Жесткая блокировка

Польша, 15.10

Люблин остался позади. Увы, еще один старинный польский город, которому Роман не смог уделить должного внимания. Наверное, если бы кто-нибудь внимательно следил за передвижениями супружеской четы Морозовых, то сильно удивился бы их полному равнодушию к местным достопримечательностям. Но, как убедился Роман, пока за ними никто не следил, и это позволяло ему передвигаться в темпе, максимально быстро приближающем его к получению очередного воинского звания.

Проехав Люблин, свернули направо. Дед Марты жил за небольшим городком Быхава, до которого пришлось добираться по узенькой петлистой дороге. Вдобавок начались гористые района, и скорость, во избежание крушения, приходилось держать не более пятидесяти километров в час.

Марта, подремав на заднем сиденье часа полтора после обеда в «Ester», пересела вперед, беспокойно поглядывая на проплывающий мимо ландшафт.

– Красиво здесь у вас, – сказал Роман, разъезжаясь на повороте с тяжелым грузовиком.

– Да, красиво, – отозвалась Марта.

Казалось, ее гложет какая-то мысль.

– Ты чем-то встревожена? – спросил Роман.

– Нет, – мотнула она головой. – Все в порядке.

– Марта, – решил наконец Роман задать давно тревоживший его вопрос, – а что, если твой дед откажется сообщить тебе, где находится список?

– Не откажется, – тут же ответила Марта.

Ее уверенность Романа порадовала. Не хотелось бы после кровавой чехарды во Франции явиться в Польшу и вытянуть пустышку.

– Пока все идет хорошо, – сказал он, видя, что чело Марты по-прежнему пересекает черточка озабоченности. – За нами хвоста нет. Думаю, что и не будет. Если не возникнет затруднений с твоим дедом, все пройдет просто отлично.

– Да, отлично, – эхом отозвалась Марта.

Дорога пошла круто вниз, и Роману пришлось сосредоточиться на управлении. Настоящих гор еще не было, они начинались южнее. Но и здесь истинный турист мог бы найти немало объектов для выражения восторга. Проехали мостик – далеко внизу бежала быстрая речка. Слева выступила отвесная скала, на макушке – католический крест. Не Рио-де-Жанейро, но смотрится величественно. Особенно на фоне медленно плывущих облаков.

Роман покосился на свою спутницу. Та по-прежнему смотрела перед собой, на крест внимания не обратила. Какая все-таки неромантическая особа. Могла бы хоть какие-то чувства проявить. Или действительно боится возможного ареста и мучается тайным страхом? А перед Романом не показывает вида из самолюбия?

Вполне может статься. Такие гордячки, даже умирая от раздирающего их ужаса, нипочем не признаются в своей слабости. Как же, сама вызвалась помочь, в Париже вела себя, как матерый агент, а тут, в родных краях, оробела до крайности. Вон и коньяк хлестала – не оттого ли? А ведь есть ей, есть чего бояться. За дедушкины грехи нынешняя власть может взять в оборот, лютость поляков хорошо известна. Может, и за ней что-то такое здесь числится, поди, дед, как подросла, давал кой-какие поручения. А четверо убитых в Париже? Это тоже, если подумать, вменяется ей в вину, да еще в какую. Да и сюда явилась с целью антигосударственной. Так что оснований для боязни у нее более чем достаточно. И то еще неплохо держится, но тут уж спасибо самолюбию, а не выдержке.

Не доезжая до Быхавы, Марта попросила остановить машину возле кустиков погуще. Что ж, дело житейское. К тому же Роман сам был не прочь остаться на минуту наедине.

Он съехал на обочину, за которой начинались густые кусты орешника. Марта, захватив сумочку, выскочила из машины и быстренько исчезла в кустах. Видно, прижало не на шутку, посочувствовал Роман.

Сам он не спешил покидать машину. Прикрутил до упора стекло и набрал номер Дубинина.

– Докладывай, – сказал тот.

– Докладываю. Скоро будем на месте. Все идет без сбоев.

– Как себя ведет Гонец?

– Немного волнуется. Но в целом – нормально.

– Ох, – вздохнул Дубинин, – не люблю я это твое «нормально».

