман, со мной. — Она развернулась и направилась к лифту на командные палубы. Франц с абсолютно пустой головой двинулся за ней. Кергелен работал на него три года, бесшабашный юнец в своем первом внесистемном обличии. Склонный вести бурную жизнь, но не осознанно: в основе его поступков, казалось, лежала серьезная идеологическая приверженность. Его очевидная вера в общее дело, будущего бога и предназначение РеМастированных порой оставляли Францу ощущение неискренности.

Кергелен жил такой полной жизнью, какой ему было позволено. Он словно работал в ранние дни лучшей вселенной. Видеть его разбитым, списанным и стертым лишало Франца адекватности. Поэтому он не возражал, а плелся в хвосте шуршащих шелков и дорогих эфирных масел Хойст. От запаха старомодной пудры свербило в носу. Каюта депсека была больше чем квартира, в которой Франц жил. Пара кресел, круглый стол и складная кровать. Скорее всего каюта служила жильем friggatenfurer,22 когда яхта была еще боевым звездолетом. Хойст захлопнула дверь и жестом предложила Францу сесть, сама же, стоя, повернулась к столу. Франц не сводил с нее глаз. Она была красивая, в мрачном стиле экс-Директората, но одновременно пугающая. Угрожающая. Хищница, прекрасная, но смертельно опасная и не способная вести себя иначе. Поршия стащила парик и бросила его на стол, потом провела пальцами по пышным светлым волосам.

— Ты выглядишь так, будто тебе необходимо выпить.

«Она. протягивает мне стакан», — с трудом осознал Франц. Он мгновенно схватил его, согласуясь с постучавшимся инстинктом самосохранения.

— Благодарю.

Она налила и себе из графина резного хрусталя какой-то янтарной жидкости с запахом спирта и табака.

— Это импортный виски?

Хойст задумчиво пожевала нижнюю губу, заткнула графин пробкой и устроилась в кресле напротив.

— Да. — Разглаживая на коленях платье, она на мгновение показалась смущенной, словно не помнила, как принцесса из волшебной сказки оказалась на борту боевого корабля расы РеМастированных. — Попробуйте.

Он поднял стакан и сделал паузу, припоминая формулу.

— Ваше здоровье, — тихо произнес он наименее льстивый тост.

Она подняла стакан в ответ.

— И твое. — На ее скулах задвигались желваки. — Хорошая мысль произнести тост за мое здоровье, хотя не думаю, что моя болезненная смерть тебя расстроит.

Ее слова попали в самую точку.

— Босс, я…

— Молчи. — Она прищурившись смотрела на него поверх стакана. Влажно зализанные черные волосы, высокие скулы, пухлые красные губы, узкая талия: тело бойца в облегающих шелках, изготавливаемых кутюрье в месяц стежок. Она имела нечеловечески симметричные черты, которые только клад первой линии: мог позволить себе приобрести для альфа-образцов своего фенотипа. — Я привела тебя сюда, так как думаю, мы можем избежать недопонимания, как во время нашего знакомства

Франц замер в кресле, держа в правой руке стакан скотча стоимостью в небольшое состояние, поскольку был привезен более чем за двести световых лет.

— Не уверен, что понимаю вас.

— А я думаю, понимаешь. — Хойст смотрела на него не моргая, не считая случайного мерцания мигающих мембран. — Я проследила твой график личностных характеристик. Ты будешь удивлен, как много у нас есть информации, даже сумели собрать сведения о личной жизни фетишистов

Септагона. Наша цель — беженка, например. Думаю, у меня есть способ воздействия на нее — она допустила ошибку, разговаривая с друзьями после несчастного случая с семьей, и, полагаю, знаю, куда она направляется. Но она не единственное.

«Сейчас начнется, — понял он; мышцы шеи непроизвольно напряглись. — Она намерена — что? Если она желает моей смерти, могла бы расправиться заодно с Кером».

Хойст не сводила с него глаз, алчущих информации.

— Ты был «влюблен» в U.Эрику Блофилд, да? Приступ беспричинной злости спровоцировал его на честный ответ.

— Я бы предпочел не обсуждать это. Вы получили желаемое, не так ли? Мою преданность и ликвидацию элитного контрподагента из личного кадрового состава Скотта. Разве недостаточно?

— Может, и нет. — Она напряглась, изогнув уголки рта в подобие улыбки, которая, однако, не затронула глаз. — Ты слишком долго пробыл в системе Септагона, Франц. В этом нет твоей вины. Такое могло случиться со всяким, проведшим слишком много времени без обновления и знакомства с учением, формируя собственную еретическую философию, полагающую, что Директорат может быть не единственно истинным путем ведения дел, а есть возможность игнорировать его и в итоге послать подальше. Так? Тебе ни в чем не нужно признаваться. Кстати, это не допрос. Я не собираюсь скармливать тебя Селекционерам. Но здесь можешь выразить себя свободней. Не возражаю. Даже позволяю накричать на меня. Помнишь, что я говорила раньше?

