Желтая тень

Глава 23

Будильник зазвонил в восемь утра. Я его выключил и положил окурок в большую керамическую пепельницу на столике у кровати. За ночь их набралось тридцать семь штук. Окурки я пересчитал двадцать минут тому назад. Проснулся я в три часа и, глядя в потолок, понял, что сна более не будет и мне предстоят пять часов бодрствования в постели. Моя компания не доставила мне особого удовольствия. Я был известной занудой. Много говорил и мало слушал, жалость к себе постоянно переполняла меня, а вину за собственные ошибки я старался переложить на других. Я старел. И слишком много пил.

Под такие рассуждения я взял новую сигарету, чиркнул зажигалкой, поднялся и пошел в ванную, почистил зубы, выпил стакан воды и долго смотрел в зеркало. Личность, которую я увидел там, мне не понравилась, а потому я вернулся в спальню, раскрыл второй том воспоминаний мистера Папюса и попытался увлечься его рассказом о соблазнении служанки. Но четверть часа спустя отложил книгу, поскольку прочитанное сразу же улетучивалось у меня из головы. Полежал, уставясь в потолок. Выключил свет, снова зажег, но все мои старания ускорить бег времени пошли прахом. Минуты тянулись и тянулись, а мне не оставалось ничего иного, как коротать часы, не прибегая к рецепту мистера Синатры, рекомендовавшего таблетки, молитву или бутылку виски.

После звонка будильника мне с трудом удалось одеться, ибо прошедшая ночь состарила меня на десять, а то и на двадцать лет. А потом я прошел в гостиную, где уже сидел Падильо с чашечкой кофе и сигаретой, которая, похоже, не доставляла ему ни малейшего удовольствия.

— Привет, — поздоровался я.

Он что-то пробурчал в ответ, и я проследовал на кухню, насыпал в чашку ложку растворимого кофе и залил его водой.

Выпив первую чашку, я незамедлительно наполнил ее.

— Пистолет у тебя? — спросил Падильо.

— Угу.

— А патроны?

— Патронов нет.

— Держи, — он вытащил из кармана коробку с патронами для пистолета тридцать восьмого калибра и выложил на кофейный столик шесть штук.

Я прогулялся в спальню, принес пистолет, зарядил его.

— А ты не думаешь, что мне понадобится больше шести патронов?

— Если тебе вообще придется стрелять, считай, что дело дохлое.

В гостиную выпорхнула Сильвия Андерхилл, поздоровалась, спросила, не приготовить ли ей завтрак. Мы дружно отказались. В то утро она надела туфли-лодочки цвета слоновой кости и вязаный костюм из синей шерсти. Улыбнулась она нам обоим, Падильо — с большей нежностью, и я поневоле подумал, настанет ли миг, когда и меня наградят такой улыбкой. Выглядела она юной и беспечной, словно и не предстояла ей смертельная схватка со злодеями из торговой миссии.

После того как Сильвия позавтракала, а я и Падильо выпили еще по чашке кофе, мы вновь обсудили предстоящую нам операцию. Я с каждой минутой нервничал все больше, Сильвия же и Падильо сохраняли абсолютное спокойствие, будто готовили какую-то забавную игру на рождественские праздники. В конце концов на меня напал неудержимый приступ зевоты, и на том обсуждение закончилось.

— Бессонная ночь? — спросил Падильо.

— Можно считать, что да.

Он посмотрел на часы.

— Сейчас приедет Магда.

Следующие двадцать минут прошли в блаженной тишине. Сильвия сидела на диване, держа в руках чашку с блюдцем. Падильо устроился там же, но в другом углу. Он откинулся на подушки, вытянул ноги, курил и пускал в потолок кольца дыма. В промежутках между сигаретами рот его превращался в столь тонкую полоску, что у меня возникали сомнения, а есть ли у него губы. Я же развалился в моем любимом кресле и, коротая время, грыз ногти, ибо не смог найти себе более дельного занятия.

Без четверти одиннадцать звякнул дверной звонок, и я пошел открывать дверь. Магда Шадид пришла в строгом темно-сером пальто из кашемира. А сняв его, осталась в платье в бело-серую полосу.

— Мистер Маккоркл, да на вас лица нет, — посочувствовала она.

— Сам знаю, — пробурчал я в ответ.

— Привет, Майкл. Как поживаешь? Как обычно, суров и недоступен? А это… как я понимаю, не миссис Маккоркл?

