Жесткий отказ

11

НОЙ

Меня тошнит.

Буквально тошнит, пока я медленно ползу по улице, навигатор в машине направляет меня по адресу, который я ввёл, прежде чем выйти из дома.

Дом Миранды находится в двадцати минутах езды от моего дома, не в пригороде, но и не в городе. Небольшое ответвление рядом с торговым центром, куда стекаются туристы. Симпатичный жилой комплекс, расположенный в старой части города, которая, вероятно, когда-то была модной. Больше нет, но в ней всё ещё есть какое-то очарование.

— Пункт назначения слева от вас, — инструктирует голос навигатора, и я замедляюсь, вытягивая шею и сканируя взглядом узкую улочку в поисках места для парковки.

Останавливаюсь у обочины. Заглушаю двигатель своего грузовика и смотрю в зеркало заднего вида на своё отражение. Свежая стрижка, без бейсболки. На этот раз на моём лице нет синяков. Осматриваю салон, убедившись, что сиденья чистые, мусора нет, и от сумок, которые я обычно храню на заднем сиденье, не пахнет раздевалкой.

Они исчезли.

Сегодня у меня свидание.

Дьявол, это звучит так странно. Я продолжаю думать об этом всю дорогу до входной двери Миранды.

Мы выиграли нашу игру в прошлые выходные, нашу первую схватку в том, что, как мы надеемся, будет успешным сезоном, поэтому я планирую отпраздновать это сегодня вечером с алкоголем. Жидкое мужество, празднование — одно и то же. Мне это понадобится, если хочу пережить ночь, не выставляя себя дураком.

Дверь открывается, и я поражаюсь тому, как Миранда прекрасна.

Я помню, как девушка выглядела в ту ночь в «Плате». Её тогдашний образ по сравнению с сегодняшним образом не поддаётся сравнению.

Неудивительно, что Уоллес клеился к ней. Миранда…

Я не хочу говорить «очаровательная». Она прекрасна в хорошем смысле, а не в смысле секс-бомбы, и это, вероятно, тоже ужасный способ описать её образ, и я бы никогда не сказал этого дерьма вслух, потому что она, вероятно, оскорбилась бы.

Девушки такие забавные.

Прелестная. Великолепная.

Красивая.

— Привет. — Она рукой придерживает дверь открытой, её взгляд пробегает по мне сверху вниз, оценивая мою внешность — так же, как я рассматриваю её.

Это странный момент. Немного неловко, что она так пристально смотрит на меня, и я вспоминаю, что это обычное поведение на свиданиях, а не критика. Она встречалась со мной всего дважды, для неё нормально рассматривать меня.

Миранда мысленно рисует тебя в своём воображении, а не отмечает всё, что ей в тебе не нравится.

Или, может быть, так оно и есть?

Нежный взгляд её глаз говорит мне, что если это моё предположение, то я ошибаюсь.

— Холодно на улице? — спрашивает она, приоткрывая дверь ещё немного, чтобы я мог переступить порог.

Оглядываюсь вокруг, подмечая все мелочи. Абсолютно белые стены, белая отделка из дерева, белые двери. Диван? Белый.

Всё, что прибито гвоздями, привинчено или пристёгнуто, белое. Всё остальное выдержано в ярких тонах, например, подушки на диване. Буфет на кухне? Серое дерево, разительный контраст с его стерильным фоном.

Осматриваюсь вокруг, и что касается квартиры, то она очень простая, но стильная. Мне нравится.

Засовываю руки в карманы отглаженных брюк и пожимаю плечами, желая, чтобы они не сутулились.

— Не очень, но всё равно захвати куртку. На потом.

Миранда кивает. Я смотрю, как она уходит — предположительно, в свою спальню — ноги выглядят гладкими, загорелыми и свежевыбритыми, если бы я был человеком, делающим ставки.

Её волосы ниспадают на спину, прямые, а я всегда был помешан на брюнетках, хотя на самом деле никогда ни с одной не встречался.

