Жена на одну ночь

Глава 12

Лиана

Знакомый особняк выглядит таким же отталкивающим, как и раньше. Несмотря на яркий летний день, окна его завешаны тяжёлыми шторами, во дворе ни души. Мертвая тишина царит вокруг и только слышен звук машин, время от времени проносящихся по дороге мимо ворот.

Я перевожу дыхание, окинув каменное строение коротким взглядом, и медленно поднимаюсь по парадным ступеням. Спиной чувствую присутствие подруги. Ксюша, верная своему слову, ждёт меня у калитки.

Последний рывок, Лиан, скоро ты будешь совсем свободной...

Дверь мне открывает наша домработница. Молодая миловидная женщина с вечно уставшим лицом смотрит на меня с таким удивлением, словно видит перед собой не живого человека, а как минимум призрака. Однако долгие годы работы на Восканянов, в особенности – на мою дражайшую тётушку моментально дают о себе знать. Она тут же собирается с мыслями, выражение шока вмиг сменяется на покорное повиновение и, бросив короткое: "Добрый день, Лиана ...", Лена отходит в сторону, пропуская меня внутрь.

– Господин Восканян ждёт вас в своем кабинете. Я провожу вас.

Я не произношу ни звука, не говорю, что прекрасно знаю, где находится кабинет дяди и вполне могу дойти сама. Зачем? В этом доме свои правила и у меня нет ни малейшего желания нарушать их. Все равно совсем скоро двери особняка для меня навсегда закроются, какой смысл наводить смуту.

Лена коротко стучит по красному дереву, из-за чего глухое эхо поднимается до самого потолка и отзывается в воздухе приглушённым постукиванием.

– Войдите, – с той стороны доносится властный мужской голос.

Домработница покорно распахивает дверь и, замерев на пороге, коротко докладывает:

– К вам пришли. Племянница.

– Пригласи.

Чувствуя на себе его прицельный взгляд, я медленно прохожу вглубь супер современного кабинета.

Мой дядя величественно восседает за массивным дубовым столом – единственным свидетелем старины в новомодном дизайне комнаты.

Что только не делала тетя Наира, желая избавиться от этой "безвкусицы", но все напрасно.

Когда хотел, дядя мог быть поистине непреклонным. Жаль только свой характер он проявлял крайне редко, да и то лишь в таких незначительных и пустых моментах. В остальное же время мой дядя предпочитал делать вид, что ничего не замечает, абстрагировался и умывал руки, предоставив жене полный карт-бланш в вопросах воспитания и поддержания семейно чести.

– Садись, – коротко кивает на кресло напротив себя.

Я аккуратно отодвигаю его и сажусь на краешек. Сложив руки на коленях, спокойно встречаюсь с ним глазами.

Молчу. Мне нечего ему сказать.

Я думаю о том, как буду жить после, когда решу формальности и завершу эту страницу своей жизни.

Буквально вчера днём мы с Ксюшей ходили в университет.

Я написала заявление на академ, предварительно выслушав длинную поучительную речь ректора. Она из кожи вон лезла, чтобы уговорить меня остаться, не губить такие знания и пустить их в правильное профессиональное русло.

Я не поддалась. Заверила ее, что ни за что не брошу учебу и не сверну с выбранного пути, я добилась таки ее подписи и с чистой совестью покинула стены своей Альма-матер.

Билеты на поезд я тоже уже купила. Они лежат в сумке и ждут своего часа. Совсем скоро я покину этот город, а вместе с ним и все, что причиняет мне боль...

– Как ты могла, Лиана? – вопрос дяди выдергивает меня из задумчивости. Я тяжело сглатываю и, пару раз моргнув, стоически выдерживаю пытку глазами. – Ты опозорила нашу семью, весь наш род. Ты чем думала, девочка?

Под его тяжёлым взглядом я чувствую, как внутри меня все холодеет.

Он не кричит на меня, не замахивается и не пугает своей силой. Напротив. Его отчужденность работает намного хуже.

Во мне тут же образуется мерзкая черная дыра, разрастается и расползается по телу, подобно раковой опухоли. Она поглощает свет, отравляет все самые светлые и нежные воспоминания, мои милые отдушины в этом царстве тьмы и безысходности.

Дядя ждёт моих объяснений, надеется услышать что-то вразумительное и достойное оправдания. Ещё один праведник на мою голову. Так и хочется закричать, чтобы на себя посмотрел, на семью свою оглянулся. По вашему я – единственное порочащее пятно на белоснежном полотне вашей репутации, самое грязное существо в округе? Лицемеры!