— Нет, — подтвердил Падильо и представил женщин друг другу. — Магда Шадид, Сильвия Андерхилл.

— Доброе утро, — поздоровалась Сильвия.

— А что, интересно, вы делаете для моего давнего друга Майкла?

— Она приказывает, мы — исполняем, — ответил я.

Магда грациозно опустилась на стул, положила ногу на ногу, начала снимать перчатки. Делала она это очень аккуратно, освобождая палец за пальцем.

— Вы узнали, где они держат миссис Маккоркл?

— Пока нет, но узнаем наверняка. Мак все объяснит тебе по дороге.

— Не хотите ли кофе? — спросила Сильвия.

— С удовольствием. Черный, пожалуйста, и побольше сахара.

Сильвия встала и скрылась на кухне.

— Тебе всегда нравились молоденькие, Майкл, но до детей ты еще не опускался.

— Ей двадцать один год. В этом возрасте ты, помнится, раскрыла в Мюнхене трех агентов и выдала их Гелену[12].

— То была голодная зима. Кроме того, дорогой мой, я европейка. Это большая разница.

— Большая, — не стал спорить Падильо.

Сильвия принесла кофе.

— У вас потрясающий костюм, — похвалила Магда ее наряд. — Вы давно знакомы с Майклом?

— Не очень. А костюм стоит десять фунтов без шести шиллингов. Примерно тридцать долларов.

— Скорее двадцать девять, — поправила ее Магда. — Я должна предупредить вас, что Майкл частенько использует друзей, особенно давних друзей, в своекорыстных целях. Вы еще с этим не столкнулись, мисс Андерхилл?

— Нет, я еще слишком молода, чтобы считаться давним другом, не правда ли?

Я счел, что Сильвия выиграла этот раунд по очкам, и изменил тему разговора.

— Когда должен приехать Хардман?

— С минуты на минуту.

— Я беру его «кадиллак», и Магда едет со мной, так? — спрашивал я ради Магды. Мы обговорили это не единожды.

— Так.

Зазвонил телефон, и я снял трубку. Хардман.

— Я в десяти минутах езды от вашего дома, Мак, и даю команду включить селекторную связь.

— Где Маш?

— Едет следом.

— А фургон и пикап?

— Фургон уже едет к торговой миссии. Пикап с нами.

— Мы спустимся через пять минут.

— До встречи.

Я положил трубку и предложил всем собираться. Прошел в спальню, достал из стенного шкафа пальто. Положил пистолет в правый карман, достал из комода нож, открыл, убедился, что лезвие не затупилось, закрыл и бросил в левый карман. Нож, полагал я, придется весьма кстати, если понадобится перерезать веревку на чьей-либо посылке. На лифте мы спускались вместе. Магда, Падильо и я вышли в вестибюль. Сильвия осталась в кабине: она ехала в подземный гараж, где ее ждала машина. Выходя, Падильо повернулся и посмотрел на девушку. Она улыбнулась, во всяком случае, попыталась изобразить улыбку. Падильо кивнул. Со спины я не мог видеть, улыбается он или нет.

— Будь осторожна, девочка.

— И вы тоже.

Двери кабины захлопнулись, и мы вышли на подъездную дорожку. Две или три минуты спустя к дому подкатил «кадиллак» Хардмана. Он вылез из машины. В белом комбинезоне с красной надписью «Четыре квадрата. Перевозка мебели» на спине Хардман стал еще огромнее. Тут же подъехали «бьюик» Маша и белый пикап. За рулем последнего сидел Тюльпан.

— Ключи в замке зажигания, — Хардман оглядел нашу троицу. — Селекторная связь налажена.

— Отлично, — кивнул я. — Вы следуете за «шевроле» Сильвии. Она сейчас выедет из гаража.

— Мы ее не упустим. Фургон встанет в переулке у торговой миссии.

Я открыл дверцу Магде, подождал, пока она усядется, захлопнул дверцу. Обошел «кадиллак» и сел за руль. Падильо уже занял место рядом с Машем.

— Оставайся на связи, — напутствовал он меня.

— Не волнуйся.

Я завел мотор, тронул машину с места, проверил тормоза, убедился, что проблем с ними не будет, и покатил к выезду на улицу. Тут же из подземного гаража появился зеленый «шевроле» Сильвии. Пикап с Тюльпаном за рулем и Хардманом на пассажирском сиденье пристроился следом. Я взглянул на часы. Четверть двенадцатого. Я взял телефонную трубку и поздоровался со всеми, кто меня слушает.

