Глава 15
Элиас
Я цепляюсь за крупицы контроля, изо всех сил сдерживаясь, когда скольжу в божественную киску Натальи. Это не похоже ни на что, что я испытывал раньше с другими женщинами. Я не могу объяснить это. Как будто все издевательства над этой девушкой на протяжении многих лет были прелюдией, ведущей к этому моменту.
Мягкость — не моя сильная сторона, и хотя мотив, побудивший меня лишить её девственности, проистекал из желания заставить Гурин заплатить за то, что ее семья разрушила мою жизнь, есть и желание доставить ей удовольствие. Я не понимаю это, но оно здесь, впивается в меня когтями.
Чем сильнее она выгибает спину и чаще стонет, тем сильнее я трахаю ее. Она словно приглашает меня взять ее более безжалостно, и когда смотрит на меня через плечо, кажется, что время замирает. Желание и чистая похоть в ее глазах сводят меня с ума.
— Вот и все, Наталья. Смотри, как я трахаю эту девственную киску, — рычу я, снова шлепая ее по попке.
Она облизывает нижнюю губу, этого зрелища достаточно, чтобы заставить меня воспламениться, когда я трахаю ее еще глубже. Наши тела становятся единым целым, пока вся ненависть, ярость и напряжение достигают апогея. Все это не имеет никакого смысла. Моя навязчивая ненависть превратилась во что-то, чего я больше не узнаю.
— Элиас, — стонет она мое имя, закрывая глаза, и я чувствую, как ее мышцы сильнее сжимаются вокруг моего члена.
Я резко толкаюсь в нее, а затем замираю.
— Еще нет, — тяжело дышу, понимая, что еще не готов к тому, чтобы она кончила. Она кончит, когда я ей скажу, и не раньше.
Она хнычет, пытаясь двигать бедрами и трахать себя на мне.
Я крепче сжимаю их, зная, что оставлю синяки, и наслаждаясь этой идеей. Я поднимаю одну руку к ее горлу и тяну вверх, заставляя её неестественно выгнуть спину. Если я что-то и узнал о своей маленькой зверушке, так это то, что она невероятно гибкая. Мои губы прижимаются к мочке ее уха.
— Ты кончишь только по моей команде. Ты поняла?
Она стонет.
— Но…
Я усиливаю хватку на её горле.
— Ты. Поняла? — повторяю медленнее.
— Да, хозяин, — стонет она, пытаясь снова двигать бедрами, пока я продолжаю крепко держать ее.
— Хорошая девочка, — мурлычу ей в ухо, обхватывая пальцами тонкую линию ее горла. — Такая хорошая шлюшка, да?
Она кивает в ответ, очевидно, что она так далеко зашла, что больше не намерена бороться с этим.
— Моя шлюшка, — рычу я, мой член пульсирует глубоко внутри нее, отчаянно желая продолжения.
— Пожалуйста, — умоляет она, её голос напряжен, поскольку я ограничиваю приток воздуха в ее легкие.
— Что такое, nena? — Спрашиваю я, сохраняя голос дразнящим, несмотря на отчаянную потребность, терзающую меня изнутри.
— Пожалуйста, трахни меня, хозяин.
Ее спина выгибается сильнее, и я стону.
— Грязная девчонка, — бормочу, покусывая мочку ее уха. — Раз уж ты вежливо попросила.
Я шлепаю ее по заднице, и тогда зверь внутри меня выходит на свободу. Больше никаких поддразниваний. Никаких игр. Каждый толчок моего члена сильнее предыдущего, когда я грубо трахаю ее под открытым небом. Ветер проносится мимо нас, но его едва слышно из-за прилива крови, ревущей в моих венах.
Как бы грубо это ни было, Наталья, кажется, наслаждается каждой секундой. Ее спина выгибается в приветствии, а стоны становятся всё громче и несдержанней. Я замираю, желая увидеть ее лицо, когда она кончает на мой член в первый из многих гребаных разов в этом году.
Когда выскальзываю из нее, она издает самый восхитительный звук протеста, который я когда-либо слышал, и смотрит на меня через плечо широко раскрытыми глазами.
— Не волнуйся, Наталья. Скоро мой член будет в твоей жадной маленькой киске. — Я шлепаю ее по попке. — Я хочу, чтобы ты легла на спину вон там. — Киваю на деревянную скамейку неподалеку. — Хочу видеть твое лицо, когда, наконец, заставлю тебя кончить на моем члене.
Ее глаза снова расширяются, она встает и соблазнительно идет к скамейке.
Наблюдая за ней, я задаюсь вопросом, куда делась та робкая, занудная девчонка, которую я впервые встретил много лет назад. Теперь она чертова лисица. Чистая богиня, и я никогда никого не хотел так, как хочу ее. Забавно, как ненависть может сделать это с человеком. Наталья ложится на спину, широко раздвигая для меня ноги, её платье задирается до талии.
