Жена Берсерка

ГЛАВА 10. Озеро Россватен

Как только ворота Йорингарда закрылись за ярлом Бедульфом и людьми из Фрогсгарда, Харальд повернулся к своим людям.

Сейчас рядом стояли все его хирдманы. И Болли с Ислейвом замерли за спиной отца.

— Я тоже собираюсь уехать, — негромко бросил Харальд. — Прямо сейчас. Хочу съездить к тому озеру, где раб Бедульфа видел чужака.

Он выждал пару мгновений, полюбовался на враз помрачневшие лица своих хирдманов — только лица Кейлева и его сыновей остались невозмутимыми. Затем добавил ровным голосом:

— Крепость я оставлю на тебя, Кейлев. Но вечером ее обходить будешь ты, Свальд. И случись что, спрошу тоже с тебя. Ты — ярл, тебе и присматривать, чтобы не случилось чего. До темноты все должны сидеть по домам. Все двери на запорах, стража у каждой двери. И еще, Свальд. Выпусти псов еще до заката. Утром, чтобы их собрать, возьми на кухне лохань с костями. Но прихвати с собой пару воинов — псы тебя не знают, а на запах крови могут кинуться. И еще…

Харальд перевел взгляд на Кейлева.

— Учитывая, что Свальд недавно попал под чары… если ты, Кейлев, вдруг увидишь, что мой родич делает что-то не то — вся власть в Йорингарде тут же переходит к тебе. Если вдруг что-то произойдет, все должны слушаться только тебя. И ярл Свальд тоже. Впрочем, не думаю, что здесь случится что-то в мое отсутствие. Дротнинг Сванхильд уедет со мной.

На лицах его людей появилось нешуточное облегчение.

Только Кейлев с сыновьями по-прежнему смотрели спокойно. Да еще Свальд нахмурился.

Но не из-за новости о Сванхильд, уверенно подумал Харальд. А из-за того, что в случае чего ему придется слушаться Кейлева.

— Свейн, отбери для меня человек двадцать — из наших, из Хааленсваге, — распорядился Харальд. — Торвальд, ты служил у конунга Ольвдана. Найди пяток воинов из местных, которые знают окрестности — и дорогу до озера Россватен. Кейлев, потребуются хорошо смазанные лыжи для всех, пара саней, чтобы загрузить припасы на несколько дней — и еще одни сани, для Сванхильд. С мехами, со всем, что нужно. Те, кому я ничего не сказал, пусть помогут Кейлеву.

Он подождал, пока все разойдутся, и повернулся к девчонке, тихо стоявшей за спиной.

Синие глаза поблескивали под отворотом шапки из пышного белого меха. Ранка на губе успела зажить — всего за одну ночь.

Вот и хорошо, подумал Харальд. Значит, можно не опасаться, что она простудится или отморозит себе нос.

— Пошли, — распорядился он. — Для нас с тобой припасы придется взять отдельно. Сунем их в твои сани.

День выдался безветренный, солнечный, но морозный. От долгого сиденья холод забирался под одежду, под все слои мехов и шерсти…

Поэтому Забава то и дело выпрыгивала из саней, ехавших позади отряда. Шагала следом за ними, оглядываясь на гнедого жеребца, тащившего сани с припасами за ее спиной.

Идти по колее, накатанной лыжами всего отряда, было легко. Харальд скользил на длинных лыжах то впереди, то рядом с ней. Подъезжал поближе, когда она выпрыгивала на снег. Посматривал искоса в ее сторону. Но не заговаривал.

Забава тоже глядела на него молча. Так весь день молчком и переглядывались.

А к вечеру приехали в деревушку под названием Гереборг. Сани заехали на широкое подворье, общее для четырех длинных домов. Одна из хозяек, выскочивших навстречу гостям, позвала Забаву в дом. Подвела к очагу, поднесла эля, поглядывая с любопытством.

Забава, рассудив, что их тут не ждали — а раз так, то отравы бояться нечего, приняла чашу, чтобы не обижать хозяйку. Пробормотала:

— Благодарю.

И отпила.

Следом в дом вошел Харальд с хозяином, еще человек семь из тех, что приехали вместе с ними. В доме сразу же стало тесно. Всех приехавших позвали за стол. Муж сел рядом с Забавой, пробормотал, склонившись к уху:

— Ешь. Но осторожно. Если покажется, что горчит — отложи.

Забава молча взяла с блюда пирожок. Откусила, объявила, улыбнувшись хозяйке, сидевшей рядом:

— Вкусно очень. Благодарю…

Та заулыбалась в ответ.

— Рада, что тебе понравились наш хлеб и эль, дротнинг.

Потом женщина замолчала, и Забава, подумав, начала расспрашивать ее о детях. Как положено было в Ладоге.

Степенно расспрашивала, подражая соседкам, приходившим в гости к тетке Насте. Их разговоры она слышала краем уха, подавая угощение…

Хозяйка отвечала с улыбкой, быстро и кратко.

Харальд тем временем беседовал с хозяином о смертях, случившихся в округе. Оказалось, что неподалеку от Гереборга тоже нашли одно тело. Однако никто из живущих здесь не пропал. Остальные воины негромко разговаривали о чем-то своем.

Потом рабыня, прислуживавшая за столом, поставила перед Забавой миску с моченой брусникой. Она уже было потянулась к ней — но нога Харальда толкнула ее под столом, и Забава замерла.

Муж, продолжая слушать хозяина, сам зачерпнул ложкой ягоды из миски. Отправил в рот, заявил:

— У вас брусника крупней, чем в Хааленсваге, где я жил прежде. Сванхильд, попробуй.

И она, услышав в его словах разрешение, взяла полную ложку ягод. Губами начала брать с деревянного края по две-три ягодки…

Хорошо хоть, с едой не затягивали. Харальд объявил, что завтра с утра они отправятся в дорогу — и надо бы сегодня лечь спать пораньше. Потом, посмотрев на хозяина, добавил, что ночью из дома выходить не следует никому. И будет лучше, если даже по нужде все сбегают, пока он сам будет стоять на подворье. Но это продлится недолго…

Воины, сидевшие за столом, после его слов тут же встали, потянулись к двери.

Снаружи уже успело стемнеть. Вышедшая из дома вместе с Харальдом Забава стояла, запрокинув голову. Смотрела в ночное небо. Звезды здесь были яркие, крупные, висели низко — кажется, руку протяни, и коснешься.

Харальд, обнимавший ее со спины, вдруг сказал:

— Может, зайдешь в дом? Крыша все-таки защищает. Ладно воины — они, пока мне служат, каждый день ходят рядом со смертью. Для них это привычно…

— Нет, — отозвалась Забава. — Я лучше тут. С тобой.

Харальд хмыкнул, прижал ее к себе покрепче. И дальше молчал.

Когда они вернулись, их уложили на хозяйскую постель. Сами хозяева разместились на широких лавках, сдвинув их вместе. Воины Харальда улеглись на пол…

Солнце уже начало клониться к западу, когда к Свальду подошел Сигурд — раньше служивший у него помощником, а теперь ходивший под рукой Бъерна.

— Ярл… — протянул хмурый Сигурд, остановившись в нескольких шагах от Свальда, разминавшегося на берегу. — Поговорить бы надо.

Свальд отступил назад, махнул рукой воину, с которым разминался, давая знать, что закончил. Потом повернулся к Сигурду.

— Эрев пропал, — тихо сообщил тот.

Свальд вспомнил великана-шведа со своего драккара. Теперь тот, кажется, числился в хирде Ларса…

— Отойдем, — коротко бросил ярл Огерсон.

И первым зашагал под навесы, к драккарам, стоявшим на катках. Остановился возле просмоленного носа одного из них, посмотрел на Сигурда.

— Выкладывай.

— Эрев прошлой ночью стоял на страже в рабском доме, — негромко заявил Сигурд. — Утром вернулся в мужской дом — я его видел, когда уходил. Днем швед должен был отсыпаться. Но я недавно забегал в мужской дом и прошел мимо его нар. Его там нет. Однако я не стал бы тебя тревожить только из-за этого. Мало ли куда мог пойти человек? Со стены над нарами Эрева исчезли его меч и шлем с кольчугой. Щит, правда, остался. Но меховых покрывал тоже нет. И здесь, на берегу, где разминаются, я его не нашел. К тому же с покрывалами не разминаются. В его сундук я не заглядывал. Может, и там чего-то не хватает.

— Возможно, Бъерн велел ему выйти на стражу днем, вне очереди, — медленно сказал Свальд.

И подумал — Эрев мог сбежать, испугавшись смертей, случившихся в крепости… однако он вроде не был пугливым. Кроме того, одному вечером в лесу даже опасней, чем в Йорингарде. А еще Эрев мог просто подойти к Харальду, и честно попросить отпустить его.

И брат отпустил бы. На меч воина, который не хочет за тебя сражаться, надеяться нельзя.

А самое главное — щит Эрева остался в мужском доме, но меч, шлем и покрывала исчезли…

— У Бъерна я спрашивать ничего не буду. — Сигурд помрачнел. — Да и Эрев отсутствует слишком недолго, чтобы начать за него беспокоиться. Ты велел, ярл, приглядывать за нашими. Вот я и говорю о том, что мне не понравилось. Что теперь?

Свальд нахмурился. Распорядился, понизив голос:

— Там, на берегу, сейчас есть те, кто пришел со мной из Сивербе. Подойди к ним. Пусть они вместе с тобой пройдутся по крепости, поищут Эрева. Скажешь, что об этом их прошу я, потому что беспокоюсь за Эрева — как бы с ним не случилось того же, что произошло с Хольгреном и другими. Я — к Бъерну. Но побыстрей, Сигурд, потому что день уже на исходе.

Они разошлись, каждый в свою сторону.

Солнце клонилось к закату, когда хирдманы Харальда снова собрались у ворот — только на этот раз без своего конунга.

— Эрева нигде нет, — объявил Свальд. — Я заглянул к нему в сундук. Там только летняя одежда.

— На воротах его не видели, — резко бросил Свейн. — Я прошелся по берегу возле крепостных стен. Там, подальше, есть следы человека, который обошел стену по льду, выбрался на снег и встал на лыжи. Следы, думается мне, сегодняшние. Снег по краям лыжни еще рыхлый. А будь он вчерашним, уже покрылся бы коркой.

Кейлев проворчал:

— Значит, он куда-то ушел. Может, решил повидаться с какой-нибудь бабой? Пока конунга нет в крепости…

— Следы ведут как раз в ту сторону, куда шел конунг, — возразил Свейн. — Я прошелся по ним — и добрался до колеи от проехавших саней. Эрев ушел вслед за конунгом.

Он смолк, бросил быстрый взгляд в сторону фьорда, стиснутого синими скалами, за которыми таял блекло-красный зимний закат. Добавил:

— И что мне больше всего не нравится, следы этого Эрева идут рядом с крепостью. Но днем на стенах стояли люди. Я опросил всех, кто присматривал за той стороной. Того, кто оставил лыжню, никто не видел.

— То есть Эрев вдруг стал невидимым… — буркнул Торвальд.

И замолчал. Нахохлившийся Бъерн сказал чуть дрогнувшим голосом:

— Просто навел чары на стражников. Это у нас уже было.

— Сделаем так, — рассудительно заявил Кейлев, — завтра с утра пошлем отряд с собаками по следу этого Эрева. И посмотрим, свернул он где-нибудь или пошел вслед за конунгом. Но сегодня уже поздно. Ночь близко.

Старик замолчал, в упор посмотрел на Свальда.

