— Мне нравятся твои друзья, — после их ухода мы вновь остались втроем. Бетти еще не вернулась. — А более всего меня радует, что вскорости мы отделаемся от них.
— Да и они не прочь побыстрее заработать денежки.
— По крайней мере, они не привередливы. Димек правда, огорчился, узнав, что убивать ему не придется.
— За доллар эти люди готовы на все, не так ли? — спросил Хардман.
— Вы их недооцениваете. Они готовы содействовать нам за четырнадцать тысяч долларов. И до поры до времени мы можем рассчитывать на них.
— До поры… — начал я, но Падильо ответил, предвосхищая мой вопрос:
— До той самой секунды, пока кто-то не предложит им более крупную сумму.
— А не выпить нам? — Хардман встал.
Мы согласились, что мысль дельная, и он отправился на кухню, чтобы наполнить наши бокалы. Вернувшись, роздал их нам.
— Вы можете найти другое место для встречи? — спросил Падильо.
— Я как раз думаю над этим. Есть одно местечко на Седьмой улице, неподалеку от главной публичной библиотеки.
— Это же район баров и увеселительных заведений, — заметил я. — А нам нужно безопасное место.
Падильо пожал плечами.
— Если есть черный ход, проблем не будет.
Хардман задумался, рисуя в уме план дома. Затем кивнул.
— Комната на втором этаже, лестница ведет в холл, а оттуда можно попасть и на улицу, и, через черный ход, в проулок.
— Телефон есть?
— Да, не указанный в справочнике. Раньше мы считали там деньги.
— Что-то помешало?
— Нет. Нам нравится перебираться с места на место.
Падильо приложил руку к боку, поморщился.
— Надо бы сменить повязку. Мы можем снова вызвать доктора?
— Конечно. Он живет наверху. Должен уже вернуться с работы, — Хардман потянулся к телефону, семь раз нажал на кнопки, коротко переговорил. — Сейчас придет.
— Он что, у вас на жалованье?
— В общем-то, да.
Пять минут спустя в дверь позвонили, и Хардман ввел в гостиную негра лет пятидесяти, небольшого росточка и очень черного. Растянутый в улыбке широкогубый рот обнажал крепкие, большие зубы. Рубашка спортивного покроя и джинсы ни в коей мере не гармонировали с домашними шлепанцами и черным докторским чемоданчиком.
— Привет, док. Это мистер Маккоркл, а мистера Падильо вы видели вчера. Доктор Ламберт. Он вас перевязывал.
— Добрый день, добрый день, — улыбка стала шире. — Должен отметить, сегодня вы выглядите получше. Как ваш бок?
— Случается, что беспокоит. Позвольте поблагодарить за заботу.
— Пустяки. А беспокоить бок будет. Но не слишком долго, если не начнется воспаление. А пройди нож в нескольких дюймах правее, все было бы куда хуже. Где Бетти?
— Пошла в кино, — ответил Хардман.
— Так давайте взглянем, что тут у нас.
Падильо снял пиджак и рубашку. На его левом боку, в шести дюймах ниже подмышки, белела накладка, закрепленная на теле лейкопластырем. Доктор прошел в ванную, помыл руки, вернулся и снял повязку. Рана шириной не превышала дюйма, но выглядела ужасно. Доктор почистил ее, чем-то смазал, наложил новую повязку.
— Недурно, — покивал он. — Очень даже недурно.
— Подживает? — спросил Падильо.
— Несомненно. С этой повязкой походите два дня. Дать вам что-нибудь обезболивающее?
Падильо покачал головой.
— Таблеток стараюсь не употреблять.
Доктор вздохнул.
— Побольше бы мне таких пациентов, — он повернулся к Хардману. — А ты, я вижу, все толстеешь, — и похлопал здоровяка по животу. Я инстинктивно подобрал свой. Доктор Ламберт вновь прогулялся в ванную и обратно, пристально посмотрел на Падильо.
— В подобных случаях я не посылаю счета.
Падильо кивнул.
— Нет вопросов. Сколько с меня?
— Двести долларов. По сотне за визит.
— Цена приемлемая. Мак?