Я выхожу из штанов и боксеров, которые оставались висеть на лодыжках, и подхожу к ней, сжимая в руках свой член.
— Ты чертовски сексуальная, nena, — бормочу, замечая, как краснеют ее щеки от моей похвалы.
Она впивается зубами в нижнюю губу, прежде чем сказать:
— Ты и сам не так уж плох.
Я усмехаюсь.
— Это должно было быть комплиментом?
Она кивает, опуская глаза на мой член, который блестит от ее соков.
— Прекрати болтать и трахни меня.
Я наклоняю голову.
— Теперь ты главная?
Её горло сжимается, когда она сглатывает.
— Нет, хозяин. Я просто очень хочу, чтобы твой член был внутри меня, — хнычет она, ее голос такой чертовски сексуальный, что я не могу ни в чем ей отказать.
Вместо этого я прохожу вперед и становлюсь на колени между ее ног на скамье. Медленно провожу головкой члена по клитору, и ее глаза закрываются.
— Пожалуйста, Элиас, пожалуйста, трахни меня. — Ее голос хриплый и задыхающийся. — Мне нужно кончить на весь твой большой член.
Я рычу. То, как она разговаривает со мной, сводит меня с ума. Схватив ее за горло, я сильно сжимаю его, а затем вгоняю свой член на всю длину. Яйца упираются ей в попку, пока я смотрю в ее глаза, завороженный выражением в них. А потом целую ее, что, кажется, застает ее врасплох, так как сначала она напрягается, прижимаясь ко мне.
Я раздвигаю ее губы своим языком и ласкаю их, отчего она стонет и расслабляется. И затем трахаю ее, удивленный потребностью целовать ее в то же время. Ничто из того, что происходит между нами сегодня, не имеет логического объяснения, и все же это кажется более правильным, чем все, что я когда-либо делал раньше.
Наталья стонет, выгибая спину, когда толкается в меня.
Я отпускаю ее губы и смотрю на нее сверху вниз, восхищаясь прекрасным зрелищем передо мной. Загорелая кожа Натальи приобрела приятный розовый оттенок, а темно-каштановые волосы разметались по деревянной скамейке самым естественным и в то же время красивым образом. Я вонзаюсь в нее сильнее, зная, что больше не будет поддразниваний или балансирования на грани. Нам обоим нужна эта разрядка.
— Блядь, ты так хорошо принимаешь мой член, — бормочу, проводя рукой по передней части её платья, чтобы освободить грудь. Я наклоняюсь и посасываю ее твердые, сжатые соски, за что она вознаграждает меня резким шипением удовольствия. — Такая хорошая девочка, принимаешь каждым дюйм в свою маленькую нетерпеливую киску, — стону я.
Наталья в ответ хнычет.
— О, Боже, Элиас. — Она цепляется за мою шею, впиваясь ногтями в кожу. — Я так близко, что не знаю, смогу ли остановить себя, чтобы не кончить. Пожалуйста, пожалуйста.
Я улыбаюсь, понимая, что она пытается сдержаться, потому что я сказал ей, что она не может кончить без моего разрешения.
— Такая хорошая девочка, — бормочу, наклоняясь ближе, чтобы прижаться губами к ее уху. — Кончи для своего хозяина.
Она кричит, звук пронизывает воздух и заставляет меня задуматься, слышно ли её в академии. Ее мышцы сжимаются вокруг меня, как гребаные тиски, сдавливая так сильно, как будто она пытается выдоить из меня сперму.
Я стону, мои губы впиваются в ее шею, когда я толкаюсь сильнее, чем когда-либо. А затем я рычу в ее кожу, мои яйца взрываются, а тело дрожит, когда я выпускаю каждую каплю спермы в ее киску.
Она стонет еще громче, продолжая царапать мою шею.
— О, черт, — бормочет она снова и снова.
Нам обоим требуется несколько минут, чтобы прийти в себя, мы тяжело дышим, пока я остаюсь лежать на ней сверху, а мой полутвердый член все еще находится внутри нее.
Спустя пару минут взаимное чувство эйфории рассеивается и воцаряется тишина, если не считать завывания ветра вокруг нас. Я выскальзываю из нее, когда в воздухе сгущается напряжение.
Мои яйца опустошены, а с ее киски капает сперма и ее соки. Я не могу подавить стон при виде зрелища, которое невероятно привлекательно, но вызывает у меня смешанные эмоции. Я натягиваю на нее платье и пытаюсь поправить порванные трусики, прежде чем схватить ее за руку.
— Пора идти на танцы, bonita. Мы опаздываем.
Ее взгляд опускается на мой член, который все еще полутвердый и блестит от спермы.
— Тебе, наверное, стоит сначала надеть штаны.
Я посмеиваюсь над этим.
— Почему? Думаешь, люди будут болтать?