– А я не люблю, когда ты каркаешь.

– Закаркаешь тут….

– Ну ладно, подполковник, сейчас ты чем недоволен? Нет же никаких причин для беспокойства.

– То и худо.

– Вот, черт… У тебя что, интуиция не вовремя проснулась?

– Типа того.

– Ну так уложи ее поскорее спать. А для надежности дай водки. Потому как сейчас ей не о чем волноваться.

– Ты расскажешь, – снова вздохнул Дубинин. – Ладно, не расслабляйся там.

– С тобой расслабишься, – пробурчал Роман.

– Все, до связи.

– Пока.

«Зануда, – выругался Роман, – что ни скажи, все не так. Одно слово, начальство».

Выйдя из машины, он ненадолго отлучился в кусты, взяв правее от направления, в котором ушла Марта. Ушла она надолго, Роман уже заволновался, не заблудилась ли где ненароком.

Он оросил сосенку и уже возвращался к машине, когда услыхал, как поблизости хрустнула ветка. По привычке замерев на месте, увидел сквозь кусты идущую обратно Марту. Лицо ее было сурово-сосредоточенно, на ходу она положила в сумку мобильный.

Интересно, кому она звонила? И забралась так далеко, что Роман не слышал ее голоса. Хотела, чтобы он не знал о звонке? Но какое ему дело, куда она звонит? У нее своя жизнь, до которой ему нет дела. Наверное, давала указания компаньону Жаку, чтобы бизнес не замирал. Совместила полезное с приятным. А забралась далеко из деликатности, дамочка воспитанная, галереей искусств владеет. Чай, неловко показывать себя в самом что ни на есть непрезентабельном виде.

Когда Роман подошел к машине, Марта уже сидела в салоне. Лицо ее было гораздо спокойнее, чем пару мину назад. Может, боялась, что в лесу ее сцапает дефензива, о которой говорил Слепцов, оттого и была такая напряженная?

– Ну что, едем дальше? – спросил Роман.

– А что, вы хотите повернуть назад? – немедленно отреагировала Марта.

– Да нет, не то чтобы…

– Тогда к чему эти дурацкие вопросы? Едем!

Вот и поговори с ней.

Ладно, подумал Роман, наше дело маленькое. Кто приказывает, тому и подчиняемся. Хотя иногда это уже начинало и надоедать.

Быхава оказался аккуратненьким городком с непременной ратушей, увенчанной бело-красным флагом Польши, и костелом, слегка просевшим от старости. Жителей на улицах было мало, машин еще меньше. Полицейские на въезде проводили красную «БМВ» внимательным взглядом, но и только.

Для состоятельного бизнесмена из России и его жены полиция была не страшна. Документы в порядке, машина зарегистрирована в Варшаве. Решили после Парижа покататься по дорогам Польши, выбрав неизбитые маршруты. Почему нет? Богатые люди имеют право ехать туда, куда им хочется. Экономика страны в любом случае окажется в выигрыше.

Роман все это и раньше внушал Марте, чтобы она не дергалась при виде полиции. Выросла она в других местах, здесь ее никто не знал, и она могла не опасаться, что в ней признают внучку старика Гломбы. И все же она так и замерла, когда увидела полицейскую машину. Поэтому Роман лишний раз напомнил ей легенду, боясь, что ее вытянутая физиономия привлечет повышенное внимание патрульных.

– Вы сами не дергайтесь, – сказала на это Марта, шипя громче обычного. – Следите лучше за дорогой.

– Но, Марта, мне кажется, вы напуганы, – сказал Роман, объезжая пожилого велосипедиста, везшего за собой прицепчик с накошенной травой.

– Что еще вам кажется? – враждебно спросила она.

– Ну, – пожал плечами Роман, – например то, что вам не пошел впрок дармовой коньяк.

Марта внезапно расхохоталась так, что у нее выступили слезы. Заулыбался, глядя на нее, и Роман. Нормальная была бы девка, если бы не корчила из себя невесть что. Это ее парижская богема испортила.

– Какой вы все-таки нетактичный парень, Роман, – отсмеявшись, покачала Марта головой.

– Какой есть.

Марта искоса глянула на него, помолчала.

