Наташку разоблачили! Наташку разоблачили!! Славка готов был скакать и кукарекать. Но он ничего этого не делал. Он скромненько сидел на диване и даже не улыбался, хотя глаза его радостно блестели. Прав был папа, когда говорил, что глаза у него хитрющие.
Славка сидел. Зато мама Анна Фёдоровна не находила себе места: она то садилась, то вставала, то ходила по комнате. Папа, неделю назад бросивший курить, неизвестно откуда достал папиросу и задымил. Анна Фёдоровна не обратила на это никакого внимания — она отчитывала Наташку. А Наташка стояла у окна и хныкала.
До сих пор самой заметной деталью в биографии Наташки была история с тенью. Давным-давно, когда Наташка была маленькая, она ужасно боялась своей тени. Увидит на полу или на стене тень кудрявой девчонки — и раскричится. Напрасно ей говорили, что это её собственная тень, что тень есть у всех людей и даже у стула. Наташка топала ножонками и орала. А тень тоже топала ногами… Потом Наташка подросла, поумнела, но история с тенью не забылась. Дошла она и до Славки с папой.
Теперь Наташка украсила свою биографию ещё одним событием.
Все привыкли, что она очень быстро говорит. Раньше её останавливали, заставляли произносить слова отчётливо, но пользы от этого не было никакой. Минут пять, иногда пять с половиной она старалась, а потом опять сыпала, как пулемёт. И вот сегодня на уроке арифметики, когда учительница вызвала её к доске и попросила рассказать таблицу умножения на шесть, Наташка сначала заговорила, как и положено, не спеша и отчётливо:
— Шестью один — шесть. Шестью два — двенадцать…
Но чем ближе она подходила к «шестью шесть», тем тараторила всё быстрее и быстрее.
Учительница остановила её и велела рассказывать снова.
Наташка опять начала не спеша, но уже «шестью шесть» она выпалила одним духом:
— Шестеестьтридцатесь…
А дальше, кроме «да-да-да» и «та-та-та», никто ничего не разобрал.
Хитрая Наташка: таблицу умножения после «шестью шесть» она знала нетвёрдо и тараторила не потому, что так привыкла говорить, а специально, чтобы провести учительницу.
Терпеливая учительница ещё раз остановила Наташку — и всё началось сначала. Наташка надеялась, что учительнице надоест её останавливать или что раздастся звонок, а уж к следующему разу она выучит таблицу назубок. Однако звонок не торопился зазвенеть, а учительнице действительно надоело слушать одни «да-да-да» и «та-та-та», и она сказала:
— Остановись, Наташа, и скажи мне, сколько будет шестью семь?
Мы-то с вами знаем, сколько будет шестью семь, а Наташка не знала.
— Сорок семь! — выпалила она. И её посадили.
Это и обсуждалось сегодня на домашнем совете. Наташке так доставалось, что в конце концов даже Славке стало её жалко.
Выручил Наташку Игорь. Он ни разу до этого не бывал у Славки и сегодня зашёл из-за своего плохого настроения. Дома на кухне с таким настроением не сиделось. Игорь походил по двору, никого из друзей не встретил и решил позвать на улицу Славку.
В третьей квартире приходу Игоря все обрадовались. Наташка — потому, что её сразу перестали ругать. Славка просто обрадовался приятелю. А взрослым тоже хотелось остановиться. Поэтому Игоря усадили на диван, а Наташка моментально сбегала на кухню и принесла ему банан.
— Ну, как дела, сосед? — поинтересовался папа.
— Плохие дела… — ответил печально Игорь.
— Что так?
— Да всё эти блины…
— Какие ещё блины?
— Ну те, что сегодня давали в школе на завтрак.
— А что, — сказала Наташка. — Хорошиебылиблины. Правда, Славка?
— Вкусные, — подтвердил Славка.
Блины действительно были вкусные, и Игорь очень любил блины. Но несколько дней перед этим в школьном буфете завтракали всё время молоком и коржиками, а коржиков Игорь терпеть не мог. Он думал, что и сегодня будут коржики, а посему ещё вчера истратил отпущенные ему мамой на завтрак десять копеек.
Представляете, каково было Игорю, когда ребята, вернувшись после завтрака, наперебой расхваливали блины!
— А ты почему, Игорь, не ходил в буфет? — спросил младший Спицин.
Игорю хотелось сочувствия, и он рассказал Спицину про истраченные десять копеек. Младший брат Спицин не делал из промаха приятеля тайны, и к уроку русского языка о блинах знал весь класс.
А на уроке русского языка повторяли склонение имён существительных во множественном числе. Поэтому, когда учительница вызвала Игоря к доске и задумалась, какое слово второго склонения дать ему просклонять, кто-то из ребят подсказал:
— Пусть «блины» просклоняет. У нас сегодня на завтрак вкусные блины были.
