Жили-были…

Петя Азбукин

Пете Азбукину не повезло.

У всех ребят, у всех взрослых и даже у восьмилетней Луши именины бывали ежегодно. Каждый год и в один и тот же день. В этот день счастливчика именинника все поздравляли, обращали на него особое внимание, покупали ему торт или пекли пирог. Кажется — всё, больше ничего не нужно человеку для полного счастья. Так нет же — ему ещё дарили подарки! Соседу Пети Азбукина Славе Чужому отец, например, подарил велосипед! Ване Иванову, тому самому, у которого было научное прозвище Конденсатор, родной дед подарил набор слесарных инструментов в чёрном деревянном ящичке. Ивану Васильевичу, новому жильцу из первого подъезда, носившему чёрную бороду, преподнесли, это Петя знал точно, электробритву «Нева», хотя Иван Васильевич не собирался сбривать свою бороду. И так далее и так далее.

Словом, любому человеку на земле раз в год приваливало счастье. Только Петю Азбукина судьба обошла. День рождения бывал у Пети редко, очень редко — раз в четыре года! Словно он житель другой планеты, где год равен четырём нашим. И всё потому, что родился Петя двадцать девятого февраля. А двадцать девятое февраля бывает не каждый год — оно, видите ли, появляется в календаре через три года на четвёртый — только в високосный год.

Но и в этом несправедливом законе имеются исключения. Оказывается, как ни мало високосных годов, некоторые из них три раза за четыреста лет ещё и снимают. Это Пете сообщил один знакомый десятиклассник, заглянувший к нему занять проявителя.

— Эх, Петя, Петя, — сказал десятиклассник, когда проявитель был у него в руках. — Хороший ты парень, да несчастный. Доживёшь ты, допустим, до две тысячи сотого года и будешь радоваться: «Ах, ах! Високосный год, у меня именины! Дарите мне подарки!» Откроешь календарь, а там двадцать девятого февраля нет.

— Обманываешь! — не поверил Петя.

— Младших обманывать нельзя, — возразил знакомый десятиклассник. — Я тебе научную истину сообщаю, так сказать аксиому. Три високосных года в каждые четыреста лет от-ме-не-ны. Книжки читать надо, а не девчонок фотографировать.

И он объяснил огорчённому Пете, что придумал это папа римский Григорий XIII, когда при нём исправляли календарь.

— Он, друг Петя, специально это подстроил. Знал, наверно, что двадцать девятого февраля родится пионер Петя Азбукин, вот и решил напакостить. В общем — поп, что с него возьмёшь?

Знакомый десятиклассник положил в карман проявитель и ушёл, — ему что, у него именины пятого мая, в День печати[1]. А Петя очинил карандаш и стал высчитывать, какие високосные годы в ближайшие четыре века будут отменены и не пострадает ли он от этого.

Когда какой-нибудь человек чем-либо отличается от других людей — ну, в шахматы играет здорово, или поёт, как Шаляпин, или свистеть умеет по-особенному, вроде Илюхи-голубятника, — ему завидуют. А Петиной исключительности никто не завидовал. Очень надо четыре года ждать дня рождения! Не завидовали, но… Это «но» требует разъяснения.

Ребята из седьмого «Б», когда узнали о Петиной истории, немножко, конечно, гордились тем, что с ними учится такой редкий человек. Они даже посылали лазутчиков в другие классы, чтобы тайно узнать, нет ли у Азбукина конкурентов. Но ни на первом этаже школы, ни на втором, ни у первачков, ни у выпускников не было больше человека, родившегося двадцать девятого февраля. Так и получилось, что из всех шестисот тридцати четырёх учеников школы один Петя Азбукин мог сказать: «А у меня именины бывают раз в четыре года».