– Я действительно боюсь, – призналась она. – Если меня посадят в камеру, я не выдержу. У меня клаустрофобия, причем в очень тяжелой форме. Поэтому как только я думаю о том, что меня могут арестовать, я просто немею от ужаса.

«Ну вот, – слушая ее, думал Роман, – все и объяснилось. И не надо на людей кидаться. Мы же не звери какие, разумение имеем».

– Ничего, все будет хорошо, – сказал он. – Вы только поменьше думайте о плохом.

– Я так и буду делать, – улыбнулась Марта.

Быхава закончился. Роман остановился перед развилкой, развернул карту.

– Ну что, еще тридцать километров – и мы на месте?

Марта вздохнула, но ничего не сказала. Роман определил, по какой дороге ехать, сложил карту и тронулся в путь.

– А почему ваш дед так далеко забрался? Насколько я понимаю, рядом с ним даже соседей нет.

– Моего деда всегда было трудно понять, – задумчиво ответила Марта.

– Наверное, ему за девяносто лет так все надоели, что он никого не хочет видать.

– Наверное.

Дорога пошла мрачная, лесная. По бокам нависающие сосны, что за поворотом – не угадать, холмы стали высоки и круты. Роман вел машину очень осторожно, чтобы не сверзиться в какой-нибудь буерак.

– Похоже, ваш дед специально забрался в такую глушь далеко, чтобы до него не смогли добраться агенты Варшавы, – пошутил Роман.

Марта, вцепившаяся в поручень, промолчала. Внезапно она вытянула палец:

– Стойте!

Роман, увидев лезущую из кустов бурую тушу, надавил на тормоз. Хорошо, ехали с небольшой скоростью, и машину не занесло от резкого торможения.

На дорогу вышел громадный олень с раскидистыми, торчащими во все стороны рогами. Презрительно покосился на сплющенную, чадящую жестянку с сидящими в ней людьми, медленно пересек дорогу, поднялся на пригорок, картинно напрягая могучие ляжки, и скрылся среди сосен.

– Жаль, ружья нет, – выдохнул потрясенный Роман.

– Вам бы только убивать, – окрысилась Марта.

Это был удар ниже пояса. После того, как он ее тут утешал, и вообще после всего…

Роман хотел обидеться. Но, подумав, решил, что пока не имеет на это права.

– Я вообще-то о фоторужье, – мирно сказал он, трогаясь в путь.

– Ну, конечно, – ядовито отозвалась Марта.

Больше сюрпризов дорога не преподносила, и минут через сорок они достигли хутора, на котором заканчивал свои дни Казимир Гломба.

Роман подъехал к высокому деревянному забору и остановился. За забором заливалась лаем собака, но что-либо разглядеть, кроме островерхой черепичной крыши, не представлялось возможным. Отовсюду подступал лес, густые тени лежали на земле, сокращая дневное время на добрый час.

– Здесь люди-то живут? – спросил Роман.

– Живут, – бросила Марта, выходя из машины.

Она подошла к калитке и нажала пуговку звонка на одном из столбов. Роман, выйдя из машины, наблюдал за ней не без сомнения. За воротами надрывалась собака, но других признаков жизни пока не наблюдалось. Как бы не пришлось ехать из этой «в гостях у сказки» несолоно хлебавши.

– Может, мы не туда приехали?

– Туда, – дернула ноздрей Марта.

Она нажала на звонок снова, подержала подольше. Где-то в глубине двора скрипнула дверь, чей-то голос утихомирил собаку. Старуха. А нужен старик.

А, ну да, кто-то же за ним ухаживает. Послышались шаркающие шаги. Какой-то человек остановился по ту сторону калитки и посмотрел сквозь специальную щель на нежданных гостей.

– Марта! – охнул старушечий голос. – То ты!

– Я, тетя Ванда, открывайте.

Брякнули запоры, калитка открылась. На пороге стояла тучная старая женщина, в руке у нее была двустволка.

«Вот и ружье», – только и подумал Роман.

– Марта, детухна, то ты! – закричала Ванда, отставляя ружье.

Она обняла Марту и завела с ней разговор на польском языке, в котором Роман по его скорости ничегошеньки не понимал. Но главное, что он понял: Марту признали, и, стало быть, приехали они туда, куда нужно.

