Революционный лидер, поселившийся напротив виллы М’Тавиша, чьи политические взгляды так неприятны верноподданному арендатору, был не кто иной как экс-диктатор Венгрии.
Новый жилец знал об этом до того, как занял виллу. И сообщил ему об этом не хозяин виллы, а тот человек, чьи инструкции он выполнял.
Близость жилища революционера вызывала тревогу М’Тавиша. Но именно по этой же причине мистеру Свинтону так понадобился его дом!
Свинтон знал о соседе напротив, но не больше. Истинную причину того, зачем понадобилось снимать виллу, ему не сообщали. Ему приказали снять именно этот дом по любой цене, и он выполнил приказ и снял его за двести фунтов.
Патрон дал ему чек на триста. Двести ушли в карман М’Тавиша; сотня оставалась в распоряжении Свинтона.
Он переселился в новый дом и, сидя с сигарой в зубах – настоящей гаваной, – размышлял об окружающей его роскоши. Как отличается этот диван с бархатным покрывалом и мягкими подушками от жесткой софы с твердыми подушками и выступающими пружинами! Как не похожи эти роскошные стулья на плетеные, которые так хорошо должна помнить его жена!
Поздравляя себя с удачей, Свинтон думал и о том, что ему предстоит. Он очень проницательно догадывался, чему обязан своей удачей.
Однако зачем ему приказали снять виллу и что еще придется сделать, он не знал.
Он только предполагал, что его ждет что-то связанное с Кошутом. В этом он был почти уверен.
Однако ему недолго оставаться в неведении. Во время утренней встречи патрон пообещал прислать инструкции – их доставит джентльмен, который придет «в течение вечера».
Свинтон догадывался, кто будет этот джентльмен; и это подвигнуло его на разговорс женой – разговор своеобразный и совершенно тайный.
– Фэн! – сказал он, доставая сигару из зубов и поворачивась к дивану, на котором возлежало это милое существо.
– Что? – спросила жена, тоже доставая сигару изо рта и выпуская дым.
– Как тебе нравится наше новое жилище, любимая? Лучше того, в Вестборне?
– Ты хочешь, чтобы я ответила на вопрос, Дик?
– О, нет. Не нужно, если не хочешь. Но не нужно так рявкать и рычать.
– Я не рявкаю и не рычу. Что за глупости ты говоришь!
– Да, все, что я говорю, глупо. И делаю тоже. Последние три дня я был очень глуп. Снял уютный дом, заплатив за него на год вперед, и раздобыл еще сотню фунтов для кухни! Если не ошибаюсь, будут еще. Как глупо, что я все это организовал!
Фэн ничего не ответила. Если бы супругу было доступно ее лицо, он увидел бы на нем улыбку, вызванную совсем не восхищением его умом.
У нее были свои догадки относительно того, чему они обязаны этой удачей и что потребуется от нее взамен.
– Да, будет еще гораздо больше, – продолжал Свинтон свое оптимистическое предсказание. – В сущности, Фэн наше будущее обеспечено или, вернее, будет обеспечено, если только ты…
– Что я? – спросила она, видя, что он колеблется. – Что я должна сделать еще?
– Ну, прежде всего, – протянул он, демонстрируя неудовольствие ее тоном, – иди наверх и переоденься. Потом я скажу тебе, чего хочу.
– Переодеться? Вряд ли это возможно с теми тряпками, которые у меня остались!
– Забудь о тряпках. Сейчас с этим ничего не поделаешь. К тому же, любимая, ты в любой одежде выглядишь прекрасной.
Фэн качнула головой, словно отмахиваясь от комплимента.
– Постарайся использовать эти тряпки, как ты их называешь, как можно лучше. Завтра все будет по-другому. Мы отправимся на прогулку к модисткам и меховщикам. А теперь, девочка, иди. Делай, что я сказал!
Фэн встала и направилась к лестнице, ведущей в спальню.
Она начала подниматься.
– Постарайся выглядеть как можно лучше, Фэн! – сказал вслед ей муж. – Я жду джентльмена, который тебе не знаком; и я не хочу, чтобы он подумал, что я женат на неряхе. Поторопись и спускайся снова. Он может прийти в любой момент.
На эту грубоватую речь не последовало никакого ответа. Только смех с верха лестницы.
Свинтон возобновил курение и сидел, поджидая.
Он не знал, что услышит сначала: звонок в дверь или шорох шелковых юбок на лестнице.
Ему хотелось, чтобы сначала вышла жена, потому что он еще не сообщил ей свои указания.
Но сказать ему нужно немного, и хватит нескольких минут.
Он не был разочарован: Фэн появилась первой. Она спустилась по лестнице – в белоснежном испанском шелке и в ярких красках румян.
Без этого она была прекрасна, с этим – непревзойденна.
Долгое употребление сделало кометику обязательной для ее кожи; но одновременно Фэн научилась применять ее искусно и почти незаметно. Только истинный знаток отличил бы краску на ее щеках от естественного румянца.
– Подойдет, – сказал Свинтон, одобрительно осмотрев ее.
– Для чего? – спросила она.
Вопрос был лишним. Она догадывалась, что он имеет в виду.
– Садись, и я расскажу тебе.
Она села.
Он начал не сразу. Казалось, его что-то смущает. Даже он, этот наглец, испытывал замешательство.
И неудивительно, учитывая его грязные мысли и слова, готовые сорваться с языка. Он собирался позорно использовать свою жену.
Но не до конца – только для видимости.
Только для видимости. С этой мыслью он наконец набрался храбрости и заговорил.
Сказал он вот что:
– Послушай, Фэн. Джентльмен, которого я поджидаю, тот самый, что поселил нас в этом уютном жилище. Это лорд… Я говорил тебе, что это за человек и какой властью он обладает. Он может очень многое дать мне и даст, если мы правильно себя поведем. Но он непостоянен и полон коварства, как все такие люди. С ним требуется искусное обращение; и ты должна помочь мне.
– Помочь тебе? Но каким образом?
– Я хочу только, чтобы ты была с ним вежлива . Ты меня понимаешь?
Фэн ничего не ответила. Но деланое изумление в ее взгляде свидетельствовало, что она все поняла.
Разговор прервал звонок в дверь.