Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого

Александр ПОДБОЛОТОВ

— Когда и при каких обстоятельствах Вы познакомились с Высоцким?

В 1967 году у Севы Абдулова. Был какой-то вечер. Володя не пел… Елизавета Моисеевна, мать Севы, сказал мне:

— Вот это тот самый знаменитый Володя Высоцкий…

Володя быстро пришел и быстро ушел.

Следующая встреча — в том же году… Были Гарик Кохановский, Леша Страментов, Олег Халимонов… В этот день Володя в первый раз поехал на «Волге» — до этого за рулем «Волги» он никогда не сидел. Сел и поехал. Вернулся такой радостный: у него тогда сразу все получилось! Хотя у него всегда все сразу выходило.

Потом, перед Новым годом, мы снова встретились у Севы Абдулова на традиционном дне рождения его отца, Осипа Наумовича. И вот в тот день мы с Володей познакомились поближе. Он попросил меня побольше петь, и с этого вечера и пошло его выражение: «послушать чистого голоса». Высоцкому очень нравилась песня «Ямщик, не гони лошадей» — это один из самых любимых его русских романсов.

— Вы говорили с ним о пении, о вокале?

— Да, говорили. Володя признался, что свою характерную хриплость он делает «под Луи Армстронга», а вообще у него — чистый, нормальный баритон. Я ему сказал тогда, что он пропевает согласные звуки, как когда-то Шаляпин. Это чисто шаляпинский прием. Володе понравилось это сравнение… Сейчас в опере даже признанные мастера не пропевают слова — сплошные гласные, иногда совсем непонятен текст, а у Высоцкого звучит каждая буква.

Позднее Володя пригласил меня к себе. Это было время, когда они только что въехали в квартиру на Матвеевской. Было такое импровизированное новоселье. Марина только что прилетела и все сама делала по хозяйству: что-то прибивала, вкручивала лампочки… Когда я приехал, была страшная грязь. Мне приходилось прыгать через канавы, и все мои ботинки — а какие ботинки у студента?! — были заляпаны глиной… Марина взяла эти грязные ботинки и сама их вымыла! Меня это поразило! Потом пришел Володя, и был королевский ужин… Главное блюдо — телячья нога, запеченная в духовке…

— А где вы тогда учились?

— Вначале я учился в музыкальном училище, потом перешел в консерваторию… Кстати, Володя был очень рад, что меня взяли в консерваторию. И вот однажды он пригласил меня выступить вместе — концерт был на телефонной станции. Для меня это приглашение было большой неожиданностью. Тогда я впервые увидел Высоцкого в концерте. До этого сам я стеснялся попроситься, да и, по-моему, Володя не очень любил, когда друзья ходили на концерты: ведь на некоторых он просто зарабатывал деньги. Но тут я увидел, как он работает…

— Впечатление?

— Я сразу же отбросил все технические детали: как поет, как владеет гитарой… Меня поразило то, что называют «сценическим обаянием». Выходит артист, и сразу все ясно! Пусть самая маленькая роль, но от него идет какое-то излучение, какие-то флюиды…

Там, на телефонной станции, было что-то вроде «Голубого огонька»… А девушки из операционного зала все время забегали — смотрели, и снова за работу. Володя говорит:

— Ну почему они должны страдать?

И мы с ним пошли прямо туда, где работали девушки… Володя спел песен шесть, я спел четыре романса… Немного, чтобы не мешать…

— А как Вас представлял Высоцкий?

— Мой друг — Саша Подболотов. Вот послушайте чистого голоса.

Да, он мне однажды сказал:

— Саша, ты поешь лучше меня.

Я говорю:

— Володя, тут дело не в голосе, а в воздействии на людей. В этом тебе равных нет…

Запомнился мне один очень хороший вечер… В Москву приехал Володин друг Анатолий Гарагуля. Это было в номере гостиницы «Москва». Володя неважно себя чувствовал. Он попросил меня, и я почти всю ночь пел.

“А Ваши человеческие впечатления?

“ Понимаете, я тогда смотрел на Высоцкого, как на Бога. Все, что он ни делал, было не просто хорошо — великолепно! А удивила меня его просто потрясающая способность фантазировать. Я помню: Володя взял меня у Севы — уже был «Мерседес», — и мы поехали на Таганку. И он начал рассказывать какие-то фантастические сценарии… Я запомнил один:

— Несколько человек заходят в город, а город совершенно пуст. Вымер. Но сушится еще влажное белье, чайник еще теплый…

И все это рождалось прямо на ходу, пока мы ехали от Севы до Таганки.