Тот угрюмо подумал — похоже, Эрев и впрямь погнался за братом. Если здоровяк швед тоже нахватался колдовства, и сделает что-то Харальду…

Не если, а точно сделает, поправил он себя. Просто так из крепости не срываются. Особенно молча, никому не сказав — но прихватив меч, шлем и теплую одежду из сундука. А еще покрывала. Значит, Эрев собрался заночевать где-то.

Свальд едва заметно нахмурился. Если швед догонит Харальда, а тот после этого не вернется, то Йорингард достанется ему. Родич еще тогда, в сарае, при всех объявил, кому достанется его крепость в случае чего.

И люди начнут говорить, что ярл Огерсон и пальцем не пошевелил, когда воин из его прежнего хирда вдруг отправился убивать брата. А может, сам его и послал.

Тогда ему припомнят и то, как перед этим он гонялся по крепости за женой брата. Мелочи и подробности при пересказе наверняка переврут. Через некоторое время колдуном, наславшим чары, назовут его самого.

Но главное не это. В Хель всех болтунов, а их языки Ермунгарду в задницу…

Без Харальда будет скучно, подумал Свальд.

Долгие годы брат оставался для него скорее воспоминанием из детства — родичем, который в четырнадцать лет исчез из Сивербе. Ему самому тогда было девять — и с тех пор утекло немало воды. Несколько раз они с братом встречались на разных торжищах, пару раз он гостил у него в Хааленсваге. И все.

Но теперь все было по-другому. Вместе с Харальдом они взяли Веллинхел, с ним на пару должны были драться весной — не за добычу, но против тех, кто сам придет за добычей.

Вот только без брата это будет не та драка.

— Если Эрев тоже владеет колдовством и пошел вслед за конунгом, — громко объявил Свальд, — то Харальду нужно сообщить об этом.

— Конунг приказал, чтобы после темноты все сидели под крышами, — возразил ему Свейн. — И он ушел еще утром. Сейчас конунг уже далеко. Эрев в любом случае догонит его раньше тех людей, кого мы пошлем. Возможно, он уже его догнал.

Свальд скривился, глянул на Свейна неласково. Но ответил сдержано:

— Мой родич наверняка заночует в каком-нибудь поселении. Ночи теперь длинные, дни короткие… и те, кто ушел с Харальдом, накатали лыжню до блеска. По их следу можно пройтись как по дороге — даже в темноте. Если те, кого мы пошлем, не будут останавливаться, то они догонят Харальда еще до рассвета.

— Если только сами не погибнут, — нехотя уронил кто-то. — Ночью, в лесу…

— Я могу пойти, — упрямо бросил Свальд.

Кейлев нахмурился, сказал громко:

— Это неразумно. После стольких смертей бегать ночью по лесу? Конунг приказал тебе смотреть за крепостью, ярл Свальд. Кроме того…

Он смолк на мгновенье, затем твердо добавил:

— Кроме того, ты сам недавно побывал под чарами. Может, Эрев ушел из крепости по твоему приказу? Прежде он был воином твоего хирда, ярл Свальд. А теперь ты хочешь отправиться вслед за ним. И не днем, а ночью — когда люди, оказавшиеся не под крышей, погибают. Зачем? Может, ты решил погубить конунга, чтобы унаследовать Йорингард? И Эрева отправил за стены лишь для того, чтобы у тебя был предлог отправиться вслед за конунгом?

Кейлев снова сделал паузу, обвел взглядом остальных хирдманов.

— Вспомните, что воин, заметивший исчезновение Эрева, первым делом сообщил об этом ярлу Свальду — а не Бъерну, своему хирдману. Не подстроено ли все это? Я не вижу, чтобы ярл Свальд опасался умереть так, как умер Хольгрен — когда темнота и чужое колдовство застанут его в лесу. Почему? Может, потому, что он сам в этом замешан? А теперь хочу напомнить вам приказ конунга Харальда. Если ярл Свальд поведет себя не так, как должно — вся власть здесь переходит ко мне.

Значит, так, подумал Свальд.

И против воли ухмыльнулся. Кейлев чем-то напомнил ему деда — такой же старый пень, упрямый и прямой, как его меч.

Но ему не раз приходилось наблюдать, как отец хитрыми речами вынуждает старого ярла Турле идти на попятную…

— Я отвечу тебе, Кейлев, — вкрадчиво сказал Свальд. — Ты обвиняешь меня в том, что я в этом замешан. Но я, по крайней мере, хочу что-то сделать. А ты хочешь просто сидеть тут, в безопасности, и ждать. Но все знают, что если Харальд и его жена не вернутся, то ты, как отец Сванхильд, унаследуешь после нее Хааленсваге. Большое, хорошее поместье. Рядом на берегу стоит недостроенный драккар, который мастер Йорге заложил для Харальда. Он тоже отойдет тебе. Да, тебе незачем пытаться спасти своего конунга. Лучше просто подождать…

— Это ложь, — рявкнул Болли, стоявший за спиной отца.

— Докажи, — тут же потребовал Свальд. — Отправься вместе со мной, чтобы предупредить Харальда. И я поверю, что вы не желаете смерти ни своему конунгу, ни его жене.

— Это неразумно, — крикнул Кейлев.

Тут Свальду даже не пришлось ничего говорить, потому что в ответ на возглас отца Болли укоризненно прогудел:

— Он прав. Мне, конечно, не хотелось бы умереть так, чтобы меня развернули от ворот Вальгаллы… но мы должны предупредить конунга. Будь там хоть трижды колдовство.

— Я не собираюсь умирать, Кейлев, — быстро сказал Свальд. — Я вот что подумал — все, кто до сих пор погибал от рук этого колдуна, падали сверху, так? И погибали по одному, по двое. Мне нужно пять человек — чтобы колдун, если попытается утащить нас наверх, от натуги надорвался. Пойдем я, Болли…

— И я, — сказал вдруг Торвальд, до этого молчавший. — У меня все равно пока нет хирда. Мне присматривать не за кем.

Свальд кивнул.

— Да, это разумно. Думаю, со мной отправится еще Сигурд…

Его бывший помощник, топтавшийся в нескольких шагах от хирдманов, с готовностью крикнул:

— Как скажешь, ярл.

Бъерн, стоявший тут же, недовольно нахмурился, но промолчал.

— И я пойду, — заявил Ислейв, вытягивая шею из-за спины отца.

Лицо Кейлева застыло.

— Нет, — бросил Свальд, неожиданно для себя пожалев старика. — Тебе, Ислейв, я поручу одно дело, которое мне доверил сам конунг. Выпустишь вместо меня собак вечером. И соберешь их утром. Свейн, найдешь для меня еще пару человек? Чтобы были покрепче и потяжелей?

Свейн, молча кивнув, отошел.

— Толку-то, что вас будет шестеро, — осипшим голосом заметил Кейлев. — Колдун может выхватить или того, кто пойдет по лыжне самым первым — или последнего. Всех шестерых сразу все равно не ухватишь…

Свальд вскинул голову, ответил со смешком:

— Я, если ты помнишь, обещал тебе, что колдун от натуги надорвется. Тебе, Кейлев, я поручаю найти веревку. Самую длинную и самую крепкую в Йорингарде. Мы все привяжемся к ней — хорошо привяжемся, в три узла и две петли для каждого. Пусть тот, кто убил Хольгрена, попробует поднять сразу шестерых. Чего стоишь? Иди за веревкой. И за лыжами для нас.

Кейлев вместе с Ислейвом молча отошли. Болли тоже ушел вслед за отцом. Свальд посмотрел на Бъерна и Ларса, стоявших рядом. Заявил:

— У меня будет просьба. Если вдруг не вернусь — передайте моему отцу, ярлу Огеру, что Харальд подарил мне одну из своих рабынь. Она сейчас в рабском доме, зовут Нидой. Харальд хотел дать ей свободу… возможно, она уже понесла от меня. Скажете ярлу Огеру — если что, то это будет все, что останется ему от меня.

Он замолчал, Бъерн с Ларсом торопливо кивнули. Бъерн, как самый старший, сказал:

— Ярл Огер услышит твои слова, ярл Свальд.

Вернулся Свейн, ведя с собой двух воинов. Подал баклагу, пробормотал:

— Там крепкий эль. Замерзнет не сразу.

Свальд, прицепляя баклагу к поясу, подумал о Ниде. Следом вдруг вспомнил слова одного скальда: сын — это счастье, хотя бы на свете отца не застал он…

Забавно будет, если у сероглазой родится от него сын, подумал Свальд, проглотив смешок. Учитывая, что его самого она не больно-то жаловала…

Интересно, девка хоть разок вспомнит о нем по-доброму, если он не вернется?

Нечастые дыры, пробитые лошадиными копытами в колее, накатанной отрядом Харальда, скользить по ней не мешали. Ночь выдалась морозная, и снег под лыжами поскрипывал.

Луна еще не вышла, но в небе горели яркие, крупные звезды. Их света хватало, чтобы разглядеть колею, помеченную на серо-синем мареве снега смутными тенями.

На всякий случай пара людей несла по связке факелов, однако нужды в них пока не было.

Свальд шел первым. В голове у него крутились всякие мысли…

Если колдун утягивает людей вверх, а потом сбрасывает, значит, он летает по небу.

Догадки, которые приходили Свальду на ум в связи с этим, были недобрыми. Скальды говорили, что по небу, кроме птиц, летают лишь боги. Тор на своей колеснице, Один на Слейпнире, восьминогом коне…

Догадки эти появлялись у него уже не в первый раз, однако до сих пор Свальд от них отмахивался. А тут, в темном безмолвии зимней ночи, это у него уже не получалось.

Может, потому, что все было слишком непонятно. Одно дело бой — там всегда знаешь, что тебя ждет. В одной руке меч, в другой щит, у врага то же самое. А за спиной твой хирд.

Сейчас за его спиной тоже были воины, но это не успокаивало, скорее наоборот. Если колдун все-таки появится и схватит первого, кто идет по лыжне, то на веревке, идущей от него, повиснут сразу пять человек. Что означает верную смерть. Первым шел он. Тяжести пяти мужчин его хребет не выдержит. Точнее, плечи. Петли они накинули крест-накрест, поверх плащей…

Жаль, я не Харальд, думал Свальд, катясь по колее, оставшейся после воинов брата. Тот бы смог все — и вынести тяжесть пяти мужиков, и дотянуться до колдуна.

Конечно, он и остальные веревку повязали с умом. От одного до другого оставили веревочные концы не меньше пятнадцати шагов. Если что, то воинов, идущих за ним, вздернет на воздух не сразу — и кости у него тоже захрустят потом, чуть погодя…

Но может, до этого и не дойдет. А колдун — или кто там вместо него — разожмет лапы, когда от земли оторвется третий воин. И сам при этом надорвется, чего Свальд ему искренне желал.

Но время шло, снег продолжал скрипеть под лыжами, они уходили все дальше и дальше от Йорингарда, в темное безмолвие ночи. И мало-помалу безрадостные мысли отступили. Свальд скользил по лыжне, следом за ним, отстав на пятнадцать шагов, бежал Сигурд…

А потом Свальд уловил странный свист. Тихий, на пределе слышимости…

И поскольку он всю дорогу ждал чего-то с неба, то сейчас рявкнул, уже ныряя боком в сугроб:

— На снег. Падайте.

Затем ухнул с разбега, проламывая наст рядом с колеей. Перевернулся, поднимая клубы снежной пыли, судорожно выпутывая ноги из креплений лыж. Ощутил, как натянулись петли на плечах…

И увидел.

Голубоватые огоньки звезд с той стороны, куда они шли, заслоняло блеклое облачко. Подрагивавшее и вроде как приближавшееся.

Свальд крутнул головой, высматривая тех, кто шел за ним. Один из его людей смутно различимым силуэтом замер среди снегов. Остальных Свальд не разглядел.