— Всем выйти на связь, — потребовал голос Падильо.

— Следую за пикапом, — я откликнулся первым. — По Двенадцатой улице к Массачусетс.

— Хардман. Держимся за «шеви». Направляемся к Массачусетс по Двенадцатой.

— Говорит Веселый Джонни. Найнболл за рулем, и мы на Массачусетс, в пяти минутах от места назначения.

— Отлично, — прокомментировал наши успехи Падильо. — Далее командует Хардман. Что он говорит, то мы и делаем. Приступайте.

В трубке загремел бас здоровяка-негра.

— Едем за «шевроле»… поворачиваем налево, на Массачусетс… огибаем площадь Шеридана… снова выезжаем на Масс… сейчас мы в двух кварталах от площади и в шести от того места, куда едем…

Я вел машину левой рукой, а правой прижимал трубку к уху. Магда привалилась к дверце и смотрела прямо перед собой.

— Три квартала от цели.

Миновав квартал, я свернул направо, затем налево, на подъездную дорожку, вернулся к углу и поставил «кадиллак» у самого знака «Стоянка запрещена». Заглушил двигатель, закурил, не отрывая трубки от уха.

— Девушка ищет место для стоянки, — Хардман продолжал держать нас в курсе событий. — Нашла, но в следующем квартале… Поставила машину… Возвращается… Веселый Джонни, ты где?

— Стоим там, где должны. Все тихо.

— Понятно, — вновь Хардман. — Уже половина двенадцатого… Девушка подходит к двери… Звонит… Я и Тюльпан на противоположной стороне, там, где стоянка запрещена… Мужчина открывает дверь… Белый… Она входит… Остается только ждать… Как только что-то изменится, я дам вам знать.

Я положил трубку на плечо, опустил стекло, выкинул окурок. Чтобы опустить стекло, мне пришлось повернуть ключ зажигания. Куда деваться, электрический привод.

В углу зашевелилась Магда.

— Наверное, пора просветить и меня?

— Пора, — согласился я. — Эта юная блондинка из той же страны, что и Ван Зандт. На прошлой неделе ее отца раздавило машиной в Вашингтоне. Ее отец знал о планах Ван Зандта. Откуда, сейчас не важно. Блондинка войдет в торговую миссию и пригрозит, что раскроет их заговор. Мы ставим на то, что они не убьют ее сразу, но отвезут в какое-нибудь укромное место, где ее никто не увидит и не услышит. Скорее всего, мы, во всяком случае, на это надеемся, там же они держат и мою жену.

— Падильо верен себе, — покивала она. — Все, как обычно. Шкурой рискует не он, но кто-то еще.

— Если она не выйдет из миссии в течение получаса, мы войдем и вызволим ее.

— Мы?

— Четверо наших друзей и я. Вы можете оставаться в машине.

— А если ее выведут, то мы последуем за ними. Так?

— Так.

— Затем я подойду к двери, вежливо постучу, а когда дверь приоткроется, наставлю на хозяина дома пистолет и предложу уйти с дороги.

— Я буду с вами. А четверо наших друзей прикроют нам спину.

— Мы войдем в дом, вызволим вашу жену и блондинку Майкла, и на этом все кончится. Мне останется лишь пересчитать оставшуюся часть вознаграждения.

— Вы все правильно поняли.

— Просто, как апельсин. Все его операции одинаковы. Только кто-то может сломать себе шею.

— Возможно и такое.

— Мы будем смотреться у той двери. А если им приказано стрелять без предупреждения в любого, кто постучится?

— Этого я не знаю. И потом, всегда можно успеть выстрелить первым.

— Уж больно вы решительны.

— Речь идет о моей первой жене.

Магда улыбнулась.

— Я бы не отказалась от такого мужа.

— Вы захватили с собой что-нибудь стреляющее, не так ли?

— Захватила.

На том наша беседа оборвалась. Я закурил очередную сигарету и уставился на пробегающие по Массачусетс-авеню машины. Магда вновь привалилась к дверце и барабанила пальцами по сумочке. Потом открыла ее, достала пудреницу, занялась макияжем. Раз уж ей предстояло идти в гости, она хотела произвести наилучшее впечатление.

— Хардман, — ожила телефонная трубка. — Без четверти двенадцать. Они вышли… Девушка и двое белых. Она между ними… Садятся в машину… темно-синий «линкольн-континенталь»… все трое на переднее сиденье… «Континенталь» подает назад, выруливает на Массачусетс…

— В какую сторону? — голос Падильо.