– Пойдем в дом, – позвала его Марта, высвобождаясь из объятий тучной Ванды.

Ванда что-то у нее спросила, посматривая на Романа. Та засмеялась и махнула рукой. Ясно, выясняется матримониальный вопрос. Обычное дело в таких случаях.

Двор, огороженный крепким двухметровым забором, занимал не менее трети гектара. Несколько хозпостроек стояли напротив дома. По двору разгуливали куры и гуси. Возле будки застыл лохматый цепняк, помахивал аршинным хвостом.

Вслед за оживленно лопочущими женщинами Роман вошел в дом. Это был большой, на несколько не то чтобы комнат, а скорее отделений, просторный сельский домина. В старину в таких жили целыми семьями, то есть когда одновременно под одной крышей обитали сразу несколько семей во главе с патриархом-отцом. Сейчас здесь было тихо, пустынно, и двери, ведущие в нежилые покои, были закрыты.

– Садитесь, пан, – пригласила его Ванда, указывая на просторный диван в горнице.

Горница была по-своему уютной. Добротная приземистая мебель, приспособленная под объемистые формы предков, вместо камина – печка-голландка, обложенная керамической плиткой, на полу большой ковер, на стене оленьи рога. В углу стоял телевизор, утеха сентиментальной любительницы мыльных опер. У стены – громадные кровати с перинами.

В передней комнате, которая служила кухней, помимо большой печи имелись холодильник и электроплитка. Что называется, живи не хочу.

– Пан, мусить[7], хочет кушать? – спросила Ванда, старательно выговаривая русские слова.

Видно было, что когда-то она хорошо знала русский, но со временем подзабыла его за ненадобностью.

– Нет, спасибо, – отказался Роман. – Если можно, сделайте кофе, пожалуйста.

– О, зараз, зараз… – пропела Ванда, легко выскальзывая в кухню.

Вошла Марта, села рядом с Романом.

– Ванда говорит, что дедушка очень плох.

Роман сочувственно покивал головой.

– Он почти не может говорить и уже не ходит.

– Но… он в состоянии сообщить нам, где находится список?

– Ванда говорит, со своими он разговаривает. Слабо, всего по два-три слова, но разобрать можно. Сейчас я пойду к нему…

– Мне пойти с тобой?

– Что ты! – испугалась Марта. – Ни в коем случае. Он не должен видеть чужих.

– Понимаю. Старика лучше не тревожить.

– Да, его лучше не тревожить.

– А что, Ванда живет здесь одна?

– Нет, вместе с мужем. Они держат хозяйство, торгуют в городе медом. Ее муж, Францишек, сейчас в отъезде.

– Не боятся они в этой глухомани?

– Нет, они привыкли. Когда дедушка был крепче, так и он работал по дому. А сейчас совсем ослабел, Ванда ходит за ним, как за маленьким ребенком.

Они помолчали. Роман видел, что Марта волнуется. Но от каких-либо слов удержался.

Вошла Ванда, держа обеими руками блюдце с кофейной чашечкой.

– Прошу, пан.

– Большое спасибо, Ванда.

Роман отхлебнул кофе, закатил глаза:

– М-м, как вкусно.

Ванда расплылась в улыбке, падкая на похвалу, как все хозяйки, соскучившиеся по гостям.

– Кушайте, пан, кушайте…

– Ладно, я пойду, – поднялась Марта. – Ты меня здесь подожди, хорошо?

– Хорошо.

Марта, а вслед за ней и Ванда, слегка робеющая Романа, вышли из горницы. Разглядывая оленьи рога, Роман прихлебывал кофе и прислушивался к разговору двух женщин.

Вот Марта ушла на другую половину дома. Ванда повозилась на кухне, погремела кастрюлями и тоже, судя по скрипу двери, куда-то вышла. Роман поставил чашку на валик дивана, метнулся к окну. Ванда с ведром в руке направлялась к сараям. Ага, значит, вернется минут через пять, не раньше.

Роман вышел из горницы, пересек кухню и замер на пороге широкого коридора, откуда расходились двери в другие части дома. Одна из дверей была приоткрыта, но из комнаты не доносилось ни звука.