Он рванулся из сугроба по направлению к стоявшему, осознавая, что все равно не успеет — да и нет смысла дергаться. Сейчас веревка натянется, его поднимет в воздух…

А тот, за кого ухватится колдун — или кто там вместо него? — погибнет в первые же несколько мгновений, не выдержав веса остальных.

То ли Свальд слишком долго представлял, что случится с ним самим, если ухватятся за него — но делал он все, не задумываясь.

Темный силуэт человека, столбом замершего посреди колеи, тихо, без воплей, взмыл вверх. Зато закричали его люди.

Свальд прыгнул вперед, взмахом руки, рукавица с которой где-то потерялась, отловил веревку, ухватился за нее. Та шла от Сигурда к тому человеку, которого вздернули в небо…

А потом его накрыло странное безразличие. И непонятно, сколько бы оно продолжалось — но по ладони, сдирая кожу, вдруг проехалась веревка, задубевшая на морозе. Толстая, связанная из полосок бычьей кожи. Кейлев не поскупился, дав им действительно самую крепкую веревку в Йорингарде.

И Свальд пришел в себя.

Их куда-то несло над снегами — невысоко подняв над землей. Его потряхивало так, словно он висел на корабельных снастях во время шторма. Шапка с головы давно слетела.

Ниже темными кулями болтались на веревочных петлях его люди. Они молчали — но над головой Свальда кто-то хрипел…

Тот, на ком мы все повисли, подумал Свальд, испытывая легкую вину.

Он подтянулся вверх, вглядываясь в мутное серое облако над головой. Под ним чернело тело человека.

Надо что-то делать, подумал Свальд. И разжал ладонь с содранной кожей, чтобы перехватить веревку повыше.

Безразличие тут же опять навалилось на него. Он повис на одной руке. А когда пальцы уже разжимались — потому что смысла их сжимать не было — вдруг вспомнил сероглазую девку.

И слова ее, ядовитые, злые, сказанные в их первую ночь, за которые он непонятно почему ее не прибил — отдались в ушах слабым эхом.

Вдруг сам, в одиночку, с этим делом не справишься, заявила она…

Свальд, невнятно захрипев, ухватился ободранной рукой за веревку повыше. Стиснул. Ладонь ожгло болью, в голове снова прояснилось.

До висевшего над ним воина он добрался в два взмаха руки. Но пораненую ладонь на этот раз с веревки не убирал, просто пропускал веревочный конец сквозь кулак — и со свистом выдыхал сквозь зубы от боли. Потом ухватился за петлю, идущую наискосок через спину хрипевшего человека.

Рядом с ним волной изгибалось серое марево облака, закрывавшего звезды. Из него, как из пелены, высовывалась рука, прихватывая висевшего за плечо.

Шестерых одной рукой держит, стрельнула мысль в уме у Свальда. Прежде он считал, что на такое способен лишь Харальд.

И еще те, мысли о ком Свальд старательно отгонял. Потому что сейчас было так — или он, или эти мысли. А повторить судьбу Хольгрена, которого тоже утащили вверх, Свальд не хотел.

Он стиснул ободранной ладонью веревочную петлю, выдернул из ножен на поясе кинжал. Подтянулся, ощутив на себе тяжесть Сигурда, соединенного с ним веревкой, пусть и не всю…

И резанул по руке, державшей хрипевшего человека. С умом резанул — от локтя к запястью, так, чтобы лезвие прорезало щель между двумя костями предплечья.

При таком ударе клинок обычно подрезал сухожилия, идущие к кулаку, и пальцы разжимались.

Опробованный в паре драк удар не подвел — лезвие скрипнуло, добравшись до костей на запястье, застряло между ними. Свальд услышал короткий, разъяренный вскрик, долетевший сверху, из-за пелены. Тут же дернул кинжал к себе, почти повиснув на нем. Лезвие пошло со скрипом, кончик клинка за что-то зацепился…

И он вдруг ухнул вниз вместе с воином, едва слышно хрипевшим рядом. Упал на него, приложился лицом о снежный наст. Ледяная корка проехалась по скуле, сдирая кожу, сознание на пару мгновений помутилось.

А потом Свальд расслышал, как орет склонившийся над ним Сигурд:

— Ярл. Яа-арл.

Он вскинулся, чувствуя, как по щеке течет кровь. Сел, с удивлением ощутив, что пальцы по-прежнему сведены на рукояти кинжала.

Медленно, как-то с натугой, чувствуя боль во всем теле, Свальд запрокинул голову. Развернулся в снегу, разглядывая небо.

Мутно-серое облако, заслонявшее звезды, торопливо утягивалось в сторону ближайшего леска. Над ним наклонялся Сигурд, рядом стояли еще трое — среди них Свальд узнал силуэт Болли. Сбоку лежало темное неподвижное тело…

— Что это было? — быстро спросил один из воинов.

— Колдун, — выдохнул Свальд. И прохрипел: — Помогите мне подняться. Этот, который лежит… как он?

— Это Клюпп, — угрюмо сказал кто-то — и Свальд по голосу узнал Торвальда. — Мертв. То ли задохнулся, то ли… там ребра переломаны, особенно сверху.

Сигурд уже тянул его вверх. И едва Свальд утвердился на ногах, бывший помощник нагнулся, подобрал что-то со снега.

— Смотри-ка, ярл. На твой кинжал нацеплено было, сейчас слетело. Тряпка не тряпка…

Свальд выдохнул — ребра ответили взрывом боли. Покачнулся, сунул в ножны кинжал, который по-прежнему сжимал в кулаке. Даже не стал очищать лезвие от крови, не до этого было. Дрожащей рукой взял то, что протягивал ему Сигурд.

Пальцы ощутили леденящий холод металла — но при этом вещь в руке оказалась мягкой, как ткань. Он подхватил ее второй, ободранной ладонью, ощупывая и растягивая.

Рукавица. Странная, непонятная.

Тор, припомнилось вдруг Свальду, носит особые рукавицы — чтобы удержать молот Мьельнир…

Выходит, он стащил рукавицу с руки бога. Нет, даже не стащил. Содрал ее лезвием своего кинжала, сначала раскроив руку Тора надвое.

Боги не простят, подумал Свальд, ощущая, как на лицо выползает угрюмая усмешка. И стиснул рукавицу. Та холодила руки как железо, но к пальцам не липла, как положено металлу в мороз.

— Что это было, Свальд? — напряженно спросил Торвальд. — Я помню, как ты заорал, чтобы все мы падали в снег. Помню, как меня унесло вверх. И потащило куда-то, по воздуху. А затем раз. И я уже валяюсь тут, на снегу. Клюпп мертвый, ты на нем.

— Это все чары, — просипел Свальд, коротко выдыхая в промежутках между словами от боли. — Тот колдун, что убил наших, добрался до нас. Клюппа придавило петлями. Но унести всех шестерых колдун не смог. Как я и говорил. Поэтому мы живы…

— А если колдун вернется? — быстро спросил Сигурд. — Что теперь, ярл? Лыжи сохранил только Болли. Может, переждем до утра где-нибудь под деревьями?

Свальд, тяжело ворочая головой, огляделся.

Серого облака на небе он больше не видел. Свиста тоже не было слышно. Тор решил не возвращаться? Может, залечивает сейчас руку?

Хорошо бы, если так, решил он.

Но были и плохие новости. Их отнесло в сторону от колеи, накатанной людьми Харальда. В какую именно, Свальд не знал. Потому что не следил, куда их тащило, не до этого было…

— Чего разахались, как бабы, — прохрипел он. — Кто-нибудь заметил, в какую сторону нас нес колдун? Знаете, где осталась лыжня?

Сначала один, потом второй неуверенно подняли руки, указывая в сторону — только каждый в свою.

Свальд застыл, стискивая рукавицу Тора.

Пойти по звездам? Направление, куда уходила колея, он помнил — к северу и немного к востоку. Но это примерно. Идя наугад, они могут пройти в нескольких шагах от лыжни и не заметить ее. А потом будут брести по снегу, пока не наткнуться на какое-нибудь жилье. Когда это случиться, неизвестно.

Предложение Сигурда подождать до утра было разумным. Но ни к чему давать людям время, чтобы они передохнули и задумались о том, что произошло, решил Свальд. Мало ли что придет им на ум.

Да и Тор может вернуться. Так что ждать до утра нельзя.

— Мы должны предупредить конунга Харальда, — выдавил наконец Свальд. — Ради этого погиб Клюпп. Ради этого мы вышли из крепости ночью… Болли, видишь те два деревца? Развяжи свою веревку. Сходи и сруби их. Потом возьми плащ Клюппа — и сделай волокушу. Возьмем тело с собой. Я не оставлю Клюппа волкам.

Потому что на его месте мог быть я, мелькнуло у него в уме. Клюпп, похоже, задумался о чем-то своем и запоздал с падением на снег. А потом его накрыло безразличием, посланным колдуном — которого на самом деле звали Тор. Но на его месте мог быть он.

И вряд ли Сигурд сумел бы дотянуться до руки, державшей его…

Свальд надсадно выдохнул, приказал:

— Льот, твоя связка факелов при тебе? Отойди в сторону, зажги один факел. Я пригляжу за небом, вдруг опять пролетит что-то. Остальные, встаньте вокруг Льота. Прикройте спинами, чтобы огонек не задуло.

Остальных было всего двое — Сигурд и Торвальд. Но Свальд хотел, чтобы сейчас на него никто не смотрел.

То, что он собирался сделать, было глупостью. Но…

Но даже боль в ребрах, вспыхивавшая на каждом вдохе, мучила его не так сильно, как любопытство. И вообще — кто знает, как долго ему позволят владеть его добычей. Которую, что ни говори, он заработал в честной драке. И дрался один на один, честнее некуда.

Вот только неизвестно, чем все это может закончиться. Тор обид не прощает, если верить скальдам.

Свальд покосился на парней, шагнувших в сторону. Вздохнул, решаясь, и быстро сунул ладонь в рукавицу.

Ледяной холод потек по коже. Но почти тут же рукавица согрелась от тела.

Боль в груди вдруг прошла, задышалось легче. Свальд посмотрел на воинов, стоявших в паре шагов от него. Перевел взгляд на неясную полоску, темневшую далеко впереди, среди мутно-серых снегов…

Ему показалось, что он различил зубчатые верхушки.

— Похоже, там дальше лес, который был слева от колеи, — громко сказал Свальд.

Воины обернулись к нему. Льот, безуспешно пытавшийся разжечь трут, чтобы подпалить от него факел, замер.

— Пойдем в ту сторону, — объявил Свальд. — Думаю, где-то по дороге мы наткнемся на колею, которую оставили люди Харальда. Селение, где они остановились на ночлег, должно быть где-то рядом. Мы шли долго и быстро, а конунг покинул Йорингард уже ближе к обеду. Они не могли уйти слишком далеко.

Главное, чтобы Тор снова не вернулся, подумал Свальд, подбирая веревку, тянувшуюся от него к Сигурду — и шагая вперед. За рукавицей или за людьми, неважно.

Болли принес два деревца, с которых он наскоро обрубил ветки. Вместе с Торвальдом соорудил волокушу, затащил на нее тело Клюппа…

Перед рассветом в ворота Гереборга заколотили — и пара псов, охранявших подворье, зашлась в хриплом лае.

Харальд, и без того спавший вполглаза, вскочил первым. Тряхнул за плечо Сванхильд, сонно завозившуюся, когда муж встал. Приказал негромко:

— Вставай. Я выйду поглядеть, что там случилось. И хочу, чтобы ты была одета. Мало ли что. Только на двор не выходи, оставайся тут.

Девчонка вскинулась в полумраке, уронила короткое:

— Да.