Чтобы не отступать от правды, необходимо сообщить, что ребята из другого седьмого класса — седьмого «А» — говорили, будто где-то на Плюснинке живёт бабка Касьяновна и как будто она тоже родилась двадцать девятого февраля. Но вы сами понимаете, что если говорят несколько раз «будто» и добавляют ещё «где-то», то это совсем не значит, что говорящий уверен в том, о чём он сам говорит. Поэтому я больше присоединяюсь к мнению ребят Петиного класса, которые сказали примерно так: «Надо ещё проверить, существует ли вообще Касьяновна. А если такая бабка и прописана на Плюснинке, то опять-таки надо проверить, когда она родилась. И даже если она говорит, что родилась двадцать девятого февраля, то ещё не известно, не путает ли бабка число и месяц. Со стариками, хотя мы их и уважаем, такое случается…»

Сам Петя немного утешался тем, что о нём говорили во всей школе несколько перемен подряд. Некоторые девчонки и мальчишки из младших классов даже прибегали посмотреть на необычного человека.

Но слава славой, а именины именинами. Первое, как видите, у Азбукина было, а второго не хватало.

Довольно отчётливо Петя помнил предпоследний день рождения, который отмечался, когда Петя учился в первом классе. В тот раз вышел конфуз с подарками. В отдел игрушек городского универмага поступили лошадки. Поставили их на самом видном месте. Кто ни войдёт — сразу увидит: стоят коричневые кони с жёлтыми нарисованными гривами и улыбаются. Вот и получилось — пришёл папа на обед и говорит:

— Получай, Петя, скакуна!

Обрадовался Петя: всякие игрушки у него имелись, а конь отсутствовал. Привязал именинник к коню верёвочку и стал катать его по комнате. Тут как раз сестрёнка Лена из школы прибежала. Была она постарше Пети на два года и поэтому считала себя вполне самостоятельным человеком. А раз так — с мамой и папой она не советовалась и сама купила подарок.

— Ой, Петя, что я тебе подарю! — загадочно сказала Лена и достала из портфеля аккуратный свёрток.

Развязал Петя ленточку, развернул бумагу, а там — конь, точно такой же, как папа купил. «Ладно, — думает, — два коня будет».

Под вечер дядя Василий, папин брат, пришёл.

— Ну, Петро, — забасил дядя ещё в прихожей, — что тут тебе родители подарили, я не знаю, зато такого рысака, как я принёс, у тебя не было и нет. Держи, владей и радуйся! — И подаёт лошадку.

— Спасибо, — поблагодарил Петя не очень весело.

— А что, ты как будто не рад? — спрашивает дядя Василий.

Принялись тут все хором — и папа, и мама, и сестрёнка — объяснять дяде, что это уже третий конь у именинника. Похохотал дядя на всю комнату и утешает:

— Ничего. Теперь у тебя целый табун будет.

Не успел Петя отнести коня в свой угол, слышит — в дверь кто-то скребётся. Открыли дверь, а там соседка — маленькая Луша. Улыбается Луша и что-то за спиной держит. А когда кончила улыбаться, говорит, как будто стихотворение читает, — наверное, речь свою наизусть выучила:

— Дорогой Петя! Поздравляю тебя с днём рождения.

Вот тебе подарок!

И подаёт… Вы догадались? Подаёт лошадку.

За пять лет Петин табун улыбающихся коней с жёлтыми гривами и чёрными копытами постепенно перевёлся. Перевёлся потому, что хозяин использовал лошадок не по назначению. Он играл с ними в поезд. Прицепит одну за другую — и получается состав. А поезда, как вы знаете, ходят быстро, и с ними хоть и редко, но случаются крушения. Однако кони запомнились Пете потому, что после долго не было дня рождения.

Последний день рождения Петя отмечал в прошлом году. Видите, как получается: человеку прибавляется лет, он переходит из класса в класс, а именины четыре года ему не устраивают. Скучная жизнь.

Так вот, на эти, на последние именины дядя Василий решил ничего не покупать, чтобы опять не попасть впросак, а подарил племяннику фотоаппарат «Фотокор». Это был, в общем-то, вполне исправный, неплохой аппарат. Но вскоре выяснилось, что во всём городе Петя оказался единственным фотолюбителем, владеющим такой камерой, — «Фотокоры» прекратили выпускать задолго до рождения Пети. Дядя и сам удивлялся, как он у него сохранился.

— Шут его знает, — громко рассуждал дядя. — Покупал я его ещё до финской[2], вместе с ружьём. У ружья давно стволы раздуло, а он цел. Бинокль, помню, после войны у меня был, так от него одно стёклышко осталось, а аппарат, смотрите, как новенький.