Володя часто спрашивал, что мне привезти из Франции… И я вижу, что он действительно хочет мне что-нибудь привезти… Я попросил купить только одну вещь — ка-подастр — это зажим для гитары… Сейчас этот каподастр уже изношен, совсем старенький, но я его спрятал, берегу… Вообще не было такого случая, чтобы Володя хоть что-нибудь не привозил своим друзьям и знакомым… Все радовались этим мелочам, и я видел, что и Володе это было приятно.

— А в других городах вы встречались с Высоцким?

— Мы совпадали, но не виделись. В 73-м году я поехал в Сибирь, а возвращались мы вместе с моим приятелем — Киртбая. Он руководил строительством Сургутской ГРЭС — его посадили, потом реабилитировали… У него очень интересная история… Володя его знал.

И вот мы с Киртбая приехали в Киев, на его родину. Смотрим — концерты Высоцкого, но пойти постеснялись… Володя в Москве очень обиделся, когда узнал об этом:

— Как?! Вы были в Киеве и не пришли ко мне?!

А еще я был на тот самом собрании труппы в Риге, когда Высоцкого хотели выгнать из театра. Я еще был студентом, и мы отдыхали в Калининградской области. В Ригу приехали специально, чтобы побывать на певческом празднике. А там — гастроли Театра на Таганке. Я был знаком с администратором, спрашиваю:

— Володя приехал?

— Приехал, но…

Мы все же пришли в театр, а там — собрание… И мы слышим:

— Пора с этим заканчивать!

— Это пятно на весь коллектив!

В общем, весь соответствующий набор… И тут увидели нас…

— А вы что тут делаете?

— Мы к Высоцкому…

— Что?! Ну-ка, быстро отсюда!

Этим все и закончилось…

— Я знаю, что Высоцкий приглашал Вас на свои дни рождения.

— Я помню только ощущение «хорошей квартиры», хорошего дома… Все чувствовали себя удобно и уютно.

— А Высоцкий бывал на Ваших концертах?

— Володя был у меня на спектакле, когда я уже работал в Камерном театре. Специально заехал, посмотрел только первый акт: у него времени было в обрез… Я знал, что он уедет после первого акта, — шла опера Стравинского «Похождения повесы».

Спектакль Володе не понравился, не понравилась и моя игра. У меня действительно все было еще сыро, да и не любил я этот первый акт. Там нечего показывать — сидим и поем. А во втором — совсем другое дело; все что угодно, только не опера… А Володя сказал очень мягко — можно было бы и резче:

— Мне было скучно…

— А вообще — его музыкальные вкусы и пристрастия?

— Володя любил джаз. Я уже говорил, что любил русские романсы. У него несколько вещей, которые просто вышли из русских романсов… «Кони привередливые» — это совершенно четко — «Ямщик, не гони лошадей». Я в этом совершенно уверен.

Как-то я ему под гитару кое-как спел одну арию. Ему понравилось…

— Почему же в опере все они неживые!?

Я ему стал говорить, что это — специфика, что раньше вообще сидели на сцене и пели, ну, и так далее — про историю оперы…

— А когда Высоцкий сказал Вам: «Саша, продаться всегда успеешь»?

— Была такая история… В 75-м году в консерватории я не поладил с начальством, очень крепко не поладил. Меня попросили подписать письмо о том, что педагог наш не очень хороший и что я не хочу с ним заниматься. Я, конечно, этого не сделал, хотя все остальные подписали, кроме еще Лены Кейль. И на меня обрушились. когда закончил консерваторию, меня никуда не взяли, демонстрировали другим:

— Смотрите, так будет с каждым! Человек девять лет учился вокалу, а будет петь в хоре вместе с непрофессионалами!

И тогда меня пригласили на радио — в ансамбль советской песни. Это такой чисто политический коллектив. Я нр видел другого выхода… Мы очень долго говорили с Володей. Он повторял:

— Погоди, успеешь продаться. Всегда успеешь!

Он меня очень поддержал, а потом все как-то образовалось. Я пришел к Покровскому, в Камерный театр. Это коллектив очейь высокого класса — у нас даже не подозревают об этом. И работать с Борисом Александровичем — это счастье. У меня как-то отлегло… А совет Высоцкого я запомнил…

— Вы помните последнюю встречу с Высоцким?

— Последний раз я был на Малой Грузинской ранней весной 1980 года… Прилетела Марина, и я помню, что мы с ней пели церковные песни… Она же ходит в церковь и знает все это…

А 25 июля мне позвонил Сева… Я приехал после спектакля. Вхожу, сидит женщина в черном платке, Сева совершенно невменяемый от горя… В таких случаях никогда не знаешь, как себя вести…

— Кто это? Кто? А, Саша, проходи…

Я зашел, перекрестился… Просидел там всю ночь… Утром поехал в театр, мы собрали деньги, на Ваганьковском заказали венок.

Рано утром 28 июля первый венок у гроба-Высоцкого в Театре на Таганке был от Камерного театра.

Москва, январь 1990 г.