И торопливо встала.

В ворота продолжали колотить, псы заходились в лае. Харальд, сунув ноги в сапоги, взялся за секиру. Выскочил во двор в одной рубахе, еще с крыльца крикнул:

— Кто там?

— Я, Свальд, — рявкнули в ответ, тут же перестав стучать по створкам. — Брат, открывай. Мы принесли вести из Йорингарда.

Харальд, узнавший голос родича, недоверчиво нахмурился. Не время и не место, чтобы встретить тут Свальда.

Что такого могло случиться в крепости, раз брат, плюнув на опасность, ночью шатается по округе? Просто так рисковать своей жизнью Свальд не стал бы…

— Стой здесь, — велел Харальд хозяину, вышедшему на крыльцо вслед за ним.

И побежал к воротам. Выдернул одной рукой из скоб толстый брус, служивший запором, вскинул секиру, изготовившись на всякий случай к бою.

Свальд вошел в ворота первым. В синеватом сумраке, предвещавшем скорый рассвет, Харальд разглядел его лицо — и опустил секиру.

Брат был с непокрытой головой, с мечом в одной руке. Но дышал мерно, не загнанно, выпуская густые клубы морозного пара. Грива длинных волос на висках смерзлась в сосульки, на щеке темным мазком кровь…

Однако замерзшим или измученным Свальд не выглядел.

— Со мной еще четверо — и один труп, — с мрачным возбуждением в голосе сообщил брат.

Харальд посторонился, пропуская всех — Свальда, четырех человек, среди которых узнал Болли и Торвальда. Да и Сигурд, бывший помощник брата, был ему знаком. За Болли и Сигурдом тянулась волокуша, на ней темнело тело…

— Надо поговорить, — заявил Свальд все тем же возбужденным тоном.

Харальд кинул быстрый взгляд на подворье за своей спиной. На крыльце каждого дома уже торчали люди, выскочившие на шум — и хозяева, и его собственные воины.

— Все живые пусть идут туда. — Харальд махнул рукой с секирой, указывая на дом в конце двора. — Отогреетесь, потом я с вами поговорю. Тело оставьте тут, во дворе.

Люди, пришедшие с братом, в отличие от него, выглядели замершими и вымотанными. В снегу по пояс, полы плащей в ледяных корках.

— Все быстро внутрь, — крикнул Харальд, оглянувшись на тех, кто вылез на крыльцо — и теперь стоял, глазея на пришедших. — А ты, Свальд, останься. Поможешь мне закрыть ворота.

И когда люди отошли, бросив волокушу, добавил, посмотрев на брата:

— Начинай.

Рассказывал Свальд быстро, приглушенным голосом. Не переставая говорить, придержал створки, пока Харальд устанавливал брус на место. Заявил под конец:

— После всего этого я, честно говоря, ожидал, что Тор…

— Колдун, — перебил его Харальд.

И хоть не хотел, но тон вышел угрожающим.

— Колдун, — немедленно согласился Свальд. — Так вот, я думал, он вернется за этой штукой, если не за людьми. Так и топал остаток пути с мечом в руке. В той, на которой рукавица. Надеялся, что хоть так удастся отбиться. Какая-то магия в ней есть…

— Дай посмотреть, — тихо попросил Харальд.

И помял в руке странную вещицу, которую Свальд подал. Спросил с усмешкой:

— Оставишь себе? Или хочешь, чтобы я забрал?

— Забрал? — Свальд глянул с недоумением. Потом сообразил, заявил дрогнувшим голосом: — Это чтобы бегали за тобой, а не за мной? Но я уже по уши во всем этом. Как в… ладно, не буду говорить, в чем. А после того, как натянул ее на руку, хоть ребра болеть перестали. К тому же Тора… то есть колдуна я все равно ранил. Так что мне и отвечать. Правда, до сих пор не могу понять — как это возможно? Как?

— Тише, — проворчал Харальд. Добавил, оглянувшись: — Ты не первый такой везунчик. Если верить скальдам, йотун Хрюмир когда-то запустил в него точилом. И оно осталось у него в голове навсегда.

— Так то йотун, — пробормотал Свальд. Затем вздохнул так, что лицо его наполовину скрылось в морозном клубе выдоха. — И Хрюмира за это убили.

— Молотом Мьельниром, — с усмешкой подтвердил Харальд. — Но говорят, молот слушается Тора, только когда на нем железные рукавицы, созданные с помощью какой-то магии. Одну ты отобрал. Так что, возможно, Мьельнир твоей голове больше не грозит.

— Но почему он не бросился вслед за мной, чтобы отобрать рукавицу? — пробормотал Свальд. — Мог бы попросить своего отца, Одина, послать за нами волков, чтобы загрызли по дороге. Ведь не зря же говорят — волки звери Од… Одноглазого.

Харальд хмыкнул.

— Не важно, что говорят, Свальд. Важно, что делают. Раз за тобой не погнались… может, колдун не хотел, чтобы ты в бою с ним узнал, на что способна эта рукавица? Не всякую вещь можно отобрать в честной драке. Зато всякую можно забрать назад обманом и хитростью. Думаю, к тебе еще наведаются за этой штукой. Учти это на будущее.

Он протянул брату рукавицу, тонкую, словно шелковую. Ледяную, как и положено железу в зимнюю стужу. Свальд ее принял, но надевать не стал. Вместо этого спросил, понизив голос до шепота:

— Но почему он не открылся сразу, Харальд? Если бы я знал, кто это…

— Согласился бы стать жертвой? — негромко отозвался Харальд.

Свальд в ответ зло сапнул носом. Заявил глухо:

— Мы и так приносим жертвы всем богам. Вот скоро на йоль будем жертвовать, как положено. В Сивербе к этому празднику всегда забивали лучшего быка. Прочей скотины без счета. Опять же, если кто-то умирает не в бою, жертвуем рабынь. Или виновного в смерти. Шведы в своей Уппсале (город с храмом) на священном дубе рабов без остановки вешают…

— Так то рабов, — бросил Харальд. — Подумай сам, Свальд. Все мы свободные люди. Воины. Кому из нас понравится мысль о том, что он станет жертвой? Что из него выцедят всю кровь, а потом сбросят с высоты, как иногда швыряют в ущелья подохших от болезней рабов, чтобы не возиться с могилой? Люди Нартвегра привыкли жить с высоко поднятой головой. И в посмертный мир тоже хотят уйти с прямой спиной. В Вальгаллу или в Хель — неважно.

Свальд помолчал, размышляя. Спросил, снова переходя на шепот:

— Что ты собираешься делать теперь?

— Раз этот Эрев не появился здесь, значит, он будет ждать меня в другом месте, — тихо сказал Харальд. — И я начинаю подозревать, что весть о чужаке на озере дошло до меня не случайно. Я не хочу обвинять ярла Бедульфа. Может, тот человек нарочно показался его рабу, зная, что я рано или поздно пошлю людей во Фрогсгард с расспросами — и узнаю об этом. И вот еще что, Свальд. Когда я в последний раз виделся с Ермунгардом, он заявил, что рядом со мной есть человек, замешанный во всем этом.

Харальд на мгновенье смолк, вспомнив дословно то, что сказал родитель — человек, побывавший на дикой охоте, с даром от Тора… мог ли Эрев оказаться тем, кто устраивал это у него под носом, в окрестностях Йорингарда? Или, если в этом замешан не один человек, одним из тех, кто устраивал?

Если бывший воин брата сумел уйти из крепости посреди белого дня, не замеченный никем, то мог, нехотя признал Харальд.

И продолжил:

— Еще Ермунгард сказал, что у него может быть дар от колдуна. Какой — неизвестно. Поскольку у тебя теперь есть эта рукавица — я хотел бы, чтобы дальше, к озеру, ты пошел вместе со мной. Я жду ответа, Свальд. Но учти, если там и впрямь ловушка, как я теперь считаю, то это будет опасно для всех нас.

Свальд снова с силой выдохнул, лицо его окуталось паром.

— А я думаю, брат, что сидеть и ничего не делать для меня теперь еще опасней. Конечно, я пойду. Вот только твоя жена… может, оставишь ее здесь, в этом селении?

— Нет, — тише прежнего сказал Харальд. — Во всем Нартвегре для Сванхильд есть только одно безопасное место — это то, которое рядом со мной. Ты должен это понимать лучше всех, брат. Ты сам за ней гнался.

— Тогда, может, просто не стоит лезть в ловушку? — проворчал Свальд. — Вернемся в Йорингард. После того, как ты придумал на ночь прятать стражу под драккары, а всех остальных запирать в домах, смертей не было. Доживем до весны, а потом… как я понимаю, германский конунг придет сюда по воле того, кого мы зовем колдуном? То есть это не Готфрид послал какого-то колдуна — а тот пошлет его к нам? Досидим до весны, затем разгромим конунга Готфрида. И, глядишь, все затихнет.

Харальд ухмыльнулся.

— В ловушку, Свальд, стоит лезть хотя бы для того, чтобы понять замысел врага. Кстати, прятать стражу под драккары, и запирать всех в домах предложила Сванхильд.

— Да? — изумился Свальд. — А по ней и не скажешь.

— Она не из Нартвегра, — напомнил Харальд. — Живет по-другому, думает по-другому. Будь на ее месте Рагнхильд, об этом уже шептался бы весь Йорингард. Пойдем в дом, Свальд. Ты с дороги согреешься, а я обдумаю все. И мы поедим.

Что Харальда порадовало — Сванхильд, послушавшись его, на крыльцо не вышла, оставшись в доме. Сейчас ее непослушание встало бы ему костью в горле…

Он натолкнулся на нее, уже одетую, в сапогах, с плащом, перекинутым через руку, сразу за дверью. Увидев вошедшего Свальда, жена уронила:

— Доброе утро.

И глаза у нее при этом расширились.

— Доброе, — торопливо пробормотал Свальд.

То ли Сванхильд вспомнила, как родич за ней гнался, то ли просто удивилась, увидев его тут, подумал Харальд. Тут же объявил, посмотрев на воинов, стоявших рядом:

— На дворе рассвело, так что можете выйти. Но не разделяйтесь — куда бы не шли, шагайте все вместе.

Кто-то громко хмыкнул, он возвысил голос:

— Повсюду — вместе. Если, конечно, не хотите, чтобы потом одного из вас нашли с переломанными костями. Притащите наши припасы, чтобы перекусить перед дорогой. Вчера мы были гостями, но это было вчера. И остальным передайте то, что я сейчас сказал. Заодно освободите от поклажи одни сани. Положите туда убитого, который лежит во дворе. Прикройте его чем-нибудь, чтобы собаки не добрались.

Он повел подбородком в сторону двери — и люди дружно повалили во двор. Спросил, переведя взгляд на хозяина:

— Мне сказали, что от Гереборга до озера Россватен мы доберемся лишь после заката. Есть дорога покороче?

— Ну… — тот задумался. — По реке вы дойдете быстрей. Она здесь рядом. Как только выйдете со двора, поворачивайте к востоку — и наткнетесь на Рефсну. Она сейчас покрыта льдом, для лыж — самое то. И впадает в Россватен. Конечно, покрутит немного между холмов, но по льду бежать быстрей и легче, чем по снегу. Однако надо посматривать под ноги — там кое-где ключи со дна бьют, у берега можно наскочить на полынью. Если поторопитесь, то доберетесь до Россватена еще до заката.

Харальд, подумав одно мгновенье, спросил:

— А от дома ярла Бедульфа до Россватена далеко?

— Да почти столько же, сколько от моего дома, — неторопливо ответил хозяин. — Правда, ярл живет на западе, ближе к морю. По другую сторону Россватена.

