Глава 16
Наталья
Кажется, что впервые с начала учебного года я снова могу дышать.
Бостон.
Так хорошо быть дома, вдали от токсичных будней академии. Когда я уезжала на учебу, то была настроена оптимистично. В конце концов, последние два года издевательства Элиаса были не такими уж сильными, но вместо того, чтобы стать лучше, он сделал полный разворот на триста шестьдесят.
Мурашки бегут по коже, когда вспоминаю, каково было находиться под ним, пока он трахал и целовал меня. Я не могу стереть этот момент из памяти. Это было тошнотворно приятно, и я ненавижу себя за такие мысли. То, как он целовал меня. Как прикасался ко мне. Я никогда в жизни не чувствовала себя такой желанной, что не имеет смысла, так как это последнее, что Элиас хотел бы заставить меня почувствовать.
Подруга Михаила интересная. Сиена ему подходит, и в глубине души я надеюсь, что мои инстинкты верны. Возможно, Михаил нашел девушку, с которой остепенится и заведет детей, что означало бы, что мне не нужно будет брать на себя управление Братвой Гурина.
Приятно ничего не делать, лежа на спине, уставившись в потолок и размышлять о другом будущем. Братвой всегда заправляли мужчины. В конце концов, в переводе на русский это слово буквально означает «братство».
Оповещение на телефоне привлекает мое внимание, и я хватаю его с тумбочки. Когда вижу, что это сообщение от Элиаса, мой желудок опускается.
Как поживает твой брат?
Я сжимаю челюсть и качаю головой. Ни за что не поддамся на его провокации, пока нахожусь здесь, вдали от академии. Это может привести к суровому наказанию, когда я вернусь, но мне действительно все равно. Мне нужен этот отдых от него, чтобы очистить голову и вспомнить все те ужасные вещи, которые он сделал со мной. Каким-то образом, нужно стереть из памяти то, что он заставил меня почувствовать в последний вечер в академии.
Приходит еще одно сообщение.
Пойди, проверь его. Думаю, сегодня утром он получил довольно тревожное сообщение.
У меня внутри все сжимается, и я встаю с кровати, гадая, какого хрена он имеет в виду. Сердце неровно стучит о грудную клетку, когда я надеваю пару тапочек, после чего иду к двери, открывая ее. Михаил часто отсиживается в своем кабинете, и я решаю, что это лучшее место для его поисков.
Выхожу из своей комнаты, спускаюсь по лестнице и направляюсь в его кабинет. Дверь приоткрыта, я слышу приглушенные голоса, доносящиеся изнутри, поэтому громко стучу.
Голоса замолкают, а затем Михаил зовет.
— Кто там?
— Это я, — произношу в ответ.
Снова приглушенная болтовня, а потом Михаил говорит.
— Входи.
Я открываю дверь и нахожу его в компании Льва, оба выглядят обеспокоенными.
— Лев как раз собирался уходить.
Он сердито смотрит на своего советника, который у брата на плохом счету.
Лев кивает и проходит мимо меня, направляясь в коридор.
Михаил улыбается, но это не касается его глаз, и я сразу же понимаю, что что-то не так.
— Что случилось, Наталья?
Я качаю головой.
— Ничего особенного. Захотела проведать тебя. — Мои брови хмурятся, когда я замечаю какой-то документ на его столе, но мое внимание привлекает записка. Это почерк Элиаса. Я бы узнала его где угодно. — Все в порядке?
Он проводит рукой по шее и кивает.
— Конечно. Почему нет?
Я пожимаю плечами.
— Ты выглядишь напряженным.
Его челюсть сжимается, когда он садится за стол, качая головой.
— В Бостоне сейчас не все так просто. Ты в курсе.
Я киваю, поскольку знаю, что ирландцы и итальянцы уже несколько месяцев вцепляются друг другу в глотки, и это отражается на братве.
— Да, просто кажется, что у тебя на уме что-то другое, — настаиваю, вспоминая инструкции Элиаса накануне Зимнего бала.
На зимних каникулах ты проверишь правдивость этих слухов.
Михаил ослабляет галстук, его взгляд быстро скользит по папке на столе.
Возможно ли, что Михаил пообещал меня кому-то, не сказав об этом мне? Я нервно сглатываю, почти боясь задать вопрос, на который мне нужно узнать ответ.
