Женщина в озере

Глава 25

Эта улица, Уэстмор-стрит, находилась в богом забытой части города и вела с севера на юг. Я поехал на север. На следующем углу я пересек старые трамвайные рельсы и оказался на автомобильном кладбище. За деревянными решетками лежали трупы бесчисленных старых автомобилей. Они громоздились кучами, словно на поле боя. Штабели проржавевших деталей казались в лунном свете какими-то диковинными строениями. Оставленные между ними проходы были широкими, как улицы.

Внезапно в зеркале над приборным щитком вынырнули светящиеся фары. Они становились все больше и больше. Нажав на газ, я одновременно отпер перчаточный ящик на приборном щитке и достал свой револьвер 38-го калибра.

Положил его рядом на сиденье.

За кладбищем находился кирпичный завод. Высокая дымовая труба резко выделялась на фоне темных груд кирпича и мрачных деревянных строений.

Пустота: ни движения, ни людей, ни огонька.

Машина приближалась. Тихое завывание сирены, словно ее еле тронули, прорезало ночь. Звук раскатился по пустырю справа, по двору кирпичного завода слева. Я еще сильней нажал на газ, но бесполезно. Они двигались быстрее. Улицу осветил яркий свет красного прожектора: приказ остановиться.

Полицейская машина поравнялась со мной и попыталась преградить мне путь. Я, уклоняясь, резко повернул свой «крайслер» и круто развернулся: какой-нибудь дюйм — и у меня ничего бы не получилось. Я выровнял машину и помчался в противоположном направлении со всей скоростью, на какую она была способна. За собой я слышал визг тормозов, звук переключаемых скоростей, яростное завывание мотора. Свет от красного прожектора, словно гигантская метла, прошелся по двору кирпичного завода.

Бессмысленно. Они опять быстро догоняли меня. Я не видел выхода. Мне лишь хотелось скорей оказаться среди жилых домов, среди людей, которые, может быть, выйдут, может быть, потом вспомнят…

Делать было нечего. Полицейский автомобиль прижался сбоку к моему «крайслеру», и грубый голос прокричал:

— Стой — или будем стрелять!

Я подъехал к обочине и остановился. Убрав револьвер на место, я запер ящик. Полицейская машина покачивалась на рессорах рядом с моим левым передним крылом. Из нее выскочил толстый человек в полицейской форме.

— Вы что, никогда сирены не слышали? Вон из машины!

Я вылез и стал рядом со своим «крайслером» в свете луны. У толстого в руке был револьвер.

— Ваши водительские права! — пролаял он голосом жестким, как сталь.

Я молча вытащил права и протянул ему. Второй полицейский вылез из-за руля, подошел ко мне с другой стороны и взял их. Включив карманный фонарь, он просмотрел документы.

— Так, фамилия Марлоу, — сказал он. — Черт побери, этот тип — частный сыщик. Можешь себе представить, Конни?

Конни сказал:

— И больше ничего? Ну тогда это не понадобится. — Он сунул револьвер в кобуру и застегнул ее. — Я с ним и так справлюсь. Без оружия.

Второй осклабился:

— Еще бы! Мчится со скоростью пятьдесят пять миль, да еще пьян! Ничего удивительного!

Второй наклонился ко мне, все еще издевательски ухмыляясь, и вежливо произнес:

— Вы позволите, мистер частный детектив?

Он принюхался.

— Гм, — сказал он. — Вроде не пахнет, это надо признать.

— Довольно прохладно для летней ночи. Угостите парня хорошим глоточком, лейтенант Добс.

— Идея недурна, — сказал Добс. Он пошел к своей машине и вытащил полулитровую бутылку. Поднял ее. Жидкости в ней было на треть. — Это всего лишь легкий коктейль, — сказал он, протянув мне бутылку. — Выпейте! За свое собственное здоровье!

— А если я откажусь?

— Только не говорите так, — ухмыльнулся Конни. — Иначе мы можем подумать, что вы предпочитаете пару пинков в живот!

Я взял бутылку, отвинтил пробку и понюхал. Пахло виски. Чистым виски.

— Не можете же вы до бесконечности повторять один и тот же трюк! — сказал я.

На Конни это не произвело никакого впечатления.

— Сейчас ровно восемь часов двадцать семь минут. Запомните, лейтенант Добс.

Добс пошел к своей машине и наклонился внутрь, чтобы сделать запись в рапорте. Я поднял бутылку и сказал Конни:

— Вы настаиваете, чтобы я выпил?

