Жили-были…

Жили-были мужчины…

Жили-были в третьей квартире мужчины. Жили они вдвоём не год и не два, а целых три. Одного из этих в общем-то неплохих мужчин — того, что был постарше и повыше, звали Папа, а второго — Мальчик, а иногда — Кузнечик. Мальчик действительно походил на кузнечика. Был он тоненький, невысокий, хотя всё время рос и рос и любил, как все кузнечики, попрыгать… В общем, это была мужская семья. Ни мамы, ни сестрёнки у них не было. И хотя это плохо и порой мужчинам приходилось трудновато, но они не падали духом. Ведь правда не падали? — Нет, ни разу.

— Ну, насчёт «ни разу» тут ты преувеличиваешь, а если говорить в целом, то не падали… Да… Так вот. Имелись у них, понятно, недостатки. Любили они, например, валяться на диване. Вот как мы с тобой сейчас. Не прочь были побродить по городу. А один из них — имя его мы называть не станем, он и сам догадается — очень уж пристрастился к мороженому. Дай ему на обед вместо первого мороженое, вместо второго — мороженое и на третье — мороженое, он бы и глазом не моргнул. Или моргнул бы, а?

— А какое мороженое? С вафлей?

— Это уж какое окажется.

— Нет, не моргнул бы.

— Да, я знаю. А второй, имя которого мы тоже называть не будем, курил. Много курил. Он знал, что курить вредно и что это один из его недостатков, но бросить никак не мог. Наверно, у него маловато было силы воли. Водились за ними и другие грешки. Поленятся иногда — и посуду моют не горячей, а холодной водой. Или одному из них так вдруг не захочется идти в детский сад, что хоть плачь.

— Но он же не плакал…

— Конечно, по-настоящему не плакал — он ведь мужчина, а так, чуть-чуть, — бывало. Впрочем, всех недостатков двух мужчин не перечислишь. Как все порядочные люди, они боролись со своими недостатками, но плоховато. Поборют вроде один какой-нибудь, а тут новый появляется.

— А какой?

— Да вот тот мужчина, что поменьше, в последние дни никак спать вовремя не ложится.

— А это разве недостаток?

— Ещё бы!

— Что же ты раньше не говорил, что это недостаток?

— Не говорил, а сейчас говорю.

— Ладно, рассказывай дальше.

— Вот так они жили-были и в один прекрасный выходной день отправились на Амур. Целый день на реке пробыли. На пароходе катались, купались, на солнышке поджаривались. Возвращаются под вечер домой… Что такое? В квартире кто-то был.

— Воры, да?

— Ты ложись, ложись и слушай… Смотрят мужчины — в квартире всё прибрано. Полы протёрты. Посуда, которую они с вечера газетой на столе закрыли, перемыта и в буфете стоит. Все машины и кубики аккуратно расставлены. А с газовой плиты чем-то таким вкусным пахнет. Такой приятный запах! Подскочил Кузнечик, открыл кастрюлю, а в ней домашний борщ из свежих овощей.

— Такой, как мы у бабушки в деревне ели?

— Совершенно верно.

— Так, может, бабушка к нам… то есть к ним, приезжала?

— В том-то и дело, что не приезжала.

— А кто же тогда?

— Ну, не всё сразу. Это я расскажу в другой раз.

— Пап, ты только скажи — кто, а рассказывать будешь потом.

— Нет, нельзя. У нас же сказка с продолжением.

— Тогда пошли скорее в столовую, что-то я есть захотел.

Мужчины поднялись с дивана. И хотя один из них был высокий, а второй совсем маленький — ему только в мае исполнилось семь лет, — они очень походили друг на друга. Это замечали не только посторонние, но знали и они сами. Станут иной раз возле зеркала, разглядывают друг друга и рассуждают:

— Папка, посмотри, ты весь в меня. У меня нос курносый — и у тебя курносый.

— Что верно, то верно. Похожи, — отвечает старший. — Только носы у нас не курносые, а башмачком.

