Жесткий отказ

6

НОЙ

— Чувак, в чём, чёрт возьми, твоя проблема? — Уоллес нападает на меня в ту же секунду, как Миранда бредёт в бар с явно задетыми чувствами, его пьяные глаза широко раскрыты.

— У меня нет проблем.

— Какого чёрта ты был таким грубым? Почему ты ничего не сказал и не представился — ты выглядел как придурок.

— Она думает, что ты — это я, так какой в этом смысл?

Базз вскидывает руку, указывая в её сторону, девушка стоит одна, терпеливо ожидая бармена, который, скорее всего, не подойдёт. Она просто недостаточно важна, чтобы к ней спешить, и одета как чёртова школьная учительница в эту милую деревенскую рубашку и синие джинсы.

Джинсы. В ночном клубе.

Я фыркаю.

Миранда нахальная, ей явно наплевать, что кто-то думает. Или она не понимала, насколько фешенебельно это место.

Одно дело, когда мне всё равно — я здесь не для того, чтобы кого-то подцепить или найти секс на одну ночь. И не потому, что хочу быть здесь. Меня притащили сюда, и, судя по всему, её тоже.

«Тебе следует вернуться в свою кабинку в углу, малышка».

Никто не помогает ей в баре, но я снова перевожу взгляд на Уоллеса, который не спускает с меня глаз.

Надоедливый ублюдок.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? Сказал ей посреди чёртового ночного клуба, что я солгал? — скрещиваю руки на груди, защищаясь. — Я так не думаю.

— По крайней мере, поговори с ней — ты был полной задницей.

— Ты всегда полная задница. И что с того?

— Она симпатичная, и, пока ты не обломал её, она флиртовала с тобой.

Флиртовала со мной?

— Ты в своём уме? Она просто была вежлива. Конец истории, дело закрыто.

— Она строила тебе глазки, идиот.

— Хватит. Это не танцы в средней школе, так что, пожалуйста, отвали от моей задницы.

— Ты такой слепой. — Он толкает меня. — Иди туда.

Я отбрасываю его руку.

— Отвали, ладно?

Теперь я действительно чувствую себя так, будто мы в средней школе, спорим у стены спортзала о том, каких девчонок собираемся пригласить на медленный танец.

Базз снова толкает меня в грудь своими большими лапами.

— Иди туда.

— Отстань от меня, Уоллес.

— Иди.

— Ну, хватит! — Я ною, как чёртова киска, шлёпая его по рукам, пока он подталкивает меня всё ближе и ближе к бару, где стоит Миранда, и стону, когда моё плечо натыкается на её.

— Чёрт. Прости. — Извинения слетают с моего языка. — Он пьян и ведёт себя как идиот.

Девушка провожает взглядом Базза, когда здоровенный болван мчится обратно к компании наших приятелей, смеясь как идиот. Миранда приоткрывает губы. Они блестящие и пухлые. Улыбается.

— Он? Был идиотом? Шокирующе.

Я понятия не имею, что сказать.

Музыка громкая, песня неловко романтичная, и долгое время никто из нас не произносит ни слова. Миранда стоит, прижавшись бедром к барной стойке.

Я подаюсь вперед, упираясь локтем в полированную столешницу, рукава рубашки закатаны до локтей. Выставляю указательный палец в знак того, что мне нужна какая-то чёртова услуга.

Тут же ко мне подлетает бармен и кладет передо мной салфетку. Я поднимаю два пальца, и она кладет рядом еще одну салфетку.

— Что бы ты хотела? — спрашиваю я нимфу, стоящую рядом со мной.

— Я как раз собиралась выпить «Мохито». — Её длинные шелковистые волосы заправлены за ухо. — На самом деле я не очень люблю пить. — Это её оправдание для легковесного напитка.

— Один «Мохито» и одна водка с тоником, лёд, три оливки.

— Сейчас сделаю, мистер Хардинг.

Мистер Хардинг.

Миранда не расслышала мою фамилию, а даже если и расслышала, то не связывает её с Ноем.

Со мной.

Девушка скрещивает руки на груди и хмурится.

— Это так несправедливо! Я стояла здесь, по меньшей мере, пять минут, и ни один из них даже не посмотрел в мою сторону.

Миранда понятия не имеет, кто я такой — не говоря о том факте, что я и есть Ной.

Она не знает, что я знаменит.