Выходит, начни я свой путь от дома Бедульфа, все равно пришел бы на озеро уже затемно, подумал Харальд. И перевел взгляд на Свальда. Объявил:

— Тех, кто пришел с тобой, я оставлю тут. Дам им припасы, чтобы не объедали хозяев. Сегодня отдохнут, а завтра с утра вернутся в Йорингард. И заберут с собой погибшего. У тебя хватит сил, чтобы пойти на лыжах? Одну пару, как я заметил, твои люди сохранили. Палки возьмем у здешних хозяев…

— А я надеялся, что мне найдется местечко на санях, — почти горестно пробормотал Свальд.

— Нет, — равнодушно сказал Харальд. — Ты пойдешь в голове отряда, одним из первых. Выдержишь еще одну ночь без сна?

Свальд пожал плечами, ответил уверенно:

— Да я бы и раньше выдержал. А теперь, с тем, что у меня есть, полагаю… — он стрельнул взглядом в сторону хозяев, торопливо замолчал.

Харальд, не обращая на него больше внимания, бросил Сванхильд:

— За стол. Позавтракаем — и в путь.

За припасами, которые он взял для себя и жены, Харальд ходить не стал, решив обойтись тем, что будут есть его люди.

И, пока жевал копченое мясо с лепешками, которые жена хозяина поспешно разогрела над очагом, размышлял. В округе полно озер, но чужака заметили именно на Россватене. Не потому ли, что до него из Йорингарда два дня пути и добраться туда можно лишь к вечеру? А если ехать из дома Бедульфа — то три дня пути. И опять-таки доберешься к вечеру…

Ловушкой пахло все сильней.

Но идти все равно надо, решил Харальд. Нельзя упускать возможности открыто схлестнуться с теми, кто до сих пор бил лишь в спину. Иначе он и дальше будет жить, все время оглядываясь и ожидая новой беды.

Харальд перевел взгляд на Сванхильд. Хозяйка только что подсунула ей тарелку с ломтями свежего сыра. Он торопливо ухватил первый кусок, прожевал, кивнул, позволяя и ей взять сыра.

Подумал безрадостно — придется рискнуть не только собой, но и женой. И детенышем, которого она носит. С другой стороны, если ничего не делать, то до нее рано или поздно опять доберутся. В покое их все равно не оставят…

Река Рефсна изгибалась ледяной лентой среди заиндевевших ив, росших по берегам. Бежать по льду и впрямь было легче, чем по снегу.

Перекусывали на ходу. Остановиться Харальд разрешил только два раза — и лишь для того, чтобы перевести дыхание и справить нужду.

До Россватена они добрались, когда солнце склонилось к западу, а на лед уже легли длинные тени от деревьев, росших по берегам.

— Брат, — Крикнул Свальд. — Там, кажется, пещера. Вон в тех скалах.

Харальд, как раз сейчас скользивший от саней, на которых сидела Сванхильд, к началу отряда, посмотрел туда, куда указывал брат.

Устье реки, там, где она впадала в озеро, окружали невысокие скалы, поросшие лесом. По левую сторону в скалах темнел зев пещеры. Перед ним была небольшая пустошь…

— Подойдет, — согласился Харальд, уже подкатывая к Свальду. И распорядился: — Все на берег. Рубите деревья, расчищайте снег под скалой. Пока не стемнело, надо приготовить место для ночлега. Но такой, чтобы и костер развести внутри, и самим уместится. Для лошадей тоже нужно место. Если пещера будет маловата, соорудим на выходе шалаш на два ската. Если внутри места достаточно, просто прикроем выход бревнами.

Ночь выдалась морозной — и тихой.

Сванхильд, скинув плащ, разогрела на камнях промасленные лепешки из их запасов. Заодно приглядела за похлебкой, булькавшей в общем котле.

Его люди, одарив сначала девчонку, потом его самого изучающими взглядами, потихоньку расселись на некотором удалении от огня. Оставив Сванхильд наедине с котлом и поварешкой. И подсунув ей под руку свертки, где лежали соль, травы, масло — чтобы бросила в котел, когда ячмень и мелко резаное мясо уже сварятся. Один, осмелевший достаточно, попросил разогреть лепешки и для них…

Девчонка с готовностью закивала.

Харальд, сидевший у входа, занавешенного меховой полостью из саней, не повел и бровью. Пусть разомнет ноги, решил он, поглядывая в сторону Сванхильд. Та крутилась всего в трех шагах от него — костер развели у входа в пещеру, там, где в навесе оставили дыру для дыма.

Подошел отчаянно зевавший Свальд, пробормотал:

— Сейчас поем и усну… если что, пинай со всей силы. Иначе не добудишься.

— Так и сделаю, — пообещал Харальд.

Свальд стрельнул глазами в сторону Сванхильд, прошептал:

— И все же не стоило тащить ее сюда.

— Ее не стоило оставлять, — отозвался он.

И замолчал, взмахом руки приказав Свальду отойти. Замер, опять прислушиваясь к тому, что творилось снаружи.

Там было тихо. Даже ветер не посвистывал. Солнце уже зашло…

И все эти два дня, подумал Харальд, стояла морозная, ясная погода. Словно кто-то позаботился о том, чтобы они добрались сюда без затруднений.

Он так и не уснул. Похлебал горячего варева, которое поднесла ему Сванхильд, и остался сидеть у входа, примостившись на короткой коряге, принесенной для костра. Ждал, держа руку на рукояти секиры.

Место для Сванхильд приготовили в глубине пещеры. Она свернулась под мехами, подобрав ноги, и вроде бы задремала.

А Харальда в сон не тянуло. Внутри словно звенела натянутая струна…

И когда к храпу его людей добавился какой-то звук, Харальд испытал облегчение. Прислушался, не вставая.

В похрапывание вплеталось далекое, едва слышное поскрипывание снега. Кто-то ходил туда-сюда, не здесь, не близко, но в морозную тихую ночь звук разносится далеко. И время от времени ходивший тащил что-то тяжелое, потому что снег то и дело начинал скрипеть без перерыва, неровно, муторно-долго…

Харальд встал, отступил на шаг, навершием секиры отодвинул меховую полость, закрывавшую вход. Всмотрелся в узкую полоску ночной темноты. Но ничего не увидел.

Значит, надо выходить. Может, на это и рассчитывали — что он, заслышал звук чьих-то шагов, выскочит наружу?

Харальд сделал несколько шагов назад, наклонился над человеком, лежавшим ближе всех к входу. Сжал его плечо, потом тряхнул, прошептал:

— Вставай, но тихо. Буди остальных. Чтобы все были на ногах… но молча, без болтовни. Передай тем, кого разбудишь — кто-то ходит неподалеку, поэтому ни звука.

Харальд снова отступил к входу — а его люди, спавшие вповалку, впритык друг к другу, начали молча подниматься. Проснувшиеся будили следующих, подхватывали оружие, подходили к нему.

— Что там? — вполголоса спросил Свальд, подойдя к Харальду.

— Кто-то ходит, — тихо ответил Харальд.

Снег продолжал поскрипывать — далеко, едва слышно.

Снаружи, возле скал, тоже кто-то мог затаиться, подумал Харальд. Подобравшись беззвучно, в отличие от того, кто расхаживал там вдалеке по снегу. Или даже подлетев. Правда, Свальд говорил, что различил свист — но кто его знает, вдруг колесница Тора издает звуки не всегда…

— Где дротнинг? — проворчал Харальд. — Ко мне ее.

Он обернулся, заслышав, как Сванхильд пробирается сквозь толпу воинов. Подумал вдруг — даже ножа ей не дал. Выдернул из ножен на поясе кинжал, протянул жене.

Девчонка приняла — и Харальд, на мгновенье накрыв ладонью тонкие пальцы, уже сжавшиеся на рукояти, пробормотал:

— Себя не порань. Если я позову, выйдешь. А пока сиди тут.

Она ответила серьезным, каким-то повзрослевшим взглядом. Харальд тут же посмотрел на Свальда, бросил:

— Мы с тобой пойдем первыми.

И указал сначала на одного воина, потом на другого.

— Ты и ты. Ваше дело — прикрывать дротнинг от стрел. Следом — остальные. Щиты все держат наготове. Но пока ждите. Стойте тут, выйдете, когда я позову.

Харальд развернулся, прислушался к звукам, что доносились снаружи. Сдернул полость, закрывавшую вход, отбросил в сторону. Сделал несколько быстрых шагов к краю пустоши — туда, где она переходила в пологий берег озера. Быстро огляделся, скользя взглядом по реке, скалам, озеру…

Почти полная луна сияла на небе, заливая все синеватым светом. На снегу вокруг их укрытия подозрительных теней видно не было.

По левую руку бело-синяя лента реки раздавалась вширь, переходя в широкое поле озерного льда, присыпанного снегом.

И там, на озере, что-то неясно и смутно темнело. Прямо на льду. Далекого поскрипывания он сейчас не слышал…

— Может, возьмем факелы? — пробормотал Свальд, становясь рядом.

— У тех, кто меня позвал, их нет, — ответил Харальд, щурясь и пытаясь разглядеть, что там на льду. — И мы им будем видны, а они нам нет. Только подсветим себя без толку. Хотя…

Не будь здесь Сванхильд, подумал он, сбегал бы и посмотрел. Но ее не оставишь без присмотра — и после истории с Кресив никому не доверишь…

Харальд вскинул руку, свободную от секиры, распорядился вполголоса:

— Кольскег, где ты там? Мне нужен твой лук. Стрелы с обмоткой есть? Если что, возьми у других. И прихвати огня. Потом ко мне.

Он дождался, пока воин, взяв подожженное от кострища полено, подойдет к нему. Приказал:

— Целься туда, куда я покажу. Там на льду что-то есть.

Кольскег согласно хмыкнул. Повозился, передавая горевшее поленце Свальду и накладывая на тетиву стрелу с берестяной обмоткой. Харальд вытянул руку, указывая. Лунный свет как-то странно блеснул на коже ладони. Он нахмурился…

Но стрела уже свистнула, улетела вдаль, рассыпая искры.

Кольскег посылал одну стрелу за другой. Они падали на лед, обмотка на тонких древках разгоралась, высвечивая выглаженное пространство, разрисованное синими тенями. Харальд различил крохотные фигурки, рядами лежавшие на озерном льду.

— Люди? — удивленно пробормотал стоявший рядом Свальд. — Мертвые, что ли? Валяются как трупы…

Харальд молча пересчитал тех, кого мог рассмотреть. Восемь человек, неровно разложенных в три ряда. И еще что-то виднелось чуть дальше, на краю освещенного пространства.

Он медлил, рассматривая то, что высвечивали догоравшие стрелы. Подумал — так вот почему поскрипывал снег. Тела — или все еще живых людей? — раскладывали по льду.

— Побереги стрелы, — буркнул он Кольскегу. — Свальд, твоя добыча у тебя на руке?

— Да, — чуть ли не радостно ответил брат. — Что, сходим на озеро? Посмотрим, что там…

Харальд скривился. Свальду все не впрок — и даже рукавица, содранная с руки Тора, лишь наполнила его излишней самоуверенностью. Причем не вовремя.

Он помолчал, прикидывая все.

Кто-то подстроил все так, что он ночью оказался на этом озере. Тела на льду… жертвы? То ли мертвые, то ли просто равнодушные ко всему. Свальд говорил о неожиданно навалившемся безразличии, когда рассказывал о встрече с Тором.

— Харальд, — вдруг сказал брат. — Что-то ты… вроде как светишься. Немного, но…

Значит, ему не показалось. Харальд вскинул руку — кожа густо белела во мраке. И едва заметно светилась, но пока что не серебром, а лишь вымороженной белизной. Начинается?