— Придумал! Ещё скажешь — тапочкой!

— Да, и на тапочку походят. А вот брови у нас, Слава, не удались.

— Почему не удались?

— Видишь, совсем светлые.

Посмотрят мужчины на свои белёсые брови, на светлые волосы — и вздохнут.

— Зато глаза у нас удались. Правда?

— У меня удались, а у тебя нет.

— Ох ты! У меня голубые и у тебя…

— А ты посмотри. У меня глаза серьёзные, видишь? А у тебя хитрющие…

Звали мужчин тоже одинаково — одного Слава и другого Слава. Только того, что был старше, мама, когда она ещё была жива, и знакомые называли по-взрослому — Вячеслав.

Если они выходили из дому, соседи говорили: «Чужие куда-то пошли». Такая уж у обоих Слав была фамилия: Слава Чужой и Вячеслав Чужой…

Собрались Чужие и отправились в столовую. Находилась она рядом, в переулке, и называлась загадочно: «Домовая кухня».

Слава через неделю должен был идти в школу в первый класс. Он уже знал буквы и сам, обратите внимание — сам прочитал вывеску над столовой. Прочитал и собирался спросить у папы, почему кухня называется «домовая». Может, она для домовых?

Сейчас был подходящий момент выяснить этот вопрос, Слава потянул уже отца за руку, да помешал Петя Азбукин.

Петя вёл себя как-то странно: он подкрадывался к малышам, занятым мирным строительством высотного сооружения из песка. Пригнувшись, Петя обошёл цветочную клумбу, перебежкой преодолел свободное пространство от клумбы до мусорного ящика и, помешкав немного за ящиком, кинулся к столбу на волейбольной площадке. Теперь до грибка, под которым копошились малыши, оставалось шага четыре. Петя поднял «Смену», но малыши его сразу заметили. Раскрыв рты, они уставились на фотографа, а маленькая девочка, до этого дружелюбно сыпавшая песок за воротник своему соседу, открыла пошире глаза. Бабушка ей говорила, что так лучше получается карточка.

— Эх, вы! — сердито сказал Петя и опустил фотоаппарат.

— Что же ты их не снимаешь? — спросил папа.

— Снимешь, пожалуй! — ответил фотограф. — Мне надо, чтобы они играли, а они заметят фотоаппарат — всё бросают и смотрят. Даже не улыбнутся…

Петя не договорил: он увидел Лушу. Подпрыгивая и размахивая папкой для нот, она возвращалась с экзаменов в музыкальной школе. Петя нацелил «Смену» — и девочка мгновенно остановилась. Она вытянула шею, приподняла до самого подбородка папку с нотами, чтобы она получше вышла на фотографии, и застыла.

— Да ты иди, как шла! — крикнул Азбукин.

Луша обиделась:

— Сам хотел сфотографировать, а теперь — «иди»! Нечего тогда обманывать. А то скажу вашей Лене, а она твоей маме…

— Эх! — горестно махнул рукой Петя. — Ничего вы в художественной фотографии не понимаете. Мне надо снять фотоэтюд, а вы…

В это время с крыши двухэтажного дома в другом конце двора раздался пронзительный свист. Так обращал на себя внимание известный на весь переулок голубятник и бездельник Илюха. Он только что поднял в небо своих турманов и сейчас сидел на крыше, свесив ноги. Илюха год назад бросил седьмой класс и с тех пор вёл свободный образ жизни. Занят он бывал только летом в вечерние часы, когда помогал своей тётке торговать возле цирка цветами.

— Эй, Петька, увековечь! — крикнул Илюха и подбоченился.