И понятия не имеет, что здесь, в этом городе мы боги среди людей.

Лео, Дэвис, Базз и остальные. Герои.

Трипп Уоллес, брат Базза, тоже здесь. Трипп играет за «Чикаго Блюз», профессиональную футбольную команду, ещё одну местную и национальную звезду.

Так что, конечно, грёбаные бармены будут смотреть в мою сторону, чтобы помочь — они узнают меня, как и все остальные здесь. И хотят, чтобы их заметили с людьми, которые собираются вывести их любимую команду на чёртов национальный чемпионат.

Миранда? Для них она никто.

— Это место полно придурков, включая барменов. — Я чувствую ухмылку на своём лице, когда оскорбляю каждого человека в клубе.

— Включая тебя?

— Нет. Я здесь только потому, что меня выволокли из дома. Это не моё место. — Я беру стоящий передо мной напиток — тот, который только что поставила барменша Тиффани, — и делаю глоток, пока Миранда оценивает меня.

— И какое твоё место? — Она делает глоток своего «Мохито», наблюдая за мной поверх края стакана, её глаза широко раскрыты и трезвы.

— Дом. Задний двор. Я много бегаю трусцой. — А ещё много упражняюсь, потому что мне это нужно, и тренируюсь, что очевидно.

— Что такого замечательного на твоём заднем дворе? У меня всё в открытом доступе — везде есть люди. В твоём квартирном комплексе есть общественный центр?

Эм, нет.

Вполне логично, что девушка предположила, что я живу в квартире, поскольку мы в Чикаго, и почти все так живут, особенно люди нашего возраста. Она и не подозревает, что я обитаю за городом, в закрытом коттеджном посёлке, в доме за четыре миллиона долларов. Купленным мною.

В двадцать четыре года.

Миранда была бы очень шокирована.

Или…

Может быть, ей было бы наплевать, и у меня такое чувство, что так оно и было бы. Она знает, что Уоллес богат, знает, что он хорош собой, и всё равно не хочет иметь с ним ничего общего.

— Ты снова это делаешь, — говорит она мне, подталкивая локтем, и я смотрю вниз, в её пустой стакан из-под «Мохито». Чёрт, девушка, должно быть, всё выпила, пока я грезил наяву.

Девушка, должно быть, захмелела, чувствует кайф, если дразнит меня.

— Что делаю?

— Дистанцируешься. — Она сдерживает улыбку. — Знаю, что я не такая уж захватывающая — ты не обязан стоять здесь и составлять мне компанию.

Чувство вины, словно сжатый кулак, ударяет меня в живот. Это то, что она думает? Что мне с ней скучно?

Вряд ли.

— Извини, у меня… — Я ищу оправдание. — Это была сумасшедшая неделя.

— Ясно, — невозмутимо отвечает она. — Как я уже сказала, не позволяй мне тебя задерживать. — Миранда делает паузу и смотрит поверх барной стойки. — Но не мог бы ты оказать мне одну услугу, прежде чем уйдешь? Можешь заказать мне ещё выпивку? Они оставят меня стоять здесь всю ночь, а я не хочу оставаться с пустыми руками — это странно.

Вряд ли это можно назвать одолжением.

Я протягиваю руку с поднятым пальцем.

Тиффани появляется в мгновение ока; я протягиваю ей пустой бокал Миранды.

— «Мохито»?

Я киваю.

— Вау. Это просто нереально. — Миранда качает головой с… отвращением? Презрением? Недоверием? Трудно сказать при таком освещении, которое окрасило всех в лёгкий оттенок синего. Ей это идет, и мне интересно, какого цвета на самом деле её топ. — Ты просто щёлкаешь своими прекрасными милыми пальчиками, и она подбегает. Должно быть, это приятно.

На самом деле это приятно, но давайте сосредоточимся на «прекрасными милыми». Моими прекрасными милыми пальчиками? Она на самом деле имеет в виду мои руки или косвенно ссылается на моё уродливое лицо?

Я знаю, что на меня не очень приятно смотреть, но она не должна быть стервой из-за этого.

— Я не понимаю. Почему вас всех так легко и быстро обслуживают, когда я просто стою здесь, как дерьмо в чьей-то чаше для пунша? — размышляет она, постукивая рукой по барной стойке.

— Ты только что назвала себя дерьмом в чаше для пунша?