Платье на ней короткое, но и Миранда небольшого роста, демонстрирует красивые ноги и попку. Это один из тех нарядов, которые перекрещиваются спереди, давая мне прекрасный вид на грудь, не будучи пошлым или вульгарным.

Консервативно, но сексуально.

Классически, но модно.

Миранда возвращается через минуту из задней комнаты с джинсовой курткой, перекинутой через руку, в туфлях на танкетке телесного цвета, которые я бы не заметил, если бы не смотрел вниз.

Ярко-розовые ногти на ногах.

Боже. Она прекрасно выглядит.

— Готов? — Девушка бодра и, кажется, взволнована, её улыбающиеся губы блестящего светло-розового цвета. Она выключает свет, пока я стою у двери, разинув рот, как дурак.

Я выхожу в коридор, пока Миранда закрывает дверь, прислушиваясь, защёлкнется ли замок, дверь оснащена одним из тех высокотехнологичных замков, которым не нужен ключ.

Я позволяю ей вести меня всю дорогу до улицы, быстрая поездка на лифте проходит в молчании, и боюсь, что поездка на машине будет такой же.

Миранда смотрит налево. Направо.

— Вон там. Чёрный грузовик.

Миранда следует за мной, и я открываю пассажирскую дверь, изо всех сил стараясь не пялиться, когда она проскальзывает внутрь, сразу же пристегивая ремень безопасности. Закрываю дверь.

Забираюсь внутрь и завожу двигатель.

— Мило, — вежливо говорит она. — Я чувствую себя намного безопаснее в больших автомобилях.

— Да, я тоже. — Я прочищаю горло. Ломаю голову, что ещё сказать. — Гм.

Гм?

«Молодец, Эйнштейн».

Я собираюсь убить Уоллеса. Буквально обхватить пальцами его мускулистую шею и…

— Я с нетерпением ждала этого всю неделю.

Ладно, хорошо. Может быть, не совсем убить.

Не уверен, лгу я или нет, когда говорю: «Я тоже», но, чёрт возьми, я не могу сказать, что совсем не нервничал. Какой парень захочет признаться в этом? Неуверенность была движущей силой всю неделю. Слава Богу, у меня была эта игра в субботу, чтобы отвлечься. Предигровой нервоз был далеко не так плох, как от нервов, скопившихся сейчас у меня в животе.

— Куда мы направляемся? — спрашивает она, наблюдая за пейзажем, когда мы выезжаем на автостраду, и я вижу её отражение в окне, недавно вымытом и хорошо отражающим свет.

— «Мейсон».

Миранда поворачивается ко мне лицом, широко раскрыв глаза.

— «Мейсон»? — У неё плохо получается сохранить бесстрастное лицо; столик в этом ресторане, как известно, невозможно забронировать. Всё, что потребовалось — это позвонить моему помощнику, и у нас есть столик на двоих менее чем за пять минут. — Я никогда там не была.

Не так уж много людей там бывало.

Однако я бываю там достаточно часто, чтобы несколько официантов и хостес знали меня по имени. С другой стороны, я блестящий новый член «Стим» — их работа состоит в том, чтобы знать вип-клиентов, которые могут войти в дверь.

— Надеюсь, ты любишь стейк.

— Да. И морепродукты, и салат, и хлеб, и десерт.

— А фаст-фуд?

— Да! Нет ничего, чего бы я не съела, кроме… — Её голос затихает. — Лук и чеснок. Фу. — Её рот кривится. — Ты точно не захочешь, чтобы я ела ни то, ни другое. Никогда.

— Почему?

— Э-эм… — Она поворачивает голову, чтобы посмотреть в окно. — Давай просто скажем, что я пахну не мило, когда ем лук или чеснок.

— Пахнешь не мило? Что это значит?

Она бросает на меня взгляд типа: «Мне нужно расшифровать?», и я захлопываю рот.

Ох. Итак, она говорит, что от неё пахнет вонючей задницей, когда она ест чеснок или лук, и я не должен продолжать задавать глупые вопросы об этом.