Он еще успел подумать о том, что самое умное — это прямо сейчас вернуться назад, к Сванхильд. Чтобы та была под боком, если кожа вдруг ярко засияет начищенным серебром…

Почти полная луна сейчас висела по правую руку — низко, над вершинами далеких гор. А по левую, над озером, неожиданно блеснул многоцветный высверк. Блеснул и пропал.

И с неба упала полоса света. Изогнутая дугой, бледно-белая, отливающая серебром.

— Ночная радуга? — изумился Свальд. — Я о таком слышал, но… Харальд, ты…

Брат сказал еще что-то — но его слова потонули в вопле, прилетевшем с озера. Долгом, на пределе.

Ночная радуга, угрюмо подумал Харальд, уже разворачиваясь ко входу в пещеру. Но ведь зимой ее не бывает. Какая радуга без дождя?

В памяти вдруг всплыло — радужный мост Биврест. Может, ночью даже он становится просто белым?

А потом все мысли погасли. Последнее, что мелькнуло в уме — Сванхильд…

Свальд не знал, куда смотреть. То ли на Харальда, лицо и руки которого засияли серебром, то ли на озеро.

Однако серебряные пятна на Харальде он уже видел, а вот того, что творилось сейчас на озере — никогда. Так что Свальд уставился в ту сторону. Тем более, что Харальд ему ничего не приказывал. А просто молча повернулся, пошел обратно…

К жене направился, мелькнуло у Свальда. А она, как уже делала когда-то после пожара, избавит брата от серебряного сияния.

С озера долетел новый судорожный вопль, и Свальд больше не отвлекался от зрелища.

Конец радуги, полукольцом изогнувшейся над миром и падавшей со стороны далеких гор на востоке, уперся прямо в лед. Растекся по нему слоем света. Странного, слоистого света, шедшего волнами…

И теперь можно было рассмотреть тела — всего их оказалось двенадцать. За ними, возле конца радуги, стояла крохотная повозка, с парой силуэтов рядом.

А еще можно было разглядеть человека, присевшего над одним из лежавших тел. Полы широкого зимнего плаща раскинулись по льду двумя темными крыльями…

Неужто Эрев, подумал Свальд. Но потом мужчина поднялся — и он решил, что здоровяк швед был все-таки повыше и покрупней.

Мужчина шагнул к следующему телу. Снова раздался крик, долгий, захлебывающийся. Свальд даже различил пару слов:

— Проклятый Хелев…

Всю дорогу Забава старалась быть незаметной. Чувствовала себя лишней среди толпы мужиков. Обузой для них.

Ведь понятно же, что Харальд с людьми не в гости собрались. По-походному снарядились, по-походному и шли…

Но она все равно радовалась, что муж взял ее с собой. Все лучше, чем сидеть в крепости, думая, как бы чего с ним не случилось. И всматриваться в лица людей, подходивших к ней, вспоминая при этом слова Красавы — ты и знать не будешь, кто к тебе подходит, что с тобой сделают…

О словах этих Забава думала часто. А когда в Гереборге ранним утром объявился Свальд, первым делом опять вспомнила о них. Мало ли что? Вдруг на нем снова колдовство какое?

Она была сама не своя, пока не улучила мгновенье и не спросила у Харальда, зачем приехал его брат. Оказалось, тот лишь хотел предупредить, что из крепости пропал еще один человек. Днем, сразу же после их отъезда. И где этот пропавший, никто не знает.

После этого Забава устыдилась своей трусости. Прежде она такой не была. Разнежило ее житье за Харальдовой спиной, разбаловало…

Нужной она себя почувствовала лишь вечером, когда позволили заняться готовкой. Покрутилась у костра, доварила похлебку, разогрела всем лепешки. Отнесла Харальду, молча сидевшему у входа, горячего варева.

Он принял миску у нее из рук, пробормотал:

— Спасибо, дротнинг.

И Забава не удержалась от улыбки, хоть и понимала, что ему сейчас не до шуток. Дротнинг — княгиня. Спасибо, княгиня? Это она-то?

— Пожалуйста, Харальд, — отозвалась она.

По губам Харальда, уже зачерпнувшего первую ложку, пробежала слабая усмешка. Но вслух он строго сказал:

— Иди к костру. Не стой рядом со мной, ни к чему.

Выходит, полагает, что на них в любое мгновенье могут напасть, подумала Забава. И тихо отошла, вернувшись лишь за миской.

Но посматривала все время на мужа. И пока сидела возле костра, разведенного в ямке, на выходе из пещеры, и когда укладывалась спать. Харальд сидел внешне спокойный, даже какой-то расслабленный. Без шапки. Косицы разлетелись по темному меху плаща, глаза полуприкрыты…

А рука на рукояти секиры. Только когда ел, не держался за нее.

Потом Забава забылась зябким, некрепким сном, свернувшись в комок в дорожном плаще, на мехах, под которые подстелили сосновый лапник. А когда ночью один из воинов дотронулся до ее плеча, прошептав:

— Дротнинг, конунг велел вставать. Но тихо.

Она тут же проснулась. Поднялась, ежась от зябкой дрожи.

Тело ломило от недосыпа, от холода — под лапником и мехами был промерзший камень, от которой тянуло промозглой стылостью, пробиравшей до костей.

Но по всей пещере молча и угрюмо поднимались воины, так что Забава тут же забыла обо всем. И о ломоте в онемевшем теле, и об усталости. Подошла к Харальду, получила от него кинжал…

А потом муж вышел наружу вместе со Свальдом. Она осталась внутри, под покатым укрытием из бревен, косо приваленных к скале, на которых снаружи укрепили лапник для тепла.

Замерла, стоя между двух воинов, поглядывая на Харальда и его родича.

За ними расстилалась река, переходящая в озеро, залитое лунным светом. На дальнем берегу у подножия невысоких скал смутно белел заснеженный лес. Силуэты Харальда и Свальда казались черными пятнами на лунно-синем мареве мира…

Откуда-то прилетел крик, полный боли, и Забава вздрогнула. Стиснула кинжал, который держала. Тут же увидела, как повернулся к ней Харальд. Лицо и руки его вдруг загорелись серебром — да так, что на снег легли слабые отсветы.

Опять колдовство, со страхом подумала Забава.

Вот только звериной морды, прорисованной серебром, на лице Харальда в этот раз не оказалось. Кожа светилась сплошь. По непокрытой голове, по косицам текли ручьи света, отливавшего бледно-серым…

Она торопливо шагнула к нему, но наткнулась на край щита, выброшенного вперед и вбок одним из воинов, стоявших рядом.

— Конунг велел не выходить, пока он не позовет, — пробурчал мужик. — К тому же он сам сюда идет.

Харальд и впрямь шагал к ней, но как-то медленно, тяжело. Ноги переставлял приволакивая, покачиваясь.

Раздался второй крик, полный боли — и ярости. Харальд на мгновенье застыл. Развел руки в стороны, почему-то выронил секиру…

И вот эта упавшая секира окончательно испугала Забаву. Все не так, лихорадочно подумала она. То ли колдовства слишком много, то ли место тут такое — но с Харальдом что-то не то.

Она метнула взгляд на воина рядом, исподлобья, приказала:

— Ты… и все вы. Отойдите назад. Я говорить с конунгом.

Воин лишь качнул головой, не двинувшись с места. Край щита по-прежнему перегораживал ей путь.

И сердце у Забавы гулко стукнуло — а затем мир посерел, потеряв краски, которых и без того было немного. Ярко-алым засветился силуэт Свальда. В стороне, на том берегу реки, вдруг появилась маленькая фигура, прорисованная красным — человек, которого она прежде не видела. Хотя стоял он не так далеко, река Рефсна была не слишком широкой…

А Харальд засиял раскалено-синим. И Забаве почему-то вспомнилась Красава, тоже отливавшая синим в тот день, когда все случилось — посередине, внутри красного.

Что-то не так, метнулась судорожная мысль.

— Все назад, — приказала Забава чужим, не своим голосом.

И воин убрал щит — а в следующее мгновенье синий силуэт Харальда оказался уже в паре шагов. Замер, протягивая к ней руки.

— Беги… — неожиданно прохрипел Харальд. Щель распахнувшегося рта оказалась единственным темным местом на его лице — но эту темноту тут же залила слепящая синева.

Прилетел третий крик. Она даже расслышала какие-то слова. Только не поняла, какие, не до этого было.

Харальд покачнулся. Обнять его, быстро подумала Забава. Поцеловать, пусть и при воинах. Может, тогда и пройдет этот морок, эти чары на нем. Как прежде проходило.

Она отшвырнула кинжал, шагнула вперед, наружу, к Харальду. Ощутила вдруг его руки на шее…

Попыталась крикнуть, но не смогла. Пальцы Харальда больно сдавили горло. Потянули, вздергивая ее вверх.

Забава, пытаясь вдохнуть воздуха, вцепилась в его запястья. Знала откуда-то, что сейчас надо бы пальцы крючьями — да ему в глаза, со всей силы…

Но не могла этого сделать, потому что это был он. И он сейчас был не в себе.

Харальд, билось у нее в уме. Харальд.

— Ярл, — завопил кто-то из воинов за ее спиной. — Свальд. Сюда.

За спиной заорали, выкликая его имя — и Свальд обернулся.

Харальд уже дошел до входа, обрамленного толстыми жердями. Голова сияла серебром, высвечивая лица воинов, бывших внутри. Сванхильд, насколько он мог видеть, стояла перед братом.

Но что-то в лицах людей Харальда ему не понравилась. Опять же, Сванхильд стояла как-то не так…

И уже торопливо шагнув к Харальду, Свальд сообразил, что Харальд держал жену за горло. Без шуток, по-настоящему.

В иное время Свальд не стал бы к нему лезть. Каждый имеет право разобраться со своей бабой. Без помех. К тому же жена у Харальда полонянка и бывшая рабыня. Пожелай он, так завтра она снова станет рабыней.

А жизнь рабыни в руках хозяина.

Но без Сванхильд серебро на коже брата могло вообще не погаснуть. Что случится после этого, неизвестно. Однако Харальд ему нужен, и не только из-за Веллинхела. Много чего случилось в последнее время, много чего изменилось. Пусть сейчас что-то пошло не так, скорей всего, из-за того, что творилось на озере — но Сванхильд для Харальда была больше, чем просто баба.

Все эти мысли мелькнули в уме у Свальда в мгновение ока. А затем он услышал, как Харальд прохрипел:

— Беги…

У Забавы перед глазами все уже темнело — даже слепящая синева лица Харальда начала блекнуть.

Ребенок, вдруг вспыхнуло у нее в уме. Ради ребенка…

И она, напрягшись, стоя уже на носках ног, потому что руки Харальда тянули вверх, из последних сил врезала ему по щеке. Благо тот был близко, меньше, чем в шаге.

Целила не в глаза — но пальцы согнула крючьями. Под ногти сразу же набилась его кожа, ледяная, какая-то режущая, колючая.

В бело-синем лице Харальда открылись четыре черных борозды — как раз там, где прошлись ее пальцы. Мгновенно, точно раны, оставшиеся после ножей.

Руки, стискивавшие ее горло, вдруг разжались. Забава, закашлявшись, отступила назад. Но глаз от мужа не отвела.

— Беги, — опять прохрипел Харальд.

И развел руки. Четыре черные борозды на его щеке словно дышали — истончились, став не толще нити, но тут же распухли, каждая расползлась на толщину пальца…

С озера долетел четвертый крик.

А затем раздался глухой звук, и Харальд упал. Перед Забавой вдруг возник алый силуэт. Рявкнул голосом Свальда — и она ощутила его пальцы на своем плече:

— Чего стоишь? Брат велел бежать. Выведите коня для дротнинг.