В смущении она подносит руку ко рту.

— Ой. Я это в слух сказала? О боже, мне так жаль.

Я качаю головой.

— Не надо… Я просто раньше не слышал ничего подобного от женщины. — Я слышал это только от мужчин, обычно, когда им на самом деле хочется посрать. — Ты с юга? У тебя всё просто слетает с языка.

— Нет, просто мне нравится эта фраза, и я люблю юг. — Ей приносят «Мохито», и Миранда делает глоток, прежде чем склонить голову. Расстегивает сумочку и достает двадцать долларов. — Вот, это за напитки. Спасибо тебе за помощь.

В этом сценарии есть несколько неправильных моментов.

1. Двадцати долларов недостаточно, чтобы покрыть два её напитка, но я далёк от того, чтобы указать ей на это. Не хочу смущать её ещё больше. Скорее тридцать долларов — даже сорок долларов, если с чаевыми.

2. У меня никогда раньше не было женщины, которая вытаскивала бы деньги из своей сумочки, чтобы заплатить мне.

3. Она ожидает, что я приму деньги, и я предвижу спор, к которому не готов.

Но поднимаю руку в знак протеста, отталкивая деньги в её руке.

— Не нужно.

— Нет, возьми. — Она взмахивает ими в воздухе. — Я настаиваю.

Как я и предполагал, такая девушка, как Миранда, полна принципов. Очевидно, что она пришла в этот бар не для того, чтобы найти себе спонсора.

— Я угощаю, — возражаю я. — Если только не хочешь, чтобы я оставил их на стойке в качестве чаевых. — У меня открыт счёт, и все бармены знают, что мы дадим очень щедрые чаевые, так что это пустая угроза, но Миранда этого не знает.

— Что! Дьявол, нет — она даже не обращала на меня внимания! — Девушка забирает банкноты обратно, засовывает их в её маленькую чёрно-золотую сумочку. — Прости, но нет.

Я смеюсь. Миранда замирает и смотрит на меня, широко раскрытыми глазами. Пялится так, словно у меня выросла вторая голова, и теперь я чувствую себя неловко и неуютно.

Я немедленно останавливаюсь.

— Что?

— Ничего. — Она качает головой, как это делают девушки, когда «ничего» что-то значит. Прикусывает нижнюю губу, улыбается и делает ещё один изящный глоток «Мохито», алкоголь, вероятно, затуманивает её мозг.

«Миранда, должно быть, пьяна; такое ощущение, что она флиртует».

Но девушка не может быть пьяна — она выпила только один напиток!

— Почему ты так смотришь на меня? — Я на самом деле хочу это знать. Девушки не смотрят на меня так, даже когда находятся у меня дома, или в моей постели, или тратят мои деньги.

— Как «так»? Я просто смотрю — это не преступление. — В этот момент она наклоняет голову, изучая меня. — Почему вы все такие высокие?

— Кто?

— Ты и твои друзья. Это похоже на слёт великанов. — Ещё одно покачивание головой. — Это так странно.

Я хочу рассмеяться. Хочу сказать ей, что она очаровательна, мила и забавна, но вместо этого лишь отпиваю своего коктейля, чтобы занять себя. Напиток крепкий, бармен добавила слишком много водки и недостаточно содовой, и, несмотря на мой рост, алкоголь ударяет мне в голову.

Прислоняюсь к барной стойке, подражая позе Миранды, настраиваясь на разговор, довольный тем, что остальная компания — и официанты — пока игнорируют нас. Я собираюсь наслаждаться анонимностью, своим напитком и этой симпатичной девушкой столько, сколько это возможно.

— Ты разве не собирался вернуться к своим друзьям? — Она играет с листиком мяты, торчащим из её стакана.

— Я не говорил, что хочу пойти туда — это ты сказала.

Девушка выглядит застенчивой, и хоть я этого не вижу, но точно знаю, что она переминается с ноги на ногу.

— Я просто предположила.

— Почему?

Миранда красивая и напористая, так объясните мне: какого хрена я должен возвращаться к своим придурковатым приятелям, когда могу стоять здесь в темноте с ней?

— Потому что. — Как будто это всё объясняет.

Жду развёрнутого ответа, держа рот на замке, зная, что она объяснит, если я не подтолкну её.

И я прав.

— Потому что посмотри на меня! И посмотри на них! Я в джинсах!

