Женщина в озере

Глава 9

Отель «Индиан хэд» находился в высоком коричневом доме. Я поставил машину около танцевального зала напротив отеля и направился в туалет, чтобы вымыть руки, лицо и убрать из волос еловые иглы. Затем вошел в зал ресторана, примыкавший к холлу. Народу там было полным-полно: мужчины в вечерних костюмах, попивавшие виски, визгливо смеявшиеся женщины с ногтями цвета бычьей крови и грязными коленками. За стойкой стоял бармен, невысокий жилистый человек без пиджака, с изжеванной сигарой в углу рта и бдительным взглядом. У кассы какой-то светловолосый мужчина пытался извлечь последние известия из маленького радиоприемника, но тот издавал один лишь треск. В нише сидел оркестр из пяти человек в плохо сшитых белых пиджаках и красных рубашках. Заученно улыбаясь, музыканты судорожно старались перекрыть шум и пьяные выкрики. Лето, любимое время года, было в Пума-Пойнт в полном разгаре.

Я проглотил то, что именовалось в меню ужином; чтобы сделать пищу мало-мальски удобоваримой, выпил рюмку бренди и вышел на улицу. Было еще светло, но несколько световых реклам уже горело, вечерний воздух дрожал от пронзительных сигналов автомашин, детского визга, стука шаров в кегельбане, веселой трескотни мелкокалиберных винтовок в тирах и оголтелого шума, издаваемого музыкальными автоматами. Со стороны озера доносился жесткий лай гоночных катеров, бессмысленно носившихся по воде с таким видом, словно они мчатся наперегонки со смертью.

В моем «крайслере» сидела стройная шатенка серьезного вида в темных джинсах и болтала с юношей, одетым в подобие ковбойского костюма, сидевшим тут же на подножке машины. Я подошел и сел в машину. Ковбой подтянул брюки и отбыл. Девушка не двинулась с места.

— Меня зовут Вирджи Кеппель, — сказала она дружелюбно. — Днем я работаю в парикмахерской, а по вечерам — в «Знамени Пума-Пойнт», здешней газете. Извините, что забралась к вам в машину.

— Ничего, — сказал я. — Хотите здесь посидеть или подвезти вас куда-нибудь?

— Пожалуй, давайте отъедем немного дальше по этой улице, там потише! Если вы вообще согласны со мной поговорить.

— Я вижу, у вас здесь информация налажена неплохо, — усмехнулся я и нажал на стартер.

Мы проехали мимо почтамта до угла, где висела бело-голубая стрелка с надписью «Телефон», указывавшая на узкую улицу, спускавшуюся к морю. Я свернул в нее, оставил позади телефонную станцию, миновал еще одно деревянное строение и наконец остановился под большим дубом, ветви которого накрывали всю улицу и простирались еще на добрых пятьдесят футов.

— Здесь годится, мисс Кеппель?

— Ах, меня все зовут просто Вирджи, и вы можете так… Здесь хорошо. Рада с вами познакомиться, мистер Марлоу. Я вижу вы — из Голливуда, этого гнезда порока!

Она протянула мне твердую загорелую руку, и я пожал ее.

— Видите ли, я говорила с доктором Холлисом о бедной Мюриэль Чесс. Я надеялась, что вы не откажетесь рассказать еще некоторые подробности… Насколько я слышала, это вы обнаружили труп?

— Точнее, его нашел Билл Чесс. Я просто присутствовал при этом. Вы не говорили с Джимом Паттоном?

— Еще нет. Он куда-то уехал по делам. Я вообще-то не рассчитываю, что он мне много расскажет.

— Как знать, — сказал я. — Он же выставил свою кандидатуру на новый срок. А вы как-никак представляете прессу!

— Джим — никудышный политик, мистер Марлоу. А про меня нельзя сказать, что я «представитель прессы». Мы здесь издаем маленький листок — чисто дилетантское предприятие.

— Ну, и что же вы хотели бы знать? — Я предложил ей сигарету и зажег спичку.

— Может, вы мне просто расскажете всю историю?

— Я приехал с письмом от Дерриса Кингсли, чтобы ознакомиться с его владением. Билл Чесс сопровождал меня и попутно рассказал, что его оставила жена. Показал ее прощальную записку. У меня была с собой бутылка, и мы с ним не спеша выпили. У него развязался язык, он чувствовал себя одиноким и жаждал выговориться. Так и вышло. А раньше я его и не знал совсем. На обратном пути мы стояли с ним на пристани, и Билл вдруг заметил руку, выглядывавшую из-под старого дощатого настила на дне озера. Выяснилось, что эта рука принадлежит тому, что некогда было Мюриэль Чесс… Пожалуй, это все.

— Насколько я поняла доктора Холлиса, она пролежала в воде довольно долго. Труп сильно разложился… и…

— Да. Вероятно, целый месяц, с тех пор, как она исчезла из дому. Нет никаких оснований предполагать что-либо другое. Маленькое письмо, которое она оставила, было прощальным письмом самоубийцы.

— Кто-нибудь в этом сомневается, мистер Марлоу?

Я посмотрел на нее краем глаза. Из-под копны волос на меня смотрели задумчивые темные глаза. Медленно опускались сумерки.

