Глава 6

Мы спустились к озеру и прошли по узкой дамбе. Билл шел, с трудом выбрасывая больную ногу и держась за трос, натянутый как поручень. В одном месте вода, лениво пенясь, переливалась через дамбу.

— Я сегодня утром спустил немного воды из озера через мельничное колесо, — сказал он через плечо. — Это — единственное, на что эта проклятая штука годится. Тут несколько лет назад какой-то фильм снимали, вот колесо и осталось. И вон та маленькая пристань. Большинство из того, что они построили, давно убрано, но Кингсли захотел сохранить колесо и пристань. Это, мол, придает озеру колорит…

По деревянным ступеням мы поднялись на террасу дома Кингсли. Билл отпер дверь. В лицо мне пахнуло спертым застоявшимся воздухом, полоски света падали сквозь жалюзи на пол. Гостиная была большой и нарядной, с индийскими ковриками на простом деревянном полу, крестьянской мебелью и маленьким баром с круглыми табуретками в углу. Комната была чисто прибрана. Она не производила впечатления помещения, которое в спешке покинули хозяева.

Мы осмотрели спальни. В двух были одинарные, а в одной — большая двухспальная кровать, покрытая кремовым одеялом. «Это хозяйская спальня», объяснил Чесс. На зеркальном столике стояли янтарные туалетные принадлежности и множество всевозможной косметики. На банках с кремом красовались коричнево-золотистые этикетки компании «Гиллерлейн». Я отворил дверцу стенного шкафа и заглянул внутрь. Шкаф был битком набит женской одеждой. Чесс, прищурившись, наблюдал за мной. Я снова закрыл дверцу и осмотрел нижний ящик. Там стояло по меньшей мере полдюжины пар ненадеванной обуви. Я закрыл ящик и выпрямился.

— Для чего это вам понадобились платья миссис Кингсли? — сердито спросил Билл Чесс.

— На это есть причины, — сказал я. — Миссис Кингсли отсюда уехала, а домой не вернулась. Муж не знает, где ее искать.

Руки Чесса опустились, он сжал кулаки.

— Ах ты, проклятая ищейка! — набросился он на меня. — Ведь вот же: первое впечатление — всегда самое верное! А я-то, дурень, себя уговорил, что ошибся. И, как старая баба, все выложил! Как бедный раскаявшийся грешник! Что я за осел!

— Я умею уважать чужие тайны как и всякий другой человек, — сказал я, обошел его и направился в кухню.

В ней стояли большой комбинированный кухонный шкаф и электрическая плита. Противоположная дверь открывалась в веселенькую столовую с большим количеством окон и дорогим фаянсовым сервизом на столе. Стены были украшены полками с разнообразными цветными горшками, бокалами и английскими цинковыми тарелками.

И здесь было чисто прибрано: ни грязной тарелки, ни пустой бутылки.

Хотя миссис Кингсли и вела весьма свободный образ жизни, но уехала она, не оставив после себя никакого беспорядка.

Я вернулся в гостиную и вышел на террасу, ожидая, пока Чесс запрет двери. Когда он покончил с этим и повернулся ко мне, я сказал:

— Я вас не заставлял изливать передо мной душу, но и не мешал вам это делать. Кингсли не обязательно знать, что его жена путалась с вами. Хотя за этим может крыться и еще что-нибудь, не знаю…

— Ах, шли бы вы к черту! — проворчал Билл, и лицо его оставалось мрачным.

— Да-да, я пойду к черту, но скажите-ка мне: не могло ли так случиться, что ваша жена и миссис Кингсли уехали вместе?

— Мне это неизвестно.

— Может, когда вы отправились на озеро заливать свое горе? Сперва они поссорились, а потом решили выплакаться друг у друга на груди. И миссис Кингсли уговорила вашу жену взять ее с собой. Надо же ей было на чем-то уехать?

Это предположение звучало довольно абсурдно, но он ответил серьезно:

— Ерунда, Мюриэль не такой человек, чтобы плакать у кого-нибудь на груди. Когда господь ее создавал, он забыл про слезные железы. Если уж она и решила бы упасть кому-нибудь на грудь, то только не этой потаскухе. А уехала она на собственной машине. У нее был свой «форд». Моим она не могла пользоваться, потому что у него педали переделаны под мою хромую ногу.

— Да нет, я просто так подумал…

— Если вы еще что-нибудь подумали — выкладывайте!

— Знаете, для человека, только что изливавшего свое сердце первому встречному, вы чертовски обидчивы. Он сделал шаг в мою сторону.

— Хотите попробовать…

— Видите ли, друг мой, я пытаюсь отнестись к вам как к приличному парню. Что же вы так стараетесь доказать обратное?

Он тяжело дышал. Потом руки его опустились, он сделал беспомощное движение.

— Да, знаю, со мной бывает нелегко, — вздохнул он. — Вернемся по берегу?

— Охотно. Только вам не тяжело, с больной ногой?

— Я много хожу. Ничего.

Мы отправились в путь бок о бок, вполне по-дружески. Метров на пятьдесят этого дружеского единства должно было хватить. Дорога, по которой с трудом прошла бы машина, то нависала над берегом, то петляла между скалами. Примерно на половине пути находился второй дом. Третий стоял поодаль от озера, на сравнительно ровной площадке. Оба были заперты и, судя по виду, ими давно не пользовались.

Через некоторое время Билл спросил:

— Так эта тварь, значит, смылась?

— Похоже на то.

— Вы из полиции или частный сыщик?

— Всего лишь частный.

— Она что, с мужиком каким-нибудь снюхалась?

— Вероятно.