— Ну что ж, блины так блины, — согласилась учительница. — Раз вкусные — склоняй…
И пришлось Игорю, глотая слюнки, склонять:
— Именительный — что? Блины. Родительный — чего? Блинов. Дательный — чему? Блинам…
Как же тут не быть плохому настроению? И у вас было бы, и у меня.
Пока Игорь говорил, Анна Фёдоровна собрала на стол, налила всем чаю. И не на кухне, а здесь же, в комнате. Распивал Игорь чай и удивлялся: на диван у Славки садиться можно, стулья передвигать с места на место не запрещается, а уроки Славка и Наташка готовили в этой же комнате, на столе у окна. Понравилось ему в гостях, так понравилось, что не хотелось уходить. Но он вспомнил мамины слова, что гость хорош, который не засиживается, и стал прощаться.
— Пойдём, Слава, к нам, — сказал он, — я тебе свои рисунки покажу.
— И ты, сосед, заходи, — сказал папа, — а то дружишь со Славой, а в гости не ходишь.
И Анна Фёдоровна пригласила заходить, и Наташка.
— Ладно, — пообещал Игорь, — буду заходить.
Славку он позвал в минуту благодушного настроения, вызванного вкусным чаем с домашней коврижкой и весёлыми разговорами за столом. А сейчас, поднимаясь по лестнице к своей квартире, Игорь побаивался — мама не очень жаловала его приятелей. «Хоть бы её не было дома». Но мама оказалась дома. Игорь ещё из прихожей услышал, как она позвякивает посудой на кухне.
— Снимай фуражку, Слава. Вытирай ноги! — погромче сказал Игорь, чтобы мама услышала, особенно про то, что они вытирают ноги.
— Игорёк, с кем ты там? — окликнула мама.
— Я, мама, у Славы был. Мы у них чай пили. А сейчас он ко мне зашёл, рисунки посмотреть.
В ответ на кухне загремела и покатилась крышка от кастрюли.
— Проходи, Слава. Да нет, вот сюда, на кухню…
Уловив что-то тревожное в голосе Игоря, Славка на цыпочках проследовал за приятелем.
— Садись, Слава, здесь у окошка…
Игорь полез в стол и вынул папку со своими рисунками. Мама молчала, и Игорь, успокоившись, показывал малышей под грибком во дворе, потом дядю Николая с метлой, новый дом, который строит бригада Егорова.
— Смотри-ка, похожи! — удивлялся Славка.
Но тут мама поставила к ребятам на стол чайник и сказала:
— Подвиньтесь, мальчики. У нас так тесно, просто ужас! Или пошли бы куда…
— И верно, Слава, — задрожавшим голосом сказал Игорь. — Собирай рисунки, пошли.
Ничего не подозревающий Славка помог другу собрать рисунки.
— Идите, мальчики, идите прогуляйтесь, — обрадовалась мама.
Она не ожидала, что сейчас сделает Игорь. Да Игорь и сам не ожидал от себя такого.
Нарочно громко топая по прихожей, он открыл дверь в гостиную, в эту запретную комнату, и сказал Славке:
— Проходи, а то у нас и правда на кухне тесно.
Приятели уселись в мягкие кресла у круглого стола, в те самые кресла, в которые не решались садиться даже мамины гости, а Игорь закинул ногу на ногу — будь что будет.
Мама сначала не догадалась, куда скрылись мальчишки, — она и мысли не допускала, что сын поведёт друга в гостиную. Увлёкшись кухонными делами, она не обращала внимания на приглушённые голоса приятелей. И вдруг тревога закралась в её сердце: «Боже мой, да где же это они разговаривают?» Вытерев руки о передник, она вышла в прихожую и обомлела: мальчишки сидели в гостиной!..
«Игорь!» — хотела грозно крикнуть мама, но только беззвучно открыла и закрыла рот. От удивления и негодования она не могла произнести ни слова.
В том самом трюмо, в котором так солидно отражался диван, Игорь увидел отражение бледного и растерянного маминого лица. «Что-то сейчас будет?!» — подумал он и… услышал звонок. Мама открыла дверь и впустила отца. Она не сказала, как обычно: «Вытирай лучше ноги», а смогла лишь испуганно шепнуть:
— Посмотри, какой ужас!
Отец заглянул в гостиную, улыбнулся, поздоровался со Славой. И вместо того чтобы поддержать маму, вызвать сына и как следует его отругать, отец сходил на кухню, вынул из стола свой лучший альбом со спичечными этикетками стран Азии и, пройдя мимо обомлевшей жены, понёс показывать его ребятам.
— Индия! — говорил он. — Видите — три льва. А эта большая этикетка с пальмами наклеивается на спички, не гаснущие на ветру. У них большие длинные головки.