Поединок глазами длится несколько секунд, но даже этого достаточно, чтобы пробудеть во мне дух бунта и протеста. Вскинув голову и распрямив плечи, я начинаю говорить. Честно. Без тени страха или робости. Я говорю все то, что годами держала в своем сердце, разъедая гордость, уничтожая тот самый мамин характер, который так ненавидит моя тетушка.

– Чего ты ждешь, дядя? Хочешь, чтобы я оправдывалась? Слез моих хочешь или покорности? Так вот ты их не получишь! Никто из вас больше не заставит меня склонить голову. Я больше не та Лиана, которая видела в тебе Героя. Я больше не тот наивный ребенок, кого можно обмануть парой теплых слов и вынужденных объятий... кого можно подкупить пустыми обещаниями.

Он бледнеет.

Жесткое лицо бывшего налогового инспектора напоминает деревянную маску. Густые кустистые брови угрожающе висят над слегка затуманенными глазами.

Но даже его немой протест меня не пугает.

– В чем дело, дядя? Тебе не нравится моя правда или форма ее изложения? Почему ты вдруг замолчал? Еще минуту назад ты был готов закидать меня камнями, как прокаженную. Что же изменилось?

– Ты разочаровала меня, Лиана, – его слова бьют наотмашь. Леденящее душу презрение сочится в каждом звуке короткого предложения.

Меня передергивает. В глазах появляется неприятное жжение, из-за чего начинаю усиленно моргать. Прикусив внутреннюю сторону щеки, стараюсь дышать через нос.

Спокойно, Лиан. Не поддавайся, не дай ему пробить твою защиту. Ты сильная! Ты, черт возьми, очень сильная!

– Я не делала ничего такого, чтобы заслужить твое презрение, дядя. Я НИКОГДА ничего плохого не делала!

Он резко вскидывает голову. На впалых щеках проступает едва уловимый румянец, но даже он не в силах растопить Антарктику в его сердце.

– Тебе мало скандала с Мурадяном?

– Не я его инициировала. Спрашивай с тех, кто действительно виноват в этом.

– Может ты и имена назовешь?

Наш диалог больше напоминает допрос в кабинете следователя. Дядя Левон ничем не отличается от матерого следака, а я в нашем спектакле исполняю роль единственного подозреваемого в страшном преступлении.

Плохая игра. Не хочу ее продолжения.

– Рузанна, Манвел, Наина Генриховна... тетя Наира, – цежу сквозь зубы, стараясь чтобы голос звучал максимально твердо. – Арсен... Вы все приложили руку к тому, чтобы уничтожить меня. Вы все, дядя.

– Прекрати!

Сильнейший удар кулаком по столешнице заставляет меня подпрыгнуть от неожиданности. Сердце подскакивает и застревает поперек горла болезненным комом. Он резко вскакивает и, уперевшись ладонями в стол, испепеляет меня взглядом.

Прищуривается, когда в ответ получает такой же.

– Несносная глупая девчонка! Ты хоть понимаешь, что говоришь?! Мы все для тебя делали, души в тебе не чаяли, чтобы заменить тебе семью...

– Ложь! – перебиваю нагло и тоже поднимаюсь на дрожащие ноги. – Вы. Никогда. Не были. Мне. Семьей. Никогда! – Пульс грохочет в висках так громко, что я не слышу собственного голоса. – Вы превратили мою жизнь в ад. Не было такого дня, чтобы я не мечтала о побеге. От вас. От вашей «заботы» и вашего лицемерия, дядя! От всего, чем вы так гордитесь и хвастаетесь на каждом шагу... Думаете я не видела ничего? Не слышала, с каким самодовольством вы рассказывали о бедной, несчастной сиротке, которую вы, мой добрый и заботливый дядюшка, приютили под своим кровом?

– Замолчи! Закрой свой рот, неблагодарная!

– Не замолчу! Не стану, как ни кричи. Хватит! За все эти годы я ни разу не сказала ничего против тебя или твоей семьи. Я молчала, делая вид, что мне хорошо с вами, что я не задыхаюсь в стенах этого склепа, что я... не чувствую вашей ненависти. Но сегодня ты меня выслушаешь. Сегодня я скажу тебе все, и ты меня не остановишь!

– Лиана... – он угрожающе прищуривается. Делает короткую паузу, пригвождая колючим взглядом к полу и схватив со стола черную кожаную папку, бросает мне. – Подпиши бумаги на развод и убирайся! Тебе больше нет места в этом доме.