Из моего рта вырывается фырканье, затем смех.

— И что? На мне тоже джинсы.

— Оглянись вокруг: все женщины здесь носят платья — обтягивающие, сексуальные платья. А я в этом. — Она оттягивает ткань топа, и я мельком замечаю ложбинку между грудями, которая до сих пор была скрыта.

На ней вообще есть лифчик? Должно быть, есть, иначе они не находились бы так высоко, верно? Чёрт, что вообще я знаю о сиськах? Я видел всего несколько пар, большинство из них слишком круглые и фальшивые.

Я называю их «протезы восьмидесятых».

— Ты пялишься на мои сиськи?

Пялюсь?

— Нет.

Проверяю их? Определенно, да.

— Но ты смотрел.

Чёрт, она, должно быть, действительно напивается, её фильтр медленно исчезает.

— Смотреть — не значит пялиться. — Я чувствую необходимость прояснить этот момент. Такое ощущение, словно я снова в средней школе, дрочу в своей спальне и чуть не попадаюсь маме, потому что она никогда не стучала.

Нельзя заходить без стука в спальню мальчика-подростка — если вы это сделаете, то вас ждёт только неприятное открытие. Мама не получила памятку, и я жил в страхе каждый раз, когда передёргивал.

Когда все мои приятели трахались с девчонками из нашего класса, я мастурбировал дома в гардеробной. Или в душе. Или в темноте в постели.

Но я отвлёкся…

— Прости, мне не нужно было ничего говорить. Я, должно быть, опьянела от этого «Мохито» — обычно я не пью.

— Я тоже. — И это правда. Во-первых, мне никогда не нравился вкус алкоголя, а во-вторых, как спортсмену, это вредно для моего организма. Я провожу бесчисленное количество часов, употребляя здоровую пищу и занимаясь физическими упражнениями. Не хочу спустить всё на нет, выпивая дополнительные калории. — Это единственный напиток на сегодня. — А потом я переключусь на воду.

На этой неделе у нас тренировочная игра, и я буду чувствовать этот напиток в своем организме в течение нескольких дней. Без сомнения, завтра утром у меня будет болеть голова.

— Итак… — Её голос затихает, взгляд блуждает по залу, прежде чем снова остановиться на мне. На моей груди. На волосах. На носу.

Чёрт, мой нос.

Я сопротивляюсь желанию прикрыть его рукой и вместо этого шмыгаю. Ноздри раздуваются.

Слава Богу, она отводит глаза.

— Вы все друзья?

Я киваю.

— Друзья и… — Дайте подумать, как мне это сформулировать? — Коллеги.

— Дьявол, что у тебя за работа, где все выше метра восьмидесяти ростом и сделаны из стали? Вы что, все качки из спортзала?

— Что-то в этом роде.

Она хмыкает.

— Ну, всё ясно.

— Прости, что? — Я наклоняюсь к ней, так что ей придется повторить свой язвительный комментарий, изображающий нас как тупоголовых. Не имея ни малейшего понятия, что мы профессионалы, зарабатывающие деньги, от которых у неё закружилась бы голова. — Ты что-то бормочешь.

— Я не бормочу. И сказала то, что сказала. — Она ведёт себя вызывающе, становясь немного пьянее. — Вау, я веду себя как засранка. Пожалуйста, не обращай на меня внимания — обычно я не такая.

Обычно не такая?

Какая лгунья. Миранда — законченная нахалка. Я вижу это в её глазах, наряду с чем-то еще: озорством и искоркой… интереса?

«Интерес, Ной? К тебе? Пожалуйста, вытащи свою голову из задницы. Эта девушка не заинтересована в тебе».

Но её не интересуют ни Уоллес, ни Лео, ни кто-либо другой. Так какой же у неё типаж, если не высокий, богатый и красивый?

— У тебя ужасная привычка смотреть в пространство. Ты это знаешь?

— Я так делаю?

— Да. Только что мы разговаривали, а в следующую секунду ты уже в другом мире. Ты слишком много думаешь.

Я кривлю рот.

— Откуда ты знаешь, что я слишком много думаю, не говоря уже о том, чтобы вообще думать о чём-то? Мы в баре — здесь шумно и многолюдно. Я не слышу тебя, не слышу своих собственных мыслей.

— Неважно. Я могу сказать это по тому, как твой лоб покрывается морщинами, даже, несмотря на то, что он прикрыт всеми этими волосами.