Это он уже воинам, осознала Забава.

Сиявший синим Харальд неподвижно лежал в паре шагов от нее. Словно не просто упал, а отлетел от удара.

Кто-то подтолкнул ее в спину, крикнул:

— Посторонись. Не стой на пути у коня, дротнинг.

Забава налетела на Свальда. Родич мужа подхватил, поддержал, чтобы не упала. Она уцепилась за плащ на его груди, запуталась пальцами в пышном меху, скрипуче прокашляла:

— Что с Харальдом?

— Ничего, — зло бросил Свальд. — От одной затрещины не умирают.

— Его нельзя… — просипела Забава. — Нельзя оставлять…

Свальд, не обращая на нее внимания, приказал — не ей, а кому-то другому:

— Поедешь с дротнинг, приглядишь, чтобы она не свалилась с коня. Выведите для него второго жеребца. Живо.

— Нет, — прохрипела Забава. — Не поеду.

Она разжала руки, рванулась было к Харальду — но Свальд схватил за локти и дернул в сторону. Сзади недовольно зафыркал усталый конь, которого выводили на мороз.

Откуда-то прилетел пятый крик. Отразился эхом от скал на берегу…

Там же человек мучается, мелькнуло у Забавы. Кричат уже не в первый раз — и все это как-то связано с Харальдом.

По телу прокатился тошнотворный холодок ужаса. Она оглянулась на мужа. Сиявший синим силуэт ворочался, словно Харальд приходил в себя…

Свальд, по-прежнему державший ее руки, вдруг толкнул Забаву назад. Ее тут же подхватили сзади, вцепились в плечи. Чей-то голос над ухом бросил:

— Поехали, дротнинг.

— Уезжай, — рявкнул Свальд. — Я сам пригляжу за братом. А тебе лучше быть подальше от него.

Ее уже тянули к коню. Забава сделала шаг в ту сторону — скорее равнодушно, чем послушно. В уме вихрем летели мысли.

Сейчас, когда перед глазами все посерело, Харальд сиял синим светом. Как Красава тогда в опочивальне.

Правда, в сестре синего было чуть-чуть — пятном внутри красного. А Харальд весь переливался раскаленной синевой.

И все же… Красава тогда вкладывала в головы людей, что хотела, словно в нее кто-то вселился. Может, в Харальда тоже кто-то вселился? Поэтому он и пытался ее придушить?

Нет, решила Забава. До того, как мир посерел и Харальд схватил ее за горло — кожа у него загорелась серебром. Как с ним уже случалось. Это колдовство и раньше в нем было.

Только теперь оно стало сильней. Прежде на его лице появлялась морда зверя из серебра… или же сияние пятнами по телу ползло, как тогда, после пожара. А на этот раз морды не было. И ни единой темной промоины на коже не осталось. Весь полыхал, сплошь.

Значит, вот как выглядит покрытый серебряным сиянием Харальд, когда сила ребеночка в ней просыпается — и мир для нее сереет, подумала Забава. Горит синим светом. Тогда как простые люди светятся красным.

И эти крики. Что-то творилось здесь, что-то делали с людьми. А Харальд после этого стал другим. Захотел ее убить…

И в то же время не хотел, раз велел бежать.

Вдали опять закричали — вопль прилетел откуда-то слева. Забава, которую уже оттащили в сторону, оглянулась. Пылал красным Свальд, стоя над Харальдом, уже поднявшимся на одно колено. За ними, на озере, переливались огоньки — красные и пара синих. Там, на льду, были и люди, и еще кто-то. Там что-то происходило. Вот почему изменился Харальд…

Воин, подтащивший ее к коню, крикнул:

— Я тебя подниму, дротнинг. Первым делом — перекинь ногу через конскую спину.

Забава кивнула. Жеребец рядом светился блекло-розово, неярко. Чужие руки подхватили сзади за талию, она взлетела вверх…

И перекинула ногу, как было сказано. Вцепилась в гриву, когда ее посадили, уже с высоты конской спины кинула взгляд на далекие огоньки.

Там, в той стороне, серая блеклость мира расцветала белыми сполохами. И видно было, что там ровное поле — покрытое льдом озеро? Сверху на него падала изогнутой дугой полоса белого цвета. Виднелся крохотный синий силуэт, рядом красные пятнышки. Еще дальше — другая синяя метка.

А Харальд уже поднимался, медленно, тяжело. На раскалено-синем лице словно дышали четыре борозды — усыхали, снова раскрывались. Алый силуэт Свальд замер между Забавой и Харальдом…

Рядом забирался на второго коня один из воинов.

Забава кинула тоскливый взгляд на мужа. Скользнула ладонями по шее жеребца, на котором сидела. Отловила поводья — веревочные, наспех привязанные к узде вместо длинных вожжей.

Лишь бы ребенку не повредить, подумала она. И что теперь? Бежать, как велел Харальд? Или все-таки посмотреть, что творится на озере? Но ведь даже оружия нет…

Возле ее правого колена из серой мути вдруг прорезался белый силуэт. Появился резко, из ниоткуда. Забава еще успела подумать, что это женщина. Волосы слишком уж длинные, чуть ли не до пят, узкие плечи. Только на живого человека женщина была не похожа, скорей на призрак.

В следующее мгновенье Забава расслышала слово, которое выдохнул белый призрак:

— Прости.

И тут же женщина вскинула руку, в которой оказалась чаша…

Жеребец под Забавой в ответ на это движение почему-то дернулся, оторвал передние копыта от заснеженной земли. Встал на дыбки, хоть и невысоко, заржал. Забава от неожиданности обеими руками вцепилась ему в гриву. Кое-как удержалась.

Стоявшая рядом белая женщина шлепнула коня по шее. Тот рванулся влево, к озеру. Проскочил мимо Свальда, попытавшегося его остановить — и понес Забаву к озеру.

По щекам и ушам хлестнуло ледяным воздухом — шапка слетела с головы, пока Харальд ее душил. Забава, уцепившись за шею жеребца, коленками стиснула крутые бока. Молнией блеснула мысль, что сейчас умней всего было бы спрыгнуть с коня. Внизу снег, глядишь, и не расшибется. А потом кто-нибудь подбежит и поможет. Свальд или воины мужа…

Но то, что изменило Харальда, пришло с озера, пролетело в уме у Забавы. Оттуда, куда ее нес конь. Ну так она хоть посмотрит, что там.

Жеребец выскочил на лед, звонко грохотнувший под подковами. Тут его почему-то повело в сторону. Он заржал — жалобно, испугано. И косо, как-то боком, начал заваливаться.

Забава слетела вниз, один раз перекувыркнулась по заснеженному льду. Шею и щеки тут же ожгло ледяным холодом, в волосы набился снег.

Позади ржал конь — прерывисто, точно задыхался. Она поспешно приподнялась, села.

Плечо и бок, которым ударилась о лед, вроде не болели — но онемели. Забава судорожно вздохнула, стряхнула снег, залепивший глаза.

И разглядела один из синих силуэтов, возвышавшийся сейчас рядом с ней, всего в паре шагов. Высокий, крепкий. Мужик, решила Забава, поспешно поднимаясь.

И уже потом разглядела копье у него в руке.

Онемевшая после падения нога чуть не подвернулась, но она все же устояла.

Там, где следовало находиться правому глазу, в голове у синего мужика белела дыра. Ей даже показалось, что дыра эта свищом уходила внутрь головы…

Хотя как такое может быть? С такой дырищей не живут.

В нескольких шагах замер еще один человек, тоже отливавший синим. Одно мгновенье было тихо — Забава молчала, эти двое внимательно ее разглядывали.

Потом тот, что стоял в нескольких шагах, громко бросил:

— Она сама принесла нам сюда отродье Локи в своем животе, отец.

В голосе у него словно что-то погромыхивало.

Мужчина, стоявший рядом с Забавой, ответил:

— Эта пожива не для твоего Мьельнира. Выродок Змея скоро придет — вот тогда все и завершится.

Отродье Локи, подумала Забава. Гудню рассказывала, что Локи это еще один здешний бог, вроде одноглазого Одина. И наподобие Тора, бога грозы, у которого есть волшебный молот Мьельнир.

Причем бог Локи был дедом Харальда. Получается, отродья Локи — это Харальд и ее ребеночек.

И стоит она сейчас перед Одином и Тором.

Забава скользнула взглядом по озеру. Чуть дальше, на ровной серой поверхности, которая могла быть только озерным льдом, лежало несколько тел, в которых размытая краснота едва теплилась, отливая серым. Умирают? Или уже мертвые? Еще дальше виднелись человеческие тела, светившиеся поярче, бледно-красным. Люди, живые.

Стоявшая перед ней высокая синяя фигура неторопливо повернулась, двинулась к лежавшим.

— Зачем? — бросила Забава ему в спину. — Зачем вы…

Она не договорила того, что хотела сказать — "хотите меня убить". Осознала вдруг, что такое спрашивать может лишь дите малое.

И так все ясно. Саму ее убивать — да кто она такая? Убить хотят ребенка. Но сами они делать этого не станут. Дождутся Харальда.

Высокий мужчина, шагнувший к телам на льду, на ее слова внимания не обратил.

Бежать надо, стрельнуло в уме у Забавы. Все-таки прав был Свальд, родич мужа — ей надо убираться отсюда. Даже если Харальд погонится следом, может, вдали от этого места колдовство с него сойдет…

Она кинула быстрый взгляд в сторону коня — но тот неподвижной грудой лежал в стороне. Бледно-розовое марево внутри его силуэта стало еще светлей, ржания не было слышно.

Забава на непослушных ногах кинулась в сторону русла реки, мутной лентой выплывавшего из-за серых комков прибрежных зарослей. Но наперез ей выскочил человек, сияющий красным. Размахнулся, словно набрасывая что-то…

И Забава уже во второй раз с размаху грохнулась об лед. Дернулась, ощутив под пальцами и на лице что-то похожее на частую рыбачью сеть.

Первое, что ощутил Харальд — это боль в левой щеке.

А следом хлестнули мысли. Где Сванхильд? Почему в руке нет секиры? Кто и зачем успел вывести коня, стоявшего сейчас в стороне? Кто успел на него залезть? Зачем?

Харальд скривился, ощутив, как ноет щека — дергающей, мозжащей болью. Но почему-то обрадовался этой боли. Сосредоточился на ней…

Мир перед глазами сиял багровым, однако по нему ползли серые тени. Рядом замер белый силуэт. Женский, с чашей в руках.

— Стой, как стоишь, — тихо выдохнула женщина.

С длинными белыми волосами, со смутно знакомым голосом… Сигюн?

— Чтобы те, кто сейчас творит свое дело на озере, меня не увидели, — сказала жена Локи. — Я принесла тебе яду, Харальд. Выпей.

— И настанет Рагнарек? — как-то скрипуче ответил он. Подумал быстро — яд от родителя?

По правую руку от него вдруг возник Свальд. Глянул на Сигюн, молча сунул в ладонь рукоять секиры. Харальд сжал пальцы. И уже собрался спросить у брата, где Сванхильд — но тут Сигюн сказала:

— Сказку про Рагнарек, которую Ермунгард рассказал тебе, сочинили для него боги. И поведали через йотунов, которых подослали — чтобы Змей поверил. Чтобы он сманивал к себе своих сыновей прежде, чем они породят того, чей приход предсказала вельва. Истинный Рагнарек — дитя, которое возьмет силу двоих, тебя и твоего отца — еще не родился. Он опасен для богов Асгарда, но не для людей. Выпей яду, Харальд. Стань тем, кем должен, чтобы защитить дитя. Скорей, времени мало.