Насчёт того, что аппарат «как новенький», дядя Василий, пожалуй, преувеличивал. Объектив у него помутнел… Впрочем, дарёному фотоаппарату в объектив не смотрят. Самое главное, «Фотокором» можно было ещё снимать.

В первый же день весенних каникул дядя зашёл за Петей и позвал в детский парк обучать фотоделу.

— Мы там с тобой, Петро, таких сюжетиков нащёлкаем — только держись! Правда, кассет у нас маловато — всего две, но для начала хватит.

Чтобы зарядить кассеты, дядя лёг на диван, а Петя накрыл его сверху одеялами, пальто и папиным охотничьим плащом.

— Засекай, Петро, время, — донёсся из-под этой кучи дядин голос. — Сейчас будет готово.

Через некоторое время дядя уже не так бодро сказал:

— Давненько я не заряжал кассет…

Прошло ещё несколько минут. Под ворохом одежды хрустнуло стекло, и дядя стал ругать кого-то, кто даже пластинку обрезать как следует не может.

Выбрался дядя Василий из-под одеял и пальто не скоро. Увидев его, Петя понял, что заряжать кассеты — непростое дело. По лицу дяди лился пот, указательный палец на правой руке дядя порезал.

— Фу! — сказал он, щурясь от света. — Чуть не задохнулся. Ну ничего, сейчас отдышусь — и пойдём.

В детский парк шли не спеша. На боку у Пети висел объёмистый футляр, в котором лежал «Фотокор» с кассетами. Дядя нёс под мышкой надёжный деревянный штатив.

— Сейчас что, — рассуждал дядя. — У тебя дома электричество, и проявлять и печатать — одно удовольствие. А мы, бывало, проявляли со свечкой в подполье. А печатали фотографии так: возьмёшь в руку штук десять спичек, зажжёшь их и водишь над негативом. Вылезешь из подполья весь в саже, даже в носу копоть. Смех!

Племянник представил дядю, измазанного сажей, и согласился: смех!

Но настоящий смех начался в детском парке…

— Кино снимают! — радостно загалдели мальчишки, когда дядя раздвинул штатив и водрузил на него фотоаппарат.

— Журнал про детский парк будет, да? — допытывался облепленный снегом паренёк. Снег почти весь растаял, и трудно было даже представить, где мальчик его нашёл.

— Какое кино! — возразил другой мальчишка. — Вы, дядя, геодезист, да?

Не дождавшись ответа, мальчишка объяснил другим ребятам, сбежавшимся со всех сторон:

— Они план детского парка снимают, а вы говорите — кино!

Пока мальчишки, никогда не видавшие «Фотокора», принимали его за кинокамеру, — дядя Василий терпел, ему это даже немного льстило, но сейчас он решил дать разъяснение:

— Это, ребята, фотоаппарат такой — «Фотокор» называется. «Фотокор» — значит «фотокорреспондент».

— Ну да?! — усомнились мальчишки. — А зачем тренога?

— Штатив? — догадался дядя. — Так надо. Ну, вы гуляйте, ребята, гуляйте!

Но ребята не захотели гулять. Их становилось всё больше и больше.

— А я читал, — сказал мальчишка, принявший дядю за геодезиста, — что раньше были аппараты ещё побольше. Значит, это не самый древний?

Один дедушка — он привёл в парк сразу двух внучек, — увидев «Фотокор», даже растрогался.

— Молодость, молодость, — пробормотал он, покашливая. — А ведь и я носился когда-то с таким аппаратом. Девушек фотографировал. Скажи пожалуйста… — И, чтобы не расстраиваться от воспоминаний, увёл внучек подальше.

Петина сестра Лена — её ещё дома пригласили прийти в парк сфотографироваться, — увидев толпу вокруг дяди и брата, подходить к ним не стала. Она сделала вид, что оба они ей совершенно незнакомы, и поспешно свернула в боковую аллею. Там Лена пошла ещё быстрее и, пригнув голову, выскочила из парка в запасную калитку.

Решив не обращать внимания на толпу, дядя сфотографировал Петю. Потом стал на его место, след в след, и велел Пете нажать на спусковой тросик. Так Петя сделал самый первый снимок в своей жизни.