Во всем доме стояла звенящая тишина. Комар пролети – пойдет эхо. А уж скрипнувшая половая доска будет чем-то вроде удара грома. Очень мягко ставя мыски ботинок и не опираясь на пятку, Роман подкрался к приоткрытой двери, заглянул в щель.

В полумраке увидел стоящую у стены кровать и Марту, сидевшую рядом на стуле. Высокая спинка кровати заслоняла того, кто на ней лежал. Роман приподнялся на носках, вытянул шею.

Увидел поднятый нос и ввалившиеся щеки очень, очень старого человека. Глаза его были закрыты, руки сложены на груди. Покойник не покойник, но и на живого он мало похож.

Но вот он издал какой-то невнятный, сиплый звук. Марта наклонилась ухом к его губам, о чем-то переспросила. Роман не понял, ответил ей дед Казимир или нет, хотя изо всех сил напрягал слух.

Марта снова выпрямилась, поглаживая руки деда. Даже затылок ее излучал глубокую жалость.

На цыпочках Роман вернулся в горницу и занял место на диване, размышляя об увиденном.

Да, старичок плох. Удивительно, как он вообще еще жив. Наверное, благодаря чистому лесному воздуху и домашней пище. Медок, творожок, кашка. Опять же, уход хороший. Ванда – славная женщина. Роман знал, что Марта посылала деньги на содержание деда. Но хотелось верить, что Ванда и без денег не оставила бы старика. Она, правда, сама уже не молода, седьмой десяток разменяла, но против Казимира Гломбы была еще как девочка.

Однако все это лирика. Скажет ли дед внучке, куда спрятал список, вот в чем вопрос? Марта была уверена, что скажет, но, вспоминая живую мумию, лежащую на кровати, Роман начинал сомневаться, что ей удастся вытянуть из него какой-либо вразумительный ответ.

Роман допил кофе, отнес в кухню чашку. Ванда все еще не вернулась – возилась по хозяйству. Роман постоял на пороге, посмотрел на приоткрытую дверь в комнату старого Гломбы, вернулся в гостиную. Торчать под дверями бессмысленно, все равно в шепоте старика ничего не разобрать. Он убедился, что старик жив и что Марта с ним встретилась. Все остальное от него не зависело.

Стукнуло в сенях – вернулась Ванда. Марта все еще сидела у деда. С одной стороны, понятно, давно не виделись, надо поговорить о многом. С другой – Роман начинал волноваться. Могла бы на минутку выйти, сказать, узнала или нет.

– Что пан, попив кофе? – заглянуло в горницу румяное лицо Ванды.

– Да, Ванда, попил. Большое спасибо.

– Еще?

– Нет, благодарю вас, не надо.

– А Марта у деда?

– Не знаю. Наверное.

– Ой, дед совсем плохой, – пожаловалась Ванда. – Он же почти слепой.

– Что вы говорите!?

– Да! И вставать уже не может. Так его жалко.

– Тяжело вам за ним ухаживать? – посочувствовал Роман.

– Ничего, – улыбнулась Ванда. – С божьей помощью. Он старик хороший.

Тут она вскинула брови, шлепнула ладонью по щеке:

– Ой, божухна, кура горить!..

Судя по запаху и по звукам, Ванда бросилась спасать слегка подгоревшую курицу. Вот к ее возгласам примешался голос Марты – значит, свидание с дедом закончено.

Роман дождался, пока она зайдет в горницу.

– Ну что? Как дедушка?

– Плохо, – опустилась Марта на диван рядом с ним.

Голос ее был печален, лицо осунулось. Видимо, не ожидала найти дедулю в таком состоянии.

– Тебе… удалось с ним поговорить?

Роман, зная крутой характер Марты, не отваживался спрашивать впрямую. Но и ответ хотелось услышать поскорей, в конце концов, не для того сюда приехал, чтобы узнать о самочувствии пережившего свой век старика.

– Он почти не говорит, – сказала Марта.

– Но… – понизил голос Роман, – он рассказал, где находится список?

– Не знаю, – пожала плечами Марта.