— Я думаю, полиция всегда сомневается, — сказал я.

— А вы?

— У меня нет никакой особенной точки зрения.

— А меня интересует и не особенная.

— Сегодня я увидел Билла Чесса впервые. Он показался мне очень импульсивным человеком, да и, по собственным словам, он — не святой. Но, похоже, он очень любил свою жену. Не могу себе представить, чтобы он жил там спокойно целый месяц, зная, что скрывается в воде под пристанью. Представляете, вот он выходит из своего домика, смотрит на голубую гладь озера и мысленным взором видит, что происходит под этой гладью… И что он сам ее туда спрятал… Нет, не могу себе этого представить.

— Я тоже не могу, — мягко сказала Вирджи Кеппель. — И ни один человек не мог бы. И все же мы знаем, что такие вещи случались и что они будут случаться и впредь. Вы — торговец земельными участками, мистер Марлоу?

— Нет.

— Можно мне спросить, кто вы по профессии?

— На этот вопрос я не хотел бы отвечать.

— Это то же самое, как если бы вы на него ответили! — заметила она. — Кроме того, доктор Холлис слышал, как вы назвали Джиму Паттону свое полное имя. А у нас в редакции есть телефонная книга Лос-Анджелеса. Впрочем, я ни с кем об этом не говорила.

— Очень любезно с вашей стороны.

— Я могу быть еще любезнее: если вы не хотите, то я и дальше не скажу никому об этом.

— И во что мне это обойдется? Ведь задаром у нас только смерть.

— Ни во что. Я не стану утверждать, что я — хороший репортер. Но мы никогда не стали бы печатать такого, что могло бы пойти во вред Джимму Паттону. Джим — это соль нашей земли. Но ведь вы сумеете добраться до истины, верно?

— Не делайте ошибочных умозаключений, — сказал я. — Меня совершенно не интересует Билл Чесс.

— А Мюриэль Чесс?

— А почему я должен ею интересоваться?

Она тщательно погасила сигарету.

— Это ваше дело, — сказала она. — Но есть одна маленькая деталь, над которой вы, возможно, захотите поразмыслить. Если вам еще об этом неизвестно. Месяца полтора назад сюда приезжал один полицейский из Лос-Анджелеса по фамилии Де Сото. Здоровый парень со скверными манерами. Нам он не понравился, и мы ему ничего не сказали. Я имею в виду нашу редакцию. Он показал нам фотографию и сказал, что он разыскивает некую Милдред Хэвиленд. Фото было чертовски похоже на Мюриэль Чесс. Прическа была изменена и форма бровей. Вы знаете, это может сильно изменить внешность женщины. И все же, я думаю, на фотографии была жена Билла.

Я побарабанил пальцами по приборному щитку и немного погодя спросил:

— И что вы ему сказали?

— Ничего мы ему не сказали. Во-первых, мы и сами не были уверены, во-вторых, нам не понравились его манеры и, в-третьих, даже если бы он со своими манерами нам и понравился бы, мы все равно не стали бы ее выдавать. Мы что, обязаны? Каждый человек в своей жизни совершает поступки, о которых потом сожалеет. Вот, посмотрите на меня. Я, например, была замужем за профессором древних языков из Редландского университета. — Она тихо засмеялась.

— Из этого вы могли бы сделать неплохую статью.

— Конечно. Но мы здесь стараемся быть не только репортерами, но и людьми.

— Скажите, этот полицейский — Де Сото, кажется? — встречался с Паттоном?

— Конечно! Джим ему тоже ничего не сказал.

— Он вам показывал свои документы?

Она попыталась вспомнить, потом тряхнула головой.

— Что-то я не помню, чтобы показывал. Мы ему поверили, когда с ним поговорили. Он вел себя как настоящий толстокожий полицейский из большого города.

— Может быть, именно поэтому он и не был им. А кто-нибудь рассказал Мюриэль про него?

Она помолчала, спокойно и неподвижно глядя через ветровое стекло. Потом повернула ко мне голову и кивнула.

— Да, я сама и рассказала. Считала, что это мой долг. Вы не согласны?

— И что она ответила?

— Ничего. Она как-то странно и смущенно засмеялась, словно ей рассказали скверный анекдот. Потом ушла. Но мне показалось, что в ее глазах был испуг. Ну? Вас по-прежнему не интересует Мюриэль Чесс, мистер Марлоу?

— А почему она должна меня интересовать? До сегодняшнего дня я о ней вовсе не слыхал. Честное слово. И имя Милдред Хэвиленд мне тоже ничего не говорит. Отвезти вас обратно в центр?

— Нет, спасибо. Я пройдусь пешком, здесь совсем недалеко. Большое вам спасибо. Я все-таки надеюсь, что у Билла не будет неприятностей. И так ему несладко.

Она вышла из машины. Потом вдруг обернулась ко мне и засмеялась.

— Говорят, что я — первоклассный парикмахер. Надеюсь, это правда. Потому что репортер из меня никудышный. Доброй ночи!

Я пожелал ей доброй ночи, и она ушла. Я сидел и смотрел ей вслед, пока Вирджи Кеппель не дошла до главной улицы и не скрылась за углом. Тогда я вылез из машины и пошел к телефонной станции.