— Вы… — Пальцы стиснули стакан. В момент отчаяния Франц едва не решил раздавить стакан и воткнуть осколки ей в горло, реальность ситуации больно задела его. — Ничего существенного сказать не могу. Вы не поверите моим возражениям.

— Хорошо! — Хойст улыбнулась. Это переполнило его яростью, ибо выражение ее лица было искренним — она выглядела радостной и довольной, а горе и зависть убеждали, что никому не позволено так смотреть — когда Эрика умерла. И пусть он знал, что в нем говорят его железы, что такое проходит, но это бесило его.

— У меня проблема, — продолжила Хойст как ни в чем не бывало. Она потерла правое колено через ткань платья. — Насчет отправиться и связать свободные концы. Если справимся — только небо будет пределом. Не только все в этой группе будут реабилитированы, но я… в общем, продвижение по службе, довольно серьезное. — Она доверительно склонилась к нему. — На самых высоких уровнях, Франц, все несколько иначе. Непростительные дисциплинарные оплошности становятся простительными личностными недостатками. Селекционеры лишь инструмент, котором саду придают благообразный вид: хозяева — не слуги. Очень возможно, что целесообразные приказы в итоге станут обратимыми.

— Обратимыми? — Франц облизал губы.

— Я пока еще не отсылала Селекционерам статус-вектор U.Блофилд, — мягко проговорила Поршия, словно такая мысль только что пришла ей в голову. — У нас с тобой нет поблизости Селекционеров, поэтому я несу личную ответственность за записи жизни и кристалл памяти, которые должны быть переданы Селекционерам только по завершению нашей миссии. И я сохранила биологические образцы тканей. — Она задумчиво добавила: — Единственный загрузочный комплект ее мозгового образа в настоящий момент находится здесь, на борту этого корабля. И не найдет завершения у Селекционеров, если проявится приемлемая альтернатива. Что я с ними сделаю, вопрос еще открытый. Я здесь ограничена в персонале, ты был прав насчет сильной недоукомплектации вашей миссии. U.Скотт систематически переоформлял декларацию, отфильтровывая людей из вашей команды для других миссий, и вел два комплекта отчетов. Мне недостаточно штата для поддержки, тем более людей, понимающих здешних обитателей. Мне нужен тот, кто сможет стать моей правой рукой, пока Байрут сохраняет статус-кво дома. — Она доверительно склонилась к нему и сжала его левую руку своими ладоням. — Если будем удачливы, я смогу вернуть ее тебе, Франц. У нас на борту CG-52, это мой корабль поддержки, в санитарном отсеке есть медицинский репликатор. Это дорогая и противоправная операционная процедура, но я могу клонировать Эрике новое тело и перезагрузить в него ее личность. Ты получишь ее назад, если пожелаешь. Пока будешь делать для меня определенные вещи.

— Вещи? — Франц почувствовал, как невольно наклоняется ей навстречу, притягиваемый ужасающей силой ее желания и гадкой надеждой, которой она его соблазняла. Вернуть Эрику? Вернуть… какой ценой? От надежды и ужаса свело живот.

— Это не тот вид работы, какой я обычно поручаю своим подчиненным. Она годится лишь для того, кто прожил среди смертных несколько лет.

— И какая же?

Хойст подтянула его руку ближе и положила ладонью себе на бедро.

— Тебе знакомо чувство влюбленности, не так ли? Такая возможность предполагается и у нас, но я прежде никогда не слышала о двух РеМастированных, вступивших в подобные отношения друг с другом одновременно. Поэтому ты обладаешь наибольшими способностями манипуляции смертными, чем любой из наших здесь.

От нее пахло растительными экстрактами и чем-то еще: мускусом — сальные железы вырабатывали феромоны, включенные только у альфа-РеМастированных.

Это было одновременно возбуждающим и пугающим, и заставило его разозлиться.

— Я не хочу…

Она уже стояла на ногах, склоняясь над ним.

— Мне наплевать, чего ты хочешь, — холодно проговорила она. — Безотносительно к U.Эрике, ты будешь делать все, что я скажу, с улыбкой говноеда в течение трех последующих месяцев, не так ли?

Франц посмотрел на ее груди. Через тонкий в складках шелк явно проступали набухшие соски. До него донесся дурманящий запах. Возникшая надежда мешала мужчине сопротивляться.

— Любовь — колоссально недооцененный инструмент в Директорате, Франц. Ты должен научить меня им пользоваться.

— Как…

— Ш-ш. — Хойст спустила бретельки своего платья до талии и присела к Францу на колени.

Тот не шевельнулся, еле-еле заставляя себя сопротивляться ее доминантным феромонам. И замер, почувствовав прилив крови, когда она расстегнула его опереточную куртку и потерлась об него своими грудями.

— Научи меня любви. Потребуется несколько уроков, но это хорошо — у нас есть время для первого урока прямо сейчас. Как ты это проделывал с ней? Начинала она, или ты, или что там еще? — Она занялась пуговицами на его брюках. — Захочешь увидеть ее снова, покажешь, что делал для нее…