А вот Корея — летящий конь. А эти — японские, с видами отелей. У них каждая гостиница заказывает для себя спички. Видите — «Киото-отель», «Нара-отель».
Мама уже пришла в себя, но Игорю везло: в тот самый момент, когда она готова была обрушиться и на мужа и на Игоря, их опять спас звонок, на этот раз телефонный.
— Да, — сказала мама и услышала голос классной руководительницы.
Учительница позвонила, чтобы похвалить Игоря. За последнюю неделю он получил две четвёрки и две пятёрки.
— Сразу видно, что он занимается теперь у вас не на кухне…
— Да, да, — сказала мама. — Эта кухня — такой ужас! — И положила трубку.
Бунт Игоря закончился победой. С этого дня гостиная перестала быть комнатой только для гостей. Она стала и Игоревой, и папиной комнатой. Может быть, вы думаете, что теперь в ней нет того порядка и чистоты, которые были раньше? Ничего подобного! Теперь она выглядит даже лучше, потому что, кроме изнеженного дивана, кресел и стульев, обтянутых чехлами, в ней появились люди.
Хорошо закончился этот день и у Славы Чужого. Вернувшись от Игоря, он увидел, что Наташка учит таблицу умножения, и сам сел за уроки. А под вечер Анна Фёдоровна предложила:
— А не пойти ли нам погулять? Что-то мы засиделись.
И правда, с тех пор как к Славе и папе переехали Анна Фёдоровна и Наташка, они ни разу не бродили по городу, как раньше Слава с папой.
— Гулять! — закричала Наташка и швырнула тетрадку с таблицей умножения.
— Гулять! — сказал папа. И все стали собираться…
— Чужие пошли, — проводили их взглядами женщины, обсуждавшие новости во дворе.
— Какие же они «чужие»? Они свои, — сказала, улыбнувшись, Лушина мама.
— Так куда же мы направимся? — спросил папа на углу Садового переулка.
— Папа, — сказал Славка, нащупав в кармане золотистого кенгуру (он ещё ни разу его никому не показывал), — папа, пойдём в мамину дубовую рощу.
— Куда? — переспросил папа.
— Ты говорил, что я выдумал дубовую рощу, а она есть, я её нашёл, — ответил Славка.
— Что ты, Кузнечик… — начал отец, но его перебила Анна Фёдоровна:
— Веди, Слава. Мы за тобой…
И тогда Славка рассказал, как они были с мамой однажды в дубовой роще, как потом он долго не мог её найти и вот недавно нашёл. Он рассказывал и не заметил, что шагает рядом с Анной Фёдоровной и держится за её руку. И получилось, что всё это он рассказывает ей.
У знакомой мороженщицы на площади купили четыре порции мороженого. Шли под горку вслед за трамваями, бегущими на далёкие неведомые улицы, где Слава обязательно когда-нибудь побывает. За огородом бабки Касьяновны спустились в овраг — и вот она, дубовая роща на высоких холмах.
— Какое чудесное место! — воскликнула Анна Фёдоровна. — Я не знала, что у нас в городе есть такая роща.
— Этого многие не знали, — ответил папа и вздохнул.
А Слава с благодарностью посмотрел на Анну Фёдоровну: он был рад, что роща ей понравилась.
— Жёлудь! — крикнула Наташка. — Слава, смотри, — жёлудь!
Слава мог сказать, что он и без неё знает, что здесь легко набрать полный карман желудей. Но он не сказал этого. Он повёл Наташку вниз, в то место, где пузырились непересыхающие ключики и куда скатывались крошечными бочоночками жёлуди. Ведь Наташка была совсем не плохая девчонка, как он думал сначала.
Возле ручейка, когда Наташка скрепила булавкой два жёлудя и получился безногий человечек в шляпке — Желудец-молодец, Славка достал золотистого кенгуру.
— Хочешь, — сказал он, — я дам тебе поносить этот значок? Только, чур, ненадолго. До воскресенья, ладно?
— Кенгурушка! — обрадовалась Наташка.
— Он из Австралии, — объяснил Славка.
— Слава, — приколов кенгуру, спросила Наташка, спросила лукаво и не тараторя, — Слава, вы когда-нибудь с папой удивлялись?
— Как — удивлялись?
— Ну, вот однажды у вас кто-то помыл полы. Вы удивились?
— Да, очень. А ты откуда знаешь?
— Да уж знаю, — загадочно сказала Наташка.
А сверху, с холма, на ребят смотрела Анна Фёдоровна, и чуть заметная счастливая улыбка блуждала на её губах.
…Жили-были в третьей квартире двое мужчин. Долго они так жили. А теперь в третьей квартире живут четверо. Четверо хороших людей.