— Слушай, у меня нет наличных, — я повернулся к Хардману. — Вас не затруднит заплатить ему, а сумму внести в мой счет?
Здоровяк кивнул, достал уже знакомую нам пачку денег, вытянул изнутри две стодолларовые купюры. Сверху и снизу у него лежали десятки и двадцатки, указывая на то, что Хардман не кичится своим богатством.
Доктор сунул деньги в карман, подхватил чемоданчик, посмотрел на Падильо.
— Через два дня жду вас на перевязку.
— Обязательно приеду. Между прочим, а на дом вы выезжаете?
Доктор кивнул.
— Иногда. В экстренных случаях.
— Вы не хотите дать мне номер вашего телефона?
— Сейчас запишу.
— Достаточно и сказать.
Доктор продиктовал номер.
— Вы сможете запомнить?
— Будьте уверены.
— У вас превосходная память.
— Не жалуюсь. Возможно, мы позвоним через несколько дней. Вам придется срочно приехать. Вознаграждение в этом случае, естественно, повысится.
— Я понимаю.
— Так вы согласны приехать?
Доктор Ламберт кивнул.
— Да. Согласен.
— На сборы у вас будет лишь несколько минут.
— Я понимаю.
— Отлично.
Доктор ушел, Падильо оделся. Мы допили виски и обсуждали, не повторить ли нам, когда опять зазвенел звонок. Вошел Маш, в светло-коричневом плаще, черных очках и коричневой замшевой шляпе, украшенной тесьмой и заткнутым за нее перышком.
— Пожалуй, обойдемся без виски, — решил я. — Нам лучше вернуться в салун.
— Маш вас отвезет, — пообещал Хардман.
— Отлично.
— Я выполнил ваш заказ, — вставил Маш.
— Какой заказ? — спросил Хардман.
— По паре ножей и пистолетов, — Маш извлек из карманов плаща два короткоствольных пистолета и протянул их нам, рукоятью вперед. — Они не новые, но и не рухлядь.
Мы тут же проверили, заряжены ли они. Оказалось, что нет. Мне достался «смит и вессон» тридцать восьмого калибра, полицейская модель. Ствол аккуратно отпилили, и теперь его длина не превышала дюйма. Рукоять закруглили, и она буквально прилипала к ладони. Мушку срезали, чтобы пистолет не цеплялся за материю, если возникала необходимость быстро достать его из кармана. Короче, если я хотел подстрелить кого-то с четырех дюймов, то наверняка не сыскал бы лучшего оружия.
Падильо быстро осмотрел пистолет и засунул его за пояс. Мне подумалось, что он нашел не самое удобное место, а потому бросил свой в карман пиджака. Когда-то давно меня учили пользоваться пистолетом, карабином и автоматом. Я научился и пользовался ими, но после окончания войны потерял к ним всякий интерес. Еще менее интересовали меня ножи, хотя в курс обучения входил и такой предмет.
А Маш тем временем снова сунул руки в карманы плаща и выудил из них два ножа. Мне он дал нож с рукояткой, отделанной перламутром. Я раскрыл его и провел пальцем по лезвию, словно подросток в скобяной лавке. Убедившись, что кромка острая, я закрыл нож и положил его в другой карман.
Маш и Хардман наблюдали, как Падильо изучает свой нож с простой черной рукояткой. Он раскрыл и соответственно сложил его раз шесть.
— Пружину надо бы подтянуть. Немного разболталась, — вынес он вердикт, а затем протянул нож, рукояткой вперед, Машу. — Я хочу понять, где я вчера ошибся. Попробуйте ударить меня справа под ребро. Бейте наверняка.
Маш посмотрел на Падильо, потом на Хардмана, словно прося совета в столь щекотливом деле. Хардман откашлялся.
— Вы хотите, чтобы Маш ударил вас ножом?
— Совершенно верно. И пусть целит мне под ребра.
— Гм… в этом Маш мастер… — Хардман не договорил и повернулся ко мне.
— Они говорят, что он знает, как это делается, — растолковал я Падильо смысл слов Хардмана.
— Если не знает, то я сломаю ему руку.
Маш покачал головой.