Она была растеряна и разбита – встреча произвела на нее тяжелое впечатление. Но Роману было не до ее впечатлений. Гораздо сильнее его интересовал результат переговоров.

– То есть… как «не знаю»? Он назвал место?

– Нет, место не назвал.

– А что он назвал? – тормошил поникшую Марту Роман.

– Твердил только какое-то имя…

– Только имя?

– Да, только имя.

– Какое? Марта, какое имя?

– Я не знаю, кому оно принадлежит…

– Я могу его узнать? – мучился Роман, испытывая большое желание треснуть Марту ладонью по спине.

– Яцек… – тихо сказала Марта.

– Яцек?

– Да. Яцек.

– Это точно?

– Точно. Он повторил его несколько раз.

– И кто этот Яцек?

– Не имею понятия…

– Но ты бы спросила у деда. Пусть бы пояснил.

– Он не может… – покачала головой Марта. – Он почти совсем не говорит. Он меня еле узнал.

– Яцек, – пожал плечами Роман. – В Польше это все равно как Никто. Тут миллионы Яцеков.

– Прости меня, Роман, – неожиданно сказала Марта. – Я подвела тебя, да?

– Ну что ты, – потрепал ее по коленке тот. – Ты сделала все, что могла. Теперь дело за нами.

– То есть?

– Я думаю, что смогу установить, кто такой этот Яцек.

– Как?

– Так. Мы тоже кое-что знаем, не забывай этого. Ведь сюда я приехал не по своей воле.

– Ах, ты хочешь сказать…

– Да, Марта, именно это я и хочу сказать. Оставайся здесь, а я выйду во двор, сделаю один звонок.

– Чтобы было лучше слышно, надо отойди подальше, к калитке, – подсказала Марта.

– Хорошо, я учту.

Роман вышел во двор, набрал номер Дубинина. Самое время подключать к поискам Контору. Пускай пороются в закромах, то есть в архивах, и найдут, кто такой этот Яцек. Наверняка это агент, связник Казимира Гломбы и на него какие-то сведения имеются.

– Как успехи? – спросил Дубинин, отзываясь после первого же гудка.

Ага, значит, ждал, ждал звоночка. Слышимость была не ахти, и Роман двинулся к калитке.

– Успехи есть, но с результатом заминка, – витиевато отрапортовал он.

– Не понял, – правильно отреагировал Дубинин.

У калитки было слышно получше. Роман открыл кованую задвижку, вышел наружу, к лесу. Чтобы заодно и лишние уши исключить.

– А нечего тут понимать. Дед на ладан дышит, того и гляди помрет. Толком ничего сказать не может.

– Но что-то же сказал?

– Сказал. Назвал имя «Яцек», и все. А может, это не имя, а кличка.

– Яцек – и больше ничего?

– Ничего.

– Хм, понятно. Надо подымать архивы.

– Надо.

– Ты вот что, капитан, позвони через час.

– А раньше нельзя?

– Ну, не дави. Ты же знаешь, пока дадим запрос, пока получим добро…

– Пока архивариуса найдем, – усмехнулся Роман.

– Ладно, ты, шутничок, – одернул его Дубинин. – У каждого своя работа.

– Ну, так и я о том. Кстати, как там мои шансы на повышение, растут?

– Как грибы после дождя.

– Это те, которые опята?

– Нет, бледные поганки. Все, капитан, хватит мотать казенные деньги. Через час жду звонка.

«Ну, пускай Контора напряжется, – подумал Роман, возвращаясь к калитке. – Она большая и могучая. А я часок передохну».

Собственно, уже можно было забирать Марту и уезжать. Задерживаться здесь не имеет смысла. Дед Гломба вряд ли скажет больше того, что сказал, а Яцека поблизости не найдешь. Скоро начнет темнеть, и по лесной дороге лучше возвращаться засветло.

Но Роман решил все же немного задержаться. Во-первых, надоело с утра сидеть за рулем. Во-вторых, не хотелось обижать гостеприимную Ванду. Понятно, что она без угощения гостей не отпустит, так почему бы не угоститься у хорошего человека?

Роман вернулся в дом, где Ванда затевала настоящий пир. Спасенная курица лежала на большом блюде, обложенная запеченной картошкой и зеленью. Румяная корочка свидетельствовала о том, что Ванда успела как раз вовремя.