Сжимаю пальцы в кулаки и отвечаю твердо:

– А его никогда и не было. С самого первого дня я была здесь пленницей... обузой... грушей для битья. Кем угодно, но только не твоей племянницей... не человеком. Поговори об этом на досуге со своей женой. Уверена, она с радостью расскажет, КТО я на самом деле.

Под его пристальным взглядом открываю папку и, даже не читая, ставлю свою подпись на последней странице. На другую, размашистую и мужскую, стараюсь не смотреть. Нет смысла бередить едва затянувшиеся раны.

– Прощай дядя. Надеюсь с этого дня в твоем доме поселится настоящее семейное счастье, а не ее картонная копия, как раньше.

В глазах все еще щеплет и сердце наполняется острой, режущей болью. Мне плохо и хорошо одновременно. Это безумие, да?

Весь прошлый день я морально готовилась к этой встрече и прокручивала в голове все возможные ее исходы. Но ни в одном из них не было такого опустошения граничащего с легкостью. Словно булыжник с души свалился, и грудь наполнилась живительным кислородом.

Пленница обрела свободу. Ура!

Уже выходя из дома, я столкнулась в коридоре с Мане.

Сестренка, смеясь и плача, под шокированный взгляд служанки бросилась меня обнимать, наперекор всем правиалам и приличиям, наплевав на указания своих жестоких родителей.

Мой ангел, единственная в этом аду, кто искренне меня любил, кому я могла рассказать о своей боли и не бояться увидеть в ее прекрасных глазах осуждение. Мой лучик света в беспроглядной тьме... Мне будет ужасно тебя не хватать...

– Куда же ты пойдешь, милая? – ее голос дрожит от слез и отчаяния. – Что будешь делать?

– Тише, тише, моя хорошая, – улыбаюсь сквозь слезы. – Все хорошо. Смотри, я в порядке и даже счастлива. Я больше никому ничего не должна. Разве это не чудесно?

– Но...

– Тшш, – прижав палец к ее губам, тяну на себя и обнимаю крепче. – Никаких «но» не осталось. Все так, как и должно быть. Теперь я сама себе хозяйка и только я решаю, как мне жить. Я ведь так долго об этом мечтала, помнишь?

Мане согласно кивает, горячие слезы больше не ползут по ее щекам.

– К тому же у меня есть Ксюша. С ней я точно не пропаду! Но и ты береги себя, ладно? Обещай, что будешь сильной и сломаешься под их давлением. Дай мне слово, Мане.

– Обещаю, я не стану такой, как они!

– Моя девочка... Я позвоню, как устроюсь.

Мы снова обнялись, сжали друг другу руки в знак любви и поддержки.

Потом Мане проводила меня до крыльца и дождалась, пока мы с Ксюшей не покинем охраняемую территорию. Только оказавшись за воротами я позволила себе обренуться и увидела, как сестренка, понурив голову, медленно бредет к дому.

– Я теперь официально разведенка, – произношу задумчиво, как только мы с подругой садимся в подоспевший автомобиль. – Если бы еще неделю назад ты сказала мне об этом, я бы назвала тебя сумасшедшей, а теперь...

– Теперь ты знаешь, что жизнь полна неожиданных сюрпризов, – заканчивает за меня и легонько сжимает мою кисть. – Не думай о прошлом, его все равно не изменить. А вот настоящее и будущее, – Ксюша ободряюще улыбается и подмигивает, – это совсем другое дело. Помни, даже после самой темной ночи наступает рассвет, а сильный дождь обязательно заканчивается радугой... Все будет хорошо, подруга, где наша не пропадала!

– Ты права, Ксень... – делаю глубокий вдох. – Ты, как всегда, права.

– Повторяй это почаще и не смей унывать! Пусть страдают те, кто бил тебя в спину! Пусть ОНИ боятся, а тебе стыдиться нечего. А Арсен...

– Нет! – перебиваю резко. – Не произноси его имени при мне. Все закончилось, этого человека для меня больше не существует!

Ксюша ничего не говорит, но я чувствую ее напряжение. Оно встречается с моим собственным, сплетается, образуя тяжелую металлическую сеть.

Сердце стучит как сумасшедшее, мечется в огненной лихорадке. Оно все еще любит. Безумной дикой любовью. Болезненной, как и все, что было между нами. Глупый орган не понимает, что ему эта любовь совсем не нужна...

Ну ничего, я справляюсь. Когда-нибудь эта и болезнь отступит, я излечусь и забуду... обязательно забуду! Назло ему... его лживой сестре и матери... назло им всем. Когда-нибудь...