Замечание принято.

Возможно, я невежественен, когда дело касается женщин, но чувствую, что ко мне возвращается некоторая уверенность.

Мы болтаем остаток пути в центр города, останавливаясь только для того, чтобы я мог сосредоточиться на том, чтобы не сбить ни одного пешехода. Они повсюду в этом туристическом месте, переходят проезжую часть и толпятся на тротуарах, толпами стоят на светофорах, ожидая возможности пересечь главную дорогу.

«Мейсон» легко найти, но невозможно припарковаться, и мне повезло, что я подъехал близко, так что Миранда может спокойно выйти прямо к входу в ресторан. Служащие готовы забрать машину и мои ключи. Одной причиной для беспокойства меньше.

Молодой парень подходит к моему окну, и я опускаю его. Когда кладу ключи ему на ладонь, говорю:

— Не могли бы вы сообщить им, что я здесь, пожалуйста?

Код для: «Отведите меня внутрь и быстро усадите, чтобы я не привлекал к себе внимание». Парень убегает, отчаянно шепча что-то своему коллеге, который бросается внутрь.

Хороший мальчик.

Я надеваю солнцезащитные очки.

Опускаю голову, прежде чем открыть дверь со стороны водителя и вылезти, встречаю Миранду у обочины, рука нависает над её поясницей, но не касается её. Я хочу, очень хочу — у меня просто не хватает смелости.

В вестибюле нас встречает улыбающийся мужчина, скорее всего, менеджер, который почти сразу же начинает целовать меня в задницу, чуть не спотыкаясь, когда придерживает дверь для Миранды и спрашивает, не хочет ли она оставить свою куртку.

— Нет, спасибо, — отвечает она, и я рад — не нужно будет ждать после нашей трапезы, если захочу убраться отсюда к чёртовой матери. С другой стороны, всё, что мне нужно сделать, это сказать кому-то, что мы уходим, и всё будет сделано должным образом. То же самое касается и моей машины.

Если моя спутница и удивлена всем этим превосходным обслуживанием, то ничего не говорит. Если и задаётся вопросом, почему все начинают обращать на нас внимание — на меня, — то никак это не комментирует.

«С чего бы ей это замечать, придурок? Она понятия не имеет, кто ты такой. Знает только твоё имя и то, что ты можешь позволить себе потратить сорок пять тысяч на пару бейсбольных карточек».

— Мистер Хардинг, мы разместим вас в боковой части зала. Там более уединённо.

Брови Миранды взлетают вверх.

— Что ты планируешь сделать со мной, Ной? Убить и протащить мой хладный труп через кухню?

Менеджер выглядит шокированным, быстро пряча это за нетерпеливой улыбкой.

— Беверли будет обслуживать вас с помощью Джейкоба. Если вам ещё что-нибудь понадобится, меня зовут Карсон, и я буду рад помочь вам. Просто сообщите об этом одному из ваших сёрверов.

Он отодвигает стул для Миранды, затем кладёт белую льняную салфетку ей на колени, а меню — на серебряную тарелку.

— Могу я предложить вам для начала бутылку вина?

Я вопросительно смотрю на свою спутницу.

— Вино?

— Эм. — Она колеблется. — Если можно, чай со льдом было бы здорово. С лимоном, если он у вас есть?

Боже, она такая милая. И вежливая.

— Конечно. А для вас?

— То же самое. С сахарозаменителем.

— Хорошо. Ваш официант скоро подойдёт, чтобы принять заказ. — Он исчезает в мгновение ока, и я переключаю своё внимание на симпатичную девушку напротив меня. Делаю всё возможное, чтобы одарить её улыбкой, но уверен, что улыбка получается натянутой.

— Бедняжка. Ты нервничаешь? — Она смеётся. — Ты выглядишь…

— Злым?

— Я собиралась сказать «страдающим запором», но злость тоже подходит. Ты нечасто улыбаешься, не так ли?