— Нет. Все-таки пару пинков я дал бы вам еще охотнее.

Я поднес бутылку ко рту, крепко сжал горло и наполнил рот крепкой жидкостью. В этот момент Конни сделал выпад и сильно ударил меня кулаком в живот. Я выплюнул виски и скорчился. Меня вырвало. Бутылка упала на мостовую.

Я наклонился, чтобы поднять ее, и прямо перед глазами увидел жирное колено Конни. Я отскочил в сторону, выпрямился и со всей силы, всем своим весом ударил его в лицо. Он схватился рукой за нос и взвыл. Другая рука метнулась к кобуре. Добс отшвырнул меня в сторону, схватил Конни за руку и отвел ее вниз. Резиновая дубинка ударила меня по левому колену. Нога сразу онемела, я с размаху сел на мостовую, скрипя зубами и выплевывая виски.

Конни отнял ладонь от лица. Она была полна крови.

— Иисус, — жалобно прохрипел он. — Кровь! Моя кровь! — Он издал дикий рев и попытался ударить меня ногой в лицо.

Мне удалось отклониться лишь настолько, чтобы удар пришелся в плечо. Но и этого было достаточно. Добс втиснулся между нами и сказал:

— Хватит, парень. Что надо — сделано. Лучше не будем пересаливать.

Конни, спотыкаясь, отступил на три шага, сел на подножку своей машины и закрыл лицо ладонью. Другой рукой он достал носовой платок и принялся бережно обтирать нос.

Добс сказал:

— Не заводись. Мы свое выполнили. Точно по программе. — Он слегка похлопывал себя резиновой дубинкой по бедру. Конни поднялся с подножки и неверными шагами двинулся вперед. Добс уперся ему в грудь ладонью. Конни попытался отстранить руку лейтенанта.

— Я хочу видеть его кровь! — рычал он. — Грязная собака! Его кровь!

Добс резко произнес:

— Ничего не поделаешь. Успокойся. Дело сделано.

Конни повернулся и тяжеловесно направился к полицейской машине. Он прислонился к ней, что-то бормоча в свой носовой платок. Добс сказал мне:

— А ну-ка, вставай, дружок!

Я поднялся, потирая колено. Внутри него какой-то нерв неистовствовал, как взбесившаяся обезьяна.

— В машину! — приказал Добс. Я сел в полицейский автомобиль. Добс сказал своему партнеру:

— Ты поведешь вторую машину.

— Будь я проклят, если не оборву ей все крылья, — прогудел тот.

Добс поднял бутылку из-под виски, бросил ее через забор и уселся рядом со мной. Он нажал на стартер.

— Это пойдет за ваш счет, дружок, — сказал он. — Не надо было вам его бить.

— А почему бы и нет?

— Он хороший парень. Только немного резкий.

— Шутки у него неважные. Совсем скверные шутки.

— Не скажите этого при нем, — посоветовал Добс трогаясь. — А то наступите на его любимую мозоль.

Конни громко захлопнул дверь «крайслера», завел мотор и воткнул рычаг скорости с такой яростью, словно задался целью его сломать. Добс ловко развернулся, и мы поехали опять в северном направлении, мимо кирпичного завода.

— Наша новая тюрьма вам понравится! — сказал он.

— А какое обвинение вы мне собираетесь предъявить?

Он минуту подумал, продолжая править машиной осторожно, даже почти элегантно. Одновременно он наблюдал в зеркало за Конни, следовавшим за нами в «крайслере».

— Превышение скорости, — сказал он, — отказ остановиться. И прежде всего 10.

«10» на языке полицейских означает «тяжелое опьянение».

— А может быть, лучше так: удар кулаком в живот, ногой в плечо, принуждение под угрозой избиения к питью виски, угроза оружием и удар резиновой дубинкой безоружного человека?

— Бросьте вы болтать, — сказал он с досадой. — Думаете, я не мог бы найти себе занятия поприятнее?

— Я считал, что этот город когда-то очистили от дерьма и что приличный человек может показаться на улице без пулезащитного жилета.

— Очистить-то его очистили, но, видно, недостаточно тщательно. Иначе здесь не кишело бы охотниками за грязными долларами.

— Такие слова могут вам стоить нашивок, — заметил я. Он засмеялся.

— Черт бы побрал их всех!

Для него это происшествие казалось исчерпанным. Оно ничего для него не значило. Было будничным и естественным. Он даже не испытывал ни малейших угрызений совести.