Она закатывает глаза, но на ее губах появляется тень улыбки.
Я неохотно отстраняюсь от нее, хватаю свои брюки и боксеры, натягиваю их и застегиваю. Когда оборачиваюсь, Наталья стоит, обхватив себя руками за талию, и выглядит немного уязвимой.
У меня внутри что-то сжимается, очень похожее на чувство вины. Может, она и была добровольной участницей практически с того момента, как мы сюда спустились, но я знаю, что заставил ее оказаться в этой ситуации своим шантажом, и по какой-то гребаной причине это кажется неправильным. Я встряхиваю головой, пытаясь прогнать оцепенение, вызванное чувством вины.
— Давай, — говорю я, протягивая ей руку. — Пойдем.
Наталья берет мою руку и позволяет вести ее обратно к школе. Между нами возникает новая атмосфера, которая мне не нравится, когда мы молча поднимаемся по ступенькам и заходим через главный вход.
Музыка с танцев окружает нас как только мы входим в академию, и я ускоряю шаги, отчаянно желая попасть в зал. По крайней мере, это должно снять напряжение между нами, когда мы окажемся среди других студентов.
Я веду нас в парадный холл и вздыхаю с облегчением, в тот момент, когда нас окружают люди. Никогда прежде я не чувствовал такой неловкости наедине с Натальей.
— Потанцуем? — Спрашиваю, глядя ей в глаза впервые с тех пор, как мы покинули руины.
Она слегка приподнимает бровь.
— Верно, потому что ты обычно приглашаешь девушку на танец после того, как трахнешь ее, — бормочет она.
Я наклоняюсь к ее уху и шепчу.
— Не притворяйся, что тебе не понравилась каждая секунда.
Ее ноздри раздуваются, но она не отрицает этого.
— Отлично, — говорит она, кивая на танцпол.
Я тяну ее в центр зала и притягиваю к себе, покачивая в такт музыке и заглядывая в глаза. Странное жжение в груди, когда я смотрю в них, заставляет меня задуматься о том, будет ли что-то между нами когда-нибудь по-прежнему. Сегодня вечером динамика наших отношений изменилась.
— Люди смотрят на нас, — бормочет Наталья, обводя взглядом комнату. — Думаешь, они знают?
Я качаю головой.
— Нет, они пялятся на нас, потому что нет никакого смысла в том, что ты пошла на танцы с парнем, который мучил тебя все эти годы.
Ее темные глаза устремляются на меня, в них горит ярость.
— Ну, не то чтобы у меня был выбор.
Я сжимаю челюсть, так как часть меня желает, чтобы она сказала, что хочет быть здесь, со мной. Это странно и сбивает с толку, и мне это ни капельки не нравится. Я наклоняюсь к ее уху.
— И все же ты наслаждаешься каждой секундой этого вечера, не так ли?
Ее дыхание сбивается, когда мои губы касаются раковины ее уха.
— Не совсем, — бормочет она, но это звучит нерешительно.
Я прикусываю мочку ее уха.
— Ты могла одурачить меня, когда умоляла о моем члене.
Из ее легких вырывается воздух, и я чувствую, как она напрягается напротив меня.
— Тебе всегда нужно быть таким засранцем?
Я отстраняюсь и встречаю ее пылающий взгляд.
— Это что-то вроде рабочей инструкции.
— Что это за работа? Пытаться вывести меня из себя?
Я ухмыляюсь.
— Именно так. — Снова притягиваю ее ближе, прижимаясь губами к ее уху. — Но ты сегодня чертовски хорошо справилась, принцесса, — бормочу, вспоминая, как сильно она любит, когда я хвалю её.
Она отстраняется, поджимая губы, щечки краснеют. Похоже, комментарий не разозлил ее, как я ожидал. Вместо этого она обхватывает рукой мою шею и притягивает меня к себе так, что ее губы касаются моего уха.
— Когда мы сделаем это снова?
Блядь.
Я чувствую, как натягиваются мои штаны, хотя мы только что трахались.
— К сожалению для нас обоих, не раньше следующего семестра. Завтра рано утром я уезжаю в Чикаго.
— Жаль, — бормочет она, отпуская мою шею и выпрямляясь.
Я тяжело сглатываю, глядя в её темные глаза, и понимаю, что всё изменилось. Теперь, когда ее девственность не стоит между нами, и она наслаждается этим так же, как и я, боюсь, что динамика отношений между нами изменилась. Я всегда предполагал, что это будет для нее мучением, но никогда не задумывался о том, что произойдет, если ей это понравится так же сильно, как мне.
Может, и хорошо, что сейчас зимние каникулы. Некоторое время вдали от девушки, которую я годами дразнил и унижал, — именно то, что нам обоим нужно. Время, чтобы поразмыслить о том, что, черт возьми, только что произошло и во что превращается эта больная и извращенная связь, которую я создал.