Почему она тогда пошла со мной на свидание, если думает, что я такой брюзга? Затем я хмурюсь ещё сильнее, понимая, что на самом деле веду себя как последняя задница.

В свою защиту скажу, что я нервный и параноидальный. Совсем не готовый к этому свиданию, в которое меня втянули против моей воли — что несправедливо по отношению к Миранде, и я тоже это понимаю. Дело не в том, что она мне не нравится или я не считаю её потрясающей; я просто не знаю, как вести себя с девушкой, которая ничего от меня не хочет. Я привык к женщинам со скрытыми мотивами.

К этому нужно привыкнуть — я имею в виду, что девушка заказала стакан чая за четыре доллара в элитном ресторане.

Приносят напитки. Миранда откидывается на спинку своего мягкого, обитого бархатом сиденья и смотрит, как я добавляю подсластитель в свой, а затем кладу крошечный пакетик с мусором на блюдце.

— Могу я тебе кое в чём признаться? — Её тон немного нерешительный, но она, кажется, полна решимости что-то мне сказать.

— Да, конечно.

«Покончи с этим сейчас; скажи мне, что ты здесь только для того, чтобы обсудить бейсбольные карточки. Покончи с этим».

Я беру себя в руки.

— Я действительно удивлена, что ты пригласил меня на свидание.

Мои брови поднимаются, но потом я чувствую на себе несколько пар глаз, и волосы на затылке тоже встают дыбом. Инстинктивно я немного поворачиваю голову, чтобы посмотреть, кто за нами наблюдает.

Пара за соседним столиком поймана с поличным, но, по крайней мере, у них хватило порядочности быстро отвести взгляд, когда я встретился взглядом с женщиной с мобильным телефоном в руке, направленным в нашу сторону.

«Мило. Спасибо за уединение, леди», — хочу я прокричать через весь шикарный обеденный зал.

— Почему? — Клянусь, мой голос срывается, когда я спрашиваю, напряжение взрывает моё тело, пара за другим столиком продолжает ловить мой взгляд и отвлекать меня.

Пытаюсь сосредоточиться на том, что говорит Миранда.

— Я подумала, что тебе это неинтересно, особенно после «Платы». Помнишь, как ты сбежал?

— Я не сбегал. — Улыбка начинает медленно расползаться по моим губам, и я размешиваю сахар в своём чае тонкой соломинкой. — Мне нужна была минутка.

— Минутка? — Поддразнивает она. — Это так теперь называется?

— Послушай, я не силен в такого рода вещах, если ты ещё этого не поняла.

Миранда наклоняется вперед на своём стуле, декольте немного округляется, на лице кокетливая ухмылка.

— О, я поняла это. Просто не могу понять, почему.

Почему?

— Ты высокий, симпатичный, и кажешься… — Миранда замолкает и наклоняет голову. — На что ты всё время смотришь? — поворачивает голову и замечает молодую пару, наблюдающую за нами. — Они что, пялятся на нас?

Да, на 100 % так оно и есть, но я ей этого не говорю.

— Я так думаю.

Она смотрит на меня.

— Эм… почему?

Нас прерывает официантка, которая ставит хлеб на стол перед нами, блокнот лежит у неё на предплечье, ручка зажата между пальцами другой руки.

Выжидающе переводит взгляд с меня на Миранду.

— Я буду ризотто с рёбрышками. — Она закрывает меню, которое держит в руках, и возвращает его Беверли, заказывая суп вместо салата. — Я всегда заказываю ризотто, если оно есть в меню, — признаётся она мне, после того как я заказываю доброй старой Бев филе среднего размера с грибами и брокколи на гарнир. Клин-салат, соус сбоку.

— Так о чём мы говорили? — Она выжимает лимон в свой напиток. Перемешивает чай ложкой, затем кладёт на блюдце чашки. — О, верно — мы обсуждали причину, по которой ты сбежал из клуба. Я что-то не то сделала? Потому что, если я чем-то тебя обидела, мне очень жаль.