Кадр с Илюхой, свесившим ноги с крыши, совсем не требовался Пете, но он щёлкнул затвором…

Пообедав в «Домовой кухне», Слава с отцом посовещались, как лучше провести остаток выходного дня. Можно пойти в детский парк и половить бабочек. Можно вернуться домой и убрать в квартире. Это ведь только в папиной сказке кто-то тайно пробрался к ним и всё привёл в порядок. На самом же деле полы в третьей квартире давно ожидали, когда их помоют. Славкины рубашки, которые он пачкал в детском саду, поджидали стирки. Сам папа давно собирался выяснить, кто в конце концов хозяин его письменного стола — он или книги и бумаги, наваленные на него кучей малой. Нужно было также пойти в книжный магазин и купить Славе учебники для первого класса. А можно было махнуть рукой на всё и отправиться в кино.

— Так как же, Слава? — спросил отец, закуривая.

Слава не видел особой разницы в прибранной квартире и неприбранной. И в той и в другой можно неплохо жить, и он ответил:

— Давай махнём рукой!..

Это означало, что он высказался за поход в кино.

Отец сделал вид, что согласен со Славой, и воскликнул:

— Правильно! Махнём рукой на это кино, всех фильмов не пересмотришь. Бабочки тоже пусть летают. А мы сделаем так: сейчас пойдём купим тебе мороженого (в этом месте поскучневшее лицо младшего мужчины немного просветлело) и займёмся уборкой. А потом!.. Потом пойдём приобретать тебе «Букварь» и другие умные книжки. Договорились?!

— Договорились, — невесело ответил Слава.

Во дворе, пока мужчины ходили за мороженым, всё шло своим чередом. Песочная башня у малышей рухнула. Илюха одной рукой держался за трубу, а второй размахивал шестом, подбадривая своих голубей. Петю Азбукина сгонял с пожарной лестницы дворник.

— Дядя Николай, — упрашивал Азбукин, — я только разок щёлкну. Вы знаете, какой отсюда ракурс получается!

Но дворник знать ничего не хотел.

— Ишь куда забрался! Слазь живо! — требовал он. — А то сейчас метлой поддену — будет тебе и рак, и ус!

Во дворе всё было в порядке, а Славку и отца ожидал сюрприз. Сказка, которую папа рассказывал про двух мужчин, неожиданно начала сбываться…

Достав ключ из тайника под почтовым ящиком, отец открыл дверь и в изумлении остановился. Ещё не просохший пол в прихожей сверкал непривычной чистотой. Сами мужчины его не баловали и мыли ускоренным способом: сначала наливали на пол воду (это входило в обязанности Славы), потом сгоняли воду шваброй (это проделывал папа). После такого мытья оставалось много луж, а вот становился ли пол чище — неизвестно.

— Бабушка приехала! — высказал радостную догадку Слава и крикнул: — Бабушка!

Но квартира молчала.

— Чудеса какие-то, — улыбаясь сказал отец, когда они обошли обе комнаты своей квартиры и убедились, что таинственного помощника нет, а пол везде помыт, и помыт недавно.

Славка потянул носом и кинулся на кухню.

— Показалось, — разочарованно протянул он вернувшись. — Я думал, что борщом пахнет, а кастрюля пустая.

— Чудеса! — повторил отец. — Давай покурим и подумаем, кто бы это мог сделать. Допустим, бабушка. Где лежит ключ, она знает. Тогда куда она делась?

— Бабушка всегда гостинцы привозит, — возразил Слава, — а на кухне пусто.

— Верно, — согласился отец. — Бабушка с пустыми руками приехать не могла. Кто же тогда?

У отца шевельнулась одна догадка, но ему самому она показалась невероятной…

— Что же, Кузнечик, — сказал он, — теперь нам остаётся стирка. А там мы свободны, как вольные птицы. Выкатывай стиральную машину, а я пойду в кочегарку за горячей водой.

Стиральную машину мужчины приобрели ещё прошлой зимой, но до сих пор, пользуясь ею, заглядывали в инструкцию.

— Так, так, — рассуждал отец, открыв инструкцию. — Глава четвёртая: «Подготовка белья к стирке». «Бельё должно быть рассортировано…» Рассортировали… Дальше. «Замочено в воде на четыре-шесть часов». Да… Замочить его мы забыли. Ну, не беда. Будем стирать незамеченное. Давай, Слава, бросай в бак свои рубашки и топи их без пощады. Стоп! Ты сколько рубашек бросил?