— Кто-то в школе упомянул о слухах, которые до них дошли.
Его бровь выгибается.
— Что за слухи?
— Ходят слухи, что ты согласился выдать меня замуж за кого-то, — говорю, ища правду в глазах брата.
Я нахожу её мгновенно, еще до того, как он открывает рот.
Чувство вины.
Это правда. Элиас прав. Михаил не доверяет мне руководить братвой в одиночку. Он считает, что мне нужен мужчина рядом.
— В этих слухах есть доля правды, Нат, но я всегда планировал предоставить тебе выбор. — Он проводит рукой по волосам. — Это была предварительная сделка, о которой я не собирался тебе рассказывать до окончания школы. — Он прерывисто вздыхает. — Однако я только что получил письмо с требованием отменить это.
Его взгляд снова устремляется к папке.
— Письмо? — Спрашиваю я, кровь отливает от моего лица.
— Кто-то знает о нашем истинном происхождении, Нат. — Он проводит рукой по лицу. — Они сказали, что если соглашение не будет расторгнуто, Лебедев узнает правду и придет за нами.
Ярость захлестывает меня, когда я смотрю на брата, сжимая кулаки. Элиас не может шантажировать меня, а затем шантажировать моего брата той же самой гребаной информацией. Кем, черт возьми, он себя возомнил?
Я тяжело сглатываю, пытаясь обуздать свой гнев, прежде чем Михаил заметит.
— Ты знаешь, кто стоит за шантажом?
Михаил качает головой.
— Нет, но Лев этим занимается.
— Разумно ли доверять Льву такую информацию? — Спрашиваю я.
— Я не сказал ему, в чем заключался шантаж, кроме того, что они хотят разорвать твою помолвку.
Я упираю руки в бедра.
— Мне казалось, ты сказал, что это предварительное соглашение.
Он прочищает горло.
— Ну, теперь это уже неважно. Мы не можем рисковать тем, что наш дед узнает правду.
Факт, который я знаю слишком хорошо, учитывая, что сделала всё, о чем просил Элиас, чтобы убедиться, что он ничего не расскажет. Меня до смерти раздражает, что он напрямую обратился к моему брату и угрожает ему той же информацией. Это касается только меня и Элиаса, и никого больше.
В животе ноет от мысли о том, что он получил от меня то, что хотел, и теперь направляет свои усилия на моего брата. Одному Богу известно, о чем он может еще попросить, чтобы сохранить молчание.
— Откуда ты знаешь, что шантаж на этом закончится?
Выражение лица Михаила затравленное.
— Я не знаю.
Я с трудом сглатываю, мои ногти впиваются в ладонь. Если Элиас хочет, чтобы я оставалась в игре, тогда ему нужно прекратить это дерьмо и держаться подальше от моего брата.
— Завтра канун Рождества, брат. — Я подхожу ближе и кладу руку ему на плечо, сжимая. — Тебе нужно расслабиться и забыть об этом. — Указываю рукой на груду бумаг на его столе. — Это может подождать до Рождества.
Он грустно улыбается.
— Хотел бы я, чтобы это было правдой, но грешникам покоя нет, Наталья. Это то, чему ты научишься, когда будешь лидером.
Я качаю головой.
— Думаю, ты довольно ясно дал понять, что не веришь, что я смогу руководить. По крайней мере, не в одиночку.
Он вздыхает.
— Было бы неправильно с моей стороны сказать тебе, что я верю, что братва примет тебя как одинокую женщину. Но с сильным мужем рядом? — Он пожимает плечами. — Это возможно.
Боль в моей груди усиливается, поскольку Михаил всегда заставлял меня верить, что мой пол не имеет значения, когда дело доходит до управления братвой. Однако не могу отрицать, что по мере того, как я становилась старше и больше узнавала о ценностях братвы, у меня закрадывались сомнения, что я действительно смогу руководить в одиночку. Это отстой.
— Я знаю, что всегда говорил тебе, что у тебя есть все необходимое, чтобы быть лидером, и это так. — Он проводит рукой по волосам, что часто делает, когда нервничает. — Но боюсь, что братва не готова к женщине-лидеру.