— Обидела меня? Ты?

— Ну, а какая ещё может быть причина? Я знаю, что иногда бываю чересчур, но не думала, что я настолько плоха. Можешь сказать мне, если я была слишком наглая. Будь честен.

— Ты не была слишком наглой. Ты была… — Я просматриваю банк слов в голове, останавливаясь на «доброй».

— Доброй? — Её смех очарователен, но сардоничен. — Это не то, как бы я назвала то, что прилипла к тебе всем передом в прошлую субботу.

— Всем передом? — Я чуть не давлюсь хлебом во рту, пытаясь проглотить его целиком. Плохая идея. Кашляю, прикрывая это действие салфеткой со своих колен.

— Конечно, я выпила достаточно алкоголя, чтобы клеиться к тебе.

— Клеиться ко мне? — Я не могу удержаться от того, чтобы не повторить её слова.

— Да. А что, по-твоему, я делала?

— Обнимала меня по доброте душевной.

— Ну, конечно, ты выглядел несчастным, но я также хотела узнать, как ты ощущаешься в объятиях. — Она удовлетворённо откидывается назад. — И я это сделала.

Как я ощущаюсь? И как же? Теперь я умираю от желания узнать.

Вспышка освещает столовую, и я сжимаю челюсти.

— Кто-то только что сделал снимок?

— Да.

— Вау, у кого-то тоже вечер свидания! — Миранда кивает, считая это нормальным. — Держу пари, они сфотографировали свою еду и выложили её в Инсту.

Я не утруждаю себя тем, чтобы поправлять её, позволяя жить внутри своего маленького пузыря, прежде чем мне придётся его лопнуть. А мне придётся это сделать. Молодая пара, которая только что сфотографировала нас, не единственная пара, которая заметила меня в углу помещения — они просто первые, кто что-то с этим сделал.

Это связано с работой, но это не любимая её часть. Особенно, когда я уже ступаю по тонкому льду с Мирандой из-за правды, которую скрыл от неё.

Это ещё один случай, но правда настигнет меня.

Скоро.

Сегодня вечером.

— Может, нам попросить официанта сфотографировать и нас тоже?

Эм, нет?

— Конечно, если хочешь.

Это, кажется, делает её счастливой, потому что девушка улыбается.

— Может быть, не сейчас. Когда будем уходить?

— Конечно. — Я немного расслабляюсь в своём кресле. — Расскажи мне больше об этих обнимашках.

Она закатывает глаза, тёмные ресницы трепещут.

— Это была уловка. Ты не собирался распускать руки, так что я сделала это за тебя. Вот только… это напугало тебя. — Её смех достаточно громкий, чтобы привлечь больше внимания, но я невольно улыбаюсь.

— Я не силен во флирте — Я мистер Очевидность.

— Тогда в чём ты хорош?

Не могу решить, является ли это намёком — приглашением начать разговор о сексе — или невинным вопросом о моих секретных навыках.

Я предпочитаю последнее.

— Я хорош в математике. И в… — Прочищаю горло. — В спорте. — Нет лучшего времени, чем сейчас, чтобы начать намекать.

— О каких видах спорта идёт речь? — Она прерывает зрительный контакт только тогда, когда Джейкоб — другой официант — ставит перед нами суп и салат.

Я жду, когда он уйдет.

— Раньше я играл в футбол, но потом, в старших классах, сосредоточился на бейсболе. — Я с трудом выдавливаю из себя слова, повторяя их, как реквием.

— Бейсбол? Это мило. — Она делает паузу ровно настолько, чтобы сделать крошечный глоток супа, проверяя, насколько он горячий. — М-м-м, вкусно. Я люблю суп, но ни в одном месте, куда я хожу, его никогда не готовят.

Я немного поёживаюсь, довольный тем, что могу порадовать её простым супом.

— Так ты хорош в математике, спорте и в чём ещё? — Она занимается супом, добавив немного перца. — Я хочу услышать о тебе больше. Чем ты любишь заниматься, когда у тебя свободные дни?