— На восток… мы едем за ними… Веселый Джонни, ты понял?

— Следую за вами.

— Поначалу я держусь рядом, — Хардман. — Потом поменяемся.

— Годится, — Веселый Джонни. — Мы уже на Массачусетс.

— Они направляются к вам, Мак.

— Ясно, — я завел мотор, выкатился к самому повороту на Массачусетс.

Синий «континенталь» промчался мимо. За рулем сидел Боггз, рядом с ним — Сильвия, за ней — Дарраф. Все трое молчали. Белый пикап отставал на пятьдесят футов. Машину вел Тюльпан. Я пристроился ему в затылок.

— Где ты, Веселый Джонни? — спросил Хардман.

— В шести кварталах от площади Дюпона.

— Мы в четырех кварталах. На площади меняемся местами.

На площади Дюпона «континенталь» повернул на Девятнадцатую улицу.

— Веселый Джонни, он поворачивает на Девятнадцатую. Я еду по Коннектикут.

— Я его вижу.

— Теперь ведешь его ты.

Следом за пикапом я повернул на Коннектикут-авеню.

— Пересекаем Эм-стрит, — сообщил Веселый Джонни. — Теперь мы на Кей-стрит… Повернули налево на Кей. Красный свет на перекрестке с Восемнадцатой… Снова поехали… Семнадцатая… Еле успел проскочить перекресток… Пенсильвания-авеню… Пока едем прямо…

Маршрут, выбранный Боггзом, привел нас в юго-восточную часть города.

— Я не знаю, куда он едет, но похоже, бывает он тут часто, — вставил Веселый Джонни перед тем, как сказать, что они у пересечения Эм-стрит и улицы Вэна.

— Он поедет мимо Нэйви-ярд? — спросил Хардман.

— Похоже, что да.

— Тогда он сможет повернуть только на Седьмой улице. Я его перехвачу. Отставай.

— Отстаю, — откликнулся Джонни.

Мы ехали по Эн-стрит. Повернули налево, затем направо, уже на Эм-стрит. Я держался за пикапом и видел идущий впереди синий «континенталь».

У Одиннадцатой улицы он перешел на правую полосу, повернул направо.

— Он едет в Анакостию! — воскликнул Хардман. — Черт, туда же никто не ездит.

Анакостию от остального Вашингтона отделяла река, а потому этот район вроде бы и не считался частью города. Туристы туда никогда не заглядывали, да и многие вашингтонцы, жившие в респектабельных северо-западных районах, не знали, где находится этот забытый богом уголок, если, конечно, судьба не приводила их туда по каким-то делам. Анакостия постепенно превращалась в гетто. А пока в тихих улочках соседствовали белые и черные. Последние составляли семьдесят процентов населения, и число их медленно, но неуклонно росло.

— Держитесь ближе, господа, — воскликнул Хардман. — Я этого района не знаю.

— А кто знает? — откликнулся Веселый Джонни.

Мы пересекли мост и повернули направо. И сопровождали «континенталь», пока тот не свернул в одну из тихих улочек, по обе стороны которой выстроились коттеджи. Я обогнул угол и сразу остановил машину. Пикап проехал еще полквартала. Фургон, с Найнболлом за рулем и Веселым Джонни с трубкой у уха, объехал меня и затормозил в двух десятках ярдов. Я потерял «континенталь» из виду, но тут в трубке раздался голос Хардмана:

— Они остановились у двухэтажного дома, кирпичного, вылезли из кабины. Вместе с девушкой. Подошли к двери. Стучат. Кто-то им открывает, не вижу кто, они входят.

— Дадим им десять минут, — распорядился я.

— Ты видишь их, Мак? — спросил Падильо.

— Нет. Фургон все загородил.

Мы ждали. Магда раскрыла сумочку, заглянула в нее.

— Те же двое выходят, — сообщил Хардман. — Садятся в машину. Отъезжают.

— Отлично, — я открыл дверцу. — Мы двое идем к двери. Вы ждите на тротуаре.

— Пора? — спросила Магда.

— Да. Начинайте отрабатывать ваши денежки.

Она оглядела растрескавшийся асфальт, дома, давно ждущие покраски, деревья с облетевшими листьями.

— Знаете, — она взялась за ручку, — у меня такое ощущение, что я отработаю каждый цент.