— Две.

— Тут говорится, что надо загружать не больше двух с половиной килограммов. Как ты думаешь, сколько весит твоя рубашка?

Слава задумался. Так задумался, что на переносице появились складочки, но сказать, сколько весит его рубашка, не мог.

— Эх, ты! — покачал головой отец. — Ты же их носишь, а не я.

— Папа, а сколько весит твоя рубашка?

— Постой. Вот таблица: «Вес отдельных предметов белья». Так… «Салфетка — пятьдесят граммов». Это нам не подходит. «Пододеяльник фасонный…» Не то. Ага! «Рубашка детская верхняя — двести граммов». Ты сколько штук бросил? Две? Топи остальные. Включаем!

Машина загудела, отчаянно расплёскивая воду.

— Папка! — закричал Слава. — Закрывай крышку. Мы опять забыли её закрыть!

Началась паника. Машина гудела и плескалась пеной и водой. Слава и отец носились по кухне, отыскивая крышку. Ко всему в комнате требовательно зазвонил телефон. В эту трудную минуту папа наконец догадался и выдернул штепсель из розетки. Машина, фыркнув, затихла, лишь часовой механизм на ней сердито тикал.

Папа кинулся к телефону, Слава за ним, но как только они протянули две руки к трубке, телефон замолчал…

Наследив в комнате, вернулись на кухню и сразу увидели крышку: она как ни в чём не бывало стояла у стула.

Сверились ещё раз с инструкцией, водрузили крышку на положенное ей место. И вот машина опять заработала, на этот раз добросовестно стирая.

— Милое дело, — присев на стул и облегчённо вздохнув, сказал отец. — Вот что значит техника!

Через час всё, что требовалось, постирали. Ещё через час прополоскали и, отжав, повесили во дворе сушиться.

— Теперь идём за «Букварём», — срифмовал отец.

— Пап, — поинтересовался по дороге Слава, — а кто построил наш дом?

— Как — кто? Рабочие.

Слава, о чём-то раздумывая, прошёл немного, потом опять спросил:

— А фонтан?

— Что — фонтан?

— Кто его сделал?

— Рабочие.

— А автобус?

— Тоже рабочие.

— А кто сделал асфальт?

— Рабочие, Слава. Дома, самолёты, конфеты, машины, рубашки, мороженое — всё на земле делают рабочие люди.

— А землю тоже рабочие сделали?

— Вот землю — нет. Об этом ты узнаешь в школе.

— Первого сентября?

— Что — первого сентября?

— Ну, узнаю про землю.

— Нет, попозже.

У книжного магазина, где продавались учебники для первого класса, пришлось постоять. Оказывается, многие малыши хотели знать про небо, про землю, про то, почему летает спутник и идёт дождь. А для этого надо было сначала хорошо научиться читать и писать. Они покупали себе «Буквари», «Родную речь», «Арифметику» и «Русский язык».

Стояли в очереди и некоторые Славкины знакомые из детского сада. Кое-кто из них важничал и делал вид, что не замечает Славу. Другие же, наоборот, радостно удивлялись. Так, Боба Сергунин воскликнул:

— Славка, и ты записался в школу, да?!

Вот чудак, как будто не знает, почему человек может стоять в очереди за «Букварём»!

Новенькие учебники собирались посмотреть дома, но не утерпели, сели по дороге на скамейку и один за другим перелистали их.

А вечером, засыпая, Слава сказал:

— Папа, мы завтра поиграем в школу, ладно? Ты будешь учителем, а я учебником…

Он, конечно, хотел сказать «учеником», этот маленький мужчина.

— Поиграем, поиграем, — ответил отец.

Он думал о Славкиной маме и о том человеке, который, наверно, помыл сегодня пол в их квартире.