У меня есть свободные сезоны — хочу отметить, целые месяцы, — но я держу эту информацию при себе. Хотя сейчас самое подходящее время, чтобы сказать ей, что я профессиональный спортсмен.

— Это зависит от времени года, — честно признаюсь я. — Но обычно в свободное время я занимаюсь спортом, чтобы оставаться в форме, и, очевидно, ты уже знаешь, что я люблю коллекционировать вещи. Бейсбольные карточки — это только одна из моих коллекций. Я также люблю старинные вымпелы и бейсбольные мячи с автографами.

— Вау. Ты действительно любишь бейсбол.

— Да. — Я краснею, ковыряясь в салате, накалывая гриб на вилку. — А как насчёт тебя?

— В чём я хороша? Эм… Раньше я занималась бегом, но уже целую вечность не бегала. Зима сделала меня совершенно немотивированной, но когда бегаю трусцой, то чувствую себя намного лучше. Э-эм, давай посмотрим… Я рисую? И люблю украшать. Думаю, у меня это хорошо получается.

— Что-нибудь коллекционируешь?

— Я люблю антикварные магазины. Архитектурные остатки. У моих родителей есть дом примерно в сорока минутах езды к северу отсюда с сараем, и они разрешают мне хранить там вещи. Когда-нибудь я собираюсь построить дом и использовать вещи, которые собрала.

Если ей нравятся старые вещи, она, вероятно, возненавидела бы мой дом с его полированным камнем, гулкими коридорами и холодными плиточными полами.

Я тоже это ненавижу, если быть честным.

— О чём ты думаешь? Ты вдруг стал таким серьёзным.

— Я ненавижу свой дом, — выпаливаю я.

Сначала Миранда выглядит шокированной. Затем она разражается смехом. Фыркает.

— О боже, это было неожиданно. Что заставило тебя так сказать?

— Ты. Похоже, ты знаешь, чего хочешь. Ты уже всё продумала.

— Нет, мне просто нравится старое дерьмо… барахло. Старое барахло, извини.

— Не извиняйся, я не…

— Мистер Хардинг? — Рядом со столом стоит мужчина, и я поднимаю взгляд. — Извините, что прерываю, но мне было интересно…

— Это может подождать? Поймаешь меня после того, как я здесь закончу? — Я одариваю Миранду натянутой улыбкой, её глаза словно два блюдца. — Спасибо.

Мужчина говорит что-то, чего я не могу разобрать, предположительно извиняется, прежде чем исчезнуть.

— Э-эм. — Ложка с супом моей спутницы зависает над тарелкой. — Что, чёрт возьми, это было?

Беверли выбирает именно этот момент, чтобы подойти и спросить, как нам еда, но вместо того, чтобы показать ей большой палец, я говорю:

— Эм, Бев, не могла бы ты любезно попросить их не фотографировать?

— Конечно, мистер Хардинг. Нам очень жаль.

Я раздражённо киваю. Едва могу встретиться взглядом с Мирандой.

— Что происходит? — Теперь девушка откладывает ложку и откидывается назад, чтобы посмотреть на меня по-новому. — Кто ты такой?

Я открываю рот, чтобы ответить, но она опережает меня.

— Подожди, мы в Чикаго… ты из мафии? — Она понижает голос до отчаянного шёпота. — Типа, я всё об этом знаю. Если да, моргни два раза.

Я не моргаю дважды.

— Чёрт возьми, это кажется очевидным выбором! — Она вздыхает. — Ну? Ты собираешься сказать мне, или мне пойти спросить того чувака, который явно хотел твой автограф?

Он выбрал дерьмовое время, чтобы прийти и попросить об этом, заставив меня чувствовать себя и выглядеть эгоистичным придурком. Каковы шансы, что он когда-нибудь снова столкнётся со мной?

