Украина, Киев, 9.30

Федор Викторович Богданович, лидер партии «Единая Украина», задумчиво смотрел в окно. Под зданием Рады бесновалась толпа, размахивая оранжевыми флагами. Почти вплотную к ней, с трудом сдерживаемая омоновцами, волновалась партия бело-голубых. То одна, то другая сторона принималась скандировать лозунги, прославляя своих лидеров и возглашая «ганьбу» противнику. До откровенной драки пока не дошло, но это был лишь вопрос времени.

Федор Викторович вздохнул, отошел от окна. Который год Украина разрывается на две части. И конца этому противостоянию не видно. «Западники» во главе с непримиримой, фанатично нацеленной на абсолютную власть Оксаной Тарасенко желали чуть ли не отделения и провозглашения «самостийной» Западной Украины. И Оксана на это пойдет, ей все равно, какой кусок урвать, лишь бы стать его полноправной хозяйкой. Получить возможность вести диалог с сильными мира сего на равных – предел ее мечтаний. На все готова, даже на гражданскую войну, чтобы добиться своего. Энергии у нее – на десятерых. Вот и сейчас ускакала в США выпрашивать деньги на продолжение «померанцевой» революции. И ведь добивается своего, чертова баба! Подняла страну на дыбы и никак не дает ей возможности перевести дух и прийти к какому-нибудь соглашению. Президент – тот пляшет под ее дудку и реальной силы не представляет. Но палки в колеса бело-голубых ставит исправно, на это его дряблой воли и полномочий хватает.

И как вытащить страну из небывалого кризиса? Долгое противостояние измучило всех. На что Богданович был крепким мужиком, но и он чувствовал, что порой слабеют нервы и будто уменьшается сила в плечах. Но не сдавался, понимая, что на нем лежит громадная, исторической важности, ответственность. Мессией себя не считал, но понимал ясно, как никто: если пойти на поводу у зарвавшейся клики и отдать им страну, следующее поколение украинцев начнет жить в двух разных и враждебных государствах. И каковы будут глобальные последствия, страшно подумать. Не допустить этого – вот что было главной целью и смыслом жизни Богдановича на сегодняшний день.

Он сел за рабочий стол, опустил голову, сцепил перед собой тяжелые руки. Боец, готовый к очередной схватке. Спорить, убеждать, отстаивать, не сдавая ни пяди позиций – вот его ежедневная программа. И сколь бы ни была тяжела задача – заделывать бесконечные трещины в отношениях двух партий и являть своим сторонникам пример несгибаемости, когда вера в себя, в свою звезду к вечеру каждого дня истончается до предела – он готов был выполнять ее до тех пор, пока не будет достигнут внятный результат или пока не упадут бессильно руки. Так он был устроен, так его воспитала жизнь, и таким он нужен был тем, кто его избрал и в него поверил.

– Ну, что у нас сегодня? – спросил Федор Викторович своего помощника, Олега Спадарчука, молодого шустрого парня, обладавшего способностью работать без сна по трое суток подряд.

– Сейчас едем к Конституционный суд, Федор Викторович, – глядя одним глазом в блокнот, начал Спадарчук. – Потом намечено интервью газете «Morning Star».

– Перенеси, – поморщился Богданович. – Не настроен я сегодня на интервью. Да и времени нет.

– Хорошо, – кивнул Спадарчук, делая пометку в блокноте. – Я их перекинул на следующую неделю.

Федор Викторович кивнул. Не любил он этих стервятников. Кружат, кружат над бьющейся в агонии страной… Понятно, у них такая работа. Но хоть бы пользы клок. Так нет, понапишут у себя, в своих заангажированных газетенках всякой дряни, и опять-таки с тем уклоном, что не дает Богданович проявиться демократии в полном объеме, тянет страну в темное прошлое… А что будущее, которое готовят ей демократы-западники, в тыщу раз темнее, того они не понимают. Или, что вернее, не хотят понимать.

– Дальше что?

– В тринадцать часов переговоры за круглым столом у президента.

– Ну, это надолго, – махнул рукой Богданович. – Поди, до вечера больше ничего нет?

– Как всегда, – усмехнулся Спадарчук.

Федор Викторович замолчал, подтянув к себе папку с документами, принесенными секретарем на подпись. Начал внимательно изучать, долго держа перо на весу, прежде чем наложить резолюцию.

– Федор Викторович, – подал голос Васько Николай Петрович, начальник охраны Богдановича.

– Ну? – поднял на него взгляд Богданович.

– На воскресенье у вас запланирована поездка во Львов.