Затем девушка протягивает руку, чтобы убрать их от моего лица, и я хватаю её за запястье, чтобы остановить.

«Пожалуйста, не прикасайся ко мне».

Прошло так много времени, что всё моё тело вибрирует от тепла её кожи под моей рукой, и я быстро опускаю её.

— Чёрт. Извини.

— Ого, что это было? — Её лицо меняется, выражение смягчается. Становится встревоженным, затем обеспокоенным. — Я не собиралась тебя бить.

— Я знаю. Это не поэтому, я… — Я чувствую себя таким идиотом, жар приливает к моему лицу. — Рефлекторная реакция, вот и всё.

Я не могу сказать: «У меня посттравматический синдром из-за мячей, регулярно летящих мне в лицо». Потому что это прозвучало бы странно.

— Ну, всё равно прости. Я не должна была вторгаться в твоё личное пространство. Это то, над чем я работаю. — Девушка улыбается мне, белые зубы сияют в тусклом свете. — Я чрезмерно любвеобильная.

Я явно не такой.

Миранда продолжает болтать без умолку.

— Люблю обниматься. Думаю, что это будет проблемой, когда я буду вести свой собственный бизнес — мне не нужно, чтобы кто-то сообщал обо мне в отдел кадров, потому что я схватила его в медвежьи объятия. — Она хихикает в свой стакан. — Думаю, это потому, что мои родители не любили обниматься. Я даже не помню, чтобы они часто прикасались друг к другу. Странно, правда?

Господи, у нас что, внезапно начался сеанс психотерапии?

Я беспокойно переминаюсь с ноги на ногу.

— Правда.

— Тебе, наверное, не помешало бы обняться.

Эм. Что?

— Я в порядке, но спасибо. — Я энергично мотаю головой.

— Ой, большого плюшевого мишку нужно обнять. — Она говорит это так, как могут только девочки, почти так, будто воркует с ребёнком.

Да, она точно пьяна.

— Поверь, мне это не нужно.

— Иди сюда. — Девушка раскидывает руки, и я смотрю вниз на её крошечное, горячее тело. Грудь под топом. Обтягивающие джинсы с высокой талией. Кончики её пальцев выглядывают из прорезей туфель.

Нет, я не хочу, чтобы она меня обнимала.

Не хочу, чтобы это тело прижималось к моему.

Я не…

Миранда хватает меня прежде, чем я успеваю её остановить. Грудь, таз и всё остальное прижалось ко мне, её макушка уткнулась мне под подбородок.

Она обнимает меня, и я чувствую, как её ладони касаются моего позвоночника, затем следуют вдоль широчайших мышц спины, словно девушка ощупывает меня, но недостаточно храбра, чтобы пойти ва-банк. Потому что это было бы странно, верно?

Стою прямой как стержень, изо всех сил борюсь с тем, чтобы не понюхать её волосы, но безуспешно; они пахнут лаком для волос и шампунем — фруктовым, и когда я его вдыхаю, моё тело расслабляется.

— Знаешь, ты тоже можешь обнять меня, — предлагает она, устраиваясь поудобнее.

«Она обнимает тебя только потому, что пьяна, Ной».

Мне нужно постоянно напоминать себе об этом, но это трудно. Хотя хочется верить, что это химия, но поскольку я не идиот, то знаю лучше. Миранда пьяна, и это заставляет её вести себя как сумасшедшая, и это нормально.

Наверное.

— Я не хочу обнимать тебя. Я даже тебя не знаю.

— Просто сделай это. Не будь ворчуном.

Ворчун? Никто никогда не называл меня так.

Медленно поднимаю руки, скольжу ими по тонкой талии Миранды, поглаживая шелковистую ткань её топа. Я не совсем уверен, куда их деть. Конечно, я раньше прикасался к женщинам, но обычно только во время секса, и это было механически, без каких-либо чувств.

Это? Это заставляет моё сердце учащённо биться, и, если бы это случилось перед игрой, я бы проверил свои жизненные показатели у врача команды.

Миранда прижимается сильнее, почти зарываясь в моё тело. Не уверен, что она вообще осознает, что делает это, или ей всё равно, или я просто такой уютный, как приятель для объятий.

Её мягкому голосу удаётся достичь моих ушей.

— Ты так хорошо чувствуешься.