Когда вечером проявили пластинки, выяснилось, что первый Петин шаг в освоении фотодела нельзя признать удачным. Второпях, смущённый общим вниманием, дядя забыл сменить кассету, и на одном и том же негативе проявились и дядя и племянник. Петина голова оказалась как раз под мышкой у дяди, а на лбу и на подбородке у Пети отчётливо вырисовывались пуговицы, принадлежавшие дядиному пальто.

Оба фотографа молча переживали неудачу, а через полмесяца, когда дядя получил зарплату, они вместе пошли в магазин спорттоваров и приобрели там новенькую «Смену».

— Это, Петро, штука мудрёная, — пробасил дядя, полистав инструкцию. — Ты уж тут разбирайся сам, мне на профсоюзное собрание надо…

И Петя стал «разбираться».

Разбирался он после занятий, за счёт некоторых лёгких предметов школьной программы. Заряжать кассету и вставлять её в фотоаппарат он научился, не притронувшись к учебнику географии. А в тот день, когда Петя осваивал наводку на резкость, установку диафрагмы и определение выдержки, пострадала Германия перед реформацией[3].

Как и было задано на дом, Азбукин открыл параграф тридцать седьмой «Истории Средних веков» и прочитал, что в Германии «в XV веке императорская власть дошла до крайней степени бессилия». «Туговато приходилось императорам», — подумал Петя и стал читать дальше. Следующая фраза вообще разделывалась с императором. «По выражению современника, — говорилось в учебнике, — немцы совсем забыли, что у них есть император».

— И правильно сделали! — сказал Петя и закрыл учебник.

Думал он примерно так: «Раз немцы ещё в XV веке забыли, что у них есть император, то зачем мне в XX веке знать про него?»

Изыскав таким образом свободное время, Петя Азбукин наводил «Смену» на кота Игнашку, прикидывая, какую надо делать выдержку, если кот дремлет на диване в одном метре от окна. В общем, осваивал фотоаппарат.

Про Германию перед реформацией он вспомнил только на уроке истории. Вспомнил не сам, а по требованию учительницы Анны Фёдоровны. Её, в отличие от Пети, интересовала судьба германского императора, и она сказала:

— На прошлом уроке, ребята, мы начали изучать новую тему: «Реформация и крестьянская война в Германии». Я вам рассказывала про обстановку перед реформацией. А теперь вы расскажите про императорскую власть в Германии XV века.

Когда Петя не выучил урока по географии, всё сошло благополучно — его просто не спросили. На этот раз дело обернулось иначе. Окинув взглядом класс и словно не заметив ребят, поднявших руки, Анна Фёдоровна произнесла:

— Ну что же, пусть Азбукин поделится с нами своими знаниями.

Вставая, Петя уже чувствовал, что погиб, но решил бороться до конца.

— Плоховато приходилось германским императорам, — начал он. — Даже сами немцы забыли, что у них есть император.

Учительница одобрительно кивнула и, подперев голову рукой, приготовилась слушать. Но Петя уже высказал всё, что знал. В классе наступила томительная тишина. Молчал Петя, молчала учительница, замерли ребята, и только кто-то на задней парте торопливо перелистывал учебник. Он, наверно, тоже, как и Азбукин, только сейчас заинтересовался положением германских императоров, проживавших пять веков назад.

Прервав наконец затянувшуюся паузу, Анна Фёдоровна попробовала помочь Пете наводящими вопросами. Но наводящие вопросы приносят пользу, только когда человек что-нибудь знал, да позабыл. А Азбукину учительница с таким же успехом могла пытаться помочь ответить на вопрос о породах африканских попугаев: о попугаях и германских императорах Петя знал примерно одинаково.

Пришлось явиться домой с двойкой…

Всё это случилось в прошлом. Точнее — в прошлом учебном году. Двойку по истории Петя исправил, а фотографией заниматься не бросил. На каникулах в пионерском лагере он сделал немало хороших снимков. А на днях услышал, что городской Дворец пионеров объявил фотоконкурс на тему «Дети нашего города».

«Сниму-ка я целый сюжет про жизнь ребят нашего переулка, — решил Петя. — Ребят у нас хватает».