И рано или поздно настанет Рагнарек, подумал Харальд. Точнее, он народится у девчонки. А затем…

Боль в щеке на мгновенье ослабла, и мысль тут же ускользнула. Харальд оскалился, сморщился, чтобы вернуть ноющее ощущение на коже. Вцепился в него, как хватается утопающий за брошенную веревку.

Подумал — Рагнарек или не Рагнарек, но это его детеныш. Кроме того, щенок пока лишь часть Сванхильд. Так что спасать надо обоих…

Вот только можно ли доверять Сигюн?

Она жена деда, мелькнуло у него. К богам у нее свой счет — за сыновей, обращенных в волков, один из которых загрыз другого. Так что ей можно верить.

— Где… — начал было Харальд.

Но тут с озера за его спиной снова прилетел истошный вопль, и боль в щеке отступила вместе с мыслями. Харальд скривился, повел головой, приподняв плечо — чтобы мех плаща, в который набился снег, прошелся по коже.

Щека заныла, хоть и не так сильно, как прежде. Сознание оставалось каким-то мутным, мысли ускользали — хоть и проблескивали иногда.

— Сванхильд сейчас на озере, в руках богов, — быстро сказала Сигюн. — Один пришел по Бивресту, Тор тоже тут.

Она протянула ему чашу, белую, полупрозрачную. На самом дне колыхалось темно-багровая вязкая жижа.

— Осторожней, Харальд, — уронил стоявший рядом Свальд.

Но он уже коснулся губами льдисто-холодного края — оглянувшись перед этим в сторону озера. Девчонки нигде не было видно. Или она была слишком далеко? Мысли расплывались, не давая себя поймать…

Яд прокатился по горлу, вымораживая тело изнутри. Харальд неожиданно подумал, что в зелье, которое когда-то подсунула ему Эйлин, яда родителя была крохотная капля, не больше. Да и та плавала в эле.

А он только что выпил чистый, неразбавленный яд Мирового Змея.

На спине вдруг люто зачесались и загорелись рубцы — и Харальд торопливо потянулся к пряжке на груди. Следом услышал, как трещит на спине одежда. Как рвется ткань, сквозь которую вылазят змеи…

Сигюн исчезла так же, как и в первый раз, мгновенно. Разом, словно ее тут и не было. Харальд рывком развернулся к озеру.

Свальд едва успел отпрыгнуть, когда брат, разворачиваясь, крутнулся. И чуть не задел его острием в навершии секиры.

Серебряный свет, которым исходила кожа Харальда, кое-где поблек, оставив на лице сияющую морду зверя. Над плечами нависали две змеиные головы, тоже в серебряных пятнах, складывавшихся в узор. Шеи змей внизу утолщались, порванная рубаха оттопырилась на спине.

— Присмотри за моими людьми, — велел Харальд, тяжело спускаясь к озеру.

— Все под крышу, — рявкнул Свальд.

И подумал — действительно, простым людям лучше сидеть в укрытии, когда боги дерутся. Но баба эта, Сигюн, все-таки слишком многое выболтала при воинах Харальда. А еще она говорила о ребенке. Выходит, Сванхильд беременна? Неродившийся детеныш наверняка от брата, иначе не было бы такой свистопляски вокруг него…

— Сидите и не высовывайтесь, — грозно приказал Свальд людям Харальда.

А потом развернулся. Поспешил вслед за братом к озеру, над которым по-прежнему нависал изогнутый мост белесой радуги — и пухлым покрывалом лежал надо льдом слоистый свет.

Где Сванхильд, думал Харальд, на ходу оглядывая берег, подсвеченный багровым и обложенный серыми тенями.

Мысли ворочались тяжело, с трудом. На людей, лежавших на льду, и того, кто присел рядом с одним из них, Харальд глянул лишь мельком. Не столько приглядываясь, сколько запоминая, кто где. Чуть дальше стояли еще два человека.

Сванхильд нигде не было. На льду лежали одни мужики, по большей части полуголые.

Он мазнул взглядом по повозке, стоявшей рядом с тем местом, где в озерный лед упиралась бледно-белая дуга — толстая, расходившаяся внизу слоями света. Черная колесница словно плыла в белесых волнах, перед ней темнели два звериных силуэта. Вроде бы с рогами.

Снова кто-то закричал. Берут кровь и жизнь, с непонятно откуда взявшейся уверенностью подумал Харальд. Чтобы использовать для…

Мысли вдруг стали неразличимыми, ускользающими. В следующее мгновенье перестала ныть щека, разом прошла боль во рту и горле, обожженных ядом. Только вспомнилось — коротким эхом, смутным пятном лица, вынырнувшим из глубин памяти — Добава.

Сознание Харальда, замершего на месте, ухватилось за это слово. Или имя? Добава. Слово все крутилось в уме…

Свальд, шедший следом за братом, задержал шаг. После нового крика, прилетевшего с озера, Харальд застыл, не дойдя всего пару шагов до снежных заносов, за которыми начиналось озеро. Змеи над его плечами засияли сплошным серебром, а потом сжались, словно усохли. Шеи их стали не толще веревок.

Ярл Огерсон тоже замер. Перекинул меч из правой руки в левую — чтобы освободить кулак, на который сейчас была натянута рукавица Тора…

На озере двое людей спокойно стояли возле повозки. Остальные лежали, неподвижно, без криков. Еще один присел возле одного из лежавших. И никто вроде бы не замечал ни его, ни брата.

А Харальд снова лучился светом. Змеи над плечами, даже истончившиеся, горели серебром.

И когда Свальд уже задумался — а не дать ли брату в ухо еще раз, не сильно, только чтобы привести в чувство — брат вдруг тряхнул головой.

Змеи над его плечами снова распухли, сквозь серебряное сияние проклюнулись темные промоины.

Добавы теперь нет, наконец сообразил Харальд. Он сам назвал ее Сванхильд — и теперь ее следует звать только так.

Сванхильд. Дуреха, глядевшая на него то с отчаяньем, то с забавной серьезностью. А иногда с жалостью. Хотя как девчонка, макушкой едва достающая ему до плеча, может жалеть его? Харальда Ермунгардсона, который сам себя объявил ярлом, а теперь стал конунгом?

Только Сванхильд на это и способна, вдруг подумал он.

А затем резко, точно пробудившись, к нему вернулись ощущения. Жжение в щеке. Едкая боль во рту и горле.

Нужно сделать две вещи, осознал Харальд, уже шагнув к сугробам, за которыми начиналась гладь озерного льда. Получить назад Сванхильд — если она и впрямь в руках богов. И оставить Тора без колесницы. Убить его вряд ли получиться, все-таки бог.

Но можно попробовать оставить его без колесницы, на которой он охотится. И загнать на Биврест, горевший над озером…

Пусть сидит в Асгарде и дожидается следующей радуги, чтобы спустится в этот мир. А когда захочет снова поиграть в бога-викинга, идущего в поход на земли людей и берущего свою добычу человеческими жизнями — пусть выбирает места для своей охоты с умом. Не заглядывая больше в эти края…

Это на родине конунга Готфрида Тору и его охоте рады. Да и то по весне, когда думают о будущем урожае. А здесь Нартвегр. Тут богам честно отдают положенные жертвы. Но в ответ ждут от них даров — здоровья, удачи в делах и в бою.

Однако не того, что боги сами придут охотиться на тех, кто их почитает.

Харальд ступил на лед, мельком глянул на змею, покачивавшуюся над левым плечом.

Голова, расписанная горящим серебром, тут же повернулась к нему. Светлые бусины глаз оказались без зрачков. Разумным взгляд змеи он не назвал бы. Не созрела еще? Или так и должно быть?

Харальд отвернулся от змеи, окинул озеро быстрым взглядом. И наконец-то заметил Сванхильд — она барахталась на льду шагах в тридцати от него, по правую руку, возле прибрежных зарослей. Словно пыталась подняться и не могла.

Жива, подумал Харальд. И рядом никого нет. Значит, прямо сейчас девчонке ничего не угрожает.

Сванхильд его тоже заметила. Замерла, перестав трепыхаться. Но не позвала…

И хоть по уму следовало бы глянуть, как там она, но Харальд этого делать не собирался. Была внутри странная, неприятная уверенность, что именно этого от него и ждут.

Сначала — боги. Тор, благодаря Свальду, вряд ли возьмется за свой Мьельнир. Или возьмется, но вот поймать молот после броска, как об этом рассказывают скальды, уже не сможет.

— Свальд, — негромко распорядился Харальд, делая еще один шаг. — Живо к Сванхильд. Отвечаешь за нее.

За его спиной ярл Огерсон свернул направо. Побежал к женщине на льду, снова перекинув меч в правую руку.

Харальд глубоко вздохнул, стиснул на ходу рукоять секиры. До первого лежавшего оставалось не больше двадцати шагов.

Мелькнула мысль — хорошо бы сейчас и впрямь подняться в воздух. Слетать до колесницы Тора, стоявшей там, где кончалась белая дуга света, падавшая с темных небес на озеро. Разнести ее в щепки, порубить зверей с рогами, а потом птицей метнуться к Сванхильд…

Мысль эту Харальд не додумал, потому что человек, сидевший на корточках возле одного из тел, выпрямился, опираясь на копье. И ему показалось, что правого глаза у мужчины нет.

Бог Один, угрюмо осознал Харальд. На мгновенье удивился, что не испытывает страха и трепета — только ненависть.

Конунг всех богов и хозяин Вальгаллы одно мгновенье смотрел на него молча. Потом сказал — негромко, но слова разнеслись над озером, отдаваясь шепчущим эхом в прибрежных скалах:

— Ты не…

— Отец, на него не действует, — грохочущим, как грозовой раскат, голосом рявкнул один из двух, стоявших в отдалении.

И размахнулся.

Тор все-таки запустил свой Мьельнир, успел подумать Харальд.

Он не стал тратить время на приседания и прочее — а сразу прыгнул вперед. Так, чтобы упасть на лед брюхом подальше отсюда. Оттолкнулся ногами, чтобы проехаться по льду, упав…

Харальд еще успел увидеть краем глаза, как летит к нему Мьельнир. Черной меткой, сыпавшей искрами. Ощутил, уже приземляясь на озерный лед, как дернулась в сторону молота змея на левом плече. Услышал, как захрустели ребра с левой стороны.

Полыхнула дикая боль, которой Харальд никогда до сих пор не испытывал. Дыхание оборвалось, и все исчезло.

Под сетью Забава перестала различать красные и синие огни вместо людей — и тех, кто людьми не был. Серая пелена, окутавшая мир, тоже исчезла.

Она дергалась из всех сил, пытаясь приподняться. Но сеть держала крепко, и в ответ на каждое движение еще сильнее врезалась в пальцы, в тело — не позволяя даже сесть, не то что встать.

Потом на лед выскочил Харальд. Его Забава узнала издалека. На лице у него опять горела серебряная звериная морда. Вот только над плечами еще что-то было…

Змеи, с содроганием поняла она. Сияющие, вроде той, что подбросили им когда-то в опочивальню.

А еще Харальд был без плаща — и ей почему-то стало еще холодней.

Муж повернул голову, бросил на нее быстрый взгляд. Забава тут же замерла, перестав шевелиться. Чтобы он не подумал, что ей плохо, прямо невтерпеж. Чтобы не кинулся к ней, позабыв о богах.

Может, ее для этого и бросили тут без присмотра, чтобы Харальд к ней кинулся. Вдруг это западня? А она в той западне приманка…

Лежать неподвижно оказалось куда легче, чем дергаться. Только спина, прижатая ко льду, стыла. Зато сеть перестала затягиваться, впиваясь в тело.

А потом Забава увидела Свальда, бежавшего к ней.