И с этими словами я отстраняюсь, холодный воздух проносится между нашими телами, как ведро ледяной воды. Мне нужно разрушить эти чары глупости.

— Ну вот. Чувствуешь себя лучше?

Нет, я не чувствую себя лучше; это только сделало всё намного хуже.

— Хочешь ещё что-нибудь выпить? — спрашиваю я. — Потому что я уже собираюсь уходить.

— Уходить? Мы только что пришли. — Миранда касается рукой моего предплечья, и я не могу не смотреть на то, как она лежит там, обжигая мою кожу. — Не оставляй меня на растерзание волкам — я не выживу.

Тогда перестань прикасаться ко мне, перестань флиртовать со мной и перестань заставлять меня чувствовать…

…как будто у меня был бы шанс, если бы я приложил достаточно усилий, чтобы попытаться.

«Ты не можешь жить как монах всю оставшуюся жизнь, придурок. Ты же хочешь детей и семью — как, по-твоему, ты собираешься это сделать, если не рискнешь?»

Как минимум, упустив возможность пофлиртовать.

— Ты даже не назвал мне своего имени.

Верно. Она понятия не имеет, кто я такой. Не осознаёт, что двадцатидолларовая купюра в её сумочке и двадцать пять тысяч долларов на её банковском счете пришли от меня.

От меня. А не от гребаного Базза Уоллеса.

— Тебе необязательно знать моё имя.

Девушка открывает рот от шока. От задетых чувств.

— Ох.

Это одно маленькое слово заставляет меня почувствовать себя самым большим в мире… придурком. Большим придурком, чем я видел кого-либо из своих друзей.

Её плечи поникли, настроение испорчено. Миранда делает вдох, прежде чем выпрямиться, расправив плечи. Фальшивая улыбка приклеена к её лицу.

— Вау. Ладно. — Её губы всё ещё блестящие, сияющие под светом ламп, и, если бы у отказа была визуализация, её лицо было бы на плакате. — Ну, доберись до дома в целости и сохранности.

Я киваю.

Прокладываю себе путь через толпу, уходя тем же путем, каким пришёл.

Позже напишу Баззу, чтобы он оплатил счёт за меня. Мне просто нужно выбраться отсюда как можно скорее.

Миранда: Ной, ты не спишь?

Я: Теперь нет. Что случилось?

Миранда: Это будет звучать безумно, но… мне просто интересно…

Миранда: Знаешь что, не бери в голову.

Я: Что?

Миранда: Ничего. Теперь я чувствую себя глупо. Ложись спать.

Я: Нет, пока ты не скажешь мне, в чём дело. Всё в порядке?

Миранда: Да, я просто…

Миранда: Это прозвучит так глупо, но я хотела спросить о твоём друге. Тот, что был сегодня вечером?

Миранда: Который из них?

Миранда: Высокий светловолосый. Я разговаривала с ним у бара.

Я: А что насчёт него?

Миранда: Он просто внезапно ушёл. С ним всё в порядке?

Я: Э-эм, да? Я имею в виду, это мило, что ты спрашиваешь, но почему тебя это волнует?

Миранда: Я обняла его, и он ушёл, так что теперь чувствую себя так, будто изнасиловала его.

Я: ЛОЛ

Миранда: Заткнись! Это не смешно!

Я: Отчасти так оно и есть. Кто убегает, когда красивая девушка обнимает его? ЛОЛ

Миранда: Ну, видишь ли, я задавалась тем же вопросом.

Я: И что решила?

Миранда: Думаю, ему понравилось, но это напугало его.

Я: Почему?

Миранда: Послушай, я действительно не хочу с тобой в это вникать. Просто хотела убедиться, что с ним всё в порядке.

Я: С ним всё в порядке, и я скажу ему, что ты спрашивала.

Миранда: О БОЖЕ, ПОЖАЛУЙСТА, НЕ НАДО.

Я: ЛОЛ, почему?

Миранда: Мне не нужно, чтобы он знал, что я…

Я: Что ты… что?

Миранда: Ничего.

Я: Скажи.

Миранда: Скоро свяжусь с тобой, хорошо? Договоримся о времени и месте встречи насчёт второй карточки, хорошо?

Я: Конечно, мяч на твоей стороне.

Миранда: Спокойной ночи, Ной.

Я: Спокойной ночи, Миранда.