Я киваю в ответ, не в силах произнести ни слова из-за болезненного комка, образовавшегося в горле.
— Верно.
— Мне жаль. — Его челюсть сжимается. — Я должен был сначала посоветоваться с тобой.
— Кто он? — Спрашиваю я, любопытствуя, с каким мужчиной брат пытался свести меня.
Он качает головой.
— Сейчас это не имеет значения. Сделка расторгнута.
Я прищуриваюсь, недоумевая, почему он ведет себя так пренебрежительно. Это не похоже на Михаила — действовать за моей спиной, поэтому меня беспокоит, что он не говорит мне, с кем заключил сделку.
— Ладно, я ухожу, — говорю я, отворачиваясь.
— Наталья, — произносит Михаил мое имя, когда я уже подхожу к двери.
Я поворачиваюсь и смотрю на него.
— Что?
— Мне очень жаль, — говорит он, мышцы его челюсти напрягаются. — Будь осторожна на улицах. Там небезопасно.
Я киваю в ответ, и, не говоря больше ни слова, покидаю его кабинет. Извинения даже не похожи на искреннее сожаление. Всю свою жизнь я тренировалась в академии, чтобы взять под контроль братву, и теперь он говорит мне, что не верит, что у меня что-то получится, если только я не выйду замуж за важного члена русской мафии. Я проглатываю свой гнев и выхожу за дверь, прихватив сумочку, которую оставила висеть на вешалке.
Я направляюсь в гараж, намереваясь самостоятельно выехать в город на одной из машин.
Увидев меня, Попов выпрямляется, широко раскрыв глаза.
— Вам нужно, чтобы я Вас куда-нибудь отвез, мисс Гурин? — спрашивает он. Попов — водитель Михаила, как правило.
Я пожимаю плечами.
— Я планировала поехать сама, так как не знаю, собирается ли Михаил куда-нибудь выходить.
Попов качает головой.
— Не думаю. — Он делает шаг вперед. — Я могу отвезти Вас туда, куда Вы хотите.
Я стискиваю зубы, потому что на самом деле мне хотелось выбраться из дома одной и просто поехать куда-нибудь, чтобы проветрить голову.
— Хорошо, конечно, спасибо.
Я киваю и сажусь на заднее сиденье городского автомобиля Попова.
Он хватает шоферскую фуражку и садится на водительское сиденье.
— Куда Вы хотите поехать?
— Кафе Жонкиль, пожалуйста, — говорю я, зная, что один из их потрясающих мокко и вкусный торт помогут отвлечься от сегодняшнего дерьмового дня.
Я вытаскиваю мобильный из кармана и нажимаю на последнее сообщение Элиаса. Мои мысли кружатся со скоростью сто миль в час, пока я набираю ответ.
В какую игру ты играешь, черт возьми? Ты используешь эту информацию против меня, а не против моего брата. Я же сказала, что выясню, правдивы слухи или нет. Оставь мою семью в покое.
Я сжимаю телефон в кулаке, жалея, что не могу выплеснуть свою ярость на этого сукина сына лицом к лицу. Он трус и хулиган, и я больше не хочу это терпеть. И в то же время знаю, что если буду давить слишком сильно, он может погубить нас всех. Я стискиваю зубы и убираю телефон обратно в карман, пока Попов пробирается через оживленное движение к моей любимой кофейне.
От звука мобильного у меня сводит живот. Я вытаскиваю его, сердце бешено колотится, так как знаю, что мне не понравится ответ. Я читаю сообщение, все мое тело немеет. Это короткий текст с фотографией Элиаса, стоящего рядом со знаменитой и безошибочно узнаваемой статуей Джорджа Вашингтона в Бостоне.
Будь осторожна, Гурин.
Я стараюсь не паниковать, потому что он мог сделать это фото когда угодно. Однако у меня очень плохое предчувствие, что даже когда я думала, что сбежала от Элиаса Моралеса, он не собирается давать мне покоя. До Рождества осталось два дня, и если это фото было сделано только что, то он сейчас здесь, в Бостоне, а не в Чикаго.
Я тяжело сглатываю, убираю телефон обратно в карман и откидываю голову на подголовник. По крайней мере, он не сможет меня найти. Бостон — огромный город. Я просто надеюсь, что не попадусь ему на глаза.