– И что?

– Я бы просил вас не ехать.

– Почему?

– Есть сведения, что во Львове на вас готовится покушение.

– А где оно не готовится? – удивился Богданович.

– И все-таки, Федор Викторович. Это очень опасно.

– Ну, Николай Петрович, ты меня прямо запугал. Да не могу я туда не поехать. Встреча намечена давно, люди будут ждать, депутаты, журналисты. Что им сказать? Что меня хотят убить, и поэтому я не поеду?

– Федор Викторович…

– Подожди, – двинул бровью Богданович. – Возможно, что-то такое там и назревает. Но не поехать – значит показать, что я испугался. О моей поездке широко писалось в прессе, скрыть ее невозможно. Если я отменю поездку, меня тут же обвинят в трусости. Ты этого хочешь?

– Скажем, что вы заболели, – неуступчиво пробурчал Васько. – Побудете неделю в санатории.

– Тут за час может такое случиться – за год потом не расхлебаешь, – с досадой сказал Богданович. – А ты говоришь – неделю. Какая неделя? Оксана сейчас из командировки примчится, начнет баламутить всё по новой. Моя поездка во Львов – реальная возможность показать Западной Украине, что мы едины, что мы живем в одной стране и у нас одни интересы.

– Может, послать кого другого? – тихо предложил Спадарчук.

– Кого?! – взорвался Богданович. – Я бы со всей душой, но кого послать? Тем более что народ ждет именно меня. Нет, дорогие друзья, все это несерьезно. Пускай они там себе готовят, что хотят. Николай, ты у меня начальник охраны, пусть у тебя голова и болит. А я сяду и поеду туда, куда должен ехать.

Васько только покачал головой, зная, что спорить бесполезно. Этого упрямого человека не переубедишь. Скажи ему про сто покушений, он все равно сделает по-своему.

– Но, может, в другой город? – не оставлял надежды Васько. – Хотя бы Винница, там легче обеспечить вашу безопасность…

– Все, Николай, сняли тему, – стукнул ребром ладони Богданович. – Больше и говорить не буду. Олег, – посмотрел он на Спадарчука, – сегодня же пускай еще раз объявят по новостям о моей поездке во Львов.

Васько сцепил челюсти, но ничего не сказал. Спадарчук уже строчил в блокноте.

– Так, что-нибудь еще у вас ко мне есть? – отрывисто спросил Федор Викторович.

Оба присутствующих переглянулась, покачали головами.

– Все тогда, свободны. Мне надо кой о чем покумекать.

Оставшись один, Богданович отложил бумаги и какое-то время сидел, глубоко задумавшись.

Васько без имеющихся на то серьезных оснований пугать не будет. Он был хорошим специалистом, с солидным опытом работы в тех еще кадрах. И – человек преданный, в чем Федор Викторович имел возможность убедиться не раз. Последовать его совету и отменить поездку? В общем, изменение планов – не такая уж необычная вещь в жизни политика, можно найти тысячу отговорок, и люди поверят.

Но эта поездка была стратегически важна. Встретиться лично с теми, кто рвется вычленить Западную Украину из состава страны и присоединить ее на веки вечные к НАТО и Евросоюзу, заявить перед лицом всего мира, что это гибельный путь для украинского народа, убедить несогласных в очной схватке и выхватить инициативу у «померанцевых» – когда еще представится такая возможность?

Нет, надо ехать. Какой бы реальной ни была угроза, отсиживаться в Киеве нельзя. Его отказ – не только локальное поражение бело-голубых. Это проигрыш по всем пунктам, потому что данная один раз слабина неизбежно приведет к ослаблению позиций в целом. Федор Викторович всем своим жизненным опытом знал опасность отступления в тот момент, когда надо наступать изо всех сил. И что в этом случае будет значить угроза его жизни перед упущенным навсегда шансом спасти страну от надвигающейся катастрофы? Тогда и жить не стоит.

Решив этот вопрос для себя окончательно, Богданович придвинул бумаги, одну за одной подписал и позвонил секретарю.

– Скажите, чтобы подавали машину. Я еду в Конституционный суд.

Поправив перед зеркалом галстук, он медленно, твердо вышел из кабинета к дожидавшимся его однопартийцам и многочисленным референтам. Лицо его хранило непоколебимое спокойствие. И все, глядя на это лицо и рослую, атлетическую фигуру, видели, что он готов идти до конца и вынести на своих плечах любую ношу, взваленную на него исторической необходимостью и собственным честолюбием.

Загрузка...