Хотя на самом деле — если я подпишу что-нибудь для него, образуется целая очередь, и я застряну здесь, давая автографы на всяком барахле, вместо того, чтобы наслаждаться ужином, который остынет, и его придётся положить в контейнер для еды на вынос. Я уже проходил это раньше, и у меня нет никакого желания повторять сегодня вечером.

«Не нужно чувствовать себя виноватым. Ты заслуживаешь уединения».

Я должен повторять это снова и снова и обязательно сделаю это снова сегодня вечером, когда снова останусь один и буду лежать в своей огромной кровати, уставившись в потолок в моей дурацкой гигантской спальне внутри моего дурацкого гигантского безвкусного дома.

— Ной? — Сейчас она тихая.

— М-м-м?

— Значит, раньше, когда эти люди фотографировались, они не фотографировали самих себя? — Она ёрзает на стуле, и я вижу, что ей неловко. — Я почти уверена, что они снимали тебя. Я права?

Проглатываю кусок хлеба, который только что положил в рот, ответ на её вопрос не сразу находит выход.

— Да.

Она колеблется.

— Почему?

Потому что я знаменит, и ты единственная, кто этого не осознал, а это значит, что ты здесь, потому что я тебе действительно нравлюсь таким, какой я есть, а у этих ублюдков есть потенциал испортить нам весь вечер своим любопытством.

Нет. Слишком резко, не могу этого сказать. Даже, несмотря на то, что зрители с их любопытными взглядами заставляют меня нервничать и ёрзать, и я теряю терпение — я всё равно не могу этого сказать.

— Может быть, они фотографировали тебя? — парирую я в ответ, ухмыляясь.

— Зачем им это делать? — Она смеётся, забавляясь, крутя соломинку со своим чаем со льдом, чтобы занять руки.

— Потому что ты такая милая? — О боже, эти слова просто слетели с моих губ. Я хочу забрать их обратно, они кажутся такими чужими, хотя комплимент довольно легко слетел с моего языка.

Миранда перестаёт крутить соломинку, ошеломлённое выражение появляется на её великолепном лице.

— Ты только что назвал меня милой?

— Да.

— Ты пытаешься флиртовать со мной, пока я пытаюсь добраться до сути?

Это загадка, которую я могу легко разгадать с помощью объяснения, но сейчас мне слишком весело.

— Всё, что я пытаюсь сделать, это добраться до дна этого стакана, чтобы я мог выпить ещё один.

— Это чай со льдом, — иронично замечает она, снова осматривая комнату своими проницательными глазами. — Вон тот мужчина так пристально смотрит. Клянусь, он хочет, чтобы ты его заметил. Он едва обращает внимание на свою жену или на ту даму, с которой он сейчас.

Вероятно, его жена.

Я хихикаю.

— Ты думаешь, это смешно?

Возможно, Уоллес был прав, когда сказал мне: «Чувак, если ты будешь сидеть дома, как отшельник, и не будешь появляться на публике, то когда, наконец, это сделаешь, СМИ и фанаты будут так жаждать твоих фотографий, что это будет неприятно, и ты возненавидишь себя».

Он был прав.

Это раздражает, и это отстой.

— Нет, не думаю, что это смешно. Но это случается постоянно, вот почему я послал своего друга Уоллеса забрать у тебя бейсбольную карточку.

Ну вот, я наконец-то, сказал это.

Вроде как.

Миранда молчит, как будто разбирает предложение на части, решая, на какую часть ответить. Она выбирает первое.

— Что ты имеешь в виду, что это происходит постоянно? Ты всё ещё не сказал мне, чем занимаешься. Это из-за твоей работы? Тебя показывают по телевизору? — Она стонет. — Пожалуйста, не говори мне, что ты звезда реалити-шоу. — Девушка притворяется, что её тошнит.

— Я не участвую в реалити-шоу.

Миранда реально думает, что я из тех парней, которые могли бы это сделать? Смехотворно.

Как полицейский следователь, я вижу, что она полна решимости позволить тишине тянуться между нами до тех пор, пока это не станет неудобно, или пока я не сломаюсь и не начну изливать душу, в зависимости от того, что наступит раньше.