— Наверняка! Нетрудно догадаться. Кингсли и сам мог бы до этого додуматься. У нее было много дружков.

— Она их здесь принимала?

Он не ответил.

— Послушайте, а не бывал здесь некий Лэвери?

— Не могу сказать.

— Да вы не думайте, это не тайна. Она сама прислала из Эль-Пасо телеграмму, что уезжает с Лэвери в Мексику. — Я достал телеграмму и показал ему. Он остановился, порылся в карманах, нашел очки и прочел телеграмму.

Вернув ее, он спрятал очки в карман и посмотрел на озеро.

— Доверие за доверие, — сказал я.

— Да, Лэвери был здесь один раз, — сказал он помедлив.

— Он признался мне, что виделся с ней пару месяцев назад, здесь, в горах. И утверждал, что с тех пор ее не видел. Мы не знаем, верить ему или нет. И для того, и для другого есть веские причины.

— А сейчас она не с ним?

— Он говорит, что нет.

— Я думаю, она не станет тратить время на такие пустяки, как замужество, — сказал он. — Она и без этого может отправиться в свадебное путешествие, это скорей в ее стиле.

— Значит, вы не можете сказать ничего определенного? Не видели, как она уезжала и не слышали ничего подозрительного?

— Ничего. А если бы и слышал, то вряд ли бы вам сказал. Может, я и дерьмо, но не до такой степени.

— Ну что ж, спасибо за помощь.

— Вы мне ничего не должны. Убирайтесь скорей, и вы и все остальные проклятые ищейки!

— Ну вот, опять вы за старое!

Тем временем мы дошли до конца озера. Я подошел к краю маленькой пристани и облокотился о перила. То, что издали казалось павильоном, на самом деле представляло собой всего лишь две стены, соединенные между собой под тупым углом. Крыша, выступавшая фута на два, висела над ними, как козырек фуражки. Билл подошел и тоже облокотился о перила.

— Я еще не поблагодарил вас за виски.

— Ладно уж! Рыбы здесь много?

— Есть здесь несколько старых форелей, хитрые. А молодняка нет. Я не рыбачу, что мне с того? Извините, что я опять нагрубил вам!

Я усмехнулся, перегнулся через перила и стал смотреть в глубину. Вода была тихая и зеленая; внезапно в ней возникло какое-то движение, мимо проплыла зеленоватая рыба.

— Это — дедушка, — сказал Чесс. — Посмотрите, какой великан! Вот разжирел!

Мне показалось, что дно озера выложено досками. Я не мог понять, зачем, и спросил Билла.

— Раньше здесь были мостки, но когда построили дамбу, уровень воды сильно поднялся и они оказались на глубине шести футов.

К столбику пристани была привязана плоскодонка, она неподвижно лежала на воде. Воздух был спокоен и пронизан солнцем. Царил мир, какого не знает город. Я бы охотно стоял здесь часами, забыв о существовании и Кингсли, и миссис Кристель Кингсли, и ее любовников.

Вдруг Билл резко дернул меня за рукав и закричал:

— Смотрите! Смотрите! Вон туда!

Его пальцы больно впились мне в руку. Он перевесился через перила, лицо его побледнело, насколько позволял загар. Я посмотрел вниз.

У края затопленного дощатого настила слабое движение воды качало какой-то белый предмет. Потом его снова затянуло под доски.

Это нечто было очень похоже на человеческую руку. Билл резко выпрямился, молча повернулся и, хромая зашагал к берегу. Он наклонился над кучей камней, с трудом поднял огромный камень (его тяжелое дыхание было слышно издали) и, сгибаясь, подтащил его к перилам. В камне было не меньше пятидесяти килограммов. Жилы на шее Чесса напряглись, дыхание со свистом вырвалось сквозь стиснутые зубы.

Наконец, он выпрямился и поднял камень. Пристально вглядываясь вниз, он прицелился и с силой швырнул камень в воду. Нас обоих обдало фонтаном брызг.

Камень ударил точно в край подводного дощатого настила, в то место, где мы видели странный предмет…

В воде возник пенящийся водоворот, круги от него расходились все шире и шире, в центре появилась пена. И, наконец, послышался глухой звук удара.

Казалось, он дошел до нас гораздо позже, чем следовало. Внезапно на поверхность выскочил обломок позеленевшей доски, он выровнялся и отплыл в сторону.

Вода постепенно становилась прозрачнее. В глубине шевелилось что-то, не похожее на доски. Оно медленно всплывало, бесконечно и вяло, что-то большое и темное. Лениво поворачиваясь в воде, оно всплывало, всплывало, пока не достигло поверхности. Я увидел мокрую темную ткань, кожаную куртку, чернее, чем чернила, бриджи. Я разглядел туфли и что-то распухшее между нижним краем бриджей и туфлями. А затем белокурые волосы — вода их расправляла и снова сбивала в клубок.

Потом тело повернулось, и на поверхности воды появилась рука, раздувшаяся рука чудовища. За нею — лицо. Распухшая, тестообразная масса, лишенная человеческих черт, без глаз, без рта. Кусок серого теста, призрак с человеческими волосами.

Тяжелое ожерелье из зеленых камней охватывало то, что некогда было шеей, наполовину погрузившись в эту массу, большие зеленые камни, соединенные золотыми звеньями.

Билл Чесс крепко держался за перила. Его пальцы побелели и стали похожи на полированную кость.

— Мюриэль! — всхлипнул он. — Боже милостивый… это Мюриэль!

Его голос звучал как будто издали, из-за горы, из-за плотной молчаливой зелени деревьев.

Загрузка...