Кроме того, на стол выносились маринованные рыжики, вяленая рыба, домашняя колбаса, копченый окорок, какие-то соленья – в общем, принимали гостей по высшему разряду.

– Сейчас кушать будем, – сообщила Ванда, уставляя тарелками все пустые места на столе.

– Куда ж столько?

– То мало! – возразила добрая толстуха. – Вы молодые, вам надо много кушать. Зовите Марту.

Роман кивнул и вошел в горницу.

– Ну что? – спросила Марта, сидя в той же позе на диване.

– Надо ждать, – лаконично сказал Роман.

– Понятно. Но надежда есть?

– Надежда всегда есть. Пойдем, перекусим.

Дело близилось к вечеру. Гусятина, съеденная днем, давно в́ыходилась, и хороший кусок мяса был сейчас как нельзя кстати. К тому же ресторанный гусь был пищей казенной и порционной, а тут все домашнее, и ешь, пока не лопнешь. А лопнешь, хозяйка только спасибо скажет.

Марта поднялась, вышла вслед за Романом в первую комнату, где был накрыт стол. Только начали рассаживаться, загудела сирена автомобиля.

– То мой хозяин, – сказала Ванда, быстро, несмотря на толщину, подвигаясь к двери. – Вы садитесь, кушайте.

Роман выглянул в окно. Ванда открыла ворота, во двор вкатился розовый линялый «Трабант» гэдээровского еще производства. Из него вышел небольшой круглолицый человечек в сетчатой кепке, заговорил с Вандой, быстро кивая головой.

– Дядя Францишек, – сказала Марта.

– Ага, – кивнул Роман, убедившись, что кроме «дяди Францишека» никого больше не принесло.

Через пару минут Францишек вошел в дом. Обнял Марту, подал маленькую, жесткую руку Роману. Глянул настороженно в глаза. Был он жилист, подвижен, бойко сыпал словами.

«Может, он и есть Яцек? – подумал Роман. – Но тогда почему бы старику не сказать об этом попросту? Или он совсем из ума выжил?»

Хозяин сполоснул руки под вделанным в стену краном, сел за стол. Мигнул жене, та принесла бутылку темной настойки. Роман сказал, что он за рулем, но ему сказали, что настойка не очень крепкая, и налили полную рюмку.

– Эту горилку полиция не учует, – сказал Францишек, поднимая указательный палец. – Это я сам делаю. Продукт самый чистый. Пейте, пан, смело.

Роман улыбнулся и поднял рюмку.

– Ну, за ваш приезд, – сказал Францишек, чокаясь с Мартой и Романом.

Настойка оказалась довольно забористым напитком, но Роман решил, что через час да при такой закуске ничего не останется.

– Пан – официер? – спросил Францишек.

«Вот же – глаз», – подумал Роман, спокойно жуя кусок окорока с хреном.

– Нет, я бизнесмен.

– А, – уважительно покивал Францишек. – Я тоже бизнесмен. Сейчас все бизнесмены. Раньше я работал на заводе и получал хорошую пенендзы. А теперь у меня пенсия – дуля, и я должен быть бизнесменом. А то не буде за что моей хозяйке смотреть телевизор.

– Ай, ты тоже скажешь, – не выдержала Ванда. – Ну, поехал, продал трошки меда, творога. Ну дак что тут такого? Сами всего не поедим.

– Не, я работал всю жизнь и заслужив хорошую пенсию. А тое, что мне платят Качинские, это – тьфу. Пшепроше, пан. Кушайте вот это.

«Нет, это не Яцек, – решил Роман. – Слишком уж болтлив для серьезных поручений».

Францишек кое-как успокоился, чему способствовала еще одна стопка. Роман от второй твердо отказался, Марта вообще не пила. Францишек начал расспрашивать ее о житье в Париже, но Марта отвечала так неохотно, что разговор вскоре иссяк.

Почувствовав, что наелся до отвала, хотя Ванда готова была скормить ему все, что оставалось в тарелках, Роман поблагодарил и выбрался из-за стола. Сказал, что хочет покурить, а сигареты остались в машине.