— Вы хотите, чтобы я бил по-настоящему?
— Именно так.
— Но, начав, я уже не смогу остановиться.
— Я знаю.
— Хорошо. Вы готовы?
— Готов.
Маш обошелся без прелюдии. Не начал кружить вокруг, отвлекая внимание Падильо ложными замахами. Нет, низко пригнулся и пошел вперед, с ножом, параллельно полу. Двигался он невероятно быстро. Но Падильо оказался проворнее. Повернулся к Машу левым боком, ухватил руку с ножом и заломил ее вверх и назад. Маш завопил и рухнул на белый ковер. Тут я заметил, что он забыл разуться.
Падильо наклонился, поднял нож левой рукой, а правую протянул Машу. Помог ему встать.
— Вы молодец.
— Что это за прием? Дзюдо?
— Дзюдо Хуареса, если существует такая разновидность.
— Вы могли бы вышибить из меня мозги.
— Не без этого.
— Как же тот хмырь в Балтиморе сумел вас пырнуть?
Падильо сложил нож и сунул его в карман брюк.
— Вам повезло, что пырнул. Ножом он владеет лучше.
Хардман пообещал выяснить, не узнал ли кто чего насчет Фредль. Впрочем, без особого энтузиазма, ибо ему сразу бы позвонили, если б что-то стало известно. По дороге в салун Маш не произнес ни слова. И лишь остановив машину, повернулся к Падильо.
— Вы меня этому научите?
— Чему?
— Этому боковому уходу.
— Разумеется, научу, — он добавил что-то по-арабски, и Маш просиял.
Мы вышли из машины, и Маш укатил.
— Что ты ему сказал? — полюбопытствовал я.
— Процитировал строку из четвертой суры Корана: «Борись за религию Бога».
— А к чему этот балет с ножами? Ты же и так знал, что справишься с ним.
— Я — да, а вот он — нет. Как, впрочем, и Хардман. А теперь им ясно, с кем они имеют дело. Кстати, о Хардмане. В разговоре с моими друзьями упоминались крупные суммы. Хардман пока не получил ничего. Я не знаю, сколь крепки узы вашей дружбы, но полагаю, что его стоит взять в долю.
— Мы тратим на это трио деньги Андерхилла?
— Мы дадим им по пять тысяч фунтов. Собственно говоря, они будут потрачены в соответствии с желанием Андерхилла — чтобы предотвратить убийство Ван Зандта. Остается еще две тысячи для Хардмана. Этого хватит?
— Можно бы и добавить.
— Хорошо. Я все равно собираюсь переводить деньги из Швейцарии.
Мы миновали тяжелую дубовую дверь и вошли в зал. Столики не пустовали, в баре просто не было свободных мест. Падильо поздоровался с Карлом, нашим старшим барменом.
— Вы хорошо выглядите, Майкл, — Карл улыбался во весь рот. — Хорст сказал мне, что вы вернулись.
— И с тобой, вижу, все в порядке. Какой у тебя сейчас автомобиль?
— «Линкольн-континенталь» довоенной модели. Его нашел мне Мак.
— Красивая машина. Я слышал, у тебя новое хобби. Конгресс.
— Да, захватывающее действо, знаете ли.
— Конгрессмен вчера добрался до дому? — спросил я.
Карл кивнул.
— Утром я отвез его на заседание комитета, а потом этот сукин сын подвел меня, проголосовав не так, как я предполагал.
— И что теперь ждет секвойи?
— Боюсь, перспективы не радужные.
Подошел герр Хорст.
— Вам звонили, герр Маккоркл. Не оставили ни номера, ни фамилии. Просили передать, что это африканский знакомый и он позвонит снова.
— Распорядитесь, чтобы нам с Падильо принесли поесть в кабинет, — попросил я.
— Что-нибудь особенное?
— Решите сами. И бутылку хорошего вина. Не возражаешь? — посмотрел я на Падильо.
— Отнюдь.
Герр Хорст пообещал лично проследить за нашим заказом, и мы с Падильо направились в кабинет, чтобы я смог поговорить по телефону с моим африканским знакомым и, возможно, вновь услышать крик моей жены.