Мы сидим, уставившись друг на друга, затем она поднимает бровь.

Наклоняет голову. Отпивает чай.

Ковыряется в хлебе.

Боже милостивый, как долго она собирается сидеть там и молчать?

Я прочищаю горло.

Устраиваюсь поудобнее в кресле, поправляю салфетку на коленях.

Миранда вздыхает.

— Ты действительно собираешься заставить меня спрашивать?

— Спрашивать о чем?

Моя спутница закатывает глаза.

— Чем ты зарабатываешь на жизнь, почему все пялятся?

— Не все пялятся. — Я ничего не могу с собой поделать. — Этому парню, и тому, и тому тоже наплевать. — Они либо слепы и не видят, что я сижу здесь, либо не фанаты бейсбола.

— Я не собираюсь играть с тобой в угадайку, но тебя явно показывают по телевизору.

Верно.

— Показывают. — Я горжусь своей карьерой и всем, чего достиг, так почему же так трудно сказать ей об этом? Это не похоже на то, что я хвастаюсь. Не то чтобы я пытался произвести на неё впечатление. Это просто… факты. — Я играю в бейсбол. Зарабатываю этим на жизнь.

Официанты приходят и забирают наши тарелки с закусками, заменяя их нашими первыми блюдами.

— Зарабатываешь на жизнь? — Я вижу, как вращаются колёса в её голове, кажется, немного неохотно. — Профессионально?

Я сдерживаю смех, не желая злить её.

— Да, профессионально.

— Насколько профессионально? — Она снова склоняет свою хорошенькую головку набок, глядя на меня.

— Настолько профессионально, насколько это возможно.

Миранда моргает, как будто не совсем понимает, что это значит.

— Какая команда?

— «Чикаго Стим».

Девушка кривит губы в задумчивости, что затрудняет чтение по её лицу.

— На какой позиции?

— Шорт-стоп.

— Шорт-стоп. — Она делает вдох. Выдыхает. — Это хорошая позиция, не так ли?

Я разражаюсь смехом.

— Да, хорошая.

После этого Миранда замолкает, явно обдумывая эту новость, собирая воедино то, что она теперь знает о Ное Хардинге, и я позволяю ей размышлять, не прерывая.

Попробовав несколько раз свой ужин — нежный кусочек рёбрышек на подушке из риса, который выглядит безумно аппетитно, — она кладёт вилку на край тарелки. Сглатывает. Откидывается назад, чтобы изучить меня, скрестив руки на груди.

— Почему раньше не сказал мне, что ты игрок в бейсбол? Я вроде как чувствую себя идиоткой.

Я ёрзаю, как будто она учительница, а я ученик, которого только что застукали за чем-то неприличным.

— Я не был уверен, как тебе сказать, и честно? Я не думал, что мне придётся это делать.

— Потому что ты не планировал видеться со мной снова?

Бинго!

— Вроде того.

Она тихо хмыкает, но это доносится через стол.

— Бейсбол — это просто работа.

Просто работа? Вау. Большая чушь никогда не слетала с моих уст, и я хочу немедленно взять свои слова обратно. Мы с ней оба знаем, что это прозвучало нелепо.

— Это не просто работа — не лги. Это чертовски большое дело. — Она оглядывается на людей, наблюдающих за нами, как будто мы их развлечение на вечер. — Оглянись вокруг… все смотрят на нас.

Это на самом деле заставляет меня покраснеть.

— Прости.

— Не извиняйся. Просто… — Она фыркает. — Я не знаю, что сказать прямо сейчас. — Она кладёт салфетку рядом со своей тарелкой и встаёт со стула. — Я пойду в туалет, хорошо?

— Обещаешь, что не сбежишь через окно?

По крайней мере, Миранда смеётся.

— Это же Чикаго — я бы упала в мусорный контейнер, в котором живут бездомный и дюжина крыс. — Она дважды постукивает пальцем по столу. — Сейчас вернусь.

Я буду ждать.