Чувствуя некоторую томность после настойки и обильного мясоедения, Роман сел в машину и закурил. Лес вокруг стоял черной стеной, по небу вытянулись дождевые тучи.

«А ведь польет, – подумал Роман. – Как бы не пришлось здесь застрять».

Час прошел, – он набрал номер Дубинина.

А ну, как ничего на Яцека нет?

– Еще три минуты, – сказал Дубинин ворчливо.

– У тебя, как всегда, часы отстают.

– А у тебя, как всегда, спешат.

– Это от полноты жизни. Ну что, как наши делишки?

– Везет тебе, капитан.

– Ну, не томи, подполковник. Тебе бы людей пытать.

– А что, неплохая идея.

– Дарю.

– Спасибо, не надо. Короче, слушай и запоминай.

– Слушаю и запоминаю.

– Яцек – это агентурная кличка Тадеуша Сарны.

– Вот так обрадовал. Я с ним, между прочим, в школе не учился.

– Не спеши, капитан, майором будешь. Тадеуш Сарна – это ксендз в Быхаве.

– Да ты что?! Так это же – вот оно, Быхава. И костел я видел, очень симпатичный.

– А я тебе о чем?

– Ну, так я лечу к отцу Тадеушу.

– Лети, милый, лети. Только сделай там все правильно.

– Да что теперь делать-то? Разве что пошлет ксендз меня подальше?

– Не пошлет. Скажешь ему, что ты от Казимира Гломбы. Он поймет, что если Казимир сообщил тебе, что список находится у Яцека, то он должен передать тебе этот список.

– Надеюсь, что это так и будет.

– Только так, и не иначе, – твердо сказал Дубинин. – Ладно, действуй. Через сколько будешь в Быхаве?

– Ну, – Роман посмотрел на набухающее дождем небо, – если поеду прямо сейчас, то примерно через часик.

– Пока найдешь Яцека, пока пообщаешься… – начал прикидывать Дубинин. – В общем, через два часа жду твоего доклада.

– Есть, товарищ подполковник.

– Да, капитан… Марту лучше не посвящать в то, кто такой Яцек. В интересах конспирации.

– Понял тебя.

– Ну, тогда все.

Из калитки вдруг выглянул Францишек. Роман осекся, испугавшись, что разговаривал слишком громко и дошлый поляк услыхал последние фразы. В общем, не смертельно, мало ли с каким подполковником он мог говорить, но все-таки надо бы быть осторожнее. Это настойка виновата. Потерял бдительность, забыл, что кругом – потенциальный враг. А надо помнить.

– Пану лучше загнать машину во двор, – сказал Францишек. – Под навес. А то скоро пойдет дождь, зачем машине мокнуть?

– Мы уезжаем, пан Францишек, – сказал Роман.

– Как? Уже?

– Да, уже. Надо ехать.

– И пани Марта едет з вами?

«А вот этого я не знаю, – подумал Роман, направляясь к дому. – В общем-то, пани Марту можно уже оставлять за бортом…»

Ударили в землю первые тяжелые капли. По лесу поднялся громкий шорох, ветер совсем затих. Похоже, будет серьезная гроза.

– Марта, нам надо ехать, – сказал Роман с порога.

– Что? – вытаращилась на него Ванда. – Уже ехать?

– Да, пора. Надо срочно возвращаться в Варшаву. Дела. Марта, идем. Надо торопиться, пока не начался сильный дождь.

Марта беспрекословно поднялась и начала прощаться с Вандой. Роман понял, что она отнюдь не намерена засиживаться здесь даже из любви к своему дедушке.

Прощание прошло в ускоренном темпе. Тем не менее Ванда успела собрать в дорогу «тормозок», уложив в корзинку чуть не недельный запас провизии. А Францишек, подмигнув Роману, присовокупил от себя бутыль настойки.

К деду Марта не заходила. Посмотрела на него в приоткрытую дверь, прошептала что-то, наверное, слова молитвы, и направилась к выходу. Перед тем как покинуть дом, сунула Ванде свернутую пачку купюр. Та залепетала слова благодарности, но Марта уже вышла на улицу и под усиливающимся дождем побежала вслед за Романом.